Рецензии — стр. 6

Введение - не книга, а какая-то одна сплошная декорация - такая же пустая и не вызывающая абсолютно никаких чувств.

Подлость - женщина, прожив запутанную и сложную жизнь из желания обеспечить отсутствие таковой сыну ломает его брак, заручившись поддержкой священника, который буквально мстит несчастной главной героине, правда, я не вообще поняла откуда такая сила ненависти. Что касается женщины - ну очень притянутый за уши повод, чтобы просто зять и выкинуть невестку, оболгав ее и обвинив тягчайших грехах, относительно священника - с чего вдруг, ну с отцом Розанны были небольшие разногласия, ну отказалась она сама выходить замуж за того. кого церковный мужичок хотел сосватать, но совсем не соизмеряются поводы и поступки.

Любовь - где? У Розанны к мужу страсть да переход в зависимость, когда она не представляет жизни без него, а потом моментально отдается своему деверю, просто потому, что тот повел себя как ее любимый отец. Что за бред? При любви ни один стресс не бросит в объятия чужого мужика. У мужа, послушно прислушавшегося к словам чужого и постороннего, пусть и священника, - нет! Если любовь не сильнее заморочек, стереотипов, религиозности (не веры-знания) - это не любовь.

Интрига - мыльная опера, предсказуемая и такая же кстати растянутая, как в бразильском сериале на 100500 серий, хотя все ясно еще в начале. Не к интриге будет сказано, а просто к сюжету - повествование ведется от двух героев : пациентки психиатрической клиники и ее психиатра, но если "повесть" первой оправдана, то рассказы о жизни второго даже при учете финала истории только вселяют недоумение - ну какая разница, что там с его женой, что с санитаром, не имеющим отношение к главной героине и т.п. Очень много мути из ненужных мыслей и описаний, а заодно даже событий, никак не отразившихся на происходящем - галиматья.

Герои - если задуматься о силе влияния других людей на нашу жизнь - конечно, становится страшно: любой может подойти и одним щелчком разрушить все и навсегда. Но в контексте "Скрижалей судьбы" - никто не цепляет, не получается проникнуться происходящим - автор будто написал картину, но забыл ее оживить своим мастерством - читаешь факты, не сочувствуя поломанной Розанне, не ненавидя Гонта или Тома, не понимая, к чему сюда была впихнута война, задумываясь о том, какие рамки объема под дулом пистолета заставили соблюсти автора, что она напичкала историю таким невероятным количеством бесполезных слов, мыслей и событий - ведь ничего из этого не откликнулось внутри.

Вывод - не читать, не тратить свое время на безжизненные буковки.

Начну с того, что книги про африканцев до "сегодняшнего дня" мне не давались (не считая Б.Мараис "Пой даже если не знаешь слов"). После "Возлюбленная" (да простят меня ее поклонники!) у меня прямо отторжение было, касательно книг, где действие происходит в Африке.
И вот по совету Фантома (а они плохого не советуют, проверено лично и не только на их книгах ), я взялась за "Половина жёлтого солнца". И это свершилось! Сказать, что мне понравилась книга, это не сказать ровным счётом ничего.
Тут прекрасен и слог, и подача (повествование от нескольких героев), а главное -  историческая составляющая.
Вы вообще знали что-то о гражданской войне 1967-1970гг в Нигерии? Вот я нет. Зато теперь знаю и про независимую Биафру (непризнанное государство которое просуществовало три года) тоже теперь знаю.
Книга охватывает события за несколько лет до войны и во время неё. Тут будут жестокие убийства, бомбардировки, геноцид, и голод, и болезни, а главное любовь, во время этого неспокойного времени.
Автор за основу взял исторические события и обыграл их худ вымыслом, а именно, историей двух нигерийских сестер-близнецов, родом из богатой семьи. Он вписал их в жестокий водоворот событий, и вот уже их глазами, глазами их мужей, слуг и друзей показал нам ужасы войны. Показал как через призму войны меняются их взгляды на жизнь, на ценности, на приоритеты. Показал сострадание, прощение, любовь.
Однозначно, книга достойная внимания

Книга оставила двоякое впечатление. С одной стороны, мне понравилось как она написана, тематика отличная (на нравятся мне психиатрические лечебницы), история в которой кажется, что можно походить по лезвию наблюдая за нормой и патологией психики. С другой же стороны, реализация идей слабая, я эмоционально вообще не откликнулась на историю героини, при чем вообще никак, такое бывает крайне редко. Самое интересное, что все предпосылки для эмоций есть, и трагическая история героини, и завершение истории, но не зашло мне почему-то.
Детективная составляющая не заинтересовала (не мой жанр). Завершение книги вообще аж огорчило, как-то все слишком банально вышло.

Все герои пустые и не цепляют. Автор отлично описывает Розанну, вначале действительно становиться интересно, что же с ней произошло, но дальше все как-то затянуто и занудно. Врач психиатр который ведет героиню вообще очень блеклый. Все герои из дневника Розанны такие же как и главные герои, вообще не за кого зацепиться взгляду.

Мне не хватило будней больницы, размышлений, анализа описанных событий, каких-то выводов из этого всего. Даже когда пытаешься найти подтекст, это удается только если хорошенько дофантазировать. Несмотря на то, что книга не впечатлила, фильм я все же как-то посмотрю, возможно общая картина покажется более интересной чем сама книга (такое бывает редко, но бывает).

"Средний пол" у меня сразу проассоциировался с другой хорошей семейной сагой, написанной на актуальном для XXI века материале — романе Зэди Смит "Белые зубы". Там тоже перед персонажами острее всего встаёт тема самоопределения на фоне чересчур густо намешанного мультикультурного общества. Здесь греки-американцы смешались в кучу, хотя это не единственная проблема самоопределения, стоящая перед лицом суровой действительности. Думаю, несложно догадаться, что проблема с собственным полом волнует ГГ куда больше.

Хотя я не уверена, действительно ли главный герой является главным. Семейные саги склонны рассказывать о множестве персонажей: как бабушка в детстве кушала кашку и ходила на горшок, а на последних страницах внуки должны сделать то же самое. Другое дело, что у среднего пола внуков быть не может, тупиковая ветвь, рецессивные заморочки так или иначе привели к локальному концу. И это вполне себе метафора, намекающая и на "Сто лет одиночества", и на тот факт, что рано или поздно твоя личность рискует раствориться и утратить всю самобытность в мире, который все расы, национальности, культуры, истории и интересы равняет под одну гребёнку. Хотя тут не в расах дело, не в поле и не в сексуальности — это всё частности. Как мне показалось, автор видит проблему в самом широком масштабе — всё становится слишком космополитичным, унифицированным, одинаковым и оттого бесплодным. Какой интерес в существовании личности, которая чуть ли не в точности копирует другую? Противоположная крайность — это уже самобытность в квадрате, даже в кубе, от чего появляются дети-гермафродиты или кто-нибудь с ящеричьим хвостиком. Что-то по определению одинокое и бесплодное.

Неудивительно, что "Средний пол" быстро занял своё место в ряду "современной классики". Дело не в том, что Евгенидис пишет хорошо (а он действительно это делает), подражает старым мастерам (хотя бы в этой эпичной манере) и просто рассказывает интересные истории. Он сумел попасть на гребень актуальной проблемы для сиюминутного перемешанного и взболтанного мира. Кто мы? Где мы? Почему мы одни? Что нам делать? Как сохранить себя от внешнего мира, но при этом не изолироваться от него полностью? Есть ли у нас будущее?

В конце книжки, вопреки традициям семейных саг, не показана могилка главного героя с эпилогом. Так что будущее открыто для нас и есть время его подстроить под себя.

- По-вашему, какое предельное выражение человеческих страданий?
- Концентрационный лагерь.

Написать отзыв на произведения Айрис - это равносильно исповеди, обнажению души, признанию в сокровенном. Для меня.
С каждой прочитанной книгой я начинаю все острее и глубже ощущать всю бренность и суету бытия. Спадают розовые очки, выхожу из состояния транса, слабеет гипноз того неведомого кукловода, что сконцентрировал мое внимание на совершенно другое, и я прозреваю.

С каждой прочитанной книгой я говорю себе: "вот оно! Это твоя кульминация, Айрис!" но снова ошибаюсь, потому что кульминация Айрис - это еще непрочитанное, неизведанное, ожидающее своего часа. Ее книги невозможно читать без передышки, они терпеливо ждут, нередко годами.

Айрис предельно деликатна, абсолютно не претенциозна, совершенно не кичлива. Она философ, а ее произведения - это иллюстрации к ее мыслям. Она создает свой Мир и он определенно не для всех: подгонять его под массы - это удел и призвание графоманов. Айрис - бог, она творит, я смотрю, всматриваюсь оторопело, в ступоре, изо всех сил пытаюсь понять то, что вижу, но увы... Самое большее на что оказываюсь способна - это замереть после последней перевернутой страницы, ошалело уставиться в стену, на которой продолжают мельтешить тени, обмякнуть в бессилии и расплакаться, не стыдясь своих слез.

