Истории — стр. 6

В Португалии Жозе Сарамаго.
В Испании Арутро Перес-Реверте.
Во Франции Мишель Уэльбек.
В Италии Умберто Эко.

А в Российской Федерации - Вова Сорокин!

Есть книги, которые нас держат в этом мире. Они - как колонны, вехи или меловые метки на каменных стенах лабиринта жизни, я могу взять их в руки - и вспомню все до мельчайших подробностей: вот эту я читала осенью, несколько лет назад, в сгущающихся сумерках, одна дома, сразу после переезда; по пустым коридорам носился мой кот, сверкая зелеными глазами в зеркала, я сидела в своей комнате, свернувшись под теплой кофтой, грела руки по очереди, а за окном шел дождь, и не хотелось включать свет до последнего, напрягались глаза...
А есть книги - как "Дом". Я не вспомню ни время(смутно: лето?), ни места(только логически: а, новая квартира..), ни окружения(кто-то был рядом?..разве?). Потому что "Дом" - это книга, которая вехи рушит.

Я помню, как читала тебя: сначала неспешно, готовясь к интересной, но не шокирующей истории о детях-почти-своих-ровесниках; потом, не заметив как, все быстрее, быстрее, - ты втягивал меня в себя, а у меня слишком мало сил, чтобы сопротивляться такой сокрушительной мощи. Только потом уже, задыхаясь от накипающих слез и тяжести в груди, от нехватки воздуха, с трясущимися руками, потом, в липкой влажности летней ночи, дочитывая, я поняла, насколько же ты меня изменил, Дом.
Я помню, как ты нашел меня - ты, не я, теперь-то мне это ясно, - пришел в мою жизнь легко, незаметно, я даже не заподозрила подлянки; увидела тебя у одного хорошего человека в дневнике, и ты увидел меня - и не захотел уже отпускать.
Ты - ловушка, Дом. Ловишь таких, как я, в свои сети, и никогда уже не отпустишь. Загребаешь себе кусочек наших душ, пригреваешься там и живешь, - нет, спишь, долгим уютным сном, чтобы когда-нибудь проснуться и нанести удар по самому живому.
Ты - ключ к свободе, Дом. Единственный глоток свежего воздуха среди душного мира.
Как волшебный бальзам, возвращающий слепым способность видеть. Только зачем, Дом? Мне хочется спросить у тебя это спокойно, но я не смогу. Зачем ты причиняешь мне столько боли? Ведь прочитав тебя, разве смогу я теперь удовлетворится тем, что есть здесь, в этой Наружности?.. Я даже чувство Пустоты заставить себя снова забыть не смогу. Ты вернул меня в то время, когда я была собой, когда облака жили, когда приближающаяся гроза не просто пахла озоном, а была чем-то большим, живым, продирающим по коже мурашками, когда сны были не просто снами, когда луна могла увести, когда я жила не целиком в этом удушающем мире, а просто играла в него, зная, что принадлежу другой его стороне.
Знаешь, как мучительно просыпаться и понимать, что все, к чему ты уже привык и с чем смирился - может быть иначе, просто тебе не хватило сил ни на что, кроме как смириться? Снова вспоминать, насколько оно все мелко и жалко, и как же осточертело подстраиваться под людей и погружать себя в них, чтобы хоть чуть-чуть понять, чтобы не обидеть, чтобы прижиться, - что все это как разговоры с иностранцами на языке, которого уже давно нет, по сравнению с разговорами в Доме, которые понимать так легко и естественно, как будто дышал и дышишь одним с героями воздухом всегда.
Дай мне выпутаться из тебя, Дом. Я хочу постараться жить здесь хоть немного счастливо, а не так, как в ту неделю после тебя. Оставь меня. А я - я закрою глаза и поверю, что когда-нибудь смогу добраться до твоего Леса...
Да, я знаю, что у меня нет выбора) Ты - как проклятая метка, и я должна отдать ее таким же, как я, способным понять и услышать. Ловите, и не проклинайте меня за это.

"Может быть, тот Лес- душа твоя.
Может быть, тот Лес - любовь моя,
Или, может быть, когда умрем,
Мы в тот Лес направимся вдвоем..." (с) Л.Гумилев, "Лес"

зеркала ужасают, годятся только для смелых.
урод в них красив, а красивый — урод.
посмотри в них в ночь сказок и забудешь себя.
увидишь ты тьму и пустые глаза.
быть может изнанка это и есть зеркала¿
место истин и тайн, что знает только Луна.
от них не укроется правда, не скроется ложь.
сколько не смотри — не будешь похож.
в зеркале тот же только слепой.
ему нечего прятать, захочет — станет иной.
лорд же не сможет себя принять.
ведь красоту дракона зеркала не могут объять.

Если вы полюбили Дом, то вероятнее всего в конце вас ждёт пустота от понимания, что повествование-то закончилось, а вы ещё нет. Дом похищает нас. Не мы селимся в нём, а он в нашем разуме. Столь идеальное убежище для эмоциональных инвалидов и калек. Но что теперь читать? Снова Дом? (Это вы ещё успеете, уверяю вас).

Чаще всего советуют две книги: "Республика ШКИД", авторства Григория Белых и Леонида Пантелеева и "Белое на чёрном" Рубена Гальего. Я не соглашусь. Это лишь жалкая попытка поймать героиновый кайф без героина. Да, там будут дети-подростки (у Гальего они даже будут инвалидами, что и есть главная тема романа), а того удивительного укрытия, эскапизма, собеседника, который дарит Дом, в этих произведениях нет.

Вместо того, чтобы пытаться этот самый восторженный эскапизм тщетно повторить, рекомендую ровно противоположное решение. Достоевский! Только Фёдор Михайлович способен в достаточной степени расковырять ваши чувства и столкнуть с реальностью, где вместо дома "банька с пауками".

Спасайтесь Достоевским. Иначе все книги будут, как трава.

Ну, вы понимаете. Настенька в своем стиле, раз уж влюбляется в героя книги. Но... Шесть раз подряд Дом, Исповедь наизусть, стишки и песни, а потом однажды - Васильевский остров и слёзы от боли, потому что немеют руки, и своя кровь вперемешку с его. Но почему-то мысли о том, что ведь и должно быть больно. И теперь всегда с собой - Красный Дракон, память и защита, горит и спасает от всего. И

...он не я, и я не он. Но мы как-то очень связаны, иначе у меня бы не ухало сердце вниз каждый раз, как я слышу что-то связанное с ним, будь то Александр Македонский, или дракон, или фраза "Это было прекрасно", тут же прокручивающаяся в голове с той-самой-интонацией.

