Истории — стр. 5

Ох, уж эти «Унесенные ветром»! Не единожды была прочитана мной эта книга, отнюдь не единожды. И далеко не каждый раз это великое произведение каким-то образом влияло на меня и мою жизнь (не считая непередаваемого удовольствия от самого факта чтения, разумеется). Но вот как-то раз все пошло не по проторенной дороге.
Вообще, если уж быть откровенной, «Унесенные ветром» — моя любимая книга, но, что самое интересное, она никогда не была для меня книгой именно о любви. Я воспринимала ее как историю о рухнувшей цивилизации, сказание о мужественных людях, сагу о временах истинных джентльменов и настоящих леди, о том, как заново строился целый мир и прочее по бесконечному списку. Любви в нем никогда не было. Не о том я читала, не то видела, не на том заостряла внимание.
Но вот один случай в моей жизни, совпавший с очередным чтением этой книги, все поменял, и я по-новому взглянула на уже столь знакомые строки.
Хотя, впрочем, возможно, это и не было случайностью. Ведь к Маргарет Митчелл я возвращалась каждый раз: когда хотела обрести почву под ногами; когда нужно было окунуться в какую-то знакомую атмосферу; когда нужно было, чтобы все встало на свои места; когда была необходимость просто отвлечься и перенестись в этот далекий мир. Видимо, и на этот раз, подсознательно оказавшись на перепутье, рука сама собой потянулась к этим уже порядком истрепавшимся томам.
Скарлетт и Ретт — не единственные для меня герои в этой книге. Но сегодня речь пойдет именно о них, как о героях такой сильной, такой мучительной истории любви.

Пожалуй, мистер и миссис Батлер — одна из самых (если не самая на мой скромный и субъективный взгляд) ярких пар в безграничном мире выдуманных жизней. Жаль, что не самая счастливая. И совсем неудивительно, что именно они приходят на ум, когда нужно отыскать в памяти представителей особо яркой истории любви.
Банальность, скажете вы?
Но разве можно в книгах отыскать мужчину более опасного и дерзкого, чем Ретт Батлер, когда при этом ты знаешь, в чем его ахиллесова пята? Или более смелую и отчаянную женщину, чем мисс О’Хара, которая могла бы иметь весь мир у своих ног, кабы могла проявить хоть кроху способности к самоанализу? А вместе они представляют собой такую нерушимую силу, которой впору океаны переплывать да горы сворачивать!
Главных героев можно любить, а можно ненавидеть, уважать или презирать, но факт остается фактом — равнодушными их жизни и чувства читателя точно не оставляют.
Страсти, отчаяние, постоянное ощущение, что «вот еще бы чуть-чуть» - все это делает эту историю такой запоминающейся, такой болезненно прекрасной и в то же время несчастной.
Не единожды во время чтения так и хочется крикнуть героям «Давай! Откройся же ей!» или «Ну давай, скажи, что ты думаешь, и он тебя вознаградит за это!» Но Скарлетт и Ретт остаются глухи к твоим беззвучным мольбам и укорам.

Самый ценный урок, который ты получаешь, смотря за развитием их истории любви — будь искренен. Не бойся открыться. Да, безусловно, можно понять, почему Ретт боялся открыть правду:

Вы так жестоки к тем, кто любит вас, Скарлетт. Вы принимаете любовь и держите ее как хлыст над головой человека.

Нет, дорогая моя, я в вас не влюблен – как и вы в меня, но если бы даже и был влюблен, то вы были бы последним человеком, которому я бы в этом признался. Храни Господь того, кто действительно полюбит вас. Вы разобьете ему сердце, моя милая, жестокая дикая кошечка, которая до того беззаботна и так уверена в себе, что даже и не пытается убрать коготки.

Но ведь... Ведь, если бы один из них все-таки смог открыться, все могло бы быть иначе.
В моей жизненной истории, о которой я упоминала в начале, я была Скарлетт. Скарлетт, к которой с каждым годом я испытывала все более противоречивые чувства, далекие от однозначной симпатии. Осуждая ее за многие поступки, я тем не менее дивилась ее несгибаемой воле по жизни и полной близорукостью по отношению к человеку такому близкому, как твой муж (пусть уже и третий). Перелистывая страницы, зная, что ждет тебя дальше, ты порою не сдерживаешься и закатываешь глаза после очередной неудачной попытки главной героини разгадать те единственные мысли, что имеют значения.

Она не понимала Ретта и не давала себе труда понять, в нем было порой нечто такое, что озадачивало ее. К примеру, то, как он на нее смотрел, когда думал, что она этого не видит. Внезапно обернувшись, она вдруг замечала, что он наблюдает за ней, и в глазах его — напряженное, взволнованное ожидание.

Вот и я была также близорука в свое время. Каким волшебным образом мне удалось прозреть и понять, чего хочется душе, останется для меня загадкой. Приводя десятки причин, я нет-нет да грешу на удивительную силу этой книги.
Что мне дало это произведение? На этот раз оно дало мне силы. Силы открыть глаза свои и обрести дар речи, дабы постараться расставить все точки над И. Читая строки и видя, что все рушится из-за гордости и молчания, я решила, что не бывать этому. Гордость восстанавливается, а молчание никогда ничего не решало.

Когда спускаешься вниз до конца, дорога может вести только вверх.

К слову, моя история закончилась хорошо. Ведь в моих руках фактически было руководство к действию или же просто-напросто инструкция «Как делать НЕ надо». Главное было ей правильно воспользоваться.
И если бы я не предприняла эту попытку, история эта так и не имела бы конца. В случае провала я бы всю жизнь задавалась вопросами без ответов. Самый главный урок, который я вынесла, - не молчите. Не молчите никогда, а то можно и опоздать. Вы не вспомните спустя много лет как терзались из-за порушенной гордости, но навсегда оставите в своей голове вопрос: «А если бы?».

Не тратьте время зря, это материал, из которого состоит жизнь.

Чем был примечателен этот год?

Я познакомилась с ЛЛом. Сайт дал мне очень многое - новых интересных людей, новые мнения, взгляды на жизнь и книги, часы радости, когда я читала ту или иную рецензию или историю, мотивацию к чтению.

За год было прочитано около двух-трёх десятков книг, многие из которых оказались в моих руках очень и очень вовремя. Я не ставлю перед собой цель прочитать как можно больше, но хочется в будущем ПРОЖИТЬ, пропустить через себя, просмаковать как можно больше книг. Считаю оптимальным объёмом (для себя) 20-30 книг в год.

Две рецензии попали на главную страницу ЛЛа, одна из которых вызвала пылание пуканов и реки крови противоборствующих мнений, с обеих сторон полегло немало достойных бойцов. Каждый, кто сражался на стороне Света, будет жить в моей памяти и сердце! Даёшь разгромные рецензии на разрекламированные пустышки!

Попробовала свои силы в Книжном путешествии в Хогвартс, где под знаменем Гриффиндора успешно прошла первый курс. Это был забавный опыт, расширивший мой читательский кругозор в максимально сжатые объёмы :)

Участвовала в форумной мафии и получила ТОННЫ удовольствия от игры и общения с интереснейшими людьми.

Вновь начала покупать бумажные книги - это несравнимое удовольствие держать новый, гладкий, ещё никем до тебя не раскрытый томик, вдыхать прелестнейшее послевкусие типографии, шелестеть страницами, делать пометки карандашом, загибать уголки понравившихся страниц... божественно.

Открыла для себя буктьюб - милое уютное ламповое общество книжных червей. Дядя Шурик the best, открыватель Мо Яня и сниматель опупенных видео об янг эдалте и Коэльо. Не пропадай, ждём, любим, скучаем!

ЛИЧНЫЙ ТОПЧИК-2045

Книга года: "Весь невидимый нам свет" Энтони Дорр .