"Черный Принц" - это книга в книге, это попытка Брэдли Пирсона сказать по-настоящему весомое слово, оставить гениальный след в литературе, а не просто пройтись по поверхности, вскользь, без малейшей царапинки, к примеру, как его друг Арнольд Баффин, чьи книги - это грибы после дождя, идущие нарасхват, востребованные и читаемые: из разряда тех, что мы привыкли брать на дорогу и еще куда-нибудь, из расчета прочитать страничку-другую, убивая время. Пирсон же надеется, что настанет триумф книги, для которой человек будет красть это самое Время, жертвовать им во имя еще одной страницы, плюя на важные дела, сон, еду, на саму жизнь, которая в это самое время продолжает свой непрерывный путь к финишу. Книга Пирсона - книга Мердок...

"Черный Принц" - это роман о любви. О любви ли? Скорее, о неистовой одержимости, падании ниц перед божеством, перед иллюзией, принятой за правду - за личную правду. Любовь 58-летнего Брэдли Пирсона к 20-летней Джулиан Баффин в моем воображении рисовалась, как сцена из несуществующей (вообще-то, существующей) трагедии, где в главной роли Страсть, изначально обреченная на невозможность. Чувство, окрыляющее Пирсона, открывающее в нем гения-художника, но в то же время, его проклятие, рок.

...моя способность любить – это и есть моя способность писать, способность осуществиться наконец как художнику, цель, которой я подчинил всю жизнь, - я был прав, но понимал это смутно, темно...

А понимал ли он, что Джулиан - это его болезнь, его слепота ко всему, что происходило и неизбежно вело к извержению дремлющего, но мощнейшего вулкана? Он знал, хотя упорно предпочитал не знать.

"Черный Принц" - это калейдоскоп, где Случайности перетекают одна в другую, составляя немыслимые картины, сдирающие кожу с читателя ничуть не хуже самого страшного из всех возможных психологических триллеров, но с одной разницей: Айрис делает это чувственно, со знанием дела, причиняя ту же боль, но в гениально рассчитанных пропорциях, не сливая все в непонятную кучу-малу, где не поймешь ЧТО и с какими целями было задумано.

"Черный Принц" - это драма. Это битва за Жизнь, которая проходила мимо: стремительно, не обернувшись. Это битва за Любовь, беспощадную и бьющую по гордости, унижающую, отнимающую надежду, перерождающуюся в Месть.
Это роман о страдании, где у каждого свой Ад - растерянность, разочарования, блуждание в сумрачных джунглях личных переживаний и рефлексий.
Несчастная любовь, обреченная - именно она дает в полной мере ощутить чистое страдание, после которого наступает просветление и возможность увидеть сущее в совсем ином свете... по словам Брэдли. Я им поверила.

А книгу, естественно, в любимые.

Дальше...

Это не книга, это беда. Беда семейного масштаба, надвигающаяся тем быстрее, чем ближе оказывается совместный рождественский ужин.

Отец, заблудившийся в деменции, неудовлетворенная жизнью мать и трое взрослых детей — их истории, глубокие и болезненные покажут читателю обыкновенную американскую семью, бесконечно несчастную и разочарованную, чьи проблемы спрятаны в прошлом.

При этом что-то изменить могут лишь те самые «поправки» — жестокие, но необходимые удары судьбы, чтобы раскрыть глаза и выйти из круга самообмана, принять реальность и свои эгоистичные решения.

Книга может бесить и восхищать одновременно. Раздражать своей откровенностью и притягивать легкой прозой жизни, но на последних страницах так и хочется выдохнуть лишь короткое «Потрясающе!» и дальше препарировать всю недолюбленность, невнимание и печаль героев

Отличная семейная сага с эффектом бомбы.

…что это было? Любовь, секс, искусство?

Да. Но это составляющие части чего-то целого, к которому сложно подобрать название. Ведь «лоскутное сознание»(с) у нас, друзья мои. Просто, «Черный принц» это курс философии. Который претворяет «собственные навязчивые представления в общедоступную риторику, подвластную и языку младенца»(с). Курс, который с картинками. С эротическими. Целомудренными и вульгарными. Как это возможно? Только так и возможно, если хочется понять. Экзамены по философии жизни сдаем мы все, а вот как учились теории и практике не каждый сможет дать себе и другим ответ.

С Мердок, в «Черном принце» можно на примере. Да, здесь все ошалелые, разговаривают цитатами, за которыми прячется философская наука всех времен. Все с размягчением мозга из-за жала не розового, жирного Купидончика, а жестокого, поджарого Эроса. Что за истерика у них, спросите вы? Так не бывает, скажете вы. Истерики бывают, и если истерит один - это заразно, истерить начнут все. Попробуйте влюбиться в тесном кругу привычной компании, где все милосердны друг другу своим любопытством и участием - увидете, узнаете. Просто об этом не пишут. Или пишут авангардно жестко, а может слишком мягко, чтобы отвлечь формой. Но чаще молчат, дозируют, что бы не позориться. А тут - про всех, концентрировано, без отвлечений, под лупой. Ладно, не буду агитировать, кому надо - и так понял. А кому не надо, так и не надо.

Так вот. Смысл жизни по-мердоковски - в любви. Если ее нет, то это инвалидность. Даже не так. Инвалиды ведь тоже любят. Если любви нет - от этого умирают, инвалидность в этом смысле. Каждый умирает по-разному. Есть люди с разным кругозором. Чем шире кругозор, тем мучительней смерть. Чем уже, тем быстрей. А если вы вбили себе в голову о призвании творить или вдруг просто терзаетесь мукой самовыражения, творчеством - то без реализации животного инстинкта и Божественного провидения (что одно и то же) вам никуда. Только в любви источник вдохновения и творчества, (что бы вы там не творили), молодости, красоты и магнетизма.

Любовь - она такая разная. Ее можно испытывать к кому угодно. Возраст, пол, социальный статус, степень родства - неважно. Пишет Айрис Мердок о любви между мужчиной и женщиной. Зрелыми людьми и юными. Между мужчиной и мужчиной. Между женщиной и женщиной - не пишет. Может не имела ее в виду? Почему? Что за дискриминация? Только мужчины - люди? Я вот сегодня ради эксперимента (после прочтения книги и стойкого саднящего впечатления) отправила воздушный поцелуй своему тренеру (невероятно красивой, успешной, стройной, звонкой, характерной и даже жестокой (думаю из-за того, что у нее два сына, не дочки)) олимпийской чемпионке нашей родины по спортивным танцам, Ире, после утреннего тренинга. (Как обидно, что мы не знаем наших олимпийских чемпионов в лицо! всяких ток-уродцев знаем, а их нет! а ведь как хороши, лучше всех…) (Кстати, был релакс, после силовой и функциональной нагрузки я не испытываю ничего, кроме злого желания сделать ей подножку и поцелуй мог бы показаться не искренним). Ира смутилась и я ее понимаю… Интересно, почему Айрис Мердок никогда не разбирает на атомы «такую» связь между женщинами? Бывает ли там черный, настоящий Эрос? Или только… ?

Но дальше интересней. Бисексуальность, родство, полигамность, разный возраст - кого этим сегодня удивишь? Брак. Вот что терзает, бодрит, мучает, дарит счастье. Кто? Кто придумал что это нечто особенное, выше всего и вся? Вот свершилось (белый корсет, белый жемчуг, белые чулки и наивный мужик в темном костюме при укладке, маникюре и цветке в петлице) и ты в дамках? Нет. Это такая же любовь, но с одним отличием - это длящаяся сделка, сговор, заговор против всего мира. И белый цвет тут не при чем. «У супругов не должно быть близких друзей». В книгах Мердок тысячи шифров, комбинаций коротких предложений-утверждений, что брак это таинство темное, жестокое, сложное, примиряющее, уютное. И больно и позорно, но как хорошо…, а главное - никому не понять, даже другим, таким же кто в браке, у них по-своему, по-другому… Но тоже темно, жестоко, сложно, примиряюще и уютно. А главное - себя не забыть, не раствориться… И тогда, ничто «не мешает пить чай с удовольствием»(с). Усложняет понимание и то, что в современном мире почти никто за выносливость брака не держится, ценностью ее не считает, все больше волнение, острота впечатлений физических и интеллектуальных, новизна, вызов, юность в цене. Где там место снисхождению, умилению, приятию всего некрасивого, что есть в нас? НЕ КРУТО! Вы уверены?

Любовь это бульдозер. Пройдет везде. Хоть топь, хоть гранитная порода, хоть заговоренные пустоши. Своей наглостью, инстинктом, грехом. Но на наглость, силу и грех всегда найдется другая наглость, сила и грех! Но только не в любви. Потому что она еще имеет и святость! Вот что поделаешь со святостью? Да ничего… Святость обезоруживает. Пойди, попри против нее, когда своей чистотой и наивностью слепит свет из самых развращенных глаз, будто вызов вечному злу… НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ? Вот-вот, мы ведь не зло. Еще бы…

Дойдя до экзальтации, что-то усомнилась я в своей способности «разобрать» произведение после философского вызова. Куда мне? С ума сойти разве что… Ладно. Дочитали «до сюда», читайте дальше.