Состоялось оно в 2009 году. Поездка не произвела такого сильного впечатления, как поездка на остров Кий… Спустя шесть лет изменилось многое: и представление о Соловках, и новая поездка на Кий, и прилепинская «Обитель»…
А тогда было так…
Есть архипелаг. Есть Большой Соловецкий остров, а вокруг и около много разных островов. Вот это деление для меня оказалось основополагающим. Большой Соловецкий - это монастырь 15-16 века. Все. Ну, Образовательный центр еще с его экскурсбюро.
Все остальное - власть не советская, не соловецкая, а какая-то постсоциалистическая с разгулом частного предпринимательства и неконтролируемого рынка: цены бешеные - услуги крохотные. Православные, природные и светско-гулаговские пазлы стыковаться в моем мозгу отказываются, потому что они совершенно из разных коробок. Не сложилось гармонии в моей голове, а уж про сердце и говорить нечего.
В общем, монастырь на Б.Соловецком прекрасен. История его восхитительна и загадочна. Он поражает той силой, мощью, неуничтожимостью, величием, которые так потрясли меня еще три года назад, а в прошлом году просто заворожили и привязали стальными канатами.
Кстати, обзорная экскурсия по монастырю была самая неудачная. Рассказ девочки-экскурсовода был не очень интересен, сама девочка отличалась каким-то странным косноязычием и явно недостаточным для экскурсовода словарным запасом. Можно было просто ходить и смотреть, чем все и занимались.
Я же, бродя по кельям, залам, галереям, башням монастыря, просто смотрела, дышала, почти не прислушивалась к словам девочки-троечницы и, в конце-концов, отстала.
Осталась на галерее перед железной решеткой, электронный замок которой защелкнулся задолго до того, как я в эту решетку уперлась.
Мысль о том, что вспомнят же обо мне когда-нибудь, меня согревала, но не очень: дети с блокнотами, взрослые с вниманием. Уж если кто-то из взрослых исчез с экскурсии, то, скорее всего, заболел, побрел в гостиницу, дабы не мешать лицам заинтересованным.

Дальше...

Мне было о чем подумать: приехали мы накануне, и московские мысли все еще не выветрились из головы. Минут через 20, после осмотра решетки, я обнаружила электрический замочек с кнопочкой. Кнопочку нажала - решетка распахнулась. И захлопнулась снова. И если за минуту до этого я была на просторной галерее, с которой можно было хоть покричать во внутренний дворик (чего бы я делать все равно не стала, но все-таки), то теперь я оказалась между решеткой и деревянной дверью, которая наглухо была заперта снаружи. Клетушка метров шести. Я уже приметила бачок с водой и ковшичек - от жажды бы не умерла, нашла и зеленую тряпочку, в которую в случае полного промерзания можно было бы завернуться. Было там и ведро... ну уж на самый пожарный случай. И уголок, куда не задувает ветер и не заливает дождик, а погода была премерзопакостнейшая.
И вот стояла я там, в соловецком плену, и размышляла, на кой хрен оно мне было дадено. Вот это время взаперти, без связи с внешним миром, ибо обратно на галерею не попасть - замочек на обратный ход не работал, а мобильника у меня с собой не было. Не знаю.
Около получаса прошло в раздумьях. Потом деревянная дверь прошуршала засовом и открылась. Милая женщина пожалела меня, несчастную, поблагодарила Бога, что сама там оказалась и смогла вызволить меня из плена. И пошла я восвояси. Никакую экскурсию мне уже, конечно, догонять не хотелось. Я вышла во внутренний двор монастыря и... тут начали звонить колокола к вечерней службе. Я как встала там под дождиком у стеночки, так и простояла все минут 20, что звон этот раздавался. Словами сие не передается. И вот этот момент, пожалуй, и был тем самым главным и мистическим, о котором могу вспомнить и рассказать.
Зачем оно так было - не знаю. Но было правильно и важно.

Как-то случайно получилось в это лето читать разные книги про попытки человека выжить при минус "столько не бывает": "Террор" Симмонса, "Левая рука тьмы" Ле Гуин, теперь - "Холод" Геласимова. Хорошо, что летом. Потому что представить себе это не получается. Не получается даже вспомнить, хотя опыт был. Я помню этот свой собственный внутренний вопль "Я не выйду из самолета!!" когда милая стюардесса объявила, что температура в аэропорторту прибытия -45. В Самаре было - 15, и интернет уверял, что в Сургуте сейчас примерно столько же. Но интернет ошибся, я тоже, и выйти из самолета пришлось.
Но я выжил. Как и все остальные. Хотя Сургут не был конечной целью - пришлось забираться дальше на север, а станция Пурпе повешения температуры даже не обещала.Тем не менее, особых воспоминаний почти не осталось, как только научишься дышать на таком морозе (а это получается не быстро), дальше уже просто работа. А куда денешься!
Обратный ночной переезд из Пурпе в Сургут, конечно не забудется - в нашем вагоне встал котел, расселить весь вагон было просто некуда, пришлось оставаться там. Трубы полопались, замершая вода превратила коридор в каток, но в купе уже не попала. Так мы и сидели, заворачивая ноги в матрасы и следя, чтобы никто не уснул. Водка как-то тоже не пилась - за ночь на четверых бутылку не допили. Ходили по очереди греться в другие вагоны. Но доехали. Даже без обморожений.
Хотя вспоминать не хочется, повторять тем более.

Не в кости играет Бог со Вселенной; он играет в неописуемо сложную игру, которую сам и придумал. С точки зрения всех прочих игроков (то есть просто - всех), это все равно что играть в крайне запутанную разновидность покера при неограниченных ставках в абсолютно темной комнате перевернутыми картами, причем с Крупье, который не объяснил вам правил и все время загадочно улыбается.