Автор года: Герман Гессе .

Переоткрытие года: Антон Павлович Чехов, в хотелки отправилось это прелестнейшее иллюстрированное издание. Авось побалую себя ко дню рождения :)

Саморазвитие: "7 навыков высокоэффективных людей. Мощные инструменты развития личности" Стивен Р. Кови . Требует неоднократного перечтения и переосмысления.

Профессиональное: "Экономика всего. Как институты определяют нашу жизнь" Александр Аузан - очередной повод погрустить, что ленивая жопа не попыталась поступить в крутое место с таким суперским деканом.

Камень преткновения: "Игра в классики" Хулио Кортасар . Уникальный случай невероятной симпатии к автору и невероятного отвращения к главному герою. Когда-нибудь дорасту, Тоха :)

Всем отличного 2076-го!

В последнее время знакомство с книгами у меня какое-то концентрическое, вернее даже орбитальное, в том смысле что книга попадает в моё поле зрения, а затем все более и более приближается, но как бы по спирали, центростремительно.
Это напоминает мне сцену из старого фильма, где показывалась индийская казнь слоном. Приговоренный лежал на земле, а специально обученный слон, подгоняемый погонщиком и галдящей толпой, ходил по кругу и в конце концов давил несчастного.
Так вот приблизительно и происходит с моими книгами, разница лишь в том, что их довольно большое количество. И вот одна из таких "книг-слоников" вышла на прямой курс и столкнулась наконец со мной. Вот только казнь ли это? Вряд ли.

Знаете, а вы ведь очень далеко.
(не от меня)
От богов, от пространств и широт, от берёз и от дубов;
Не для нотаций время, лишь щепотка античной трагедии.
Все бегут, обгоняя Время, все бегут, огибая моменты.
(эх!)
—
И я тоже бегу, не надо выделять меня из толпы.
Вокруг Петербург, смазанный, как солнечный блик;
Сам сделал его таким, смазав парки, вычеркнув из жизни цветы.
Лишь бег, лишь пот — всегда один мотив.
—
Но иногда, как молнией ударенный, в солнце всматриваюсь.
Вокруг пух, тени птиц, некая красота беспощадная;
Она, словно оса, жалит, не позволяя бросаться словами.
Немая, босая, безжалостная; она изгибает тени, траву подкрашивает.
—
Вот тогда я уже не бегу́.
(совсем)
Меня, будто плед, обволакивает Мир, бе́гу чуждый;
Я в камере сенсорной депривации, где всё застыло во льду.
(и тишина)
Трудно поверить, но это он, наш Мир, прекрасный и в выходные и в будни.

Все мы знаем, как Стейнбек закончил свой роман, - Роза Сарона прикладывает к своей набухшей от молока груди незнакомого умирающего от голода мужчину, тем самым, как мы можем предполагать, спасает его от смерти.
На тот момент я еще не знала, что господин Стейнбек этой сценой отсылает нас к знаменитому сюжету из древнеримской истории., так называемому Отцелюбию римлянки, Римскому милосердию, Caritas Romana, когда дочь приговоренного к смерти через голод отца навещает его и кормит грудью. В власти так были поражены этой картиной, что отпустили заключенного.
Этот мотив, конечно, можно увидеть не только у Стейнбека, но особенно популярен он был у художников XVI—XVIII веков.
Одна из таких картин за авторством Рубенса висит в Эрмитаже. И когда я попала туда впервые (на тот момент книгу я уже прочитала и знала, что эта картина здесь есть и мне нужно ее увидеть), литература, живопись и история слились во мне в один поток. Это потрясающе и так удивительно, на сколько в мире все взаимосвязано, как вытекающие из разных источников ручьи переплетаются с другими, сливаются в один океан и создают нашу культуру, наше общество.
К слову, это одна из причин, почему я читаю.

Когда мне было двадцать лет, я обнаружила, что у Маяковки есть юношеское отделение на Гражданском проспекте, для читателей с четырнадцати до двадцати одного года, и решила записаться, пока мне не стукнул двадцать один. Поехала, записалась, взяла "Всю королевскую рать", начала читать. И вот захожу как-то в метро на станции Гостиный Двор, - книга лежит в сумке (застегнуть которую я поленилась). А когда я спустилась вниз и полезла за книгой - все, она исчезла.
Пришлось ехать в библиотеку, платить штраф в пятикратном размере.
На этом и кончилась моя юность.

Кому-то нужно умереть,чтобы другие больше ценили свою жизнь. Это контраст.

Даже как-то неловко добавлять четыре копейки своего суждения о фильме, который давно посмотрен всеми, кто есть кто-то и признан шедевром. Кто, не досмотрев, выключил, все равно не признаются. А впрочем - они ведь и не те, кто есть кто-то, следовательно, мнением можно пренебречь. Да и как может не быть шедевром фильм, в котором сразу три чудных актрисы, разыгрывают каждая свою драму, диковинным образом, сплетая иногда голоса героинь, разделенных временем и расстоянием, попарно; а порой образуя диссонансный трехголосный аккорд.

Вы только послушайте: Мэрил Стрип, Николь Кидман, Джулиана Мур. Только представьте - по роману Каннингема! Ну что вам еще? Нет, ничего и фильм хорош, что-то в нем, знаете, от Михалкова времен "Неоконченной пьесы для механического пианино" и "Родни". Герои, все как один умные, тонкие, непонятые, задыхаются в окружении таких же умных, тонких, непонятых, ведут нескончаемый внутренний монолог, который порой прорывется на внешний план.

Слишком часто, прорывается. Крадет у романа восхитительную недосказанность, чересчур подробно объясняет извилистый внутренний мир героинь. Приближает каждую из трех уникальных женщин к тете Маше с третьего этажа. Впрочем - нет, все равно тетя Маша такое смотреть не станет ни под гипнозом, ни под наркозом. К Татьяне Петровне из отдела логистики

И перед нами Вирджиния, которая талантливая, конечно, все это знают, хотя никто ее не читал ("Кто боится Вирджинии Вулф?"), но совершенно же сумасшедшая и как можно так не следить за собой? Оно понятно, в Лондоне жить лучше, чем в Ричмонде. но шоб я и в Ричмонде так пожила, с кучей прислуги да на всем готовом. Гляди ты, истерику мужу на вокзале закатила: Хочу, - кричит, - В Лондон! А только так с ними и надо, с мужиками. Видишь, сразу соглашается со всем. Зачем только утопилась потом непонятно.

И эта Лора (сука, сука!), мужик у нее такой хороший, простодырый. конечно; мальчишечка славненький, да еще беременная. Туда же - лезет целоваться к другой бабе. Ох и прошма, а корчит из себя незнамо чего. Бутыльки с лекарствами собрала. травиться собирается. С жиру бесится, одно слово. И уж конечно, это она во всем виновата. Во всем, что случилось с семьей позже. В том, что сын ее стал, каким стал. В смерти его. У, тварь!

И эта Кларисса, не, ну она самая ничего из всех троих тетка. Лесбиянка, конечно, но хоть понятие имеет о Долге и Обязанностях. Тоже не без закидонов, но бог - не фраер, бог все видит. Девчонка вишь. как уважает мать. А чего нам,женщинам. еще надо от жизни - чтоб дети ценили. Мдя.

Послушайте, это же ведь совсем не о том было. И Кларисса любит свою Джули трепетно, благоговейно, боясь неосторожным словом или жестом оттолкнуть от себя повзрослевшую дочь, как оттолкнула ее саму мать. Не предъявляя никаких претензий и, уж точно, не пускаясь в многословные фильмовые излияния, которые только из уст Мерил Стрип условно переносимы. И она склонна рефлексировать на тему: я слишком заурядна и ничего после меня не останется, что переживет века. Но она единственная из трех живет своей жизнью. И это великое счастье.

