Истории — стр. 8

Мне хочется написать именно историю вместо рецензии, потому что книга вызвала бурю эмоций, и на объективность я не претендую.
Мы не можем знать, насколько "Зулейха" правдива, полна или исторически точна.
Одно мы знаем наверняка: совсем недавно люди испытали столько боли, унижения, отчаяния от несправедливости, сколько нам и в кошмаре не может присниться.
Очень мало людей изучает этот вопрос, продирается сквозь исторические справки и складывает все в единую картину.

Гузель Яхина сделала это: вынесла вопрос в массы. Сделала это так непринужденно и образно, что 500 страниц о тяжелейших событиях читаются на одном дыхании. Прекрасный язык, изобилие художественных приемов делают текст красивым и богатым.
Сделать популярными книги о жутких временах не так просто, и нужно быть мастером слова и сюжета, чтобы все преподнести как занимательную повесть.

Что мне понравилось (дальше спойлеры):

История не закончилась, как не заканчивается жизнь.

P.S. Ассоциации: Убить пересмешника, Прислуга, Забвение пахнет корицей; Люди на болоте, Тихий Дон (вот такая мешанина у меня в голове). Некоторые из этих книг написаны в опасные времена, это книги-перевороты; некоторые преподнесены как красивая сказка. Но все они - о людях, о борьбе, о судьбе, и "Зулейха открывает глаза" заняла достойное место в этом списке.

Вчера прошел всероссийский тотальный диктант "для всех, кто умеет писать". И как выяснилось, текст для диктанта принадлежит Гузель Яхиной, а ее книга уже давно дожидается меня. Соединив два этих события, я решила приступить к чтению, тем более оставленные другими читателями рецензии дают надежду на интересное времяпровождение.

Кому нравится не только проживать жизнь, но и наблюдать за тем, как все в ней устроено, знает, как редко события происходят в соответствии с умозрительным графиком, по которому их ожидаешь. Чаще группами, где еще вчера ничто, казалось бы, не предвещало: "то пусто, то густо", "не было ни гроша, да вдруг алтын". И я не могу назвать президента России человеком, часто появляющимся в литературе. Вернее не так - может быть в той, которая рассматривает высокую геополитику, властные интриги и есть же целый кластер псевдолитературы, которая исключительно занята живописанием кремлевской жизни; у такой и читателей достаточно и там, наверняка, имя Путина на каждой третьей странице, но меня Бог избавил от таких преференций - не читаю.
Я сейчас говорю о книгах, хороших и разных. Очень хотелось бы, чтобы все они были хорошими и отменными, но так не бывает и отделять зерна от плевел в ходе чтения приходится. Случилось почти одновременно прочесть четыре, в которых Гарант моей Конституции появляется не фоном (неопределенное "власть"), а собственной персоной, они уютно объединились в группу, впечатление от которой было бы жаль растерять. С этой единственной целью - сохранить слепок ощущения, пишу этот текст.

Итак, по хронологии чтения: Дэн Симмонс, "Флэшбек", антиутопия об экономическом коллапсе западной кредитной системы, разрушившем принципом домино прочие части нынешней стабильной жизни. Недалекое будущее, группа малолетней шпаны, которой нравится называть себя бандой, приценивается к принтованным футболкам, Симмонс хорош и заслуживает того, чтобы процитировать его:

В центре ее было одно-единственное пятнышко. Оно стало увеличиваться в размерах, пока не превратилось в человека, обнаженного по пояс и быстро идущего навстречу покупателю. Вскоре уже можно было разглядеть его лицо. Владимир Путин.

— Ну просто блеск, нах, — загудел Сули.

— Заткнись, Сули, — велел Койн.

Путин шагал к Койну до тех пор, пока мощный обнаженный торс и мускулистые руки царя Владимира не заполнили спину футболки целиком. Потом торс сменился лицом Путина, а лицо — прищуренными глазами.

— Ни хрена себе, ему же лет сто пятьдесят, — сказал Манк.

Голос его звучал приглушенно в присутствии силовика, дольше всех в мире сохраняющего власть. Путин был «силовиком» также и в смысле физической силы.

— Всего восемьдесят, — автоматически сказал Вэл. — Он родился в пятьдесят втором. На шесть лет старше моего деда.

— Заткнись, — приказал ему Койн. — Слушай.

Повернув голову, прищурившись и заглянув Койну прямо в глаза, Путин с футболки сказал по-русски:

— Moio sudno na vozdushnoy podushke polno ugrey.

Каждый слог звучал, как выстрел. Койн бешено рассмеялся

Дальше "Красный воробей" Мэтьюса, я читала по-английски и не озаботилась уточнить, имеется ли русский перевод, но этот шпионский роман не заслуживает цитат, довольно будет сказать, что эпизодчески появляющийся в нем российский президент пьет чай используя подстаканник, проявляет потрясающую осведомленность в деталях планирующихся внешней разведкой операций и личной жизни фигурантов, поправляет одного из руководителей службы, который в личном докладе произносит: "Мой человек в Штатах" - "Мой человек, - сказал Президент всей Руси"; и вообще, играет роль некоего мрачного бога, всеведущего и всемогущего, постукиванием пальца по столу вершащего судьбы героев, а заодно уж и мира. Ах да. там был еще удивительный момент в начале, когда малышка Доминика, истовая патриотка, придя домой, объявляет диссидентствующим родителям: "Я читала последнюю статью Путина и там говорится..." (не помню уж, какая очередная чушь Мэтьса говорилась в статье, но как россиянка, могу заверить, что статей Путина в центральной прессе видеть не доводилось.