Мироздание все же определенно играет с нами в какие-то свои игры. В последнее время оно особенно любит поиграть со мной в игру под названием "СРКН".
Как я уже когда-то говорила, творчества Сорокина я изначально побаивалась - во-первых, не слишком верила в современную отечественную литературу; во-вторых, припоминались какие-то рецензии и прочие чужие впечатления; в-третьих, весьма неудачно познакомилась перед этим с пелевинским творчеством, а в моей голове они почему-то шли почти неразрывным тандемом.
Так что пару месяцев назад, когда мне упорно в большей части книжных попадался его трехтомник (красно-желто-зеленый), с очень симпатичными корешками, то я сначала, как сорока, привлеченная чисто визуально, шла посмотреть, что же это. А потом разочаровывалась. Минимум пару раз.

Меньше же чем месяц назад, на свою беду оказавшись в маленьком, случайно встреченном книжном, почти случайно купила "День опричника", решив, что пора кончать с неизвестностью. Да и когда-то тогда же на главной висела на него рецензия, так что точно смахивало на судьбу.
Ну и все завертелось, как говорится.
Но я не просто случайно обрела одного из потенциально любимых авторов - он еще и ворвался в мою жизнь прямо-таки стремительным домкратом. Последние две недели ноосфера гаденько хиикает и подсовывает, подсовывает:
- отправившись гуглить что-то, буквально в две ссылки была вынесена в статью о творчестве угадайте кого
- разбирала старые бумажки, нашла среди них список примерно трехлетней давности, в который, насколько я помню, на всякий случай вписала, что еще стоит в планах на прочтение (конечно, тогда объемы хотелок не так распухли, как благодаря ЛЛ, но и самого ЛЛ еще не было в моей жизни). И с удивлением обнаружила там своей же рукой вписанную фамилию Сорокина среди в чинном окружении разной британской классики
- на днях случайно вчиталась в газету, с которой передо мной в троллейбусе стояла женщина: увидела заголовок из серии "N советует 10 своих любимых книг". Так как я испытываю слабость к подобным спискам, то нагло стала читать через плечо. Там был вполне стандартный набор Достоевский-Булгаков-кто-то-еще, и к восьмому пункту я заскучала. И тут хрясь - Сорокин. Серьезно. "День опричника" и "Сахарный Кремль". Вот тут я уже занервничала - многовато его стало вокруг. Но не то что бы я против :)
А знаете что обидно?
Что теперь, когда все вокруг радостно мне подсовывает Сорокина, а я уже страстно возжелала тот самый трехтомник, мозоливший мне глаза, то он везде резко дерзко закончился, по крайней мере, вне интернет-магазинов.
Такие дела.

Я начала читать "Дом, в котором..." еще в январе, но из-за экзаменов, поступления в университет пришлось отложить. Времени не хватает катастрофически. В конце прошлого месяца я зашла на страницу этого произведения, просто захотелось вдруг. И произошло то, что ни как не могу объяснить: на меня невообразимая тоска накатила. Я сама толком не поняла, что случилось. Грустно стало из-за того, что я до сих пор книгу не дочитала? Или атмосфера самого произведения через экран просочилась? ... Теперь посматриваю на книгу, занявшую свое место на полке, и стыдно как-то. Вернее, это даже не стыд вовсе. Какое-то не определяемое угнетающее состояние.

Дом появился у меня давно. Как идея, как простое любопытство. Дом мне посоветовала моя подруга, которая в свое время была воспитанницей интерната, такого же обшарпанного, с сыпящайся штукатуркой и бурлящей внутренней жизнью его обитателей. Тогда она сказала мне: "прочитай. очень похоже на то, как мы  там жили". Не думаю, что имелись в виду убийства, имеющие место быть по сюжету, но жестокость, не отрицание, но страх, не мистика, но магическое мышление.

Моя подруга сильный человек, я её уважаю, а после её рекомендации сразу же зауважала и Дом. Но тогда я не взялась за книгу. Мне, работающей студентке, это было не так нужно, как сейчас. Во-первых, потому что будучи представителем гуманитарной специализации, я на тот момент работала в интернатном учреждении закрытого типа и львиную долю всяких "чудес" лицезрела собственными глазами. Ну, а во-вторых, потому что ностальгия по взрослению, как по процессу, пришла только сейчас, а тогда я лишь наслаждалась результатом этого самого взросления.

Но это лишь лирическое отступление, я лишь хотела поделиться с вами вот какой мыслью. Дом давно появился на моей полке, но не пускал меня. Видимо, все никак не приходило время. А когда оно пришло, то не захотел отпускать. Он буквально подвёл меня к черте депрессивного состояния: мне не хочется выходить из него, мне не хочется возвращаться в Наружность, мне не хочется терять новых друзей...

Это очень подлая книга, на мой взгляд: она вроде бы огромная, листаешь, листаешь, не следя за прогрессом, а потом - бац! и закончился эпилог. Ушли твои друзья, оставив много вопросов. Снесли Дом, не оставив надежды. Поставили многоточия там, где хочется точек.

Одно греет меня, что все, читавшие книгу, проникнувшиеся ею, точно не станут жалеть людей, подобных (хоть в каком-то смысле подобных) героям Дома. Они не станут рассматривать человека по частям и критериям, но будут видеть его целиком. Это одна из интересных черт интернатов и, наверное, любых закрытых учреждений: их обитатели не видят особенностей своих соседей в том свете, что люди из Наружности, но видят индивидуальность, возможности. Дом хорошо показывает эту особенность - видеть по-другому. Прислушайтесь к нему, он не обманывает.

P.S. Пусть экран или дисплей с этой историей закидают помидорами, но мне кажется, что люди, которым не нравится Дом, просто забыли, каково это, быть ребёнком, каково это - взрослеть. С какой бурей страстей приходится воевать, мириться и примиряться. С какой нежностью встречаешь летние ночи, каким бесподобно свежим видишь каждый рассвет, с какой жаждой жизни  просыпаешься по утрам, если, конечно, вообще ложился спать.

Когда книга вышла, я ходила на семинар литературной критики. Конечно, мы договорились её обсудить. До дня Х было несколько недель, я как раз уезжала на море. Взяла книжку с собой, но начала читать только в самолёте на обратном пути. И - забыла её в кармашке переднего сидения! На следующий день ночью поехали с другом в единственный круглосуточный книжный магазин "Москва" где-то в три часа ночи и купили новый экземпляр. Было здорово попасть в книжный в такое время :) Интересно, кому досталась книжка, оставленная в самолёте!