А Лора все время чувствует, что проживает чужую. Не умея интегрироваться в режим наибольшего благоприятствования, щедро подаренный судьбой, грызя и кляня себя за недостаточную благодарность, но это мучительно, девочки - делать все, что делаешь, только и исключительно подчиняясь социально навязанным стереотипам. Иногда до невыносимости и тогда приходит понимание - не жить лучше, чем жить не своей.

А Вирджиния мучается чудовищными мигренями и боли эти реальны, как те, которыми страдают раковые больные в последней стадии (не приведи, Господи). И постоянное ожидание приступа мучительно. И голоса. Чувствовать, что сходишь с ума, видеть иные миры, сочащиеся сквозь тебя. Ей так плохо, что и вообразить нельзя. А и не нужно воображать, не буди лиха.

И Ричард стал геем не из-за матери, а просто потому что. Мир сложнее, чем представления о нем тети Маши с третьего этажа. И даже чем представления Татьяны Петровны из логистики. И он пронизан внутренними микронными связями, соединяющими все со всем, которые можно попытаться заменить прочными синтетическими лесками, чтобы Татьяне Петровне было нагляднее, но тем упростишь и профанируешь. Впрочем, социум рулит. Видишь, сколько наград и номинаций. Что тебе еще?

В сущности, все мы узники, не правда ли?

Вирджиния Вулф

Из окна нашей психиатрической больницы не было видно мира, словно бы его и не существовало, словно в мире случилось что-то страшное, человечество сошло с ума и мир погиб, и все забыли про нас, а те, кто остался, не говорят нам правду о мире, жалея нас.
Во всяком случае, одна грустная девушка в очках часто всматривалась в небо за окном, с той же обречённой надеждой, с какой человек на необитаемом острове пристально, до солнечной боли в глазах, всматривается в синюю даль океана, высматривая корабль.

Когда она видела в небе самолёт, то хлопала в ладоши со слезами на глазах: живы, живы люди! Они спаслись!
И вдруг, садилась за подоконник - лицо, в сложенные горизонтально руки, и рыдала, рассказывая о птице среди океана, ангеле, у которого кончились силы: она верила, что самолёты устают, как птицы, и падают.
Девушка записывала в голубой тетрадке с сиренью и одуванчиковым солнцем с краю, все погибшие самолёты.
А по ночам она полуоткрыв рот, словно ребёнок, заворожённо смотрела как спутник-звезда медленно приближается к звезде в поясе Ориона, или к Сириусу... и вскрикнув, закрывала ладонями лицо: она каждый день и каждую ночь переживала не только конец нашего мира, но и других миров.
Собственно, это же было и с самолётами на большой высоте с белым, словно бы пнистым следом на волнах неба за ними: когда они приближались друг к другу, она тоже закрывала ладонями лицо и плакала.

Так вот, о погибшем мире за нашем окном: за ним была тощая, словно небрежно нарисованная травка, как на картинах Эгона Шиле, куст сирени и бессмысленная в своём ровном жёлтом цвете, как бы смазанного слюною солнца, как на детском рисунке, высокая стена, привставшая на цыпочки к равнодушному небу.
Когда мы собирались в коридоре, нашим любимым занятием было смотреть в окно и представлять себя - птицей, травинкой, облаком, мотыльком.
Когда я был мотыльком, поднялся ветер, и меня, угловато-грубо, бессмысленно швыряло над вскипающей листвою сирени, словно потрёпанный парусник в бурю.
Мотылёк утонул в листве. Я - умер, и со мной не общались мои безумные друзья, игнорировали меня, не видели даже.

Одна девушка легла на пол, и с идиотской улыбкой разметав в стороны руки, блаженно шептала: я - облако, солнечное облако... в меня влетел самолёт. Я беременна самолётом!
И ласково прижимала ладони к животу.
Некий паренёк подходил к ней, робко наклонялся на четвереньках, и приникал ухом к её животу.
Другая девушка, та, что жила в вечном конце света, рыдала, сидя за столиком, упрекая облако на полу: ты всё врёшь, ты это нарочно!!
А я летал по голубому потолку, прозрачно ударяясь о стены и окна, и девушка за столом переставала плакать и улыбалась, глядя на меня: я был душой умершего самолёта.

Та девушка, что лежала на полу, сошла с ума вскоре после рождения сына, узнав об измене мужа в отпуске.
Ей снились странные сны: она была беременна своим мужем, маленьким, но с его опрятной бородкой и умением, даром говорить из утробы.
Уже позже, она ночью раздевалась перед зеркалом, поворачивалась боком и выпячивала живот, гладя его и нежно с ним разговаривая.
А муж ей отвечал, и плакал, жалобным голоском просил его выпустить, словно бы она заперла его в тёмную комнату.
Потом она начинала сердиться и кричать на мужа в своём животе. Ложилась в кровать, выливала на простынку и спящего, обнажённого мужа земляничный тёплый сок, и начинала кричать, рожая мужа; муж в ужасе просыпался и тоже кричал, словно огромный младенец.

А потом ей стало представляться, что она беременна любовницей мужа.
Одно время она очень ласково с ней говорила, желая её изменить, перевоспитать.
Называя её дочкой, она ревновала к ней меньше.
Дочка в ней росла, ходила в детский садик, школу, закончила её с отличием, поступила в институт на филолога, всё также, в ней... и вновь встретилась с мужем, переспав с ним, опять же - в ней.
Некоторое время ей удавалось скрывать от мужа свою болезнь: она вела с ним нормальную половую жизнь.

Но как-то муж проснулся, и услышал чей-то разговор в прихожей, разгневанным шёпотом.
Он встал, вышел в коридор, и замер: его обнажённая жена стояла возле зеркала, выпятив живот, и, нагнувшись, яростно что-то доказывала животу: в правой руке у неё был нож.
Увидев мужа, она успела только прокричать: вот тебе, су..а, получай, получай!
И вонзила себе нож в живот.
Муж бросился к ней и успел перехватить новый удар в живот.

А вообще, она была почти нормальная женщина. Гордилась, что родила мальчика... мужчину.
Говорила это таким тоном, словно бы она впервые родила мужчину - как вид, мол, я сильная, могу рожать мужчин, а мужчины слабаки, они не могут рожать мужчин, хоть и сильный пол.
Иногда, сидя с ней на лавочке, женщина приближалась лицом к моему лицу, и со странной улыбкой, прищуринкой глаз и даже слов, говорила шёпотом ( всё шёпотом: улыбка, глаза, слова.. она вообще жила как-то шёпотом), - если хочешь, я и тебя рожу!

Она была довольно образованная. В моменты просветления, мы говорили с ней о литературе, Анне Каренине..
Не забуду её историю из воспоминаний Лескова.
Жила одна красивая в Саратовском уезде.
Всё как положено в семье: муж, дети, выезды в свет.
Но так уж вышло, что она влюбилась в мужчину моложе её, в студента.
Встречались с ним тайно: сердце расцвело в ней сиренью, лиловой прохладой прислонившись к груди, словно к вечернему окошку.
Она была счастлива. Но её конюх проведал об этом и стал шантажировать самым подлым образом.
Кончилось тем, что он стал требовать от этой несчастной, утончённой женщины - секса, за своё молчание.
После ночи слёз и душевных терзаний, женщина уступила...
Девушка сидела со мной на вечерней скамейке, бессмысленно смотрела куст сирени на ветру, и тихо так, после паузы, сказала с грустной улыбкой: эта женщина сошла в итоге с ума. Она каждый день мылась и рыдала: ей казалось, что от неё пахнет лошадями...