Главный герой - социопат, с виду деревянный, а внутри сплошной трепет. Который лучше промолчит, нежели скажет, напишет. Последний денди Лондона, носящий подтяжки… Какое ламборгини, астинмартин и прочая хрень, я вас умоляю (предвижу «не надо делать мне умоляю»)?! Он раним, эрудирован, если и жалуется, то на дефицит образованности, он полон понимания мироздания, с Богом на «ты», витает в своих мирах, бережет свое эго, а зачем его тратить на дешевку, не вкусно, ффуу.. . Говорит цитатами, даже считает себя вправе судить других… Умен, хорош собой, зрел, состоятелен, опрятен, сдержан… А вот ему! Влюбись в юную, прекрасную, ароматную дурочку, средоточие самых смелых своих фантазий … А с другой стороны, о чем космически мечтал, за что заплатил бы любую цену? За вдохновение и любовь. Все под расчет у Мердок! Что за человек она? Человек ли? Она ему это дала! И вы, уверяю, не поморщитесь от приторности, читая! Уметь надо! Помните греховные слюни Гумберта (и свои) из-за существования на этой планете Лолы, Ло - ли - ты, Долорес…? Они здесь. Всё. Молчу и чту уголовный кодекс. Мердок тоже чтила, кстати. Не зря тискала и обнюхивала многочисленных корги вечной королевы Невиктории, своей поклонницы (я тоже различаю запах собак, уж свою найду по запаху, даже если заблудится). Если чем мне и симпатична королева Невиктория, то пониманием моей (да, моей!) Мердок, любовью к собакам, которые любят, преданы, понимают настроение. И брака.

Ладно… поняла. Перебор. Насчет запахов. Не каждый запах ног приятен. Важен единственный. Наш герой, счастливец, несмотря ни на что (неблагоприятные правовые последствия) таки выбрал свой. Разные пробовал. Но у дурочки - лучше всех… Разве не обидно? А все дело в мере очарования и отсутствии соперничества. В мере ума, красоты, агрессивности, опрятности, том самом запахе ног. Будешь наравне мозгами, чувствами, способностью перевернуть мир - не будут твои ноги так приятно пахнуть.

Грешнику простится многое, праведнику не простится ничего. Не помню кто сказал.
Эта книга еще и о лицемерии. Прячь, прячь истинное лицо, иначе дороже выйдет… Если и разделю мораль о ханжестве Камю в его социопатическом «Постороннем» то не в самом «Постороннем», а здесь, хотя бы потому что главный герой никого не убивал.

В общем, не рецензия это. Поток сознания. Для рецензии, я, слишком, неприлично неравнодушна, субъективна. А объективно не смогу, несмотря на то, что это второе прочтение книги.

Бывает престижная работа, престижный дом, престижная машина. Более того, можно даже, напустив на себя утомленный и скучающе-жлобский вид посудачить о престижном месте на кладбище. Только вот в искусстве иллюзиона слово престиж имеет совершенно иное значение. Ну, а в разрезе этой книги, значение еще более странное, особенное, необычное и, что греха таить, жутковатое. Хотя, судя по рецензиям и на другие книги Приста, для него открывать новые значения слова - дело обычное.

Но что же ждет нас на страницах? Безусловно, история. История, преисполненная магии (или иллюзии магии), непримиримой вражды (или иллюзорной непримиримости), страшных тайн (или... хотя нет, тут без или, тайны страшные). История тянется более сотни лет. В ней оказываются замешанными уже не только Альфред и Руперт, но и их семьи, дети, внуки, правнуки. Все они смотрят на произошедшее со своей колокольни, отказываясь помнить, что у медали - две стороны, а у вражды между двумя людьми всегда, как минимум, две жертвы - ее участники.

И хоть нам с самого начала обещают, что некоторые тайны будут раскрыты, приподнимается завеса таинственности только над одной. Да и то приподнимается, чтобы вскорости рухнуть обратно, подняв облако пыли, запорошив глаза, заставив забыть, что мы видели.

Но что же увидела я? Два иллюзиониста, вражда между которыми началась с нелепости, переросшей в настоящую трагедию. Ни один из них не считает, что вина полностью и безоговорочно лежит на нем. Сражаясь и пытаясь превзойти друг друга, они поднимаются к вершинам престидижитаторского искусства, оставляя далеко позади своих конкурентов, не вовлеченных в это противостояние. Им приходится бороться не только за признание публики, но и за лучших конструкторов и техников, лучших ассистентов, лучших (или умеющих создать иллюзию собственной уникальности) женщин.

Чем это закончится - читайте сами. Потому что текст после спойлеров - это как фокусы, секрет выполнения которых тебе известен. Любопытно, но ничего особенного. А вот книга довольно неординарна.

Это история о жизни - такой маленькой и хрупкой.

Несчастные создания. Несчастные дети. Их растили, воспитывали, чтобы они помогали людям. Но цена этой помощи очень высока. С самого детства опекуны закрытой школы Хейлшем им бережно объясняют, что они появились на свет, чтобы стать донорами. Иными словами - медицинским материалом. И в силу своей неопытности и отдаленности от нашего мира, детки свыкаются с этой мыслью. И даже не думают, что жизнь может быть другой… Они готовы стать донорами. Удивительно сильные личности.

Несмотря на то, что эти дети – клоны людей, они такие как и мы. Они способны чувствовать, любить, совершать ошибки, ненавидеть и прощать. Они спешат жить. Мечтают. Мечты наивны, просты. Этим детям многого не надо. Даже повзрослев, они живут прошлым. И в настоящем бережно охраняют свои воспоминания - те счастливые моменты, которые происходили во времена их тяжелого детства.
К сожалению, надолго они не смогут сохранить все это... Но я уверена, все, что было дорого их сердцу, обязательно попадет в город потерянных вещей и надежд. И останется там навсегда. Незабвенно.

Это история о жизни молодой девушки Кэти Ш. Эта книга - воспоминания Кэти. История о любви и дружбе. О вере и надежде. О помощи и сочувствии.

Вы любите цирк? Я его так люблю, что даже туда не хожу. Для меня это что-то настолько невероятное, что хочется не потерять новизны и наивности. Вот как можно заставить собачек ходить на передних лапах? Как распилить девушку, а потом склеить её обратно? Как жонглировать горящими факелами и не получить ожога первой степени? А уж если б меня затолкали в клетку с тигром или подвесили под купол на тоненькой веревочке – я б, наверно, сразу померла от страха.

Это книга не о том заправдашенем цирке с изнурительными тренировками, каков он есть на самом деле. Это о том сказочном месте, где мы, как в детстве, сидим, восхищенно разинув рты, и искренне верим в чудеса.

Фантасмагория. Яркая, красочная, богатейшим языком написанная. Здесь и дрессированные обезьянки, которые выучились писать и так поумнели, что надели костюмы и бросили своего хозяина-пьяницу. И закрытая секта экзистенциальных клоунов-философов. И бесстрашная укротительница тигров, а по совместительству- лесбиянка. И добродушный силач, влюбленный в жену Обезьянника. И, конечно, она - Феверс, женщина странной, чарующе-пугающей красоты и жутких манер, женщина, поедающая самую мерзкую уличную пищу и облаченная в самые дорогие наряды, женщина с огромными крыльями, которая умеет (или не умеет?) по-настоящему летать.

Это книга с душком. Она попахивает переваренным горохом, и немытыми ногами, и слоновьими лепешками. Это книга жестокая. Вас ужаснет публичный дом уродцев мадам Щрек, вас растрогает история малышки Миньоны, которую или имеют все подряд или избивают, вас взбесят нечеловеческие условия тюрьмы для мужеубийц. Эта книга – свободная фантазия на тему. Не стоит искать достоверности в описании лондонского дна, или дворца российского императора, или обычаев сибирских шаманов.

Но она такая классная! Хотите пощекотать нервы? Картер это сделает стильно и со вкусом. Хотите взрослой сказки? Сколько угодно, но помните, что сказка взрослая во всех значениях, угу-угу. Ну, что ж. Блюдо изысканное, на любителя. Не макулатурный фаст-фуд.

Марк Хэддон на самом деле написал абсолютно гениальную вещь – именно так и никак иначе. Во всяком случае, для меня. Можно измерять гениальность автора философией, психологией, прекрасным языком, тем, насколько насущные проблемы поднимает автор и т.д. А можно измерить глубиной проникновения в душу читателя. Так вот Хэддон безыскусным и простым языком, банальной, на первый взгляд, историей зацепил меня - до дрожи. И что самое ценное, позволил увидеть не только мир другого человека, но и поглубже заглянуть в свой.

Ему 15. Его зовут Кристофер Бун. И у него синдром Аспергера. Он воспринимает мир совершенно иначе, чем обычные люди. Хотя, Боже мой! О чем я говорю. Как и где можно провести грань обычности и необычности?? Его мир просто другой. И Хэддон позволил мне заглянуть и погрузиться в этот иной мир, позволил на протяжении нескольких сот страниц посмотреть на мир глазами 15-летнего Кристофера Буна, увидеть другие грани восприятия той реальности в которой я живу и понять, что можно смотреть на мир совершенно разными глазами и воспринимать мир можно по-разному. Кристофер абсолютный гений в точных науках, он мыслит логически, но он абсолютно беспомощен и неадаптирован в социуме, он не придает значения всем тем мелочам, которые так захламляют нашу жизнь, он любит небо и звезды, и он точно уверен, что четыре выстроенные в ряд красные машины, абсолютно точно гарантируют удачный и хороший день. И в общем-то первую треть книги я с интересом наблюдала за расследованием Кристофера, за его внутренним миром, иногда улыбалась, иногда смахивала слезы, а потом, совершенно неожиданно к середине романа начала чувствовать всю боль, гнев, растерянность Кристофера, когда постепенно начинает рушиться его мир и происшествие с собакой становится совершенно не главным, а лишь антуражем. Я была там, на станции лондонской подземки и вместе с Кристофером сидела на полу от ужаса зажимая уши и стеная от адского шума - одинокий ребенок, не такой как все...Вместе с Кристофером, прижимая в кармане пальто единственного друга - маленькую крысу Тоби, я пыталась добраться до 451c Chapter Road, London NW2 5NG...одинокий ребенок, не такой как все. Может показаться, что для Кристофера стремление сдать экзамен по математике уровня А являтся более важным, чем родители, но только подумайте чего стоило ребенку, для которого перейти улицу является мукой адовой, добраться из маленького городка в Лондон. Одному...ради родного человека. И ещё...он точно знает разницу между словами: мама и мать...