Я не из Ташкента. Я из Самарканда. Хотя мне было мало лет, когда мы оттуда уехали, я многое помню и бережно храню эти воспоминания. Я помню общие дворы, арыки, многообразие фруктовых деревьев. Меня словно окатило теплой волной, когда на страницах книги я встретила описание урючных деревьев. В России урюк называют абрикосом. К этому я долго не могла и не хотела привыкать. Потому что урюк это урюк! Еще меня поразила следующая сцена:

На маленьком местном базарчике мама покупала кур, и тетя Настя рубила им головы. Она это делала очень буднично: зажимала курицу между колен и тюкала по голове топором. Одна из таких, уже посвященных в суп, вырвалась у нее из рук и гоняла по двору без головы, но с двуглавым фонтанчиком крови, пульсирующим из шеи, и вот это произвело на меня одно из самых неприятных впечатлений в жизни

Точно такая же сцена отпечатана и в моем сознании. У дедушки были куры и он тоже отрубал им головы. И однажды я наблюдала точно такую же картину бегающей по двору обезглавленной курицы. Это так странно... И так очаровывает.
Я не могу похвастаться знанием улиц Самарканда или Ташкента, где была не раз. Не могу рассказать чего-то столь же захватывающего, как и голоса на страницах этой удивительной книги. Но я чувствую некоторую причастность ко всей истории, рассказанной Рубиной. Чувствую, что я часть чего-то большего, чем город, в котором живу сейчас. И я очень благодарна автору за это чувство.

На дне Атлантики нашли 2,500,000 тонн теллура, подробности тут :)))
А что нашли его британские учёные -- это ничего. Как не все грибы одинаково полезны, так и не все британские учёные одинаково странны :)))

В 15 лет мне казалось, что нет ничего важнее любви, и все другие дела, обстоятельства, события должны, нет, просто обязаны уступить своё место любви. Даже если у тебя подготовка к экзамену или день рождения подруги, или собаку надо выгулять – всё это должно ждать своей очереди – очереди после любви. Возможно поэтому меня удивляло, если второй участник нашей любви думает иначе и продолжает сначала решать насущные вопросы и только потом приходит ко мне.

Теперь я не люблю читать классические истории о любви, где всё повествование крутится вокруг любви: её начала, испытаний, которые проходят двое или трое, окончания и панихиде по любви. Меня не привлекают инфантильные характеры персонажей, которые ничего не делают в жизни, только вздыхают да влюбляются. Да что они знают о настоящих испытаниях, если рыдают, когда он всего лишь не звонит на следующий день!

Зулейха и Игнатов встречаются не для отношений и, несмотря на то, что историю переписывать нельзя, хотелось бы, чтоб не было тех событий, благодаря которым они встретились. Раскулаченная за убитого мужа татарка, не знавшая нормальной, в привычном для нас понимании слова, жизни, и горящий идеей коммунизма и равенства, красноармеец Игнатов, который может убить, не мешкая.

Вместе с остальными «бывшими» людьми Зулейха под надзором Игнатова несколько месяцев добирается до пустынного берега суровой Ангары, на котором суждено им строить посёлок и выживать. Эти двое общаются друг с другом сначала взглядами, но даже тогда между ними начинается своего рода симбиоз, они обмениваются чертами характера. Решительный суровый Игнатов начинает мучаться совестью за тех, кого не уберег, вместо фамилий в журнале начинает видеть людей и постепенно превращается из узколобого, чтущего лишь одну идею фанатика в заботливого своей строгостью начальника поселения, способного любить, оберегать, уважать даже «бывших» людей. А молчаливая, мягкотелая Зулейха открывает в себе талант охотника – хоть ради пропитания, но всё-таки убийцы. Они забирают друг у друга излишки, отдавая взамен свои: Игнатов у Зулейхи – излишки мягкости, Зулейха, наоборот, забирает жестокость, необходимую для убийств.
В романе не про любовь даже возникает любовный треугольник: Игнатова и Зулейху разлучает Юзуф – сын Зулейхи от убитого мужа, мальчик, которого мать кормила своей кровью, чтоб он только жил. Её пятый и единственный выживший ребёнок тяжело заболел, ожидая возвращение матери от Игнатова ночью в лесу, после такого Зулейха запретила себе любить кого-то ещё кроме сына. Правда, только на время. Потом Юзуф, не без помощи Игнатова, бежал в лучшую жизнь, а мы надеемся на воссоединение Игнатова и Зулейхи.

Читая про любовь и материнство в условиях угнетения и выживания понимаешь, как просто любить в современном мире, как важно использовать эту простоту, чтоб быть честнее, заботливее и внимательнее к близким сейчас.

Для тех, кто хочет заценить перед покупкой или просто нищий студент.

Для издания, позиционируещего себя как коллекционное, имхо, картинок маловато, качество бумаги, на которой напечатан текст, расстраивает, и в целом заломленной цены не стоит.

Но как одну из любимых книг Пелевина не купить не смогла.

Если верить Владимиру Набокову, самый лучший читалель - это перечитыватель. Я не часто перечитываю, но все-таки бывает. Недавно закончила "Дом, в котором...", а уже хочется туда вернуться снова. Дом меня околдовал, поглотил и не отпускает... там осталось мое сердце.

Эмоции настолько хлещут через край, что я не могу подобрать нужных и верных слов. Мысли не складываются в буквы, буквы - в слова, слова - в предложения. Я очень долго размышляла, но написать рецензию так и не вышло. Нужное ускользает сквозь пальцы. Начинала несколько раз, но, перечитывая свои же строки, хочется все скомкать и выбросить. Ощущение, что самое важное никак не хочет обретать форму на бумаге.

Меня пропустило через мясорубку, но я рвусь обратно!! Честно. Это просто не поддается никаким объяснениям. Наверное, мои чувства можно выразить так: я больше не хочу в наружность.

Осознал свои недостатки. 
Поделюсь с желающими бесценным опытом.

Просветленный.

-------

Господи, Книга, обещаю внимательно тебя изучать!!

Мальчики, не верьте, что в раю нет деревьев и шишек. Не верьте, что там одни облака. Верьте мне, ведь я Старая Птица, и молочные зубы сменила давно, так давно, что уже и не помню их запах.

Мысленно с вами всегда, Ваш Папа Стервятник.

------

Дом зародил в моей голове мысли, которых ранее там никогда не было. Поменял мое мироощущение, перевернув с ног на голову! Просто взял за шкирку и встряхнул, как шелудивого котенка! Это бесценный опыт. Хочется, имея эти мысли, эмоции и ощущения в говове, забыть книгу и начать сначала. Мне кажется, дом поднял бы меня еще на ступень выше. Такие книги делают нас лучше и мудрее.

