3.5 Что значит быть живым?

Практически каждый, когда больно, хоть раз да задумывался о том, чтобы перестать ощущать - вот бы стать бесчувственным. Но кем бы он был, разве остался бы человеком без этой способности. Если болит - значит я еще живой. Боль позволяет понимать, что ты не просто робот, не машина, не запрограммированное существо, дышащее, передвигающее на автоматизме, а восприимчивое, ранимое, реагирующее. И речь не только о физической боли, а и о моральной, духовной - возможно, даже в первую очередь - которая отличает человека от любого другого существа.

Сейчас многие припомнят психопатов-социопатов, не умеющих сострадать, не знакомых с эмпатией, но даже они ощущают боль - правда, лишь свою собственную, извращенную, но она их тоже мотивирует, как и любого другого, кто может сочувствовать. Есть и такой тип мотивации как "от" - избегая чего-то мы движемся к достижению: и это что-то и есть в какой-то степени боль - непринятости, физического недомогания, нелюбви, непоощрения заслуг и мн. иное.

Быть может, лишенный боли - лишенный и души, если грубо и обобщенно выражаться? Не умеющий ощущать ее не может сполна прочувствовать как это испытывают другие, т.е. обделен элементом, позволяющим находиться в общности с представителями своего рода. Персонаж истории о бесчувственности Эндрю Миллера Джеймс Дайер с самого рождения отличался от остальных - зачатый истосковавшейся по чувственности, живущей урывками и судорожно, а потому почти с удовольствием отдавшейся насильнику матерью, молчаливый, не разделяющий человеческих ощущений он казался неестественно независимым и надменным еще в детстве для своего возраста. Он не страдал не только ломая ногу, при порезах или протыканиях ладоней насквозь, обжигаясь, но и от разбитого сердца, при потери близких, ада тяжелой жизни - он просто не ощущал ничего, не содрогался от фантазии о плохом исходе событий, не оказывался не в состоянии собрать себя по кусочкам после трагедии... Просто потому, что трагедий в его жизни не было - для него, его душа их не переживала. Вы скажете "ах, завидно" - но есть ли чему завидовать, когда внутри, по сути, пусто: там, где в нас роятся тучи чувств, ощущений у Джеймса нет ничего, в нем ничто не откликается ни на что... Пока он не попадает в Россию.

И вот здесь меняется не только внутренний мир героя, будто наконец просыпаясь, но, такое чувство, что и автор. История, плавно повествующая о существовании Дайера, аккуратно, но настойчиво открывающая его пустоту, когда он растет, одинаково ровно относясь к своему сделавшему его хромым полету с дерева и смерти, выкосившей оспой семью, когда добровольно становится экспонатом мошеннического балагана, а потом и "коллекционера кунсткамеры", когда теряет девственность и когда находит свой путь, определивший его хирургом, превращается в совершенно другую, в чем-то религиозную, в чем-то мистическую, а в целом - экзорцистически ориентированную, повесть о том, как неожиданно необъяснимо Джеймс вдруг ощущает жжение в груди, обозначающее начало его чувствования. Прививка от оспы для императрицы Екатерины трансформируется в личную прививку чувствования Джеймса Дайера - необъясненную, неоправданную, рушащую всю мрачную эстетику истории жизни этого человека. Лишь финал вновь возвращает к кристально чистой тоскливости его бытия, но "ход часов" судьбы героя уже нарушен, невозвратно уже утрачена атмосфера "красоты" и философии человека без чувств.

Сделало ли чувствование Джеймса Дайера счастливым? Человеком? Наделило ли его существование смыслом, превратив в жизнь? Или трансформировало его, пусть и извращенное бытие, в жалкое подобие человеческой полной жизни, доломав и без того осколочную фрагментарность, запутав еще сильнее, превратив пусть и не такую как у всех жизнь в неоправдавшиеся попытки соответствовать обычному миру, окончательно сведя с ума, лишив последнего оплота, на котором зиждилось его долгоденствие, не такое как у всех, но имевшее ранее свою структуру, особенности, имевшее право зваться его личным, собственным...