Пожалуйста, пожалуйста! Не бросайте своих детей, даже если они не такие как все, даже если они больны, даже если на первый взгляд они не умеют чувствовать, - там, глубоко внутри они плачут от одиночества. Даже если они не такие как все.

Практически каждый, когда больно, хоть раз да задумывался о том, чтобы перестать ощущать - вот бы стать бесчувственным. Но кем бы он был, разве остался бы человеком без этой способности. Если болит - значит я еще живой. Боль позволяет понимать, что ты не просто робот, не машина, не запрограммированное существо, дышащее, передвигающее на автоматизме, а восприимчивое, ранимое, реагирующее. И речь не только о физической боли, а и о моральной, духовной - возможно, даже в первую очередь - которая отличает человека от любого другого существа.

Сейчас многие припомнят психопатов-социопатов, не умеющих сострадать, не знакомых с эмпатией, но даже они ощущают боль - правда, лишь свою собственную, извращенную, но она их тоже мотивирует, как и любого другого, кто может сочувствовать. Есть и такой тип мотивации как "от" - избегая чего-то мы движемся к достижению: и это что-то и есть в какой-то степени боль - непринятости, физического недомогания, нелюбви, непоощрения заслуг и мн. иное.

Быть может, лишенный боли - лишенный и души, если грубо и обобщенно выражаться? Не умеющий ощущать ее не может сполна прочувствовать как это испытывают другие, т.е. обделен элементом, позволяющим находиться в общности с представителями своего рода. Персонаж истории о бесчувственности Эндрю Миллера Джеймс Дайер с самого рождения отличался от остальных - зачатый истосковавшейся по чувственности, живущей урывками и судорожно, а потому почти с удовольствием отдавшейся насильнику матерью, молчаливый, не разделяющий человеческих ощущений он казался неестественно независимым и надменным еще в детстве для своего возраста. Он не страдал не только ломая ногу, при порезах или протыканиях ладоней насквозь, обжигаясь, но и от разбитого сердца, при потери близких, ада тяжелой жизни - он просто не ощущал ничего, не содрогался от фантазии о плохом исходе событий, не оказывался не в состоянии собрать себя по кусочкам после трагедии... Просто потому, что трагедий в его жизни не было - для него, его душа их не переживала. Вы скажете "ах, завидно" - но есть ли чему завидовать, когда внутри, по сути, пусто: там, где в нас роятся тучи чувств, ощущений у Джеймса нет ничего, в нем ничто не откликается ни на что... Пока он не попадает в Россию.

И вот здесь меняется не только внутренний мир героя, будто наконец просыпаясь, но, такое чувство, что и автор. История, плавно повествующая о существовании Дайера, аккуратно, но настойчиво открывающая его пустоту, когда он растет, одинаково ровно относясь к своему сделавшему его хромым полету с дерева и смерти, выкосившей оспой семью, когда добровольно становится экспонатом мошеннического балагана, а потом и "коллекционера кунсткамеры", когда теряет девственность и когда находит свой путь, определивший его хирургом, превращается в совершенно другую, в чем-то религиозную, в чем-то мистическую, а в целом - экзорцистически ориентированную, повесть о том, как неожиданно необъяснимо Джеймс вдруг ощущает жжение в груди, обозначающее начало его чувствования. Прививка от оспы для императрицы Екатерины трансформируется в личную прививку чувствования Джеймса Дайера - необъясненную, неоправданную, рушащую всю мрачную эстетику истории жизни этого человека. Лишь финал вновь возвращает к кристально чистой тоскливости его бытия, но "ход часов" судьбы героя уже нарушен, невозвратно уже утрачена атмосфера "красоты" и философии человека без чувств.

Сделало ли чувствование Джеймса Дайера счастливым? Человеком? Наделило ли его существование смыслом, превратив в жизнь? Или трансформировало его, пусть и извращенное бытие, в жалкое подобие человеческой полной жизни, доломав и без того осколочную фрагментарность, запутав еще сильнее, превратив пусть и не такую как у всех жизнь в неоправдавшиеся попытки соответствовать обычному миру, окончательно сведя с ума, лишив последнего оплота, на котором зиждилось его долгоденствие, не такое как у всех, но имевшее ранее свою структуру, особенности, имевшее право зваться его личным, собственным...

Это гладиаторское приветствие отлично подходит и к моему отношению к книге. Тем, кто, как и я, не в состоянии держать в голове десятки имён сразу, причём имена эти по большей части либо одинаковые, либо близкие в написании, рекомендую при чтении держать под рукой верные орудия - ручку и блокнот. Только с их помощью можно хоть как-то организовать этот чудовищный хоровод имён и родственных связей. С последним у знатных римлян просто беда. Такого количества своих и усыновлённых детей, при этом не только племянников-племянниц, включая внучатых, но и состоящих в дальнем родстве, в одной семье мало где встретишь. Вот, например, род Юлиев-Клавдиев. Это же чёрт знает что такое! А ведь есть ещё и посторонние люди, которые так или иначе участвовали в жизни императорского дома...

Но понятно, что это всё не в качестве претензии к книге, ведь историю целой эпохи невозможно описать в рамках трёх-пяти персонажей. Просто надо иметь в виду, что актёрский состав тут многочисленный и пёстрый. Кроме того, автор всё же старался облегчить читательский труд, вводя героев постепенно и довольно подробно описывая обстоятельства их появления. Роман же представляет собой длинный и скрупулёзный рассказ от лица самого Клавдия, который он начинает издалека - со своей бабки и деда, то есть с эпохи правления императора Августа, в которую он родился и рос. Затем он плавно переходит к описанию своей взрослой жизни, и тут речь уже об императорах Тиберии и Калигуле. Клавдий, будучи не совсем здоровым ребёнком, рос в стороне от политических игр и не рассматривался семьёй как возможный преемник императора. Вероятно, это спасло ему жизнь в той кровавой гонке за власть, которой отличалась вся эта семейка.

Книга увлекательная, да. Несмотря на огромное количество персонажей и событий, читается взахлёб. То есть это настоящая художественная история. Конечно, вымысел тут преобладает, но основные факты соблюдаются неукоснительно. Античные авторы обычно описывают Клавдия как слабого и безвольного. Вместе с тем историки отмечают, это относится скорее к последним годам правления, когда власть, под напором амбициозных и ужасных жён императора (Мессалина, а затем Агриппина), ускользала из его рук. У Грейвза, который заканчивает свою книгу на 24 января 41 г. - дне, когда после убийства Калигулы дворцовая гвардия объявила случайно найденного и немого от страха Клавдия императором (а сенат эту кандидатуру потом поддержал), понятное дело, Клавдий ещё другой. У него уже есть те самые черты, которые отметили историки, но они пока имплицитны. Какой простор для воображения! И Грейвз тут не ударяет в грязь лицом.

Ну и конечно, книга содержит массу так любимых мной исторических подробностей, включая даже вымышленные. Триумфами и свадьбами, наверное, уже не удивишь тех, кто читает книги про Рим, а вот спор Поллиона и Ливия, римских историков того времени, умиляет до улыбки Чеширского кота. Интересна история тайного архива одиозной Ливии, у которой все документы были зашифрованы с помощью первых ста страниц Гомеровской "Илиады", интереснен предсмертный диалог Ливии и Клавдия, где она исповедуется внуку, интересны взаимоотношения в римской армии, освящённые в главах про Тиберия и Германика, интересны взгляды на брак в разных слоях общества. Вот например, в знатных семьях новоиспечённая жена попадала в полную зависимость от главы семьи. А в менее аристократических семьях женщина могла законно выйти замуж и при этом остаться независимой и держать под контролем собственное добро, если она гоговаривала себе в качестве особого условия, что три ночи в году она будет спать вне стен супружеского дома - это лишало мужа права смотреть на неё как на свою собственность.

В общем, всё тут интересно.

Писатель все ж таки однозначно - не мой. Но эта книга, скорее всего, лучшее у него для меня, как читателя. И все равно я видела в ней сплошные недостатки, которые довольно сильно раздражали. И, в принципе, недостатки в тексте - это совсем не страшно. Но ежели они раздражают, то дело представляется безнадежным.