"Рамка" Ксении Букши, тут все не так однозначно, девушке, все же, жить в стране, активно издаваться и вообще она восходящая звезда. А Восходящим Звездам не стоит наманикюренным ноготком карябать Власть. Хотя, с другой стороны, лавры Либерального Писателя тоже блазят потому в удовольствии вывести в своей книге Первое Лицо государства она отказать не может, но предусмотрительно скрывает его за эвфемизмом "царь" и, чтобы уж совсем комар носа не поточил - псевдонимом "Серый" (не "Вовочка", кто понимает). В главе "Пресс-конференция царя" он эволюционирует от хитрована восьмиклассника с замашками уличной шпаны до старика, прежде он не хочет отвечать на вопросы символически представленного в Ксюшиной книжке народа, а после уж и говорит что-то, да никто ничего не слышит: власть ли поглотила человека, время ли?

И теперь к главному, хотя очень коротко, времени совсем нет. "Агафонкин и время" Олега Радзинского, чудо, что за книга, о ней позже, отдельно и много. Но дело в том, что в ней В.В.Путин даже под собственным именем (в предуведомлении сообщаеться, что совпадение случайно и не имеет отношения, и бла-бла-бла). Там возможность проследить эволюцию на примере нескольких эпизодов детства и одного - юности. Решительный, бесстрашный беспринципный, умеющий любого подчинить своей воле и заставить поступать в соответствии с собственными представлениями о том, как все должно происходить. Дьявольская хитрость, изворотливый ум, который с пособен заставить служить себе существ высшего порядка, подчинить само время. Будем как боги... Но об этом позже и не здесь.

Вчера ехала в такси с водительницей, у которой оказалось четверо своих детей, а она ещё недавно прошла Школу приёмных родителей и собирается взять приемного ребенка из детдома.
Я немного ошалела от объемов, но оказалось, что одному приемному в семье будет сложно, поэтому она хочет взять сразу двоих: брата и сестру или как пойдёт.
Тут я ещё больше ошалела, но эта светлая водительница сказала, что считает, если у нее есть силы и желание, то почему бы и не растить детей.
Говорит, верю в то, что у каждого ребенка должен быть свой взрослый.
Ну и, конечно, что это все очень большое счастье и не то чтобы супергиперответственность, чтобы вырастить целого человека. Они же, говорит, сами растут.

А я вспомнила и рассказала ей об этой потрясающей книге.

(Некоторым ещё может помочь решиться на нее рекомендация от Дмитрия Быкова -- http://www.livebooks.ru/goods/dom_v_kotorom/dmitriy_bikov_o_dome/ )

Чтение и терапия
Попробуем библиотерапию: я буду рассказывать о том, что прочитала и подбирать вам книги по запросу для > осознанности.
https://t.me/biblioth

Потрясающий роман о талантливом художнике, который зарабатывает на жизнь подделкой картин. Неожиданно, интригующе, интересно, захватывающе. Дина Рубина удивила меня, если честно приступал к чтению с опаской, редко современный автор может так писать. История жизни поколений Кордовиных, Кордовесов, Кордоверов и т.д. написаны так, будто пересказаны реальные семейные хроники. Правдоподобные люди описаны, как реально существующие, веришь, что так оно и было. Пираты, кубки, полотна великих мастеров живописи - всё это затягивает и реально хочется быстрее дочитать, узнать, чем это закончится, одновременно растягивая удовольствие от чтения. Потрясающее описание средиземноморских городов, городков, деревушек, а как автор подаёт пейзажи? Читаешь и вспоминаешь те места где бывал сам и понимаешь, да, так оно и есть. Чувствуется, что писательница сама полность погрузилась во время написания романа в мир искусства и с лёгкостью погружает читателя в него. Всем рекоммендую.

Татьяна Толстая однажды в интервью сказала, что у Прилепина неплохой слог, среда Саньки ей не знакома, поэтому книжку читать было интересно.
К сожалению, ссылка на то интервью затерялась, но из более свежего, например, здесь

Я читала его роман «Санькя». Очень хороший роман. Мне очень понравилось, что там нет ни тени интеллигентности. <...> Это как будто у тебя есть знакомый директор зоопарка, и он тебя провел, чтобы посмотреть, как там в клетках живут звери. Т.Толстая

То есть, читая книгу "Санькя", делаешь выбор: или ты интеллигент и у тебя есть знакомый директор зоопарка, или в клетке...
Собственно, такая постановка вопроса и мешала взяться за книгу.
Но начало понравилось, посмотрим дальше.

С этой книгой я познакомилась совершенно случайно, всего лишь увидела пост в соц. сети, который был наполнен таким теплом, красивыми картинками, определенной, понятной только тем людям, кто читал эту книгу, необыкновенной атмосферой. Что же, меня это всё вдохновило и я решила почитать её, возможно, чтобы преодолеть одиночество, возникшее по той поре в моей душе. И эта книга так помогла! Её персонажи, они стали мне родными, стали друзьями. Даже не знаю, как описать это чувство... Хоть жители Дома и были совершенно разные и совсем на меня не похожими, они казались мне родственными душами. Может быть, книга так запомнилась мне потому, что я прочитала её в подходящий момент, думаю это так. С тех пор, считаю её моей спасительницей от одиночества и хандры. И ещё я считаю эту книгу именно осенней, её надо читать со свечой, с тёплым пледом и кружкой горячего чая или кофе. Наверное, самое время перечитать)

"Внизу Табаки увлеченно рассуждал о психическом состоянии Лэри, уверяя, что ему наверняка поможет настойка валерианового корня. Лорд возражал, что Лэри поможет только скоропостижная смерть Помпея. Слушая их, я вспомнил, что давно уже ходят разговоры о каком-то перевороте, и что в связи с этим неоднократно упоминалась кличка Помпея, вожака шестой. Будучи Фазаном, я не вникал в эти разговоры, а теперь вдруг забеспокоился, что не знаю чего-то, о чем наверняка знают все, и спросил:

— Так это Помпей затевает переворот? А зачем ему это нужно?

