Дом на набережной

Предать - это не только выступить против правды, но и просто отступить, промолчать, пересидеть в тени. Глебов прожил жизнь в тени дома на набережной, в тени друзей. Он пытается быть со всеми на ровной ноге, везде успеть и ничем себе не навредить. Если назвать вещи своими именами, то Глебов просто трус: боится жить, боится думать, боится действовать. Даже любить боится: сбежал поджав хвост из дома Ганчуков, боясь оставшуюся жизнь смотреть в глаза Соне и ее родителям. Даже Левка, хитрый, местами равнодушный, приспособленец, насколько честнее Глебова

В книге нет никаких ужасов тоталитарной системы, она не совсем об этом. Она о людях системы "моя хата с краю", которые своим бездействием воротят бед не меньше, чем государственная машина.

На днях взялся читать «Дом правительства» Ю. Слезкина. И на втором десятке страниц вдруг потянуло перечитать Ю. Трифонова с такой силой, что невозможно было себе отказать. Первые чувства от прочтения «Дома на набережной» помнятся смутно. Было это в далеком каком-то 90-м году. Это время, когда закрывались заводы и фабрики, люди теряли свои сбережения, на окраинах СССР шла война. Что-то такое всплывает в памяти эмоциональное при том чтении о несправедливости советского бытия. О подлом приспособленце Глебове. О насущной необходимости перемен. О том, что такие «глебовы» нами управляли до сих пор. О предательстве любви и неизбывной жалости к Сонечке Ганчук. Времена изменились, поменялись люди, поменялся я сам и читал теперь «Дом на набе-режной» с другими мыслями. Антон, Химиус, Михикус,…

Основная мысль этой книги мне очень близка, часто об этом думаю. А дилемма формулируется очень просто – «тварь я дрожащая, или право имею?». Только если Раскольников должен был переступить через труп мерзкой старухи, то герой Трифонова должен переступить через милого профессора, потенциального тестя. Да только проблема здесь намного сложнее чем у Достоевского – убивать никого не надо! Вообще, не будет никакой крови. Мало того, он даже не повредит профессору, поскольку тот всё равно обречен. Выступление ничего не изменит для профессора, оно – формальность, а будущее героя полностью от этого зависит! Вся система построена так, что быть непорядочным (вот и добрался до этого слова) очень легко, а порядочным – очень тяжело (а иногда и опасно). Все говорят – «мы бы поступили по-другому». И я…

Книга о том, как трудно порой жить некоторым людям по совести. Поступать не только так, как угодно тебе, но и во благо другим. Каждый день мы делаем этот выбор, чаще, конечно, не столь значительный и судьбоносный, но все же...

Книга не то чтобы о подлости, скорее о малодушии и равнодушии к другим, своя рубашка всегда ближе к телу. Вот и Вадим Глебов сделал свой выбор: предал своего несостоявшегося тестя, профессора Николая Васильевича Ганчука, и свою девушку, скромную и "покорную" Соню (автор несколько раз употребит в повести именно это прилагательное). Вадим мог выступить на собрании в защиту старенького профессора, но не стал этого делать (вообще не пошел на собрание), писал у него дипломную работу и быстренько сменил научного руководителя...

Интересная структура повести: все начинается…

Жил-был Вадька Глебов, по прозвищу Батон. Неплохо жил, наверное, или, может, как все. Жизнь устроена, быт налажен. Не бедствовал. Был даже счастлив… возможно. А однажды встретил друга детства. Лёвка Шулепа, бывший жилец дома на набережной, бывший одноклассник, бывший друг, бывший благополучный гражданин, бывший счастливчик судьбы… Не знаю точно, но, думаю, что когда замечаешь такие перемены в тех, с кем был когда-то более менее близок, на душе становится грустно и пусто, даже больно. Но, то ли у Батона душа зачерствела, то ли не была она никогда расположена к сентиментальности, но Вадька как-то особо и не удивился. Словно предчувствовал, что экстравагантный и благополучный Лёвка, постепенно скатится к пьянствованию и сторожеванию на кладбище. Словно что-то знал, тогда ещё, в тридцатых.