Странное это состояние "просветления" у душевнобольных.
У обычных людей - это сопряжено с вдохновением, с лёгким и сладостно контролируемым сумасшествием: человек покидает границы тела, и на миг сливается с листвой за окном, звёздами, птицами, вымышленными людьми, и реальными..
А "просветление" больного, это обычный мир.. за миг до нежно сошедшего с ума мира поэта.
Или же через миг после вдохновения, когда словно бы запыхавшиеся предметы, деревья, тени и самые законы природы, успевают-таки возвратиться обратно, после своих шаловливых отлучек, и озорно так сидят, чуточку румяные, после бега, и глазками посверкивают друг на друга, улыбаются..
Так в детстве в комнате шум и гам. Мама говорит что-то, идёт разобраться... а ты с сестрой сидите на диване, как ни в чём не бывало, прилежно так, и только растрёпанная косичка сестры и румянец на её щеке ( проказливый блик горячего сердца, взошедшего комнатным солнцем, отразившись в окне, где шёл тот мальчик в земляничной футболке, которого она любила, а ты зло пошутил над этим), говорил о прошедшей здесь буре.

Мы могли собираться на лавочке возле сирени и рассказывать одни и те же истории, но каждый раз, они были мучительно разные.
Просто это зависело от степени "просветления".
Кто-то из нас был "нормальным", а кто-то - по ту сторону жизни, разума, в бытие сюжета.
Запыхавшись сердцем, руками, глазами... они мысленно носились где-то в иных веках, существованиях..
С чем бы это сравнить.... представьте себе разбитое стёклышко в цветах.
Помните как в детстве, вы смотрели сквозь цветные стёклышки на мир, волшебно преобразившийся каким-то 5 и 7 временем года?
А тут разбитое стёклышко в цветах... потянешься к цветку, и порежешься о небо, крылья птиц в облаках.. да и сами птицы летали днём, летом... и вдруг, словно бы разом сходишь с ума, вместе с окружающей тебя природой ( она сходит из сострадания), и попадаешь в карюю лужицу разбитого стекла, в осень и вечер природы.

Например, если мы обсуждали Анну Каренину, то сюжет странно двоился и смешивался с другими книгами.
Анна прыгала под поезд, но словно в фильме "Привидение", проходила сквозь стенки вагона, и оказывалась рядом с Идиотом и Рогожиным.
Анна просто садилась в поезд и уезжала куда-то, а рядом с ней стоял сбежавший из Ясной поляны Толстой, уже заболевший и чуточку бредивший, и странными глазами смотрел на неё.
Словно Коля Красоткин в "Братья Карамазовых", Анна ложилась на рельсы и ждала поезд, дабы испытать "страх и трепет".
Потом поднималась, и, улыбаясь, возвращалась к мужу.
Или ещё проще: Анна садилась на поезд и уезжала куда-то. Толстой нервничал за столом, не понимая что происходит, ссорился с женой, писал что-то с горя, и потом, отчаявшись, уходил из Ясной поляны в поисках Анны.

Один парнишка рассказывал, как у них в деревне был сумасшедший, нашедший где-то книгу греческих мифов и помешавшийся на превращениях женщин - в деревья, и преследующих их Фавнов.
Этот несчастный читал деревьям стихи, шептал что-то нежное, ссорился...даже рубил деревья и хоронил их ночью в лесу, а в моменты обострений, занимался с деревьями обыкновенным сексом.
Выбирал стройные и нежные берёзки, яблоньки... и просто тёрся о них по вечерам, до естественной физиологической разрядки, и грустно замирал, плакал, нежно гладил дерево, смотрел на звёзды и просил у него прощения.
Кто-то даже видел экзистенциальный ужас растерявшегося совёнка высоко на раскачивающемся дереве.
Порой садишь с любимой поздним вечером на лавочке в августе ( она протяжно говорила loveочка..), считаешь падающие звёзды ( кто больше соберёт, словно землянику).
Девушка раскроет вспотевшую ладошку, а она сладко так мерцает: нежная, спелая горсточка звёзд в ладошке..
Поднесёшь её к губам, поцелуешь звёздное небо на ладошке... пропадут целые созвездия.
А потом улыбнёшься, и оближешь кончиком языка улыбающуюся, зардевшуюся ладошку... Беззвёздная ночь подойдёт бесшумно сзади, и закроет глаза руками: а может, глаза просто сами закрылись от наслаждения поцелуя, по привычке.
Романтика... и вдруг, в соседнем дворе, на безветрии, грустно закачалась несчастная яблонька, роняя не менее грустные плоды в траву.

Сидишь, обнимая зардевшуюся любимую, улыбаешься... и вдруг открывается окно и женщина кричит: ты что ж, паразит, с деревом моим делаешь?!
Это было бы забавно, если не знать, что осенью этот сумасшедший повесился на берёзе, перелезши за чей-то забор.
Утром, мальчик вышел во двор.. тень качнулась на него, коснулась, и убежала... мальчик поднял глаза, и закричал не своим голосом.
Полез на дерево, со слезами на глазах дрожащими руками вгрызаясь в узел на верёвке, тянул её на себя, упал в траву, и рыдал, рыдал и бил ручонкой о землю, говоря что-то о брате.
А тень прозрачно замерла над лежащим в траве мальчиком, робко касаясь его, словно желая успокоить, но чувствуя свою вину.

Этот же парнишка, который любил быть травой в наших заоконных играх, ложился на пол, прислонялся к стене, и пальчиками шептал что-то о стену, дуя на пальцы: волнение и рябь травы.
Мучаясь по эту сторону стены от крайней несвободы, он перешёптывался с травой за стеной.
Ему казалось, что дом сумасшедших давно, уже много веков как разрушен: окна выбиты, крыша провалилась.. деревья, солнце и трава ворвавшись в мрачный дом, как врываются люди, освободить своих любимых из неволи... и вот, дом изнутри зарос травой и солнцем, травы и солнце обнялись, нежно обняв скелеты людей.
Все были свободны: и солнце, и травы и люди..

Парнишка любил рассказывать историю о поэте Бальмонте, который во Франции, незадолго до войны, ходил пьяный по улицам ночным, и матом крыл немцев.
Его забрали в сумасшедший дом... Когда к нему пришли друзья, он, тихий и странный, ходил по саду, останавливался, глядя на высокое дерево, и благоговейно показывал на него дрожащим пальцем, шептал: там живёт жёлтый ангел!
Парнишка-трава писал книгу про этого ангела.
И поскольку моменты "просветления" сменялись в нём обострением ( словно бы он входил в лес, и жёлтые лучи солнца ложились на землю и на него, сменяясь тёмными тенями стволов, причём стволы солнечного света - были похожи на симметричные призраки срубленных деревьев), то и теории о "таинственном ангеле" были разными.

То это был совёнок в дупле или ангел, тающий, восковой, на рождественской ёлке.
То тёплый блик солнца на дереве от открытого напротив окна, то ворон Эдгара По, обратившегося в жаворонка Шелли, поющего с неба жёлтой трелью о том, что смерти нет, что никто не умирает, ни звёзды, ни деревья, ни люди, просто они...
Дальше, в книге было написано, но уже чуточку другим почерком, женским, с тем трогательным наклоном, с каким ребёнок наклоняя головку, смотрит куда-то в окно, на замечтавшееся деревце..что жёлтый ангел - это птенец осени, поселившийся на яблоне.
Жёлтый ангел раньше был солнцем, влюблённым в девушку с рыжими волосами, зацелованных солнцем.
Но однажды девушку убили в лесу. Её долго искали.. и солнце сошло с ума, и превратилось в птицу, метавшуюся меж деревьев, выискивая то самое дерево, под которым зарыли его любимую.
Девушка стала деревом, прекрасной Дафной. Её смех, янтарным бисером бликов солнца на стволах деревьев, удалялся в лес, смешиваясь с ним всё прозрачнее и нежней.
А утром, на ветке яблони повесилось солнце, и день так и не наступил.
Жёлтый ангел повесился, а мальчик, смотрящий на мёртвое солнце - сошёл с ума и превратился в траву, в которое упало его сердце.