Ну, идея. Она, конечно же, не нова (это не минус книге), но здесь реализована в целом неплохо. Ну, там библейский мотив, хотя, скорее, древнегреческий. Или, скажем, этакий "солярис" на британский лад. Когда человек, помимо множества мелких прегрешений и ошибок, совершает одну глобальную. Просто таки фатальную.
И все. Она перекрывает все дальнейшее, включая, собственно, жизнь. Которая превращается в подобие бесконечной голгофы до самого конца, только без возможности искупления. Потому что здесь никак невозможно исправить нанесенный ущерб, скорректировать прошлое. Невозможно переписать поступок, деяние. Жизнь, увы, не черновик. Возможно экзамен с правом пересдачи. Но далеко не всегда, к сожалению, дается шанс.

Несколько странным показалось то, что пожизненный крест неискупимой вины навесили ребенку. Даже не подростку. По-справедливости, любые взятки тут гладки. Ибо происходящее выглядело вполне себе подозрительно, и не в чем тут обвинять себя. Кроме, разве что чтения чужого письма. А так походу реально роковое стечение обстоятельств и детская наивность.
Намного больше вины в случившейся трагедии и оговоре невиновного у взрослых людей, которые манипулировали и поощряли болезненные фантазии девочки, внезапно столкнувшейся с реалиями жизни и вопросами сексуальности. И вот они, если чувствовали хотя бы половину того, что взяла на себя она, и то было бы уже неплохо. Только, похоже, что не чувствовали. Нашли козла отпущения, и для всех сложилось все расчудесным образом, кроме троих людей: жертвы, его возлюбленной и его обвинителя.
И если для пары влюбленных все закончилось, если не быстро, то довольно-таки скоро, хоть и печально, то для британского аналога криса кельвина голгофа растянулась на долгую-долгую жизнь.

Ну, и если у человека есть совесть, есть живая душа, то так и должно быть, наверное. Вечный солярис.

Что раздражало. Подробное разжевывание: вот она виноватая, она это сделала, сделала это она. А потом поняла, что оговорила невиновного. Но сделала. А потом поняла, что сделала не то. И ничего не вернешь взад. Вот что наделала-то.
Спасибо, блин. От писателей прошлого времени - еще как-то можно стерпеть морализаторство и примитивное раскладывание по полочкам откудова, зачем и почему растут ноги у того или иного слова, поступка или явления. Но разжевывать в кашицу тексты родом из хх и х|х веков? Лично я сама умею думать и анализировать.

И, конечно, просто неистово доставило решительное такое утверждение, что гипотетический человек во время секса дабы не закончить с ним слишком быстро...

В такие моменты человек часто фантазирует, переносясь в отдаленные и возвышенные пространства. Робби видел, как шагает по скругленной вершине горы, словно зависшей между двумя более высокими пиками. Он неспешно осматривался, не торопясь подходить к скалистому обрыву и заглядывать в почти отвесную пропасть, куда ему вскоре предстояло броситься. Было соблазнительно прямо сейчас прыгнуть вниз, но он был человеком, умудренным опытом, поэтому находил в себе силы отойти от края и ждать. Это оказалось нелегко, его тянуло назад, приходилось сопротивляться. Если не думать о крае, можно заставить себя не подходить к нему и избежать искушения. Он нарочно стал вспоминать о самых скучных вещах на свете: гуталине, многочисленных бланках, которые обязаны заполнять абитуриенты, мокром полотенце на полу своей спальни. Перед глазами всплыла перевернутая крышка мусорного ведра с застоявшейся дождевой водой, полукруг, оставшийся от чайной чашки на обложке «Стихотворений» Хаусмена…

Ну да, ага. Простите, чота ржу. Прям напомнило.

Нет, блин, не все медитируют, уносясь куда-то там, кто-то просто умеет разговаривать с партнером, если вообще медитируют, - оно зависит от склада личности, того же темперамента. Нда уж.

По концовке: А вот описание первого приема раненых в британском госпитале, в котором участововала главгерша - огромный плюсище от меня. Без дураков.

Безусловно, это книга, которую в силу наличия во многих значимых списках нужно хотя бы попробовать прочитать.
Как нельзя отрицать и то, что её русскоязычный перевод - это событие, всколыхнувшее нехилое число критиков и читателей.
Но так ли уж она "интеллектуальна", как принято о ней говорить? Вот тут я, уж простите, сомневаюсь.

По-моему, Данилевский четко и очень рассудочно создал чисто постмодернистский литературный эксперимент, втиснув в него все изобретенные до него приемы.
Здесь вам и "рассказ в рассказе", возведенный в квадрат, и масса вымышленных сносок, маскирующихся под настоящие (хотя видеть ссылку на пятьсот какую-то страницу журнала Vogue смешновато и выбивает из колеи достоверности). Есть отсылки к реально существующим персоналиям (опять-таки спорные, ибо Кинг не похож на свои интервью, а Тартт и прочие, кажется, сведены к общепринятым клише восприятия их произведений) и эксперименты с бесконечным, совершенно издевательским перечислением имен и стилей архитектуры. Есть игры с размещением текста на странице (привет мышиному хвостику в "Алисе"!) и псевдо-загадки с необходимостью крутить книгу во все стороны и читать первые буквы в отдельных словах...
Всё это не слишком изобретательно (поскольку, повторюсь, использовалось в литературе и до "Дома листьев"), но довольно занимательно.
Печалит другое. Форма в этом произведении явно довлеет над содержанием. И если в типографско-стилистической оболочке автор демонстрирует потрясающее разнообразие, то с демонстрацией глубины мысли дело обстоит гораздо хуже.

Нет, я отлично поняла, что хотел сказать автор своим произведением.
Многослойность? Пожалуйста, сколько угодно. Но вся она так тупо лежит на поверхности и считывается настолько влёт (к середине книги точно), что становится скучно.
Экзистенциальные страхи на фоне фрейдизма? Плавали, знаем.
Всемерное одиночество человека перед лицом смерти? Тут автор не первый и явно не последний (как и предложенные им временные средства избавления от такого рода мыслей).
Ракушки-лестницы? Бросьте, о чем там всерьез размышлять, если автор настолько всё разжевал, рассимволизировал и для верности несколько раз повторил в различных интерпретациях?..

Главная беда романа, на мой взгляд, состоит в том, что в нём практически не осталось места для свободной интерпретации его читателем.
Хоть убейте, не понимаю, как можно рассуждать в отношении этой книги о необходимости серьезной мозговой активности и сложностях осознания. Всё настолько просто и аккуратно препарировано до вас и за вас, что становится грустно от недоработки мысли и чувств (разве что кто-то со страху оцепенеет от сносок и отсылок к поверхностной мифологии). Идея цепляет, но выражена слишком "в лоб", прикрытая лишь яркой оберткой словесно-типографских экзерсисов.
Даже финальный якобы-финт с письмами матери, по сути, ничего не добавляет, а только укрепляет ранее уже осознанное и размазанное.
Заигравшись с приёмами, Данилевский, похоже, не сумел вовремя остановиться. И Быковское предисловие с упоминанием запланированной 27-томной (!) саги, три первых тома которой насчитывают по 900 (!) страниц, этот печальный факт только подтверждает.
Графомания, увы, тоже может быть интеллектуальной. И отсылки к Минотавру, Эшеру и Пинчону еще не превращают её в действительно сильное высказывание. Когда отличная тема начинает задыхаться под тоннами самоповторов и прямых авторских толкований, сила воздействия книги, по-моему, снижается в разы.

Приятного вам шелеста страниц!

"Она представила себя неуклюжим волосатым существом, вышедшим из чащобы. Рогатой гусеницей, высовывающей свою драконью пасть из ледяного озера. ...Словарь Вебстера продолжал гнаться за нею по коридорам библиотеки, выкрикивая ей вслед: "Чудовище! Чудовище!"

Я еще таких увлекательных семейных саг не читала. Тут же хотелось проглотить каждое слово, будто это самый захватывающий фильм. Но это не просто семейная сага, это еще и история о других, о тех, кто приходит в наш мир не такими, как абсолютное большинство, что-то в них есть иное, что и будет в дальнейшем определять жизнь с собой и с обществом. Речь о гермафродите. Родилась девочка Калли, хорошенькая девочка, которую осматривал не самый внимательный доктор, а в 14 лет девочка оказалась мальчиком, или же всем вместе, существом двух полов.

И начнется рассказ с истории о бабушке и дедушке нашего героя (буду звать его так, в силу того, что с 14 лет он сам себя именует, как Он). Любовь людей, которые в силу биологии не имели особых прав на нее, и привела, спустя поколение, к тому, что на свет появится гермафродит. Начнется все со страшных событий - резня в Смирне ( реальные события), страшный пожар и бегство на корабле деда и бабки в Детройт, в США. Будет много интересного и в Детройте. Надо признать, меня захватывали здесь все события, от мелких внутрисемейных до общечеловеческих исторических. Все персонажи были интересными, живыми, им сочувствуешь по-настоящему, переживаешь за них, сожалеешь вместе с ними. А Калли, ну что сказать, я очень Ему симпатизировала, не был он никаким чудовищем, конечно, он следствие генетического слома, но он и дитя любви, он славный парень, хороший человек, и симпатичный тоже. Вот таким я его вижу! Он соединил в себе Инь и Янь! Чудо природы, которому общество не радо. Автору легко удалось передать свою симпатию и уважение к просто Другим.

Просто чудесный роман, который хотелось читать всегда и везде. Увлекательно, интересно, познавательно, и далеко не только о гермафродитах.