P.S.: спустя полгода я все-таки сложила слова в рецензию.

Книга "Цвингер" вообще очень историчная, можно сказать, все самые важные, ключевые для нашей страны события истории ХХ века так или иначе там озвучены. Одна из линий сюжета оказалась очень для важной в контексте истории моей собственной семьи.

Речь идет о немцах-эмигрантах в Советской России. Довольно многие немцы после прихода к власти Гитлера, во второй половине 30-х гг., метнулись в поисках лучшей участи в другие страны - в США, другие европейские государства и вот в Советскую Россию как в воплощение нового мира. В основном это были члены немецкой независимой социал-демократической и коммунистической партий, а также просто ценные специалисты - инженеры, архитекторы. Особенно много почему-то архитекторов ехало, мечтали, видимо, воплотить в новом мире своим самые смелые мечты. (Интересно, что моя мама сейчас живет в доме, построенном в 1940 г. по проекту немецких архитекторов, там довольно занятные квартиры: в ванной у мамы огромное окно во всю стену, а попасть в ванную можно только из кухни. И балкон огромный. Их таких 5 домов, больше в Новосибирске подобных я не видела).

Почти все они канули в лету. В 1939 г., после подписания пакта Риббентропа-Молотова, Советская Россия в знак дружбы и доверия выдала несколько сотен (на самом деле, точно неизвестно, сколько именно) немцев-эмигрантов гитлеровским властям, их погрузили в вагоны и депортировали обратно в Германию. Другую часть понемногу сажали в лагеря. Мой прадед был во второй части: в 1941 г. он попал в лагерь, где почти сразу умер от брюшного тифа, а в 1944 г. его семья - мои прабабушка и бабушка - получили предписание покинуть Москву в течение 24 часов и больше никогда туда не возвращаться. Следующие 10 лет они провели в бараке на спецпоселении в Новосибирской области.

Костюкевич довольно интересно пишет об этих немцах в "Цвингере". Один из них - Ульрих - является ключевой фигурой в повествовании.

И вот моя рецензия начинается со слов: "Случайная встреча...", а может я немного лукавлю?! Написав эти два слова, я задумалась о степени этой конкретной случайности, и далее на тему "Случайности в нашей жизни: Правда или вымысел". Размышления, как это часто бывает, почти ни к чему не привели. Так, вспомним, как эта книга оказалась у меня в руках...
Около месяца назад начала я готовиться к поездке в прекрасный Санкт-Петербург, и захотелось что-нибудь "атмосферное" почитать. Нашла здесь специальную подборку, составила благодаря ей персональный список, рассчитывая в ближайшем будущем посетить книжный магазин. В мой список вошла и "Белая голубка Кордовы", но занимала она чуть ли не последнюю строчку. Памятуя о том, что я видела одну свою знакомую с именно этой книгой и о том, что обложка книги произвела на меня тогда не самое приятное впечатление, я все же решила спросить девушку о Дине Рубиной (признаться это сочетание имени и фамилии меня давно очаровало, но не более того) и ее книгах. Я выслушала короткий, наполненный восхищением рассказ и попросила при случае принести мне любую ее книгу. Буквально через день мне принесли именно "Белую голубку...",которая позже поехала со мной в Питер.
В ней Петербурга было мало. И был он не таким, каким видела и знаю его я. Но книга хороша!

Пепеляев и Строд - самураи по духу. И хоть они и были врагами, стремящимися уничтожить друг друга, путь их был Путем Самурая.
Вспомним Хагакурэ!

Я постиг, что Путь Самурая — это смерть.

В ситуации «или/или» без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно. Исполнись решимости и действуй. Только малодушные оправдывают себя рассуждениями о том, что умереть, не достигнув цели, означает умереть собачьей смертью. Сделать правильный выбор в ситуации «или/или» практически невозможно.

Все мы желаем жить, и поэтому неудивительно, что каждый пытается найти оправдание, чтобы не умирать. Но если человек не достиг цели и продолжает жить, он проявляет малодушие. Он поступает недостойно. Если же он не достиг цели и умер, это действительно фанатизм и собачья смерть. Но в этом нет ничего постыдного. Такая смерть есть Путь Самурая. Если каждое утро и каждый вечер ты будешь готовить себя к смерти и сможешь жить так, словно твое тело уже умерло, ты станешь подлинным самураем. Тогда вся твоя жизнь будет безупречной, и ты преуспеешь на своём поприще.

Я искренне восхищен этими людьми. Они оба прошли Путем. И обоих сожрала Родина и Революция.

После экранизации Зулейхи, на автора страшно разобиделась татарская интеллигенция. Было просто море публикаций в интернете, огромное количество постов в соцсетях. В виде иллюстрации, расскажу про частный случай, с которым столкнулся сам. В одном из походов с нами сплавлялась молодая пара из Набережных Челнов. Приятные ребята, он админ, она бухгалтер на удаленке, современные, довольно начитанные. Как-то разговорились у костра о книгах и чтении и услышав мои похвалы второй книге, Дети Мои, возмущалсь тем, что автор извращает и перевирает историю и не уважает татарский народ. Я старался больше не обсуждать Яхину, но видимо это был мощный триггер, ребята периодически возвращались к теме, почти до конца похода. И прекратилось это, когда выяснилось, что книгу они не читали, а все свое мнение сформировали на основе статей в интернете.
Я иногда тоже ведусь на общественное мнение и, как мне кажется, много теряю, не решаясь прочесть книгу или посмотреть фильм. Вот как бы научиться выключать привычку полагаться на чье-либо мнение...

(Этот текст не имеет прямого отношения к Агафонкину. Привожу его только потому, что всё время чтения вопросы физического обоснования путешествий героев книги вертелись в голове. Обычно поисками реальности в фантастических сюжетах я не занимаюсь. Не знаю, для кого я это пишу.)

Всем известно, почему Нобелевские премии не присуждаются за математику: потому что невеста сбежала от Нобеля к математику. Кто был этот коварный искуситель? Уж не Минковский ли?
Так это было или иначе, я точно не знаю. Знаю, что Олег Радзинский упоминает всуе имя Минковского очень часто. И вот тут возникает сомнение: а не перепутал ли он его с Эвереттом?
Позволю себе напомнить кое-какую матчасть для тех, кто забыл. Попробую рассказать как можно понятнее. Я уже тренировался на некоторых гуманитариях, им всегда нравилось.