Да, чуть не забыл. Рассказал о многих в нашем сумасшедшем доме, а о себе - ни слова.
Может, оно и к лучшему, ибо меня уже там нет.
Помню, что часто стоял у окна, прижавшись к нему руками, прижавшись грудью, щекой и губами - к небу, сирени и птицам, словно комнатный, забытый всеми цветок, мучительно искривлённый от тесного соприкосновения с окном, с прозрачно навалившимся на него безумным и немым миром.
Я ощущал окно, как смирительную рубашку своего существования.
Иногда окна летом, в августе, раскрывали, и тогда "рубашка" была блаженно расхристанной, почти как у печального Пьеро.. и небо, и крики птиц и сами тени птиц, с роскошной лёгкостью влетали к нам в окна, и мы были свободны.
Но однажды, спелёнутый в тугую смирительную рубашку прохладного весеннего окна, я освободился, сумев развязать окно и шагнуть в небо.
Я превратился в сизую бабочку Махаон, из семейства парусников.
Нырнув в сирень на ветру, глотнув крылом лиловой прохлады, бабочка поплыла по течению воздуха к стене, привставшей на цыпочки к небу.

Кто-то из вас скажет: и это всё? Тот, кто рассказывал историю - умер? Банально и ни о чём...
А кто же тогда дальше пишет всё это? Художественный приём?
Нет, друзья, он действительно умер. Хотя, в смерть я не верю, как и не верила в неё Вирджиния Вулф, выбравшая смерть, похожую на смерть её любимого поэта Перси Шелли - утонуть.
Я просто с новой страницы продолжаю писать свою книгу о жёлтом ангеле.
Мой почерк наклонился так славно и грустно, как рожь на вечернем ветру.
Острое, в чернила ночи обмокнутое крыло неведомой птицы, кончиком моего пера мечется по живой, свечеревшей строке...
Жаль, вы не видите этого травянистого почерка.

В прошлом году я задалась целью посмотреть 250 лучших фильмов по версии Кинопоиска. Потому что "ты вечно ничего не видела" - любимая фраза моих друзей. Сижу я значит с этим огромным списком (я выписала все, что я не видела, получилось около 150 фильмов) и думаю что посмотреть, а мой друг пишет мне и входе разговора узнает чем я занята. "А давай какую цифру назову, такой фильм смотреть и будешь". Так я посмотрела "Убить пересмешника". О чем фильм я не знала совершенно. Он мне понравился, но после просмотра я так до конца и не поняла почему же такое название. А спустя пол года я прочла книгу...

— Так что же вы решили, что я буду вашей любовницей? Поскольку вам хорошо известно, что быть вашей женой я не смогу.
Грубость ее высказывания поразила Арчера — женщины его круга стеснялись произносить такие слова, если даже речь о них и заходила в разговоре.

Да и сейчас многие женщины избегают этого слова, не принебрегая этой ролью.

Если бы Мэй высказывала свои жалобы (а он подозревал, что их много), он мог бы разрядить обстановку и с юмором решить любую проблему; но Мэй была приучена скрывать свои чувства под спартанской улыбкой.

Совершенно неверно воспитывали девушек для будущего замужества, полагая что молчание и сдержанность помогают сохранитьположительный моральный климат в семье. Как это понятие 19 века идет в разрез с современным, где каждый психолог, астролог и сваха просто наставивают на том, что в семье нужно разговаривать друг с другом, а не сдерживать свои претензии и эмоции, чтобы однажды они взбрызнули фантаном обвинений и импульсивных решений.

Как он теперь понял, в дни их помолвки она просто заученно повторяла то, что он сам говорил ей; но когда он перестал снабжать ее готовыми мнениями, ей пришлось высказывать свои — и в итоге они портили ему все удовольствие от восприятия стихов.

Какое досадное разочарование!

Он смотрел на нее, на ее чистый лоб, освещенный лампой, и с тайным испугом вдруг осознал, что он всегда будет знать все мысли, которые таятся под ним, и никогда, сколько бы ни минуло лет, Мэй не удивит его ни новой идеей, ни неожиданным настроением, ни слабостью, ни жестокостью, ни вообще каким-либо проявлением чувств.

На самом деле, это чудовищно, пишу без всякой иронии, саму охватывает отчаяние от таких мыслей.

Влажный снег, промозглый ветер.
Что ж, а пару дней назад
Был необычайно светел
Зимний город, чудный сад.
Крыши домиков и небо
Широко и высоко,
В море солнечного света,
И дышалось так легко.
Будто встретились, любили,
Целовались всей душой.
Этот миг мы не забыли,
Кроткий, ясный и большой.
Запечалился до жути,
Всё померкло, света нет.
Выйти как из этой мути?
Слышишь?
Солнышко, привет!

Отрывок из романа Джонатана Франзена "Поправки":

"Швейцар по имени Зороастр выбежал навстречу, чтобы помочь с багажом, и проводил Ламбертов в норовистый местный лифт.
– На днях я столкнулась в банке с твоим старым другом Дином Дриблетом, – сказала Инид. – Всякий раз, как встречаю Дина, он непременно спрашивает про тебя. На него произвело впечатление, что ты теперь пишешь.
– Дин Дриблет – всего-навсего одноклассник, а не друг, – заметил Чип.
– Его жена только что родила четвертого. Я тебе рассказывала, они построили огромный дом, за городом, в Парадайз-Вэлли. Ты насчитал у них восемь спален, да, Ал?
Альфред не мигая уставился на жену. Чип нажал кнопку «закрыть двери».
– В июне мы с отцом были у них на новоселье, – сообщила Инид. – Грандиозно! Они заказали еду из ресторана, целые горы креветок. Горы креветок, прямо в панцирях. В жизни не видела ничего подобного!
– Горы креветок! – фыркнул Чип. Двери лифта наконец закрылись.
– И дом прекрасный, – гнула свое Инид. – По меньшей мере шесть спален, и, похоже, они их все заполнят. Дела у Дина идут невероятно успешно. Сперва он создал компанию по уходу за газонами – когда понял, что похоронный бизнес не для него, ну, ты же знаешь, Дейл Дриблет, его отчим, владеет агентством «Часовня Дриблета», ты же знаешь, а теперь повсюду висят его рекламные щиты, он создал организацию здравоохранения. Я читала в газете, это самая быстрорастущая ОЗ в Сент-Джуде, называется «ДиДиКэр», как и его компания по уходу за газонами, и тоже рекламируется на щитах. Он настоящий предприниматель, вот что я тебе скажу.
– Ме-е-едленный лифт, – протянул Альфред.
– Дом довоенный, – напряженным голосом пояснил Чип. – Чрезвычайно престижный.
– Знаешь, что он собирается подарить матери на день рождения? Для нее это будет сюрприз, но тебе-то можно рассказать. Он везет ее в Париж, на восемь дней. Два билета первого класса, восемь суток в «Ритце»! Такой вот Дин человек, для него семья – всё. Представляешь? Сделать матери такой подарок! Ал, ты ведь говорил, что один только дом наверняка обошелся им в миллион долларов? Ал?!"

Инид и Альфред - родители, Чип - их великовозрастный сын, Дин - одноклассник сына.

Наверняка всем приходилось сталкиваться с подобными рассуждениями, когда, упоминая успехи одних, родители (супруги, возлюбленные) намекают на неудачи других.

Но интересно, почему вообще принято сравнивать жизни одногодок? Будто окончание школы или достижение какого-то возраста это стартовая черта, к которой подходят абсолютно одинаковые люди. У них идентично всё: уровень интеллекта, здоровье, положение в обществе, финансовый статус, стремления. Поэтому можно беспристрастно следить за их успехами. Тех, кто к сорока годам построил шикарный особняк и завел четверых детей, мы объявим состоявшимися людьми, а тех, кому это не удалось, справедливо запишем в неудачники. Всё просто и беспристрастно.