Табаки, Лорд и Слепой подняли головы и уставились на меня. Вернее, уставились Табаки и Лорд. Слепой только поднял голову. С банками и ложками в руках, в цветастых банданах, чтобы не мешали волосы, они до смешного смахивали на трех ведьм, занятых приготовлением колдовских зелий. Толстый в манежике сошел бы за гомункулуса. Скорпион в бутылке тоже был вполне на своем месте. Я невольно хихикнул.

— Зачем ему это? — самая мелкая и волосатая ведьмочка окуталась сигаретным дымом и впала в транс. — Зачем…

— В одном предложении! — вскинулась вторая. — Это приказ.

— Как-так? — возмутился Шакал, выходя из образа. — Опомнись, Слепой! Курильщик останется непросвещен!

На Слепого эта угроза не подействовала.

— Ладно, — угрожающе протянул Табаки. — Раз вы так, то мы эдак… — Он расчистил вокруг себя место, как будто собираясь взлететь, сел прямо, откашлялся…

— Слушай, Курильщик, и мотай на ус правду о Помпее, которого, ты, конечно, немного знаешь, и который в последнее время ведет себя не лучшим образом, позволяя себе многое, чего не позволял раньше, хотя раньше — понятие растяжимое, для многих из нас раньше его вообще здесь не было, и мы знать не знаем, как он вел себя там, где он был, когда его не было здесь, так что не совсем понятно, как можно быть уверенным, что он вел себя прилично, он — человек настолько далекий от Дао, насквозь пропитанный миазмами наружности, всерьез полагающий, что способен заменить Слепого на его ответственном посту, хотя, возможно, его просто достала перенаселенность подведомственного участка, и он жаждет покоя и тишины, но в таком случае проще было бы решить эту проблему перемещением своего тела в пределы Клетки сроком от трех до пяти дней, что, несомненно, способствовало бы самопознанию и очищению духа, а также погружению в более высокие материи, да и просто развитию философского склада ума, но нет, ему нужно совершить нечто громогласное и сокрушительное, разбить наголову, потешить множество застарелых комплексов, а в том, что он личность глубоко закомплексованная, не возникает сомнений, достаточно взглянуть на его шейные платки или бакенбарды, на манеру передвигаться и жестикуляцию, а в особенности на морды летучих мышей, которыми он себя увешивает — обреченные морды существ, страдающих всеми мыслимыми и немыслимыми среди рукокрылых заболеваниями, тоже мне Оззи Осборн, тот по крайней мере сразу откусывал им головы, а на Помпеевом загривке они дохнут месяцами, вот, несчастная Поппи отдала концы только в прошлую среду, а сегодня ее место уже заняла Сюзи, но чего можно требовать от полного профана в биологии, который даже не в курсе, что Сюзи — самец, хотя яйца у него с грецкий орех, хотя, конечно, это не имеет значения, ведь долго ему не протянуть — этому Сюзи — Помпей похоронил уже полдюжины его собратьев, так что это вопрос времени, к тому же летучему мышу наверняка все равно под чьим именем его отправляют на тот свет, хотя общество защиты животных могло бы и заинтересоваться тем, кто скупает этих бедолаг пачками, чтобы выглядеть круче, хотя видит бог, полудохлая тушка летучей мыши еще никому не придавала крутизны, вот был бы это коралловый аспид, имело бы смысл о чем-то говорить, но тот, кто не живет с мыслью о собственной смерти, вряд ли повесит на себя аспида, ведь это потребовало бы уймы усилий по завоеванию его доверия, но ведь можно выстлать свой путь костями безвредных рукокрылых, не давая себе труда даже определить их пол, и вполне вероятно, что не что иное, как полная безнаказанность в данном вопросе, позволяет Помпею думать, что он не поперхнувшись пройдет по значительно более крупным костям значительно менее безвредной личности, я, конечно, имею в виду Слепого, но вы меня поняли, состайники, последнее я мог бы и не разъяснять.

Табаки умолк и с достоинством кивнул Слепому:

— Я почти уложился, хотя это было гнусно с твоей стороны так меня ограничивать.

В комнате стояла мертвая тишина. Даже магнитофон молчал. Даже Нанетта не подавала признаков жизни. Могло показаться, что все это время Шакал читал мощнейшее заклинание по усыплению окружающих. Лорд сидел в обнимку с банкой без крышки и раскачивался, прикрыв глаза. Слепой привалился к манежику Толстого. Горбач уставился на свой перекрученный корень, явно забыв, что собирался из него вырезать. Лица у всех были сонные и какие-то переевшие. На грани отравления. Только Толстый не поддался чарам. Дергал Слепого за волосы и тихо гудел.

Когда я окончательно уверился, что всех вокруг заколдовали, Горбач очнулся и, сонно моргая, перевел:

— Табаки имел в виду, что Помпей метит на место Слепого. Не знаю, разобрал ли ты это за летучими мышами и прочей дребеденью.

— Протестую! — возмутился Табаки. — Я выражался доступно, а главное — очень образно. Резюмировать такую речь, по-моему, преступление.

— Да, — согласился Горбач. — Но, может, Курильщика с непривычки слегка оглушило, и он не смог ее оценить.

Лорд открыл глаза и удивленно заглянул в банку, которую все это время обнимал.

— А нельзя ли, — спросил он, — в следующий раз ограничить это чудовище количеством слов, а не предложений?

— Нельзя! — Слепой выпрямился, выдрав свои волосы из клешней Толстого. — Сам подумай, сколько раз и в скольких вариантах можно повторить одно и то же слово.

Мы все об этом подумали и дружно застонали. Табаки посмотрел на нас с видом великого актера, принимающего аплодисменты."

"Обитель" я начал читать в автобусе, продолжил – на конспиративной квартире, дочитывал – возвращаясь домой. Дома, сидя на кухне, и дочитал окончательно.

