Крылья ужаса

Посреди ночи вздрагиваю на кровати так сильно, что бужу спящего рядом мужа. По спине льется пот, мне хочется плакать или кричать.

- Что случилось? - ‎Да какой-то ужас приснился. Кровь, кишки, расчлененка. Мужик какой-то ходил с ножом и рассказывал историю, а потом убивал всех... или сначала всех убивал... Я уже и не помню. Только состояние такое мерзко противное. Даже спать больше не хочется. К чему бы мне такое приснилось...

Да ни к чему. Просто поменьше надо читать всяких ужасов типа "Крыльев ужаса" Мамлеева.

Бессюжетная история, напиханная жестокостью и убийствами. Герои либо убивают, либо умирают. Страдания, мучения, страх, отващение, смерть - сложно найти что-то ещё в трилогии. Иногда герои задумываются над философским вопросами, но эти вопросы теряться в пучине ада и жестокости.

Каждая…

"Колядина, ты ли это" - с этой фразы началось чтение второй строчки, не побоюсь сказать это слово, книги. Гнев, отрицание, торг, депрессия и, наконец, принятие сопровождали меня все страницы этого "шедевра". Ради команды (в который раз) книга была мной прочитана. Но я советую никому данное действие не повторять, ибо оно было сделано закалённым Колядиной профессионалом. Попытка философствования о смысле жизни была в очередной раз провалена. Не рекомендую.

Пока что два прочитанных мною романа Мамлеева почти не отличаются друг от друга. Убери издатель между ними лист с заглавием нового — и я с трудом различила бы их, заподозрив что-то неладное лишь при смене имён главных героев (хотя и тут промашка, оба персонажа первого плана на некоторое время — Леониды). Как бездумно оборвался "Другой", так бездумно начались "Крылья ужаса" (и так же они и закончились на каком-то мутном обрывке, наверное, чтобы перетечь в третий роман, где Лёня сменится каким-нибудь Олегом).

В Мамлееве вообще (насколько я пока могу судить по двум романам — а действительно, могу ли я судить? Два ореха романа — это куча или не куча?) есть несколько мотивов, которые кочуют из текста в текст.

Ад. Ад и скорый конец света где-то вот тут, близко, у нас под носом, если мы уже в…

Люда и ее двоюродный брат Леня - чудесные антиподы друг друга. Одна принимает жизнь на немыслимой глубине (страдание), другой широко ее отвергает (поверхность). Леня почти было утвердился, что родиться в собственном теле - не самое плохое, что может случиться в жизни, и тут вдруг это самое тело его предает (рак). И Леонид, как человек поверхности, понимает, что физическая смерть - действительно Ничто, после которого существование -лишь бледные тени былого. В связи с этим мне почему-то вспомнился Барт в том своем, где он говорит о людях-телах и людях, тел не имеющих (вернее, выходящих за его пределы ореолом и тоже неопознаваемым). С другой стороны - распухшая плотскость Иры, сладострастной девочки, чью мать съели. Она - избыток бытия, существо, которое пошло не от плоти к абсолюту, а в…