Альберт Эйнштейн был великим геометром. Он легко представлял себе искривлённое четырёхмерное пространство-время. Это позволило ему создать ОТО -- Общую теорию относительности. Но в "скучной" математике он был не силён. Поэтому для СТО -- Специальной (она же Частная) теории относительности -- ему помогли написать математику другие люди: сварливая жена Милева Марич и этот самый любимый автором Минковский.
В рамках СТО, что бы мы с вами ни делали, мы без остановки летим в четырёхмерном пространстве-времени Минковского со скоростью света. Если мы не движемся в пространстве, то вся скорость проецируется во время. Если же мы перемещаемся в пространстве, то часть скорости уходит в пространственные координаты, и время от этого замедляется. Таким образом формируются световые конусы, внутри которых мы можем свободно перемещаться (пока хватает бензина). Выходить за их пределы мы не можем ни при каких обстоятельствах.
Световой конус у каждого свой. В связи с этим такое понятие, как общее для всех время, теряет смысл: у каждого время своё со всеми вытекающими последствиями. В частности, с точки зрения СТО (и ОТО), время не отличается от пространства, и мы вроде бы можем в нём путешествовать почти как заблагорассудится. Главное не выскакивать из своего светового конуса.
ОТО в свою очередь утверждает, что пространство можно искривлять почти как угодно за счёт собственной массы.
Эту идею и эксплуатирует активно Олег Радзинский. Его "неинерциальный наблюдатель" плюёт на все ограничения обеих теорий относительности. Он корёжит свои световые конусы как хочет за счёт своей отрицательной массы и перемещается куда хочет.
И это естественно:

Вы когда-нибудь пробовали зашвырнуть комара? Просто взять и зашвырнуть?
Так вот, он не летит.
То есть он летит. Но не туда, куда вы его зашвырнули, а туда, куда сам хочет.
Потому что он очень лёгкий и свободный.
(неточная цитата Жванецкого)

Но, кроме двух теорий относительности, у нас есть ещё и квантовая теория. Вот две её основные идеи.
Первая состоит в том, что всё в мире представляется целыми числами, если правильно подобрать достаточно мелкие единицы измерения.
Вторая идея, что все частицы, пока мы на них не смотрим, одновременно находятся во всех точках Вселенной. А когда мы на них посмотрим, мы обнаружим частицу в каком-то определённом месте с той или иной вероятностью.
Вот это последнее свойство сильно тревожит физиков. Они хотят определённости. И Эверетт такую определённость предложил. Он высказал гипотезу о том, что каждое квантовое событие (а их происходит конечное число в любое конечное время, см. первую идею) порождает расщепление нашего мира на конечное число новых миров. При этом в каждом из миров частица занимает своё определённое место, такое, какое ей разрешает квантовая теория. От этого случайность измерений координат и всего остального пропадает. Просто мы с вами попали в один из миров, ну и видим одну из нескольких копий частицы в некотором её положении. А в других мирах частица окажется в других местах. Но мы этих миров не видим.
Всё. Никаких вероятностей. Никаких неопределённостей.
Красиво. Мне нравится.
И Олегу Радзинскому тоже нравится. Он тоже использует и эту теорию. Вот подтверждающая цитата:

Не бойся, Бортэ, смерти нет: мы не умираем по-настоящему. Продолжаем жить в других Событиях вдоль Линии Событий. [...] Однажды мне предстоит это выяснить.

Почему-то Минковского Олег Радзинский поминает на каждом шагу, а Эверетта нет. Подозреваю, что эти два человека слились у него в одного. Почему в Минковского, а не в Эверетта? А бог его знает. Пути автора неисповедимы.
Ну хорошо. Будем считать, что это я всё перепутал и понял автора не так. Это не имеет значения для книги. В конце концов она не про физику и не про математику.
Тогда зачем я морочу голову вам, уважаемый читатель этого текста?
По двум причинам.
Немного для того, чтобы просветить тех из лайвлибовцев, кто не в курсе. Думаю, таких тут значительное число.
А главное затем, что хочу рассказать об отличной идее!

Обратим внимание на последнюю фразу приведённой цитаты: Однажды мне предстоит это выяснить. Вопрос: как Агафонкин собирается это выяснить?
Оказывается, легко! И двух минут не пройдёт!

Давайте построим упрощённую, но работоспособную модель нашего мира.
Она будет состоять из пулемёта, который стреляет один раз в секунду. Пулемёт надо зарядить запрещёнными международными конвенциями разрывными пулями. Это из соображений надёжности. Ну и гуманности тоже.
Пулемётом должен управлять какой-либо истинно квантовый процесс, например, самопроизвольный распад ядер урана. Пусть у нас есть счётчик Гейгера, который регистрирует распады атомов.
Если за прошедшую секунду распалось чётное количество ядер в нашем образце, пулемёт говорит БУМ!, стреляет, и эксперимент на этом завершается.
Если распалось нечётное число атомов, пулемёт говорит КЛИК и переходит к следующему патрону без выстрела.
В соответствии с теорией, всякий раз вероятность КЛИКа равна вероятности БУМа!, и обе они равны ¹/₂.
Заряжаем пулемёт лентой из, скажем, сотни патронов.
Все знают о Коте Шрёдингера. Его странное состояние имеет некоторое касательство к нашему эксперименту. Но мы против жестокости по отношению к братьям нашим меньшим. Не будем брать кота.
Возьмём лучше сторонника Эвереттовой гипотезы и посадим его напротив пулемёта. Дуло направляем в область его мозжечка и запускаем процесс. (Перед этим на всякий случай запасаемся гробом для "испытателя", венками и траурными речами о героях науки.)

Что услышим и увидим мы с вами?
Мы услышим несколько раз КЛИК, а потом БУМ!, после чего немедленно в разные стороны разлетятся мозги "испытателя" и эксперимент закончится. Может быть, мы прямо сразу услышим БУМ!: вероятность этого ¹/₂. Может быть, мы услышим 100 КЛИКов, и "испытатель" тогда останется в живых. Но это вряд ли: вероятность такого исхода (¹/₂)¹⁰⁰ = 8*10^-31 = 0.000000000000000000000000000000008, если я правильно посчитал нули. Ну ладно, ничего не поделаешь. Мы к такому результату готовы и не сильно удивимся. А траурная речь у нас заготовлена.