В ростовском ФСБ где-то должны быть кадры оперативной съёмки, на которых я во время обыска уткнулся в "Обитель" и пытаюсь читать, время от времени отпуская шуточки.

Как-то так получилось, что это был второй раз, когда я поехал в Новороссию. Два года назад Падов ездил в Крым и тогда тоже взял с собой новую книгу Прилепина, и так же почти всю прочитал её в автобусе. Правда, в тот раз я всё-таки добрался до места назначения; и там мне пришлось ходить по букинистам.

Хотя чего вру, в ту поездку срочно стал искать книжный ещё в Новороссийске (ехал с пересадкой). Вот и неделю назад тоже присмотрел себе местный букшоп, но ничего интересного не нашёл.

А "Обитель" – это наш русский, православный "Замок".
Наверное, лучшее, что пока написал Прилепин. Хотя и не без огрехов (раздражающих). Но пользуясь тем, что это не рецензия, а история, не буду въедаться в детали.

Какие новые для себя слова я узнал: волглый (стыдно, ага), ражий, подболточная (мука), прясло (в архитектуре), сень (в значении: навес в алтаре).

Товарищи. Я хочу сказать о книге Без пути-следа.

Во-первых, как она ко мне попала. Случайно я наткнулась на неё в списке человека, который охарактеризовал её, как книгу, которую надо обязательно прочитать в своей жизни. Я прочитала и не пожалела.

Мне, безусловно, понравился авторский слог. И его простые, где-то грубоватые обороты, и поэтические отступления. Простота и сложность, которые очень гармонично сочетаются друг с другом.

Но мне и понравилось то, о чём книга.

Я понимаю вас, тех, кому книга не понравилась. Да, она может показаться неприятной, скучной, нудной, тяжёлой. Герой тоже может вызывать негатив.

Но книги пишутся не только о победителях. И герой книги не просто потерял счёт в банке и работу, рухнула система его ценностей, идеалов, рухнул его мир. Таких, как он, были миллионы. Пригретых под крылом коммунистического строя, уверенных в завтрашнем дне, которым было сухо, комфортно и хорошо и которых кинули в новую жизнь, свободную, казалось бы, но в то же время, полную хаоса, разрухи, воров в законе, понятия «побеждает сильнейший».

Слабые люди, которые не способны быстро перестроиться, которых жизненные тяготы ломают, очень много. Герой, если взять за основу, что это биография автора, на мой взгляд, смелый человек. Он не жалуется, он откровенно пишет о своей слабости. О том, что не смог и не захотел крутиться, зарабатывать, подмазываться, подстраиваться. Он остался таким же, каким он был. Ему не хватило гибкости. В той жизни он бы спокойно работал в НИИ, получил бы квартиру, жил бы с семьей и горя бы не знал. Ему было мало надо. В этой жизни он потерял семью, работу, то, во что он верил и так и не смог научиться ориентироваться в новом мире. Ему было противно то, что происходило и было противно воевать против действительности, как и невозможно идти с ней в ногу.

Задумайтесь о том, что это именно наши родители лишились привычных идеалов, уверенности в завтрашнем дне, работы. Это здорово, что кто-то смог взбить сметану лапками, но кто-то утонул... здорово, что кто-то сумел подстроиться, а кто-то не смог. Так бывает… но это не стыдно! Быть слабым очень плохо, мучительно и тяжело, но не стыдно. Отцов двух моих одноклассниц убили в это тяжёлое время. Они были сильными и боролись, создавали фирмы, кому-то перешли дорогу… А сколько слабых погибло в то время, было растоптано и уничтожено… это нужно принять к сведению, задуматься и учиться быть сильным. Но помнить о том, что сильный человек скорее поможет слабому, чем отвернётся от него, потому что тот ему неприятен в своём неумении справляться с проблемами.

тепло. трава по пояс, а местами и выше.на расстоянии ближайших километров ни следа человеческой активности.
деревянная,в один этаж. крест давно покосился, но держится. на окнах решетки.Постройка начала века двадцатого, не раньше.
одного крыльца нет, второе готово превратиться в труху из-за пары лишних движений.
нету во мне пастбища высокоморальных принципов, но я согласна с тем, что в чужой берлоге стоит выказывать уважения.Или не появляться там. И мелких вандалов не люблю.
внутри нет росписей. следы когда-то начинавшегося ремонта.полы сняты, строительные леса не убраны. рядом с алтарем гора обуви. в том числе и детской.
иду дальше. замечаю, что-то странное среди досок.это гроб. маленький. полметра в длину.простой,крепко сколоченный.закрытый.
кому и зачем он понадобился в этом месте, мне неведомо. лезть туда и выяснять, тоже. чаще всего я привыкла доверять интуиции.
а впрочем. солнце все так же освещало эти доски, гроб и деревянную церковь.

зачем я это здесь пишу. сама не знаю.одними моментами танатос сильнее. такие дела.

В инстаграмме одна публичная дама зовет к себе в телеграмм размещая цитату из этой книжки Пелевина о том, как выбраться из жопы — понять и вылезти или вылезти и забыть.

мне кажется на нем так много зарабатыввают. он как кит, на котором пиявки живут.

по крайней мере,я цитату читаю по-другому, и не вижу смысла цитировать у себя в инсте, чтобы привлечь публику в телеге.

мне его жаль.   правда. пелевина просто жаль.

лес, избу, ржаное поле?
ветер, треплющий траву?
и бескрайнюю дорогу,
что ведёт нас к повороту
вязкой, словно гниль, души.
не забудь, болтая с Ним до края ночи, посмотреть в его немые очи,
что кричат тебе сквозь тьму:
— без тебя я не смогу.
развернёшься и уйдешь,
оставляя кровь на корне дуба.
не зная имени слепого друга.
очнешься здесь, где не бывает чуда.
в мире отравленных небес.
посмотришь в окно, ещë не забитое досками, увидишь мглу, в окно смотрящую.
усмехнешься, закуришь, проведаешь Спящих, кинешь вазу с цветами подальше.
— они дышат, ублюдки, они почти настоящие! хороните тех, кто ушёл,
меня вместе с ними,
ведь я не могу без него, как бы вы не просили.