"Не знаю" в книге прозвучало тысячу раз. И это все, что мог сказать отец, учитывая в какой ситуации они оказались. Невероятно грустная книга о жизни после апокалипсиса. Что произошло с Землёй непонятно, но для отца, наше настоящее лишь воспоминание, где все были счастливы. Прошлое часто представляется в радостных тонах, особенно, если стоишь на пороге краха. Отец часто рассказывал о жизни до катастрофы, но сын считал, что он все сочиняет. У ребенка было настоящее, в котором нет места сказкам. Сын как лучик света в жизни отца, ангел, хранивший его от смерти. В определённый момент даже засомневалась в существовании мальчика. Мне стало казаться, что мужчина все себе сочинил из-за стресса. Были там такие соответственные фразы...
Книга все же не о конце света, а о людях оказавшихся в экстремальных условиях. Мародерство, убийство за кусок грязной тряпки, и даже людоедство. В человеческой душе проснулись все недостатки, существование на одном инстинкте выжить любой ценой. Отец с сыном в этом хаусе одно целое, большой светлый корабль плывущие навстречу шторму, но не заглядывая в будущее. Интересно, что отец не внушал сыну мысль, что все обойдётся. У них была дорога, нужно идти по ней, а дальше как сложится. В столь тяжёлых условиях стало бы роковой ошибкой питать хоть какие-то иллюзии.
Интересно, что у героев нет имён. Они и сами как дорога. То есть человек не только выбирает направление, но и какую роль будет играть. Что будет нести в своей душе? Свет или тьму?
Читая невольно задумываешься о том, как бы я поступила в аналогичной ситуации. Легко сказать, что лучше умереть, но выполнить такое очень непросто. Что делать, если ты выжил вопреки всему? Спустить в унитаз последнюю удачу? Меня восхищала сила воли и целеустремлённость отца. Мать ребенка, как поняла, свела счеты с жизнью, а отец нашел в себе силы жить. Финал получился грустный, но предсказуемый и с небольшой надеждой, что дорога жизни продолжиться, чтобы не случилось, и как мальчик изменятся в процессе, покажет лишь время...

А мир любит молчать. Мир молчит о многом, а если и не молчит, то умалчиват то, о чём невыгодно говорить. Мир молчит, пока это не касается его…

Биафра. Признаться, я слышала об этой стране. Вероятнее всего здесь, на ЛЛ, когла читала рецензии друзей. Просто знакомо название и просто знаю, что там была война.
Для справки:Респу́блика Биа́фра (англ. Republic of Biafra, игбо Bịafra) — самопровозглашённое частично признанное государство в юго-восточной части Нигерии, существовавшее с 30 мая 1967 года (дата провозглашения независимости) до 15 января 1970 года. Государство не было признано ООН, однако его признали Габон, Гаити, Кот-д’Ивуар, Танзания и Замбия. Большая часть населения- народ племени игбо.
На государственном флаге в красно-чёрно-зелёную полоску - половинка восходящего жёлтого солнца.
Большинство игбо носили амулеты в виде этого знака.
Что интересно - это для нас темнокожие на одно лицо. Они же хорошо видят отличия одного племени от другого, даже по внешности это видно, я уж молчу о говоре.

Ну а автор избрала проверенную тактику: на фоне одной семьи и их окружения показала события, которые происходили в те, уже далёкие годы, когда Биафра боролась за свою независимость.
Сёстры-двойняшки из богатой и влиятельной нигерийской семьи, знойная красавица Оланна и почти дурнушка Кайнене; их мужчины профессор университета Оденигбо и английский журналист Ричард; Угве, слуга Оденигбо, в принципе, почти член семьи, и Малышка, дочь Оденигбо и Оланны.
Все они оказались втянутыми в огненный смерч гражданской войны.
Голод, разруха, потеря близких, отчаяние и надежда, - всё это мы проживём вместе. Неважно, что это было в Африке, эта книга и правда как-то … болит, болит по-настоящему, пульсирует, живёт.
Бессмысленность войны всегда пугает. И пугает готовность молодых воевать. Поначалу они вроде бы и боятся, и не хотят, а потом втягиваются, и это становится привычкой.
Страшит идейность и уверенность некоторых людей в своих убеждениях. А когда рушатся идеалы, то они становятся пустой скорлупой, и эта опустошённость тоже малопривлекательна.

Как это страшно унижаться, чтобы добыть ребёнку еду, которая, возможно, спасёт ему жизнь, как это невыносимо горько смотреть, как избивают твоего мужа ни за что, но надо молчать, чтобы выжить. А когда твоих близких родственников вырезали всех до единого, надругались даже над беременной, - где найти силы пережить эту адскую боль?

Сильная книга. Сильная с первых строк и до последних.
Было очень интересно читать про быт, еду. Они так вкусно ели рис и курицу, что просто слюнки текли.
Отношения невестка-свекровь (пусть даже потенциальные), как же это похоже на наши реалии, (если вдруг не приглянулась, не понравилась), правда без зелий и колдовства. И обманутая жена, любовь и ревность. Всё так не просто, как кажется.
Живут, любят, ссорятся, мирятся, рожают детей. А потом война. И все прошлые обиды становятся пустяком.
Оказывается, для счастья надо так мало. Просто чтобы не было войны.

Если вы действительно хотите получить от книги удовольствие, то не читайте, пожалуйста, никаких рецензий заранее (эту в том числе), потому что во многих содержатся спойлеры. Здесь нет лихо закрученного сюжета или необычного финала, но "маленькую" тайну происходящего надо раскрывать самому, постепенно, собирая по кусочку мозаики имеющейся информации с сигнальным маячком "странно" и пытаясь понять, что же не так в этой такой привычной поначалу картине мира. Я читала роман уже зная, в чём причина этих странностей. Хуже он от этого, конечно, не стал, но некая изюминка читательского азарта в раскрытии тайны была утеряна.

Забавно, как перекликается эта книга с последней прочитанной ("В ожидании варваров" Кутзее). И там, и там — вопрос о том, что делает человека человеком. Но если в "Варварах..." "люди-минус", потерявшие душу и человечность, то здесь "минус-люди", у которых-то и душа, и человечность не потеряны, а приобретены. Я всё думаю, что самое страшное в книге не это отношение к личностям, как к сырью, расходному материалу для топки человечества, а то, что им приходится доказывать свою человечность. Это так унизительно — пытаться доказать кому-то, что у тебя есть душа, в то время как на тебя гадливо смотрят и боятся. А ещё очень интересно: как они смогли так подобрать тысячи и тысячи людей, вырастить множество личностей, в которых начисто отсутствует дух бунтарства? Ведь среди них есть блестящие лидеры, но никто даже и не думает восстать против этого кошмара, покорно претерпевая всё лишения и унижения.

Так что же делает человека человеком? Личность? Эта книга говорит, что нет. Физиологические особенности человека? Эта книга говорит, что нет. Душа? И опять эта книга говорит, что нет. И вряд ли здесь имеется в виду, что человека делает человеком "божественный" момент рождения или творения. Человек считается настоящим только если у него есть бумажка, это подтверждающая. Когда-то полноценными людьми считали только тех, у кого светлая кожа. В этом романе тот же принцип: будь ты хоть тысячу раз талантлив, умён и прочее, если у тебя нет нужной бумажки, нужного цвета кожи, нужной формы черепа или ещё какого-то фактора, о нужности которого вынес решение неизвестно кто, но большой и сильный, значит, ты недочеловек.

Страшная книга, страшный конец. Я читала её со спойлерами, поэтому с самого начала все персонажи казались мне "не такими", как барахлящий прибор, в котором изъяли часть механизма, но он всё равно работает, хотя понятно, что чего-то важного не хватает. Не знаю, есть ли такое ощущение, если читать, ничего не зная о сюжете. Может быть, кажется, что это обычные дети в обычной школе...

Этот роман выбран в тридцатку лучших романов нового тысячелетия. Пожалуй, с этим выбором я соглашусь, он хорош, хотя после подобного финала (или отсутствия финала, кому как нравится) хочется в отчаянии добежать до рассказчицы и отхлестать её по обеим щекам с криками: "Дура! Да как ты могла с этим смириться!" Остаётся тяжёлое ощущение безысходности, понимание, что всё это действительно возможно, что человеческая история не устаёт повторять свои ошибки, с каждым разом изощряясь в мастерстве их усугубления. Непростая книга, нерадостная книга... И всё же как она хороша.

Не скажу, что эта книга пролетела для меня как один миг, тяжело она шла, очень медленно и вязко. Все-таки я люблю более динамичные истории с обозначенным сюжетом. А читая «Тысячу осеней…», чувствуешь себя на лодке в стоячей воде – нет каких-то цепляющих моментов, захватывающей дух истории или интересных персонажей, за судьбой которых хочется наблюдать. А эта манера медитативного повествования пусть и явная дань уважения литературе страны восходящего солнца, однако меня совсем не впечатлила.