А что услышит "испытатель"?
Это намного интереснее.
Если гипотеза Эверетта неверна, то наш "испытатель" услышит несколько раз КЛИК, а дальше, как говорил принц Гамлет, тишина. Свой БУМ! он услышать не успеет, потому что пуля летит намного быстрее, чем распространяются звук и (тем более) нервные импульсы. К моменту, когда соответствующий импульс достигнет слуховой коры головного мозга, кора эта будет размазана ровным слоем по стенам лаборатории. Боли наш смельчак не почувствует по той же причине (это к вопросу о связи разрывных пуль с гуманностью).
Результат предсказуем, тривиален и не интересен.
Интересное случится, если гипотеза Эверетта верна!
Тогда в момент выстрела не только череп "испытателя" разлетится на куски. Вселенная расщепится на две.
В одной вселенной количество распавшихся атомов урана будет чётным, во второй -- нечётным.
В одной вселенной "испытатель" ничего не услышит, потому что слушать ему будет нечем. Во второй вселенной он услышит всего лишь КЛИК.
И так будет при каждом выстреле, сколько бы их ни было. Хоть ленту длиной в километр заряди в пулемёт. Всегда "испытатель" будет погибать в одной вселенной, но в другой эксперимент будет продолжаться.
Поэтому "испытателю" ничего не остаётся, кроме как услышать подряд 100 КЛИКов.
После этого встанет во весь рост, отдаст честь начальству и скажет:

Гипотеза Хью Эверетта справедлива с вероятностью 0.999999999999999999999999999999992 (если я правильно посчитал девятки).
Самочувствие экипажа отличное! Готовы к выполнению следующего ответственного задания Партии и Правительства!

Как видим, с точки зрения "испытателя" эксперимент абсолютно безопасен. Конечно, при условии, что гипотеза Хью Эверетта о квантовой мультивселенной верна.

Насколько мне известно, ни один из сторонников гипотезы квантовой мультивселенной пока такой эксперимент не провёл. Это косвенно свидетельствует против истинности гипотезы.
Есть и ещё одно сильное свидетельство против Эверетта: мы не видим долгожителей, которым исполнилось хотя бы лет 200. Если бы люди умирали в одном мире, но оставались жить в мирах параллельных, тогда кто-то должен был, пусть редко, доживать до какого-то нереального возраста. Этого почему-то не происходит. Значит, скорее всего, никаких параллельных миров в смысле Эверетта просто нет.
А жаль. Лично мне гипотеза мультивселенной нравится. Несмотря на это, я не рекомендую никому проверять её методом КЛИК-БУМа.
И не совсем понимаю, как собирается её проверить Агафонкин.

Ну и напоследок просьба.
Если кто-то может рассказать о квантовом самоубийстве ещё проще, поведайте, пожалуйста. Думаю, мне не раз ещё доведётся удивлять этой идеей знакомых гуманитариев. Поэтому буду благодарен узнать, как можно сделать этот рассказ ещё доступнее.

Об этом предмете одежды всерьез никогда не думала. Телогрейка даже не с зэками ассоциировалась, где бы их видела, кроме финала фильма "Вокзал для двоих"? Нет, в моей жизни единственным человеком, носившим ватник, была Баба (никогда не бабушка и не бабуля). Она принесла в азиатскую столицу, где прожила полвека, станичный деревенский уклад, с ним и прожила всю жизнь. Упорно не желая меняться, встраиваться, подстраиваться. И в середине восьмидесятых, в городе, говорившем на русском чище Москвы с ее аканьем. Вологды с оканьем, поволжья с протяжными мордовскими интонациями; в городе, чей русский был, как у дикторов ЦТ, баба говорила на невообразимом суржике: "Чого тобы нэ сыдытся, кручона-верчона!" И носила телогрейку. Во все времена года, кроме сорокаградусной жары.

Не припомню, чтобы когда-нибудь стирала, а если и бывало такое, на вид и аромат зипуна не влияло. Всегда бесформенное, не слишком опрятное и с душком, не то, чтобы неприятным - специфическим. Не принято было стирать ватник, думаю, даже и в голову не приходило в те времена до стиральных машин-автоматов. И еще в этом был некий сакральный смысл - одежда предназначенная впитывать все энергии владельца, косвенно подтверждая - жизнь удалась. Это "там" пусть прожаривают и дезинфицируют перед выдачей новому носителю. Своя ближе к телу. Телогрейка, как символ свободы ее владельца.

Но так уж вышло, что уже во второй, прочитанной за последний месяц, книге наталкиваюсь на упоминание телогрейки. В "Городе Брежневе" Шамиля Идиатуллина ватник с нашитой застежкой от подтяжек в качестве опознавательного знака, становится формой одежды подростков одного квартала (там перманентная война всех со всеми за утверждение себя в мире). Почему ватник? Потому что в драке защищает тело, как доспехи амортизируя удар не только рукой или ногой, но даже палкой или металлическим прутом. Родители не могут понять этого пристрастия сыновей к уродливой немодной одежде, но тут дело не в моде и красоте, а в чистой утилитарности. Ну и не в малой степени - в принадлежности к определенному эргрегору.

А второе упоминание телогрейки в "Патриоте" Андрея Рубанова Там более развернуто, наукообразно, оторвано от реальной жизни, но без сомнения интересно. Герой торгует тельниками в своем гипермаркете "Готовься к войне", безуспешно пытаясь сделать их трендом. Какие-то движения с заказом в Китае партии разноцветных веселеньких ватничков трех размеров: условно мужского, женского и детского. Потом встреча с дизайнером и объяснение концепта: "неубиваемая, ноская, дешевая ("одежда, которой не жаль"), но красивая модель, за основу возьмите подкольчужник".

Мне понравилось, говорю об этом совершенно честно и искренне. Ну, я люблю узнавать новое и ценю знание, которое встраивается в уже имеющиеся, заполняя неощутимо бывшую там лакуну. Как с валиками на плечах кафтанах шекспировских героев, бывших (не герои - колеты) по сути тем же подкольчужником. Не только красиво, но и дополнительная защита от удара. Оттуда же узнала, что еще один писатель, ставший лауреатом "Большой книги", даже создал в соавторстве с сыном культового модельера собственную коллекцию душегреек. А я не сказала, что оба романа в шорт листе БК 2017? Исправляюсь. Так вот, коллекция называлась Егор и Захар и герою "Патриота" не нравилась, нужно было что-то одновременно более красивое и демократичное.