«...интеллигенция! Вежливая до оскомины, изредка дерзкая на слово, но в поступках – смирная, вялая, покорная. Жалкая. И – живая, в отличие от многих крестьян, не выдержавших болезней и голода. Вот тебе и «бывшие».»

Это небольшая историческая справка. Она напрямую не касается этой книги, но проблема здесь общая.
В апреле 1941 года в соответствии с планом "социалистической реконструкции" реки Волги началось заполнение Рыбинского водохранилища. Самого крупного по тем временам. Изначально вода должна была подняться на 98 метров, но незадолго до начала затопления, план поменяли и, в итоге, вода поднялась на 102 метра. Вроде бы не большая разница? Но только в документах, на деле же эти 4 метра для многих людей оказались роковыми. Ушли под воду десятки тысяч гектар полезной земли и лесов. Под принудительное выселение попали около 150 тысяч жителей. Было разрушено и затоплено около 800 деревень и сел, в том числе и культурно-исторических памятников, а также несколько десятков древних храмов и монастырей. 294 человека погибло, они просто отказались покидать свою малую родину и утонули.

Впечатлившись «Зулейхой», решила я ознакомиться и с позицией критиков, а не обожателей, коим я сама и стала. И попалась мне на глаза рецензия Руслана Айсина https://poistine.org/istoriya-odnogo-predatelstva – ущемленное национальное самолюбование. В общем-то, можно было ожидать, что первыми выскажутся татары. Ну не может этот национальный моралезащитник принять, что в 30-40 годы прижимали татар, и, видимо, забывает, что помимо татар от режима пострадало и культурное наследие других национальностей и этносов.
Аморальная баба – ваша Зулейха, говорит он. Где страдания «безутешной вдовы»? А, простите, с чего бы ей быть безутешной? Её взяли в жены, потому что «у неё между ног мёдом намазано», а не по великой любви. А она, как любая религиозная женщина (И неважно, татарка, грузинка, француженка, русская, с рождения проповедующая мусульманство, иудейство, христианство или поклонение макаронному монстру) следует тому, чему её научила жизнь в этом религиозном обществе – уважать своего мужа, в её голове пресловутый домострой. Она для него вещь, он для неё – тиран. И с чего прикажете ей убиваться? Да, убили, да, она теперь беззащитна перед обстоятельствами, но поделать она ничего не может. Она безвольная, слабая женщина, несущая на себе тяжеленное бремя быта, но при этом бесправная в решении каких бы то ни было вопросов.
В общем, Айсина бомбануло. А от таких бестолковых критиков, не видящего ничего дальше полумесяца на башне мечети, другого ожидать и не приходится.
Кто-то в комментах к рецензии писал, что «Не похоже это на татарских женщин того времени, тогда женщины оберегали свою честь и достоинство. И первым, что для них было – это их вера, то что они мусульманки /…/ Одно я знаю, наши матери были достойными татарскими женщинами». Возможно, её мать и была. Если не попала в ссылку, не была поставлена перед выбором «войди в новый мир, прими новые порядки, иначе погибнешь». Как же мы любим ровнять всех под одну гребенку.
Я живу в Татарстане. И всю свою жизнь я наблюдаю, как татары пытаются правдами и неправдами обелить себя, выставить себя в лучшем свете, чем русских. Всю жизнь говоришь по-русски, но делаешь миллион ошибок? «Нам, татарам, скидка». Товарищи, а вы часом не забыли, в какой стране живете? Какой язык является национальным? Татарский язык и традиции – их культурное наследие, конечно же, но оглянитесь вокруг себя: татарский в школах обязательный даже для русских, книги и газеты на татарском печатаются, мечети на каждом шагу, чего не хватает-то? Вот как сказал «добрый» Ельцин «Хотите суверенность – получайте», так татаре (и я намеренно использую именно это окончание для обозначения конкретно чокнутых на своей нац. идентификации) и возомнили, что живут в стране Татарии (на секундочку, именно этот треш был написан в учебнике татарского в годы моего обучения в школе), а не в субъекте РФ. Вот отсюда и растут ноги всяких узколобых Айсиных.
В общем, не зашло мне знакомство с критикой, коль она такая национально двинутая. Я, пожалуй, пойду «Дети мои» почитаю…

Как это часто бывает с Пелевиным (лично у меня) - книга сначала меня увлекла, но потом, почти сразу начала вызывать отторжение.

И в далеком 2013, дойдя до событий, когда во время приватного сеанса порки одного из второстепенных персонажей лисицей-оборотнем по имени А Хули во избежании конфликта между клиентом (втор. персонаж) и как бы проституткой (А Хули) (- кажется был конфликт, я могу немного путать, но порка точно была), появляется волк-оборотень генерал-лейтенант ФСБ, я сказал себе: "Угу, дальше читать бессмысленно". Книгу закрыл и забыл её на два с небольшим года.

ОДНАКО, когда открыл для себя мир аудиокниг, наткнулся на любительскую запись от некоего (или неких - если это название какой-нибудь студии) DM. Вот это настоящий фольклор! Прослушанная на досуге книга по мимо забавностей от самого Пелевина (нужно признать, остроумные вещи в этом произведении все же в достатке), подарила мне также и бесценные моменты, когда чтец не мог выговорить слово и в сердцах матерился!

Я смеялся от души.

Спит Гаолян, сопки покрыты мглой,
Вот из-за туч блеснула луна,
Могилы хранят покой.
Галич.