Перед нами исторический роман о закрытой Японии, да еще и с нетривиальной любовной линией. Казалось так сперва. А по итогу любовная линия тут очень слабая и с плоским развитием из разряда увидел один раз и полюбил на всю жизнь. Это выглядит слишком обтесано, в это не верится, а, следовательно, и наблюдать за героями тоже не интересно. Персонажи – это отдельная проблема наряду с манерой повествования. Очень полюбился Митчеллу прием неожиданного ввода толпы героев без какого-либо предисловия. Тут и так японские имена, к которым нужно привыкнуть и запомнить, так еще нам в сюжет/диалог вводят новое лицо, не объясняя кто есть кто, да еще и словно бы подразумевая, что мы знаем о нем. А в итоге я пока на протяжении нескольких глав въеду, кто это, уже и забуду с чего все началось. Сюда же можно отнести резкие обрывы главы или быстрые заходы в новую, да еще и от другого лица (без обозначения оного). Очень много недосказанности в романе, что отнюдь не придает ему нужного шарма (для меня уж точно).

Очень много нудных описаний, лишних диалогов, просто невероятного растяжения сюжета, которого я толком и не прочувствовала. Все прочтение казалось, что вот вот начнется что-то интересное, захватывающие ну или хотя бы чуть-чуть цепляющее, но нет. Так и не удалось мне уцепить сюжет за хвост. Вот спросите меня, о чем этот немаленький объем книги, и я вам даже не смогу ответить. Безусловно, основные события я помню, но какой-то конкретики – не-а, прости прощай. Да, местами тут можно найти интересные моменты, мне так больше всего понравилась часть про сестринскую обитель, в которой выживала Орито. Но опять-таки, этого было очень мало и так резко оборвалось, что я все время ждала продолжения, которое так и не наступило.

Главный герой – это маленький человек в чужой стране. Но господи, как это плохо реализовано. Якоб сам по себе не интересный персонаж, выдающихся черт не имеет, так еще и постоянно попадающий в мерзкие ситуации. Вот первое, что мне приходит на ум при воспоминании о нем, так это как на него помочилась обезьяна или как в его, кхе-кхе, задний проход вставляли трубку на глазах у всех чисто эксперимента ради. Прекрасный облик главного героя. Давайте добавим к нему еще щепотку трусости и гору сожаления – вуаля, главное разочарование романа готово. Любовь и самопожертвование, которое ему тут приписывается, яйца выеденного не стоит. В книге есть герои с куда более интересной судьбой, однако их почему-то оставляют не удел.

Культура Японии – то, за что многие также хвалят книгу. Но нет, для меня от Японии тут не больше содержания исторической брошюрки. Нет этого самурайского духа, закрытой общности и азиатского колорита, что тоже очень печально. Вот атмосферы грязи, отходов и вони тут избыток.

В итоге Японию окружает куда меньше водных просторов нежели в этом романе. Читала книгу на последнем упорстве, а теперь даже побаиваюсь браться за другие работы Митчелла. Слабо, очень слабо. Книга оказалась большим разочарованием для меня.

У нас всегда был Толстой, у американцев теперь есть Франзен. Которого легко можно включить в ряды последователей Льва Николаевича. Не как того, кто следует заветам и с головой бросается в "толстовство", а как продолжателя литературных традиций. Потому что "Поправки", например, очень хороший образец семейного романа, большого, обстоятельного и, как и "Война и мир", как любая качественная семейная сага, не только и не столько о семье. Хотя и о ней тоже.

"Поправки", следуя классическому канону семейной хроники, воссоздают картину американской действительности конца 90-х: детально прорисовывают мир, стоящий на пороге катастрофы, предчувствие которой уже носится в воздухе и нет-нет да и сбивает с толку лишённых дара предвидения обывателей. Это как ожидание беды — знаешь, что нагрянет, да не поймёшь — откуда.

Почти на тысяче страниц плотного, густого текста Франзен размышляет о трагических перипетиях человеческого бытия, о смысле жизни и полном его отсутствии, о пути, которым мы идём, и о финале, который, сколь разветвлённым не был бы сад наших тропок, для всех и всегда — один. Он говорит о любви, но помнит и о предательстве; рассказывает о людях, связанных прочными узами родства и близости, а сам имеет в виду чужаков, непримиримых и воинственных по отношению друг к другу; пишет о жизни, но в уме держит формулу смерти. В основе его романа лежит не ряд следующих друг за другом событий, а сама судьба, которая, как известно, слепа, но разит без единого промаха. Под её прицелом — среднестатистическая семья Ламбертов: стареющие супруги и их взрослые дети, в которых и не разглядишь сразу общие корни, потому что корни здесь — именно то, что подросшие Ламберты тщательно прячут и маскируют. Не только от других, но и от себя в первую очередь.

Так, Гари — старший сын Ламбертов, хозяин загородного дома, отец, муж и по совместительству подкаблучник, страдающий от маниакального чувства, что жена и трое сыновей плетут против него заговор, день за днём вынужден мириться со своим положением, только бы не повторять в себе образ отца-тирана. Средний сын Ламбертов — Чип назло отцу, посвятившему свою жизнь естественным наукам и применению знаний на практике, занимается изучением культурологии, а впоследствии и прожиганием собственного таланта. Младшая дочь Дениз, изо всех сил сопротивляясь давлению матери и её обывательскому взгляду на вещи, делает всё, чтобы окончательно запутаться не только в своих планах и желаниях, но и в собственной сексуальности. Все трое — Ламберты, всем троим по сюжету романа придётся собраться за рождественским столом, посмотреть в глаза друг другу и родителям. Которые, кстати, тоже далеко не в порядке. Альфред — глава семейства, постепенно впадает в слабоумие, тщетно пытается с ним совладать и ускользнуть от подступающей к горлу бездны. Его жена Инид, всю жизнь терпевшая тиранию мужа, его холодность и отстранённость, замещает гнев придуманными ритуалами и предпочитает не открывать глаз до тех пор пока... Пока не случится это самое, тысячу раз не к месту и не ко времени пришедшее Рождество. Встреча, необходимая для всех пятерых вместе и для каждого в отдельности.

Франзен не из тех писателей, кто наблюдает за своими героями со стороны, ему, напротив, необходимо заглянуть в самые потаённые уголки их души, докопаться до самой последней правды, вскрыть застарелые нарывы, сделать им по-настоящему больно, а потом провести через боль и помочь увидеть себя настоящими, живыми, как есть. Поэтому он заставляет Гари бежать из отчего дома, Чипа — возиться с потерявшим рассудок отцом, а Дениз — корчиться в слезах на полу родительской кухни с осознанием того, что есть открытия и откровения, которые, стоя на ногах, попросту не вынести. И одно из них в том, что в жизни нет правых и виноватых. Вообще — нет. А другое — в том, что есть вещи, которые исправить нельзя. Просто нельзя и всё. И как бы ни убеждали нас в обратном «позитивные» психологи — поправки во всё не внесёшь. Как ни старайся.

При этом самое главное в случае с произведением Франзена — то, что, казалось бы, до мозга костей американский роман, легко и непринуждённо перешагнул через океан и стал романом общечеловеческим. Классическим романом в лучшем понимании этого определения. Пусть прописанные в книге реалии уже отошли в прошлое и стали достоянием истории, человеческие проблемы никуда не делись. Потому что все мы — немножко Ламберты. И всем нам не помешало бы последнее Рождество.

Вот так просто, вереница слов переносит тебя в жаркий летний день 1935 года, где мы наблюдаем типичную для английской литературу «классическую» семью: мать, которая невыносимо страдает мигренью и большинство времени проводит в своей комнате; отец, вечно занят своими делами; дети, которые в сущности сами себе предоставлены. Один день, события которого переворачивают все с ног на голову и перечеркивают все планы, стремление и мечты. В сущности, все эти события – это реакция одаренного, впечатлительного ребенка на чуждую и непонятную еще реальность, реакция, за которую очень дорого придется заплатить. Вообще, первая часть романа моя самая любимая - медленное, с акцентом на детали, повествование, тонкая психологичность, импрессионистический стиль, который прекрасно демонстрирует мысли и переживания маленькой Брайони, ее стремление вникнуть в мир человеческих душ, разобраться в хаосе чужих поступков.

Как бы парадоксально это не звучало, но Брайони - мой любимый персонаж. Можно бесконечно долго нападать на нее, ругать, осуждать, чего она, конечно, заслуживает, а можно просто попытаться понять. Как часто у взрослых людей восприятие реальности перечеркивается воображением, фантазиями, «больными» мыслями, а если еще добавить обстоятельства, способствующие этому. Я ни в коем случае, не оправдываю поступки Брайони, просто пытаюсь поставить себя на ее место.

Дальше вся эта романтичность сменяется жестким реализмом. Война, трупы, окровавленные тела, события, которые меняют, ломают людей навсегда и никогда не забываются. Тут мы уже видим другую Брайони, которая пытается искупить свои грехи, быть честной по крайней мере перед собой, да только другим от этого не легче. Ведь все имеет свои последствия, и искупление чаще всего иллюзорно.

Хотелось бы, конечно, добавить немного плавности в повествовании. Чтобы те пять лет, которые разделяют прошлое и настоящее, не прошли для нас незаметно. Интересно, как именно Брайони осознала, что натворила, что она чувствовала и думала при этом, что творилось в голове у других персонажей, но тут Макьюэн предоставляет нам полную свободу и простор для воображения.

Я не просто так все время говорю лишь о Брайони. Мне кажется, что любовь, война, другие события романа – всего лишь фоновые, второстепенные, все они вертятся вокруг главного персонажа – Брайони. И суть произведения для меня, именно во взрослении и становлении писателя, и в первую очередь, человека.

Какой видят мою рецензию окружающие.

