М. И. Цветаева. Проза

Марину Цветаеву люблю давно и сложно. Не по той причине, как остальные: стихи любят - биографию и личность нет. По крайней мере, это самая распространённая формулировка, характеризующая отношение к ней. К моему сожалению, многие не понимают её сложную и богатую натуру, что лишний раз доказывает наличие таковой. Хочется всегда встать на ее защиту. Благородный порыв заканчивается длинными дебатами в комментариях, где мне так и не удаётся никого переубедить. Но равнодушно пройти мимо не могу, поэтому заготавливаю текстовые болванки, которые вставляю как возражение особенно настойчивым коммунально-гармональным злопыхателям. Такое усердие обусловлено тем, что я искренне люблю личность Цветаевой. Живо ею интересуюсь. Скурпулёзно вникаю в биографические и эпистолярные тонкости духовной жизни…

Откровенность шокирует тех, кто к ней не привык. Как это возможно, говорить в лоб о своих чувствах, признаваться в своих слабостях!? Это не принято! Это дурной тон! Но кто сейчас оглядывается на какие-то правила? Нет. Люди не говорят о своих чувствах, потому что им страшно. Это страшно – признаться в самом сокровенном, открыться, обнажиться, опустить забрало и сложить оружие. Страшно доверить, дать кому-то власть над собой, потерять контроль. Страшно получить отказ, почувствовать себя отвергнутым. Увидеть в ответ осуждающий, неодобрительный взгляд. Страшно признаться в своих чувствах. Опасно…

Но есть те, кто готов на подобный риск. Те, кто открывает душу, обнажает сердце, вверяет себя другому целиком и полностью. Вот она. Книга наполненная личным, сокровенным, тем, что другие прячут…

Знакомство с поэтессой начал с её... прозы. Это как войти в музей с заднего хода. Понимаю, что Цветаева - это в первую очередь поэзия, поэтому пока воздержусь от категоричных оценок её творчества. Я сейчас как тот орёл, который живёт на одной стороне монеты и не понятия не имеет, что из себя представляет решка. Могу лишь сказать, что никогда прежде не читал прозы, написанной поэтом. Она - цветаевская - отличается от прозы прозаиков своей глубиной образов, пестротой речи. Если детальнее, то ещё и синтаксисом: множественные тире создают ритмическую сетку, кардиограмму, повествования; а ещё одно отличие-феномен я назвал бы "синонимфонические ряды". Сам придумал этот термин, образовав его от слов "синонимические" и "фонические". Синонимфонические ряды - это чаще всего 2, иногда 3…

Кончен не только мой тот век, но весь тот век. Рассказываю по неоплатному долгу — сердца.

Совсем другая Цветаева, в стихах — откровенная до неприличия, в прозе — краткая до скупости. Не воспоминания, а записки, очерки, росчерки, а ещё вернее — рассказы, стремительные, скачущие через годы, через слова, стремящиеся поскорее высказать — главное. Поразительно сохранена, даже законсервирована устная интонация, читаешь — и как будто Марина (Ивановна) сидит совсем рядом в шерстяном своём платье, со своей стрижкой и своей чёлкой, и пахнет чем-то старинным, и шепчет (даже голос как будто слышится, низкий и немного простуженный): о своей матери, о внуке Пушкина, о музее отца, о любовях и страхах своего детства, о Волошине, о Мандельштаме, об Андрее Белом, о Бальмонте. А на самом деле всё об одном:…

Ja! Ich weiß, woher ich stamme! Ungesättigt gleich der Flamme glühe und verzehr' ich mich. Licht wird alles, was ich fasse, Kohle alles, was ich lasse: Flamme bin ich sicherlich!