Та уморительная сцена из "Служебного романа", где Новосельцев, непривычный к алкоголю, пытается приударить за начальницей, исполняя комические куплеты: "Тихо в лесу, только не спит барсук. Уши свои он повесил на сук. И тихо танцует вокруг." Смешно, на пьяных в кино всегда смешно смотреть, а песенка навеки западает в память. Много лет спустя "Иное небо" Лазарчука: да вот же он, этот вальс только не про дурацких барсуков, какая-то старая давно забытая история о русских воинах почему-то в Маньчжурии. Где это? Русско-японская война, ничего или почти ничего не знаю о том времени: Цусима, Врагу не сдается наш гордый Варяг, и все? И все. Ничего не знаю, но это становится как наваждение.

Для героя книги "На сопках Маньчжурии" мелодия вальса триггер, подчиняющий волю; как нейролингвистическое программирование. А потом будет "Урга" Михалкова и герой Гостюхина споет эту песню, взгромоздившись на пятачок ресторанской сцены, и текст не совпадет с тем, который помню в книге Лазарчука, но тоже хорошо. Хотя те несколько строчек, которые у Лазарчука, они лучше. А все же он хорош, тот водила-дальнобойщик и так поет, что в одно время больно, и хорошо, и гордишься за своих. и горюешь. Вот теперь "На сопках Маньчжурии" звучит лейтмотивом другой прекрасной книги, в "Агафонкин и время" Олега Радзинского этот вальс, под который не танцуют, а чтят память героев, прозвучит в начале, середине и конце книги. А я подумаю, как странно: если в книге или фильме звучит эта музыка, то вещь непременно оказывается стоящей.

Он был военным капельмейстером 214 резервного Мокшанского полка, почти полностью погибшего в феврале 1905 в бою между Мукденом и Лаоляном. В критический момент,когда боеприпасы почти закончились, командир приказал: "Знамя и оркестр вперед", капельмейстер Шатров вывел оркестр из окопов, заиграл марш, солдаты ринулись в атаку и прорвались. Из четырех тысяч человек в живых осталось семьсот. Илья Шатров, позже, попав на гауптвахту под началом уже нового командира, напишет этот вальс, назовет музыку "Мокшанский полк на сопках Маньчжурии" и поначалу музыка не произведет ни на кого впечатления, но после Мокшанский полк передислоцируют в Самару, педагог и композитор Оскар Кнаубе поможет автору отредактировать и издать ноты, а местный духовой оркестр впервые исполнит вальс в Струковском саду.

И тогда популярность вальса начнет расти, как снежный ком, а после случится так, что эта музыка станет самой знаменитой дореволюционной песней. 24 апреля 2018 года будем отмечать 110 лет со дня первого исполнения.

Пусть Гаолян навеет вам сладкие сны.
Спите, герои русской земли,
Отчизны родной сыны.

Еще в детстве, глотая книги подряд, вывела для себя правило: про живопись и художников по возможности избегать и браться только в случае, если совсем нечего будет почитать. Потому что это всегда было тяжким чтением. Герои голодали, мерзли, терпели лишения, бывали подвержены пьянству и прочим саморазрушительным порокам и все заканчивалось плохо. Не спасала даже мистика, столь редкая и ценимая в советской время - страшный старик из лермонтовского "Штосса"; несчастный финал гоголевского "Портрета"; жизнь, отданная порочным страстям в "Портрете Дориана Грея". В общем, хочешь провести время за книгой с удовольствием - не читай о художниках.

Я и не читала, пока в двадцать четыре года не случились "Сердца и судьбы" Фэй Уэлдом - не то, чтобы совершенно о художнике, хотя одним из персонажей там как раз живописец. Как водится, прозябавший большую часть жизни в бедности, зарабатывая багетным ремеслом (багетчик - это не тот, кто батоны печет, а кто рамы картинам строит); но к старости ставший коммерчески успешным. Главным героем там был не художник Джон Лалли, а его оборотистый зять - эксперт, искусствовед, галерист, плейбой. И вот тогда мне впервые открылась иная сторона книг, в которых рассказывается о живописи.

Вон оно как, Михалыч! Там же не только пишут картины, но и продают их. И не за миску супа или тюбик свинцовых белил, как в тех историях, что ты до сих пор знала, но за очень большие, непомерные, громадные деньги. А определяют цену аукционы. А признают произведение достойным быть выставленным на аукцион и оцениваться в сумму со многими нулями эксперты. Стало быть, вот кто в мире искусства играет первую скрипку, а вовсе даже не художник. И уж ему, эксперту - все радости жизни в одном флаконе: путешествия, открытые автомобили, одежда от кутюр и дизайнерски обставленные дома. Художнику такое только если повезет стать о-о-очень модным, да и удержаться в топах на всю жизнь мало кому удается, для этого надо стать товарным знаком, как Энди Уорхолл или Дали.

Так вышло, что в этом году две книги о людях, обладающих замечательным живописным талантом, которые предпочли наступить на горло собственной песне, сделавшись коллекционерами и экспертами. Поддельщиками по совместительству. Средняя часть "Корнишской трилогии" Робертсона Дэвиса "Что в костях заложено" (1985) и "Белая голубка Кордовы" Дины Рубиной (2009). Да простит меня Дина Ильинична, но ее замечательный во всех отношениях опус, рядом с романом Дэвиса смотрится как разряженная в пух пейзанка возле герцогини крови.

Хотя, может быть я пристрастна и Рубину надо просто любить, не пытаясь ставить рядом с тем, кто на голову выше. Но так уж устроен человек - всегда ищет лучшее в меру положеных в него талантов, а один из моих - способность понимать толк в литературе. В "Голубке" много яркой мишуры, вроде вояжей по миру, красивых дорогих вещей в пользовании Захара, джеймсбондовски-необязательных отношений с женщинами, оружия, смутного спецназовского прошлого героя, еще более смутного чекистского - его деда и еще более смутного (если такое вообще возможно) - пиратского патриарха семьи Кордовиных.