Я не читаю современную литературу в принципе. "В принципе" составляет 98% из читаемого мною вообще. Попытки в университетские годы приобщиться к обширной аудитории почитателей модных новинок неизменно терпели провал, не оправдывая "оказанного им високого доверия", что в конце концов отбило всякое желание знакомиться с современностью. Поэтому я ничего в ней не смыслю и по сей день, а обилие появляющихся все новых и новых фамилий не задерживается в моей памяти, но сейчас маленькие шажки навстречу современной литературе я делаю и борюсь со своим устоявшимся предубеждением с помощью...Фортуны. "Средний пол" Д. Евгенидеса достался мне волей случая, и я с опаской и крайним скепсисом приступила к своему традиционному анализу-прелюдии.
Обложка явно не добавляла оптимизма. Женское тело с осиной талией и пёстрой бабочкой вместо фигового листа...на причинном месте, разумеется. Название книги, как дешевенькая этикетка, прилеплена у дамы ниже пупка. Попахивает бульварщинкой, но нынче обложечных извращенцев пруд пруди, и придавать этому большого значения не стала.
Автор. Джеффри Евгенидес. Позвольте...кто это? Я знаю, кто такой Боккаччо, Кронин, Драйзер. Но кто есть Евгенидес - я понятия не имею. А им оказался американский писатель, на счету которого несколько рассказов, 3 романа, да ещё и Пулитцер в придачу за один из них, да как раз за тот, который я собиралась читать. Все не так уж плохо, вот он - луч радости и надежды. И я перехожу к последнему пункту своей книго-прелюдии.
Аннотация. Вообще с аннотациями зачастую происходит то же, что и с обложками. Плоды больного воображения, замануха, наглая ложь. Тут скромно значилось:

История жизни гермафродита, искренне и откровенно рассказанная от первого лица. Повествование ведется на фоне исторических, общественно-политических и социальных коллизий XX века, определивших судьбу нескольких поколений греческо семьи и в результате предопределивших жизнь главного героя.

Из чего я сделала вывод, что это будет какая-то убогая, жалостливая история сексуальных неудач несчастного человека с мутацией, обязательно со слезовыжимательной историей любви, но подкупило слово "исторических" (я всегда ведусь на слово "история" и все производные от него).
И знаете, я ошиблась. Никакой пошлости, сопливости и прочих влажностей, а ГГ не взывает к жалости, действительно ИСКРЕННЕ и ОТКРОВЕННО рассказывает о себе и двух поколениях до него, дабы представить читателю полную картину причинно-следственных связей, в том числе и кровосмешение-гермафродит. Рассказывает подробно (даже иногда излишне, что отягощает книгу, отвлекая читателя на детали, а позже и вовсе приводит к тому, что книга местами кажется презануднейшей), иногда зачем-то ещё и подавая как будто насмешливые реплики из-за кулис, вроде " если меня, конечно, можно назвать мужчиной", "награжден значком - как ни смешно, за ориентирование" и т.п., что лично мне портило впечатление от книги, казалось чем-то дурацким и ненужным.
Книга состоит из четырёх частей, в целом представляющих весьма полноценную семейную сагу, описывающую жизнь трёх поколений семьи Стефанидис. Повествование ведётся от первого лица, то бишь того самого гермафродита по имени ...эээ...Калл, который, правда, изначально был Каллиопой, и начинается с того момента, как его бабушка Дездемона (да-да, именно Дездемона! имена там, конечно, небезызвестные...детей Сократами, Платонами, Аристотелями величают, неплохо.) и её брат Левти (полное имя, боюсь, не вспомню) идентифицируют у себя любовь друг к другу недозволенную, к легкому инцесту приводящую, бегут в США во время греко-турецкой войны, сквозь горящую Смирну. И читать об этом поколении мне было интереснее всего, в виду наличия исторической, культурологической составляющих, и вопреки странным интимным подробностям из жизни полумастурбирующей Дездемоны, любительницы тереться об угол стола, что явно передалось по наследству ее внучке/внуку (нашему герою), последняя, правда, предпочитала "прижимать к своему цветку уголок книги".
Далее наступает долгий американский период, где во всю широту разрастается причудливое генеалогическое древо нашего героя:

Сурмелина Зизмо, в девичестве Паппасдиамондопулис, была не только моей двоюродной сестрой, но и моей бабкой. Мой отец приходился племянником своим родным родителям. А мои дед и бабка одновременно являлись двоюродным дедом и двоюродной бабкой. Мои родители приходились мне троюродными братом и сестрой.

Тяжелое положение.
Кстати сказать, наличие неудобопроизносимой фамилии Паппасдиамондопулис вполне можно оправдать – у греков они такие, но зачем испытывать возможности дикции читателя, вводя побочного героя афро-американца на одну главу, наделив его именем Мариус Викзевиксард Чаллухличилчез Граймз ??? С именами там вообще беда, помимо самого Калла, есть еще Панос, тоже не особо часто встречающийся на просторах книги, но зачем-то введённый.
Из этого периода можно узнать о тех «социальных и общественно-политических коллизиях 20-го века», которые нам обещали в аннотации, а конкретно: о рабской работёнке у Генри Форда, черно-белые распри, активный контрабандизм в виду "Сухого закона" и т.д., а также о родителях ГГ и самом ГГ и его прозрении относительно своей половой принадлежности.
Основная мысль произведения, на мой взгляд, заключается в первичной двойственности человеческой природы и последующим доминировании какой-либо из двух, и каковы последствия сбоя вечного механизма, и бесполезности борьбы с природой. ГГ отказался от попытки видоизменить себя с помощью физиологических ухищрений, противостоять своей природе, он посчитал нужным остаться таким, каков он есть, он принял себя.
Очень много внимания Евгенидес уделил событиям ДО и так мало – ПОСЛЕ, хотя узнать о жизни уже взрослого, побывавшего как женщиной, так и мужчиной, и осознающего свою истинную сущность человека-гермафродита гораздо любопытнее, нежели удовлетвориться лишь событиям, приведших непосредственно к мутации ГГ. Сложилась ли его жизнь? Особо семейная? Стала ли Джулия его "последней остановкой", а он – ее?..Евгенидес не посчитал нужным нам на них ответить, увы, я предпочитаю полноту и ясность, особо когда автор претендует на подробное изложение материала, которое, к слову, можно охарактеризовать цитатой из самой книги :

Что, вот так, сразу? Нет, медленно и лениво.

Объемность и периодическую занудность спасал лёгкий язык автора и его юмор, но иногда он перебарщивал и с этим в своих сообщениях о "блевотине не первой свежести" и её цветах и переливании в лунном свете, грибных ароматах из трусов Левти, а так же с употреблением некоторых, видимо, любимых слов, типа "рудимент", "абрис" и многие другие, встречающиеся аккурат в каждой главе и не всегда к месту, он примерял их ко всему, к чему только можно.
В целом же, на удивление, книга мне пришлась по душе, хоть и сражалась я с ней не один день, такие книги вселяют в меня веру, что современная литература не так плоха, как мне всегда представлялось, и ей вполне стоит давать шанс на право завоевать симпатию и у старого убежденного приверженца классики.

Какой вижу рецензию я.

Рассказал мне в Сочельник мудрец один сказку, сказку хорошую, уму-разуму учащую, языком простым, человечьим, но красивым и выразительным.
«В одном царстве, в некотором древнем государстве жили-были дева, красоты неземной, и брат её, жених завидный, но в сестру свою до безумия влюблённый. Дева чистая и невинная, но с углом стола временами поигрывающая, и брат её, по порочным женщинам путешествующий, с чувствами своими бороться долго мужества не имели и в тяжкий грех без оглядки вошли. Разразилась в то время война, война страшная и разорительная, и бежать пришлось той деве с братом её в страну чужую, неприветливую. Преследовали муки совести за грехопадение непростительное деву ту, ой, преследовали, но ребеночка заделать муки совести и всяческие опасения душевные деве той не помешали. Ребёночек же, по выросту своему, по примеру родителей на сестрице своей непонятноюродной жениться не побрезговал. Но вещал тот мудрец, что сказку сказывал :

То, что забывают люди, помнят клетки.

И родила та сестрица как-то в ночь не то сына, не то дочь. Судьбинушка незавидная у дитяти сложилась, а все мутация заморскыя, из того государства древнего привезённая, - орган-то детородный у мальца двойного качества и все не то: девкин – не девкин, к деторождению не приспособленный, мужичка – не мужичка, силою богатырскою не отличающийся, но подрастающий ребёнок не страдал, а лишь любопытствовал, кажись, по этому поводу. Мужской орган нежно крокусом звал, женский – моллюском. От дохтуровой помощи наотрез отказался, крокус-то его рос изо дня в день, родительский дом покинув, в развратном месте работать начал, чудом-юдом себя чувствуя, и "текла его жизнь в режиме импровизации, независимо от того, пил он или курил травку." Но ошибок родительских дитятя не повторил – сыскал себе мадам, кровными узами с ним не повенчанную и…» Тут мудрец историю свою прервал, подмигивая, мол, сам гадай, жили ли они долго и счастливо, либо скитания в поисках своего места у молодца с крокусом и моллюском продолжились, а я плечами пожимаю, хоть и любопытно, но главное ведь не это, главное – человек себя нашёл, а не потонул в слезах жалости к себе.