И вот тут до меня с большим опозданием доходит, что дело не в одежке. Дело в том, что в противостоянии, которое осталось нынче в прошлом, русских звали "ватниками". Это было на злобу дня. Как и коллекция ватников Прилепина с Зайцевым: "Мы ватники, да, но мы весь мир научим ватник любить!" Нет, не хочу любить ватник. И не хочу войны. Пусть уж остается мирным духмяным зипуном моего детства.

Что такое патриотизм? В эпоху либеральных перемен, то бишь в начале лихих девяностых, новоявленные отцы русской демократии любили говорить: патриотизм — последнее прибежище негодяя, скромно уточняя, что выражение это принадлежит отнюдь не им, а весьма и весьма авторитетному мужчине, а именно Льву Николаевичу Толстому - Великому Писателю Земли Русской, и, что очень важно, бесспорному нравственному ориентиру, олицетворению совести. Уж кто-кто, а он-то знал толк в негодяях, и к тому же никогда не стеснялся в выражениях, таких крепких и замысловатых, что только диву даёшься. Едва завидев патриота, Лев Николаевич мрачнел лицом, хмурил кустистые брови и не в силах сдерживать себя, гневно кричал: "Йоу, маза-фака, йоу! Ах ты ж! Негодяй! Ужо тебе"! В такие минуты конюх его, Евграф, небезосновательно считавшийся первым матерщинником на деревне, с завистью глядел на барина и думал: "Какая глыба, какой матёрый человечище!"

Но всё оказалось не совсем так. Борцы за свободу, колбасу и западные ценности в очередной раз всех обманули, приписав Толстому слова английского поэта и критика Сэмюэля Джонсона, да ещё и авторский смысл данного высказывания перевернули с ног на голову. В действительности его следует понимать так: не всё пропало даже для самого отъявленного негодяя, если в нём ещё живо чувство патриотизма. Что же касается Толстого, - доподлинно известно, что Лев Николаевич внимательно прочёл статью Джонсона, надолго задумался, а затем... "Патриотизм есть РАБСТВО" - твёрдой рукой записал он в своём дневнике. После чего приказал немедля высечь конюха Евграфа, чтобы тот не шлялся по двору без дела.

Душисто отрыгнув пороховым перегаром, отошли в прошлое лихие девяностые. Звенящими монетками закатились под половицы времени застойные нулевые. И вот уже десятые годы нашего века вышли на историческую авансцену под крики "даёшь честные выборы!" с одной стороны, и "Крым наш!" - с другой. Борьба продолжается. Споры не утихают. Либералы и патриоты, брызжа слюнями налево и направо выясняют, кто из них больший негодяй. А современные Евграфы смотрят на них и думают: "какие же вы... маза-фака, йоу"!

Года через три после сих сумнительных событий Галактион Лесков подарил своей невесте Агриппине «невтонианскую трубу», якобы заказанную в Гусе-Хрустальном, а по молве так все ш таки уворованную. Гости, собравшиеся в беседке над прудом, благоговейно по старшинству подходили к дырке со стеклышком и смотрели на Сатурн. Никто не видел ни колец, ни самого Сатурна (так злословили Земсковы), однако все восхищались картиной, дабы не погрязнуть в невежестве.

Когда я показываю маме в телескоп Юпитер или Сатурн, всегда переживаю, что она их не видит, а мне не говорит правды, чтобы не расстроить. Зрение у нее очень плохое :( а планеты видно совсем не так хорошо, как Луну.

А не надо никаких точек зрения, и доказательств никаких не требуется. (с)

Казалось, мы всюду таскаем за собой дожди.

Стоило нам ступить на брусчатку Староместской площади, как радостное голубое небо тут же заволокло серыми мрачными тучками. Приветливая игрушечная Прага незаметно превратилась в таинственный и мрачноватый город, где по улицам бродят задумчивые алхимики, в башнях брошенных замков прячутся ведьмы и приведения, а вокруг Собора святого Витте по ночам оживает мрачное средневековое прошлое.

Лучшего времени, чтобы начать читать «Дом, в котором…», наверное, было не найти. Я читала его в длинных автобусных переездах, в звенящих вечерних трамваях и по ночам в тихом вестибюле студенческой общаги. Дом затягивает, как мягкая болотная жижа, как речной омут, как обложной летний дождь.

Ранним утром я выползала из теплой кровати в холодную серую действительность окраины Праги, сворачивалась в клубок на автобусном кресле и ныряла в книжную мглу Дома. А за окном тянулись бесконечные бело-красные маковые поля, лента реки, маленькие города с пиками готических церквушек, серое с блеклыми пятнами небо. Выныривала я уже в каком-то другом городе, ошалевшая и с головой, переполненной чем-то чужим: чьими-то чужими эмоциями на грани надрыва и истерики, чуждой мне выматывающей хмарью и не принадлежащими мне ночными кошмарами. Я не влезала в Дом, я впитывала его в себя, со всеми его коридорами и комнатами, и к последней странице он занял очень много места.

К концу первой недели стало совсем холодно. Мы грелись пряным чаем и кутались в ту теплую одежду, которую по случайности захватили с собой. Я ходила в слишком большом вязаном свитере с ненормально длинными рукавами. Мои слишком яркие кроссовки почти светились в пасмурном сумраке. Я была рада, что они не красные.

Персонажи такие живые, что я все ждала их появления за спиной у правого плеча. Иногда казалось, что они живут в соседних комнатах, а вон там вот, в темноте коридора со сломавшейся лампочкой, притаился Слепой в поисках своего входа на Изнанку. Но при всей их живости меня не отпускало чувство гипертрофированности. В них всего было слишком: странностей, красок, эмоций, боли, страха, историй... И потому ощущение было, что эти соседи и Слепой в коридоре – то ли объемная восковая фигурка, то ли галлюцинация.

Книга похожа на кошмар в летнюю ночь. Когда и невыносимо душно, и идет дождь. И просыпаешься, а потом снова проваливаешься в темноту, и сон продолжается, только с другого места. А хмурым утром в голове остаются только рваные картинки и обрывки чьих-то диалогов. И надо посмотреть в окно, чтобы убедиться, что там – только улица и другой корпус, а не стучится в стекло ветвями мрачный слепой Лес.