Закручено мастерски и семейная сага читается с неослабевающим вниманием, при этом от явных несоответствий в одних местах и повисающих хвостов в других хочется просто отмахнуться: не любо - не слушай, а врать не мешай. Причина, по которой герой отказывается писать свои картины, целиком отдавшись подделкам - гибель друга, сердце которого не выдержало допроса с пристрастием о подделанной Захаром Венере Рубенса (угу, а что мелочиться). Андрюша об этой эскападе приятеля и не знал ничего. Следующую четверть века Кордовин проведет скорбя и вынашивая планы мести, что не помешает ему наслаждаться жизнью в промышленных объемах.

Теперь о Френсисе Корнише. Родился в семье мэра канадского городка, дед же заложил и основы финансового благосостояния семьи, разумно переориентировав семейный бизнес с лесопильного и свекловично-сахарного производства в сферу финансовых инвестиций. В детстве был одиноким ребенком, рисовать учился по книге, первыми натурщками служили мертвецы в прозекторской местного морга. И был еще странный уродец-имбицил, которого в дедовском доме держали в закрытом от всех глаз (только не от глаз мальчишки, который везде пролезет) помещении под надзором двух преданых слуг.

Он будет работать в годы Второй Мировой помощником реставратора, разбирая коллекцию картин старых мастеров и выполняя кое какую работу для английской разведки. Ничего экстраординарного - считать перестук вагонных колес на стыках рельсов железнодорожной ветки в Бухенвальд и делать вывод о количестве вагонов, проследовавших туда, а после писать "дядюшке" письма, передавая эту информацию. Так вот, там, в замке, он пишет картину "Брак в Канне" на евангельский сюжет о воде. превращенной в вино, выводя в качестве персонажей людей из канадской глубинки своего детства. В том числе маленького уродца - человека в железной маске, бывшего его старшим братом и карлика портного, замученного издевательствами больших сильных мужчин городка.

Картина "неизвестного мастера" так хороша, не являясь в строгом смысле подделкой, но лишь безупречной стилизацией, что ее решают включить в число "найденных" шедевров (все это - часть сложной антигитлеровской интриги по экономическому подрыву). После чего, Корниш просто не может писать своего. Потому что у всякого художника есть свой, ему одному присущий стиль и эксперты легко распознали бы его работу в "Браке", который зажил к тому времени собственной жизнью. что обрушило бы всю интригу.

Дэвис превосходен, у него даже самые немыслимые совпадения в рамках семейной саги - "Что в костях" - тоже семейная сага. Так вот, все продумано, все логически завершено, совершенно филигранное плетение. И это история того, кто говорит за тех, которые сами за себя сказать не могут.

Моя история про Дом была в самой книге. История, которую я помню из книги лучше всего, но, на самом деле, помню плохо. История про угол, которым встречает Дом каждого, кто в дом входит. Я долго искала Дом. Долго он мучал меня своей призрачной серостью, и будто бы даже звал – ну, прочти меня, прочти, прочти! И когда настало время, я поднялась по ступеням и…
…и разбилась до крови об угол, которым Дом меня встретил.

Никак не ожидала, что в этой книге встречу упоминание о своем любимом греческом острове. И снова убеждаюсь, что передать словами, насколько он сказочен - невозможно. Лучше показать фотографии и сказать то, что привыкли говорить о Санторини все гиды.

На этом острове больше церквей, чем домов, больше вина, чем воды, больше ослов, чем людей.

А еще там делают обалденный греческий салат с помидорками черри и угощают сладким вином, которое заказывает сам Папа Римский. И буквально полвека назад санторийцы ничего не слышали о машинах. Они передвигались исключительно на осликах или еще более необыкновенно-замечательным способом - на лодке объезжали остров, чтобы попасть на другую сторону. Ну вот почему об этом она не написала???)

То, что тема кулаков и раскулаченных напрямую касается жизни многих знакомых мне людей, я впервые осознала классе так в пятом-шестом уральской школы. Разговор о кулаках зашел на уроке краеведения, и я, внучка пламенного коммуниста, после армии и войны приехавшего на Урал поднимать промышленность, вдруг впервые почувствовала себя не очень комфортно. Из двадцати шести моих одноклассников у восьмерых (а это ведь почти треть) оказались раскулаченными или репрессированными вполне еще живые бабушки и дедушки. И как-то эти дети (и их родители) не считали, что потерпели заслуженное наказание.

Помню свое потрясение. Вот сидишь ты за партой с толковым и бойким мальчиком, сыном простого инженера, а он, оказывается, потомок купцов, владевших сетью винных лавок. И это сейчас они от получки до получки живут, о Москве и колбасе и не мечтают, а тогда в Париж могли ездить. А у другой девочки, чья мама, злая и завистливая математичка, вечно высматривает, кто и в чем пришел в школу, прадед, оказывается, держал под собой половину лесозаготовок края. А у еще одной девочки бабу с дедом аж из трех домов выселяли. Придут коммуняки, заберут зерно, скот и избу, а те на припрятанное зерно новый скот и новую избу покупают, прямо на соседней улице. И так три раза людей беспокоили, пока то ли зерно не кончилось, то ли дочка этих самых кулаков за представителя новой власти замуж не вышла, смекнув, что проще ассимилироваться, чем без конца переезжать.

Семьи всех этих ребят, в отличие от моей, жили на Урале веками. И все они поначалу потеряли с революцией гораздо больше, чем приобрели после. (Забегая вперед, скажу, что приобрели тоже немало. Только не у всех хватило сил это признать. Кстати, жаднее, злобнее и завистливее училок из семей раскулаченных куркулей я в своем детстве и подростковом возрасте не встречала. Именно они всеми силами создавали мутотень с обязательными подарками классным руководителям и прочими поклонами. Психология набить сервант хрусталем или психология набить амбар зерном — это одна психология).