Но жизнь ведь не такая. Все начинают гонку за успехом с разных стартовых позиций, а кто-то просто не хочет участвовать в забеге. Но отчего-то мерка успеха для всех одинакова. Ерунда какая-то получается, если задуматься.

Голодным и сытым тесно вместе

Этой цитатой, помимо, вынесенной в название, я бы охарактеризовала горькую атмосферу всего произведения.
Первые страницы были очень цветными. Было очень много цвета, в первую очередь красного.
"Красные поля и часть серых полей Оклахомы..." — первые слова первой строчки первой главы. Потом в абзаце появился зеленый цвет пробившихся ростков растений. Но после пыль заполонила поля. Всё вновь стало красно-серым. Как-то так и выглядели бы для меня гроздья гнева, "которым осталось недолго зреть". Или скорее виноград ярости, который настаивался на не любви к ближнему своему хозяину, а на любви к выгоде, к выгоде только личной, из-за которой люди хоронили свои семьи как нищих.
Стейнбек чередует главы, в которых он пишет про Джоудов, и те главки, в которых он пишет о ситуации экономической в основном, конечно, во всей Америке. Последние мне было читать гораздо легче потому, что абстрактную беду не принимаешь к сердцу, но беды Джоудов я настолько принимала близко к сердцу, что хотелось бросить чтение, закрыть книгу и поставить на задний ряд полки. Но я как-то предугадала с этой книгой, что мне её будет трудно не то, что прочитать, но даже начать — потому и участвую в "игре в классики". Имея обязательства — заставляешь себя работать. Тут было обязательство перед собой — было труднее всего, потому про себя можешь забыть — потому сейчас хожу и лечу зубы, что запустила. А вот, когда нужно заботиться о ком-то другом или о близком — неважно, как тебе тяжело, ты обязан не сдаваться и приложить даже те силы, о существовании которых ты даже не подозревал. Это я, если что — о ситуации из книги. Мать — просто архетип всех матерей. Действительно на женщине все держится в моменты горя, потому что она дала жизнь, она её и поддерживает, особенно, когда минуты скудного ужина – самое хорошее и одновременно грустное за день. Все вместе, но пока что. Едят, но не досыта. Хотя конечно, бывают разные мужчины и разные женщины. Но здесь отец семейства был слишком не приспоблен к приспособлению к новым жизненным обстоятельствам, что только ухудшались. То, что женщина стала по сути главной в семье – просто одно из многих изменений, которые случились с ними по многим причинам. Некоторые из которых автор вложил в уста матери в конце книги, когда старший Том Джоун в который раз говорил, что не дело это женщине командовать. Но не дело, когда мужчина сдается и не признает, что у его жены больше сил какой-то, что дает не опускать руки, тем самым не дает сдастся остальным.
Кто-то уходил из семьи, кто-то умирал, кто-то убивал/воровал ради еды, кто-то вырывал себе сердце, потому что если они сдадутся, то сдастся сразу вся семья. Это я без спойлеров проспойлерила, так сказать, – обо всех и о нашей архетипной семье. Иногда люди озлабливались даже на тех, кто переживает то же, что и они, потому что "работодарители" создавали такие условия, что бедняки должны были бороться за место работы между собой. Но иногда люди понимали, что нет смысла друг на друга злиться, и тогда народ сплачивался и вместе «они» становилось «мы», что очевиднее сильнее. Вместе лучше, чем порознь, люди даже могли немыслимое: поднять себе заработную плату или организоваться так, чтобы иметь дом — как люди в том лагере, в котором прожили Джоуды, но недолго. Люди танцуют, поют и на какое-то время забывают обо всех невзгодах — как бы банально это не звучало. Но тут они веселятся, это полезно для здоровья. А ведь еще один способ забыться, но о нем не будем, там и без меня и даже без Стейнбека всё понятно.
Как же жить, когда столько думаешь, но ничего не можешь придумать?
В какой-то момент, разочаровавшись в надежде на что-то хорошее, ты начинаешь жить сегодняшним днём, не строя планов. Не так как нам сейчас на картинках в соцсетях пишут, призывая бросить работу и путешествовать. Кстати, меня всегда бесила эта любовь к образу счастливого путешественника, что едет бездумно по нескончаемой дороге в машине, останавливаясь только заправиться. После "Гроздьев гнева" у меня надолго отпала тяга к путешествиям на машине — вызывает совсем не те ассоциации. Путешествовать хорошо, когда ты знаешь, что можешь вернуться домой, а когда дома нет, то путешествие становится изгнанием.
О нет, совсем не так живётся одним днём.
Жить одним днем - это когда ты не знаешь, будет ли у твоих детей завтра ужин. Одно ты знаешь точно - это был последний хлеб, а дети даже наполовину не утолили голод. В общем, фильм по книге я смотреть не хочу, хотя и знаю, что финал там посветлее.
Глупо было бы надеяться на счастливый конец, да я и не надеялась. А открытый финал, хоть и оставил меня в подвешенном состоянии на равне с оставшейся семьёй из уже 6 человек, а не 12 плюс проповедник, но в то же время это было светлее, потому что можно думать: "а вдруг все станет лучше..." Хотя все их потери, кроме одной были вполне очевидны (по крайней мере для меня) и потому что, так в жизни и бывает, и по логике сюжета. Старикам не место в новом мире, хоть далеко и не с их старыми привычками. Да и правильно писали, что они умерли еще тогда, когда у них землю отобрали. Погуляв по ссылкам на вики и прочих ресурсах - я узнала, что стало, но не сразу. Хеппиэнд сделали в фильме, потому что, похоже, смотреть в кино люди хотят только то, что не найдешь в жизни. Как и в книгах. Вы даже не представляете, как сложно давалась мне эта книга. Так долго я разве что "Отверженных" читала, но там просто само повествование очень тягуче-медленно, здесь же - тупая боль, что не обещает уйти. А в жизни всё совсем как в книге, может даже еще хуже - потому здесь героям было плохо, но относительно везло. Хочу сразу, хоть и в конце, отметить не хочу писать я рецензий потому что в школе отзывами на олимпиаде замучили. А тут история, как-то проще воспринимать, да и мало кто прочитает, а я хоть как-то поделюсь историей своего прочтения - как тяжко было, но как рада, что таки прочитала эту книгу, что так долго лежала на полке, но очевидно скатываюсь в некоторых абзацах академическую рецензию.
Голодным и сытым тесно вместе
На мой взгляд, прочитавшие книгу/посмотревшие фильм со мной согласятся, что чего-чего, а голода и тесноты здесь было немало.
А вот честности, логичности не было. Точнее была, но логика торгашей, и тех людей, что, не зная землю, владели ею, не умея растить - сажали то, что гнило, так как продавать было не выгодно. А отдать голодным и безработным жалко.
Если я не получу за свой товар столько, сколько я хочу, так пусть горит оно синим пламенем и не достанется никому! Как-то так можно описать одну из сторон конфликта в этой книге. Как-то так можно описать людей, из-за которых не просто страдали морально или денежно, а голодали, погибали семьи в тридцатые года США, как впрочем, в любое другое время и в любом другом месте. Что ж, я познакомилась теперь с историей Великой Депрессии со сторон других цифр и другой статистики. Была одна семья. 12 человек, да к ним прибился проповедник, да еще одного ждали, да не дождались. Что же с ними стало? Жизнь с ними приключилась.
Знаете, что напомнило? Как из-за санкций на границе выгружали персики (которые, кстати в книге собирали главные герои, чтобы заработать всего лишь на ужин), а потом по ним ездил грузовик. Только сейчас теряются только деньги, а тогда терялись жизни в результате того, что все делались правильно, но только правде одного.

