Крутой маршрут

Этапы крестного пути. Да, тему лагеря не назовешь сейчас особенно популярной, но этот глобальный исторический опыт как-то еще не улегся в коллективной памяти, мне кажется. Здесь словно соединились два взгляда на лагерь: взгляд А. Солженицына (о постепенном исчезновении человеческого в человеке - мировоззренческая сторона) и бытовой натурализм В. Шаламова (о страшных условиях Колымы). Что поражает в этой книге? Недоумение по поводу "состава преступления". Когда читаешь и знаешь, что это просто "плановые аресты", что люди ни в чем не виноваты, а виноваты 30-е годы. Прочно "держит" читателя и синусоида психологических состояний: от надежды к отчаянию и желанию не жить - к маленьким радостям - и снова к надежде. ..Первый шок от предательства недавних друзей, попытка разобраться в…

Ух, тяжелая книга,страшная! И тем не менее я регулярно ее перечитываю- тянет. Она почему-то меня словно поддерживает, не дает раскисать- вот через что люди прошли,что вынесли- а я-то в райских своих условиях неужно имею право киснуть?

Читать очень интересно, переживаешь за главную героиню, ужасаешься ее жестокой судьбе. А еще больше судьбе множества других людей, упомянутых в этой книге. Но что-то такое проглядывает в описании лагерных лет фальшивое - слишком часто уже в последний момент героиню спасает от неминуемой смерти какое-то чудо и это немного настораживает... Впрочем, если абстрагироваться от того, что это мемуары, и читать книгу просто как художественное произведение, то это сильная и страшная книга о жертвах сталинских репрессий.

Неоднозначная книга по многим позициям. И совсем не могу относиться к ней, как к документальной. Советую после книги сразу прочитать «Я к вам пришел!» Глава «ЕВГЕНИЯ СЕМЕНОВНА ГИНЗБУРГ»: Критика «Крутого маршрута» Лесняк Б. Н. Человек, который знал ее по лагерям, написал, что достоверна только первая часть, все остальное пронизано художественным вымыслом и фактами, которых никогда не было.

Годы спустя Шаламов писал мне из Москвы в Магадан: «У меня вот такая к тебе просьба, необычная. Небезызвестная Женя Гинзбург выдает здесь себя не за то, кем она была, и мне хотелось бы получить от тебя разъяснение по этому поводу, справку, хотя бы в виде впечатления. Я ее и сам немножко помню и знаю, но очень мало.

Меня это просто поразило, потому что, когда я читала я так во все это свято…

Когда мне было 8 лет, у меня ещё не было привычки читать в туалете. Но там, где мы жили, за одну из труб отопления была заткнута книжка, точнее огрызок её. Страниц 50, без начала и без конца; без корешка, имени автора и выходных данных. Большой дом - гостиница, переделанная в общагу - ночь, туалет, до которого идти с противоположного конца дома, свет, который включается там только вместе с коридорным. Чтобы не будить никого, идешь туда ночью со свечкой. Вокруг всякие насекомые, кошки, сова пролетит за окном, ветер дует, собака залает. А за трубой заткнута книжка - как что-то родное, как якорь в таком враждебном и страшном мире. Я всегда подсознательно знала, что эта за книжка, только не хотела это признавать, откладывала знакомство с ней - и правильно делала. Потому что я помню: в ней…

Как-то так получилось, что пока я читала эту книгу, вовсю "отмечались" дни рождения Ленина и Гитлера. И в день, когда дочитывала - вдруг узнала, что у нас рядом с домом зона.

А рядом ли? Её громкоговоритель будит гимном славной Руси меня и моих соседей, её охранники шагают рядом с нами по улице, рядом с нами - синие мундирчики, неоперившиеся ещё юнцы из школы защитников правопорядка.

Впрочем, я отвлеклась на своё; но разве это грешно, когда пишешь о книге, автор которой как раз о своём и пишет? От 1934 до 1954 приблизительно длятся повествование, до конца жизни Гинзбург - воспоминания друзей. От активистки-коммунистки до старой, измученной женщины, в чём-то закалённой крепче булата, в чём-то - непоправимо надломленной.

Странно, но в этой книге нет трагедии лагерей как явления. Я не…

Колоссальная книга! Страшное время, изломанные судьбы! Как случилось, что эта книга так долго шла ко мне? Вроде столько читано про годы сталинских репрессий, но сколько жутких и непонятных разуму вещей скрывает то время. Книга - не оторваться! Временами брала злость : "Ну как же вы,тысячи и тысячи людей позволили так с собой обращаться?! Что это было - безумный страх или безграничная вера в справедливость Советского правосудия? Поиграло государство с народом в жуткие кошки - мышки лет так 20-25, сведя при этом большую часть в могилу, а потом великодушно простило.... а те уже до того привыкли быть бесправными рабами, что обрадовались, да и простили в свою очередь государство...такие дела.. Но всё равно восхищаюсь мужеством автора романа, сумевшей пройти через ужасы сталинских лагерей,…

Автор весьма подробно излагает историю своих мытарств в тюрьмах и лагерях ГУЛАГа. Честно говоря, я не ожидал от книги многого, потому что еще подростком читал Солженицына, Шаламова, Жигулина, а также и другие произведения и статьи, посвященные теме ГУЛАГа. Я ошибся - книга мне очень понравилась.

Чем же эта книга отличается от массы других произведений по этой теме? Чем же она оказалась так ценна? А тем, что повествование ведется от лица человека, являвшегося на момент начала активной фазы репрессий частью советской номенклатуры, и описанный опыт превращения активной коммунистки и работницы идеологического аппарата в автора, издаваемого по принципу самиздата, уникален.

Книга очень честная и правдивая, и эта (скорее всего, нечаянная) открытость автора дает хорошую пищу пытливому уму…

один из лучших образчиков лагерной прозы, история наивности и жестокости, "мой телефон легко запомнить: ад1 - это понятно, 37 - год, когда я села, 18 - сколько провела в лагерях".

да какие уж тут рецензии. не в сказке сказать, не пером описать - и не дай бог такое пережить.

хотя по стилю изложения Шаламов мне ближе.

Слушала в аудиоварианте. Книга сильно написана и гениально прочитана. Ирина Ерисанова оставила там душу и нервы. Мое восприятие разделилось как бы на две составляющие. С одной стороны, очень захотелось взглянуть на эти события исторически. Узнать побольше о причинах, механизмах, психологии жертв и исполнителей, состоянии общества. Правда, есть опасение, что еще рано. Тема слишком кровоточащая и спекулятивная, и о ней отстраненно, как о народовольцах, не порассуждаешь. С другой стороны, гораздо интереснее человеческий аспект. Как и во всех мемуарах (а особенно в таких яростных) автор раскрывается очень глубоко. К тому же ее тоже в первую очередь интересуют люди: их поведение, мысли, душа. Она одновременно и фиксирует, и преломляет через собственное понимание. И это можно увидеть. И…