Одним словом, социальное и классовое расслоение в тот день открылось мне в полной мере, а слова “купечество” и “кулачество” обрели вполне конкретные лица и фамилии.

Следующим знакомством с темой репрессированных, спецпереселенцев и раскулаченных для меня стал опыт мелкой бумажной работы в городской администрации. Шла волна выдач государственных компенсаций, я сидела на приеме, вклеивая фотографии в удостоверения, и видела, каким потоком идут за документами люди. Десятки людей каждый день (вернее, это мы принимали десятки, а приходили сотни и стояли в коридорах по несколько дней, по привычке и из страха, что раздача прекратится, и на всех не хватит).

Сотни людей, пришедших получить причитающееся за родных, пострадавших в 20-е и 30-е годы. У большинства истории были как под копирку: в семье было больше одной коровы, родители не захотели отдавать скот в колхоз, в итоге все имущество забрали, а людей выселили в соседний район или отправили на стройку завода. Вот так из вчерашних крестьян и набирали строителей и чернорабочих. А я-то думала, что мой молодой город строили исключительно добровольцы-комсомольцы да городская беднота, с радостью покинувшая родные деревни. Не с радостью.

Встречались вещи и позабористее. Помню, как одна старуха, получив компенсацию за мать, вдруг поинтересовалась, а может ли она получить деньги за своего биологического отца. Оказывается, ее мать из семьи кулаков, будучи уже беременной этой будущей старухой (вот вам оборот в стиле Яхиной или Солженицына), ушла от своего жениха, главного кулака всей деревни, буквально за день до его раскулачивания. Ушла и вышла замуж за красного снабженца, которого вскоре довела до тюрьмы за какие-то там торговые махинации. Тогда она вышла замуж опять, переписала дочь на второго красного мужа, который вскоре погиб в великую отечественную, оставив ей пенсию и льготы для падчерицы (будущей старухи). Все это время экс-жених кулак пытался поддерживать с ней связь: писал из тюрем и из ссылки, а как вышел — вернулся и поселился неподалеку. Однако мать с ним никаких дел не имела и дочери о нем до самой смерти не рассказывала. И только перед смертью, отдав ей документы на собственное имущество, открыла, сколько всего было у ее настоящего отца. И вот теперь старуха-дочь хотела бы обналичить наследство этого невиданного ею отца, который точно был самым богатым в их деревне. Как минимум, пару домов и десяток коров имел.

Помню, у меня голова шла кругом от всех этих коров и домов и от той жадной прямоты, с которой старуха хотела денег. Денег, денег, денег. Не справедливости, не вернуть отчество и фамилию настоящего отца, а денег. Вы. Мне. Должны. Плевать на ваш всеобуч, здравоохранение, бесплатные квартиры, Гагарина и прочее, что было в нашей общей жизни. Верните мне стоимость всех коров, отобранных до моего рождения.

…Впрочем, легко иронизировать, когда эту корову отняли не у тебя. Да и об исторической справедливости в кабинете, где сидят пятеро пострадавших преклонных лет, а еще пятьдесят ждут своей очереди в коридоре, говорить было бы странно. Тем более, что я тогда была еще старшеклассницей, временно устроенной в соцотдел по блату, так как штатные сотрудники администрации просто не справлялись с наплывом населения.

Однако одно я тогда уяснила совершенно точно: потомки раскулаченных и репрессированных — это не миф и не мизерный процент населения, а вполне себе существенная часть общества; и они всегда помнили о том, что потеряли.

И теперь эта часть общества хочет писать (и читать) книги о своем прошлом. Как к этому относиться? Я любила своих родных и точно помню, что они ну никак не походили на кровожадных и тупых коммуняк из "Зулейхи". Но я также отчетливо помню холодок на школьном уроке, когда я осознала, что треть моих одноклассников находятся по другую сторону истории и любят, помнят и гордятся ничуть ни меньше моего.

Так как относиться к кулацкой правде о советском прошлом? Для себя я все поняла, когда оказалась (спойлер: ненадолго) в обществе тех, кто в 90-х смог восстановить личную справедливость и многократно отыграть назад свое кулацкое добро. Дышать среди тех людей было невыносимо трудно, как Зулейхе жить со своей свекровью и Муртазой. Очень хотелось побыстрее перевернуть страницу.

Субжанры всегда более доходчивы и убедительны. Воровской шансон, пролетарский агитпроп, кулацкий «кулаксон»... Субжанры живут, пока авторы учатся писать медали с обеих сторон, а не только с той, что видели с детства. Субжанры востребованы, пока в них есть потребность. Пока была потребность плакать о царской России, которую они потеряли (не до конца забив шомполами, вздернув на виселицы, замордовав сапогами в зубы), выходили воспоминания белых офицеров. Пока есть потребность вспоминать отобранное сто лет назад зерно и убиваться о мельницах и маслобойках, будут появляться романы навроде "Зулейхи".

Так как к ним относиться? С вниманием. Есть такое выражение в группах поддержки: "мы не вмешиваемся в рассказы других людей, так как сказанное ими является их правдой". Вот такая смена правд в миниатюре: три минуты говорит один, потом другой, потом третий. А под конец каждый уносит с собой то, что захотел и смог услышать.

Был горд этим... сбродом?
В каком-то роде!
"Они победили", это уж точно.
Но в чём? В какой области?
—
Не героин и не опиум.
Даже не вздумай пробовать!
Они победили, победили в одном.
С такой страстью вбивать гвоздь в лоб:
тут быть надо либо отбитым, либо совсем окрылённым.
—
Пока мастер вбивает гвоздь, понимаю,
что встретил умельцев когорту,
умело они совмещают первое и второе.
Не поспоришь!