Была зима, читать я начал книгу, сияло солнышко на жёлтые дома, как по Америке гулял с тобой и прыгал по снежным улицам, чуть-чуть сходя с ума

Каждый раз, когда появляется фильм по книге всегда надеешься, что вдруг он будет так же хорош как книга, которая тебе понравилась или даже лучше. В 90% случаев я всегда разочаровываюсь.
И даже не потому, что не понравился сценарий, актеры не те и не так играют, повествование не то, декорации и пр. А в том, что у меня в голове уже есть фильм, который сложился после прочтения книги, со своим сценарием, актерами, и даже работой оператора. И по большому счету мне приходится сравнивать фильм не с книгой, а с моим собственным фильмом. Ну и как правило, конечно же моя режиссёрская работа оказывается гораздо лучше, да и подбор актеров у меня всегда удачный, операторская работа на высоте, я уже не говорю о неограниченном бюджете)).
В общем и целом, пока еще ни один режиссёр, будь то хоть Феллини, хоть Скорсезе, хоть Коппола, не смогли переплюнуть мои гениальные «мысли творения».

Хотя, справедливости ради, надо сказать, что задача у других режиссёров все-таки чуть сложнее, чем у меня. Мой фильм прокручивается исключительно для одного зрителя. Прямо скажем, ну очень закрытый показ (даже Сталин не мог себе такого позволить). А этим именитым режиссёрам приходится ставить фильм для массового просмотра, да еще и собрать со зрителей денег. А если уж зритель заплатил, то уж будьте любезны, обеспечьте ему досуг согласно его изысканному вкусу. Чтобы он потом не пожалел, что деньги потратил на пищу духовную, а никак не на хлеб насущный.

Да и тяжкая это работа, создавать фильм по уже другому признанному произведению. Сравнение – оно всегда как-то нервирует.
Сценаристы Щегла обещают нам, что сюжет фильма будет полностью соответствовать первоисточнику, т.е. фильм снят по образу и подобию книги. Верится, конечно, в это с трудом. Как можно эпопею в более 800 страниц (800 страниц, Карл!) изложить за два с половиной часа.
Тем более такую книгу. Я не говорю про всякие там премии и признания, которые Тартт завоевала своей книгой, про все эти пулитцеры и бестселлеры, я имею в виду многослойность этого произведения. Не могу сказать, что книга «ну прям очень захватывающая», или «ну прям не оторваться», но есть в ней что-то что очень цепляет. Как я уже и говорила, книга многослойная, есть в ней и детективная линия и немножко саги, и драма, и психология, и даже история искусства (речь идет о картине голландского художника Фабрициуса «Щегол»). В общем много чего разнопланового и каждый здесь может найти что-то для себя. Ну и конечно, главная тема – это тема жизни (или судьбы), а это согласитесь, вопрос на все времена.

И хотя главный герой в конце повествования как бы утверждает, что жизнь – это «деръмо»:

Никто, никто и никогда не убедит меня в том, что жизнь — это главный приз, величайший дар. Потому что вот вам правда: жизнь — это катастрофа. Сама суть нашего существования, когда мы мечемся туда-сюда, пытаясь себя прокормить, обрести друзей и сделать что-то там еще по списку— есть катастрофа. Забудьте вы все эти глупости в духе “Нашего городка“, которые только и слышишь отовсюду: про то, какое это чудо — новорожденный младенчик, про то, сколько радости сокрыто в одном-единственном цветке, про то, как неисповедимы пути, и т. д и т. п. Как по мне — и я упорно буду твердить это, пока не умру, пока не рухну в грязь своей неблагодарной нигилистичной рожей, пока не ослабею настолько, что не смогу и ни слова выговорить: уж лучше не рождаться вовсе, чем появиться на свет в этой сточной канаве. В этой выгребной яме больничных кроватей, гробов и разбитых сердец. Ни выйти на свободу, ни подать апелляцию, ни “начать все заново“, как любила говаривать Ксандра, путь вперед только один — к старости и утратам, и только один выход — смерть

Но на самом деле в книге нет обреченности и безвыходности, наоборот, остается послевкусие, что жизнь все-таки стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы любить. А вот что останется после просмотра фильма? Стоит всё-таки смотреть фильм?

Трейлер www.youtube.com/watch?time_continue=8&v=zwN_hqFJbbg

Когда-то давно, лет пять назад, моя одноклассница в переписке со мной вскользь упомянула о том, что дочитывает второй том "Унесенных ветром" и ей очень нравится. Тогда я имела малое представление об этой книге: подумала, что это тяжелое, длинное и (почему-то!) историческое произведение. На тот момент мне было известно, что вроде бы книга пользуется огромной популярностью и есть даже одноименный фильм. На этом мои познания заканчивались. Я благополучно забыла об этой книге, вернее, я даже и не думала о ней, чтобы забывать :) Однако, память - удивительная вещь! Спустя несколько лет я, проходя мимо любимой книжной лавки, увидела два тома "Унесенных ветром". И тут в памяти всплыло вдруг "А я второй том "Унесенных ветром дочитываю, мне нравится...". Не знаю, почему, но мне резко захотелось прочесть эту книгу. В тот момент у меня не было лишних пары сотен гривен, и я решила отложить покупку. Каждый раз проходя мимо лавки в последующие недели, я останавливалась и любовалась своими (а я точно знала, что рано или поздно куплю именно эти два тома) предстоящими приобретениями. Почему-то мне и в голову не приходила мысль пойти в другие места, поискать в Интернет-магазинах, что, как выяснилось позже, было очень даже зря :) Спустя еще два месяца мне подарили эти два тома на день рождения, и я была невероятно счастлива! Несмотря на то, что работы было невпроворот, я на следующий же день начала читать и влюбилась! Дальше комментарии излишни. Теперь "Унесенные ветром" занимают самую большую полку в моем сердце.

Он в возбуждении остановился и взглянул ей в глаза — она смотрела на него с нескрываемым восхищением.
— Господи, так что же нам делать — бежать и тайно обвенчаться? — засмеялась она.
— О, если бы!
— Ньюланд! Неужели вы и вправду так меня любите? Ах, как я счастлива!

Это же какой тупицей нужно быть, чтобы поверить в это? Мужику уже ждать невтерпеж, когда тебя облабызать можно будет, а ты думаешь будто ему кусок в горло не лезет без твоих глаз напротив.

Но у нее можно послушать хорошую музыку по воскресным вечерам, когда Нью-Йорк умирает от скуки.
— Хорошую музыку? Насколько мне известно, там была женщина, которая вскочила на стол и распевала песенки, как в известных домах в Париже. Там курили и пили шампанское.
— Но… такие вещи делаются и в других местах, а мир все еще не рухнул.

Боже мой, и ведь действительно не рухнул!

Впервые он задумался о том, как примитивны до сих пор были его собственные принципы. Он слыл бесстрашным малым, и он знал, что его любовная связь с бедняжкой миссис Торли Рашуорт была не настолько тайной, чтобы не придать его образу некий романтический блеск. Но миссис Рашуорт была женщиной глупой, тщеславной, по натуре скрытной, и ее больше, нежели его достоинства, привлекали таинственность и опасность их связи. Осознав это, он получил удар в самое сердце, но сейчас это освобождало его от угрызений совести. Короче говоря, эта связь была тем, что молодые люди его возраста с легкостью оставляют позади, уверенные в том, что огромная пропасть лежит между теми женщинами, которых они любят и уважают, и жалкими женщинами, которые существуют для наслаждения. В этом мнении их почему-то старательно поддерживали матери, тетушки да и все пожилые родственницы. Они единодушно разделяли веру миссис Арчер, что когда случаются «такие вещи», то для мужчины это, несомненно, всего лишь глупость, тогда как для женщины — преступление. И все эти матроны считали любую безрассудно влюбленную даму непременно злостной интриганкой, всеми средствами удерживающей простодушного мужчину, угодившего в ее сети. И единственной их целью становилось как можно скорее подсунуть ему милую невинную девушку, женить его на ней и поручить ей присматривать за ним.