А…

Жили-были люди, читали книги, пили чай на кухне, зажигали лампы, вязали шарфы на тонких спицах. Жили, были и завидовали. Завидовали богатым и успешным, которым лампы зажигали слуги, у которых свои библиотеки и гипсовые бюстики на полках, которые покупали шарфы из тонкого шелка в заграничных магазинах. И жили другие люди, осуждающие подлых завистников, добропорядочные, честные и справедливые люди-судьи. Люди-цензоры чужих жизней и поступков.

А в Больших Домах на Набережных жили те, кому завидовали. Работали, были благосклонны к любимчикам и строги к остальным, не боялись консьержей, и в каждом подозревали мелочность, каждому приписывали корыстные интересы, прикрываясь высокопарным: "Это не вы подлец, ну что вы! Как могли подумать! Это все ваше поколение прогнило, вы тут не при чем." И…

Рассуждать о прозе Юрия Трифонова, когда о нем написаны тома критики, а произведения его включены в школьную программу и по ним пишут сочинения, несколько неловко. Очевидно, что всё, что ты сможешь сказать об этом авторе, уже кто-то сказал, и рискуешь выступить в роли унылого пересказчика. Поэтому я не буду писать о том, что прозу его причисляют к «городскому роману» и что в ней он «талантливо отразил психологию советской интеллигенции со всеми ее противоречиями под пятой тоталитарного режима».

Так получилось, что в школе мы Трифонова не изучали, а позже мои читательские интересы лежали далеко от такого рода литературы и прочитала я его «Дом на набережной» сейчас впервые. И мне показалась его проза безусловно талантливой, сильной, плотной, но по затрагиваемым темам узковременной и…

Да, интересно читать о судьбах людей, живших в самом знаменитом доме Москвы, а то и всего Советского Союза. Стены дома – живая история нашей страны. Хотя даты смерти многих именитых жильцов странно похожи…

Но если вдуматься, то зловещая судьба Дома на набережной не имеет отношения к основной идее романа. Пожалуй, Дом как таковой не так уж и важен. Всегда, в любом обществе есть люди, обладающие определенной властью. Это может быть власть от чина, власть от денег, власть от силы. В любом случае это власть, данная извне и отношение к таким людям - испуганно-презрительное. Их боятся, но в глубине души не уважают, презирают и ненавидят.

Тем не менее, они живут в обществе и вынуждены с этим обществом общаться. Можно конечно отгородиться забором , рублевской или кремлевской стеной, но «жить в…

В этой небольшой повести или (по Д. Быкову), коротком романе, вместилось очень много: целая эпоха, мир – внутренний мир героя, и вереница жизней, описание которых места много не заняло, но дало книге необыкновенную весомость и значимость. Творчество Ю.Трифонова относят к советской литературной классике, и он не зря считается одним из самых ярких представителей соцреализма. Описание быта москвичей в 30-70-х годах прошлого века, действительно, можно считать классическим. Но жизнь обитателей правительственного дома на набережной и коммуналок простых трудяг в сталинскую эпоху у Трифонова как-то не соответствует партийным идеалам общего достатка, равенства и свободы. Не поэтому ли многие произведения автора часто подвергались суровой цензуре, буквально перекраивались, хотя и с согласия…

Небольшая повесть по объёму, но много разных неоднозначных вопросов о нас, прошлых и настоящих. Книга, которую трудно воспринимать отдельно, вне контекста времени. Потому что общее прошлое, пока ещё остаётся настоящим, споры по нему ещё слишком болезненные. Но о книге, во-первых написана прекрасно, читается легко. Продолжает традиции русской литературы. Хорошо, несколькими словами, замечаниями, но живо и ярко выстроенны декорации событий. Можно будто увидеть и почувствовать запахи, услышать звуки домов, московских улиц, дачи, квартир. Запах еловой ветки, шум лифта, звон трамваев, вид из окна. Дом, как символ. Не зря название Трифонова прижилось. Символ времени, эпохи. И история нескольких людей, одноклассников, которые выбрали каждый свою дорожку после камня с надписью. Один шёл…