По-моему, женщины сами себя унижали, и делали несчастными, в то время как мужчин, всегда старались "отбелить" перед высшим светом и домовой прислугой. Фу...

Он попытался представить себе этот мир, рисуя в воображении общество, где графиня Оленская жила и страдала и — возможно — изведала тайные наслаждения.

Ох эти мужчины, жениться мечтают на невинных ангелочках, тайно смакуя мысли о чувствительности смелых женщин.

Я добавила тысячную цитату к Унесенным Ветром)

Эх, вы;

ВЫ;

Те, кто стремятся ввысь;
Люди, хотящие быть;
Пловцы, что попали в Гольфстрим;
Орнитолог, заснувший меж птиц;
Ещё одну страницу переверни,
сон стиснет веки твои,
зевок
*не видно ни зги";
Сон,
где мы родственны с облаками,
прыгаем друг через друга,
парим.
—
Изучают вехи,
кончают эпохи;
Что за чертой?
Владения Бога?
Ранчо, где смеются кони;
Бог отёр их слёзы,
Бог их понял;
А я принял Его пинок;
Мягкий,
без зла и упрёка;
Мы все в длительной командировке,
но в головах у акторов отпуск.
—
Мир — бутылка
из зелёного стекла;
Ещё советской закалки;
*Эх, дорогая, мечтать бы*
Льётся минералка,
шипит,
пузырьки — ангелы — мы,
нас взболтали,
нам хоть бы хны;
Наверное, если есть рыжий,
то мы точно от Тайны вдали.
—
Бог здесь,
уже в этом Мире;
Несёт овцу на плечах мужицких;
Он работает на огороде,
предлагает что-то сделать с собой;
=>
Не быть чучелом для ворон,
не гнаться за сахарным стеклом,
не воровать у тех, кто добр,
не занимать у тех, кто зол;
Вот такой Мир:
рабочий и около;
Иногда я смотрю на звёзды,
а вообще, вера в моих ладонях;
Их теплом согреваю бутылку
с застывшими минеральными водами.

Автор: Маргарита Васильева

15 лет назад впервые прогремели «Часы» Стивена Долдри, собравшие солидный урожай кинонаград – от «Золотого глобуса» за лучший фильм до «Оскара» за работу Николь Кидман. Каким образом режиссеру удалось столь успешно экранизировать сложный роман Майкла Каннингема, разбираемся в нашем материале.

https://www.livelib.ru/knigofilm/post/32559-kak-eto-snyato-chasy

Эту книгу я изначально скачала в электронном варианте. Потом я отыскала на полках два томика. Почитав немного с "живых" страниц, я решила послушать аудиокнигу. И вот именно последний вариант почему-то мне пришелся по душе больше остальных. Никогда не слушала аудиокниги - пыталась, но чего-то в таком виде "чтения" для меня не хватало. "Унесенные ветром" уже в этом стали для меня чем-то особенным.
А сколько чувств вызывает этот роман!
Момент, когда Ретт пал духом после утраты своей любимой дочки меня поразил просто до глубины души. С этой главы я уже не могла оторваться до самого последнего слова книги.
Но главное, что меня "добило" - это сама история Скарлетт и Ретта. Несложные подсчеты помогли мне понять, что разница в возрасте у них такая же, как у меня с мужем...
Можно бесконечно расписывать все то, о чем заставляет задуматься эта книга. Все те чувства, которые несет эта правдивая и искренняя история.
Не думала, что скажу это (не думала, когда начинала читать книгу), но: книга "Унесенные ветром" вошла в топ моих любимых книг. Эту книгу действительно надо прочитать. Эту историю стоит прочувствовать!

Много можно в космосе увидеть,
Много красоты.
Я ползу и гнусь подобно гниде.
Ты - мои мечты.

Жду я твоего прикосновенья,
Твоего огня.
Слушаю небесных птичек пенье.
Сгинь, душа моя.

Растворись, как мёртвая темница,
Свет в себя пустив.
На руках остывшая синица
Больше не грустит.

Наравне с "Джейн Эйр" 1983 года и "Гордость и предубеждение" 1995 года фильм "Убить пересмешнка" с Грегори Пеком входит в мой список лучших экранизаций. Три фильма, которые ничуть не хуже первоисточников.
Не представляю, кто бы мог еще так сыграть Аттикуса - стопроцентное попадание в книжный образ, нарисованный в воображении. В книге мне больше всего запомнился эпизод с бешеной собакой. Каково же было мое удивление, когда в фильме этот эпизод оказался ровно таким же, каким я его себе представляла.
Вторая очень мощная сцена в фильме, когда Аттикус проигрывает дело и выходит из зала суда, а священник на балконе говорит Скаут: "Встаньте, ваш отец идет" - и все негры молча встают. Мурашки по коже.

В конце книги автор выражает многочисленные благодарности, самая последняя – мужу.
Но перед этим приводится список рекомендованных записей музыки ХХ века. Решил послушать, так сказать, специально просветиться, ибо человек с нормальным (а не изощренным) музыкальным вкусом для удовольствия такое не поставит. Общее впечатление – СУРОВО. В смысле, печально наблюдать распад некогда великой музыкальной культуры и пир стервятников на ее развалинах. В основном это очень СКУЧНО, неинтересно (если только не сопоставлять это с различными интеллектуальными схемами, то есть не ориентироваться на преобладание когнитивных установок, тогда да – есть о чем подумать). Но «эта» музыка не для души, она (они – новые композиторы) даже не знает, что это такое. Распад виден (то есть, слышан) во всем (возможно, это просто ворвались алиены – «гоги и магоги», но не только из чужого пространства и иного времени, а какого-то еще измерения). Интерес эти звукоизвлечения чаще всего представляют социологический (недаром, композиторы «исчезли», но появились «теоретики», типа Адорно или Мартынова).
Из «списка Росса» Рихард Штраус явно принадлежит к иной эпохе, хотя его долгая жизнь – это жизнь в нескольких. «4 последние песни» хорошо поет Вероника Джиоева – победительница первого конкурса «Большая опера», но Лиза дела Каза пела лучше. Неоднозначный композитор, как говорится. Но потом творческая энергия истощалась на глазах. Потом есть, конечно, интересные решения. Из приводимого автором списка я обратил внимание на эксперименты Лигети (Шнитке со своим «Потоком» отдыхает); производит впечатление минимализм Стива Райха, но эта унылая повторяемость довольно быстро «достает», хотя засыпать под такую механику неплохо.
По-настоящему мне показался в чем-то интересным Освальдо Голихов – американский композитор, с румынскими, украинскими, аргентинскими, еврейскими корнями. Конечно, и его сочинения затронул постмодернистский тлен, но «Ayre» красиво, хотя и эклектично (что в его случае совсем не удивительно). «Народные песни» Л.Берио - ничего себе, но скорее «ничего особенного» (как же сократилась творческая потенция!). Понравилась «Tabula rasa» А.Пярта – эта вещь, наверно, лучшая у него.
Рекомендованная симфония №3 Лютославского не понравилась – слишком много «сумбура вместо музыки». Четвертая посильнее будет. Для сравнения: Гурецкий («девушка поёт) гораздо значительнее.
«Harmonielehre» Д.К. Адамса слушать можно, но до мировых гармоний этой вещи далеко. Уходит куда-то гармония, ушла. Остался Кейдж и прочие «новаторы»
В целом, нынешняя музычка способствует дальнейшему разложению и расчеловечиванию нашего мира. Являясь продуктом распада, они еще и ферментирует его.