Котлован

Вот это неожиданно! Как ручной удар в грудь, от которого так и трещат кости разных там желтоглазых и чрезмерно активных активистов. Потрясающе. Платонов выжег из меня слезу и хороший такой ком в горле. Особенно хорошо идет чтение на пару с текстами Летова и с собственными мыслями.

И,решив скончаться, он лег в кровать и заснул со счастьем равнодушия к жизни

Прапрапрадеда, по одной из моих непутевых линий, звали Елисей, это, почти тот, что прятал гробы в пещерах, а потом их требовал вернуть, потому что у людей больше ничего и нету. Это даже наверняка, потому что бабка моя, когда ей еще 20 было, купила красной ткани себе на гроб, которая сейчас истлела и рвется от любого прикосновения. Чудовищный язык, но прекрасный в своей чудовищности, небольшой гротеск совковых словесов вызвал во мне…

Что ж, книга меня приятно удивила и порадовала. Не думала, что однажды соприкоснусь с русским экзистенциализмом. Платонов словно предугадывает падение советской власти, между тем не имея ничего против нее. И тем не менее, читая данную повесть, мы ощущаем опустошенность и бессмысленность времен первой пятилетки.

С первых же страниц мы знакомимся с главным героем - Вощевым, доморощенным философом, находящегося в поиске общего смысла жизни, ведь его личная жизнь для него не является загадкой. Именно в маленькой девочке Вощев и видит "согревающий поток смысла жизни".

Особенно заинтересовывает в повести образ Насти, олицетворяющей будущее индустриализации и коллективизации, героини, ради которой, в сущности, и производится рытье котлована.

Сам процесс рытья котлована, как мы видим, направлен на…

Если бы меня попросили назвать самого великого советского писателя, то я бы, не задумавшись, сказала о Платонове. Ведь так, как он, не писал никто. Вообще никто. Наверное, ближайший аналог - Кафка. Но не по стилю, не по языку, не по сюжету, а по вызываемым эмоциям, по чувству абсурдности, которое накатывает и поглощает. Правда Платонов эту абсурдность доносит до нас не через сюжет, а исключительно средствами языка. Ведь, если разобраться, сюжет ничем невозможным не выделяется. Ранне-советская эпоха, но уже после смерти Ленина, рабочие роют котлован для большого дома, где будут жить новые люди новой эпохи. Один из рабочих находит маленькую девочку рядом с умирающей матерью. Мать он когда-то знал. Девочку забирает на стройку, где она становится, фигурально выражаясь, дочерью артели.…

Это было очень сложное чтение. При объеме в 120 страниц повесть весит как ведро ртути. "Котлован" это и страшная давящая летопись и одновременно повесть полная метафор, и основная заслуга здесь в неповторимом, уникальном стиле автора, в его манере, "языке". С точки зрения этого самого "языка" "Котлован" есть огроомная, неудобная, угловатая, но монументальная глыба. Произведение нельзя пересказать или хотя бы процитировать - слова сразу рассыпаются, иссыхают, теряются... Как с картинами: подойдешь близко - мазки, штришки, а отойдешь на десять шагов - полотно во всей своей мощи. Слова в Платоновских строчках стоят коряво, выпирают, в нарушении норм, правил, но, безусловно, каждое из них стоит на нужном автору месте! Безумство! И в этих часто изломанных, бессвязных строчках отражаются…

Серо, мрачно, тоскливо, безнадежно. По стилю повествования, по сухости и безэмоциональности чем-то напомнило замятинских «Мы». Но не сложилось с этой книгой.

Если рассматривать ее как антиутопию, то в антиутопиях я ценю эмоции, которые история вызывает. Гнев, злость, возмущение из-за несправедливости и подлости, по отношению к большинству, ко всему происходящему, сопереживание к героям… Здесь не было ничего этого, только сочувствие к раскулаченным крестьянам, а в остальном впечатление ровное.

Если же посмотреть на эту историю как попытку обличить советскую действительность, то всё так же довольно неоднозначно. Наверное, с точки зрения писателя как индивидуалиста, необходимость ставить общественное благо и общественные цели выше своих собственных, выглядит дико. Но с точки зрения…

Я на протяжении длинных минут читал томительный «Котлован», и всё активно силился отыскать понятие не только этого текста, но и хотя бы смысла для использования такого языка и стиля. Понятие не определялось, но я устойчиво старался трудиться над чтением. В один незафиксированный момент я вдруг понял, что над этим лучше не задумываться – вон Вощев, персонаж книги, тоже много задумывался, и дозадумывался себе на беду. Может, безнаждёжно подумал я, и мне беда явится во всей своей лихости? И я перестал думать и искать понятия. Однако получилось ещё хуже – куда-то потерялась сама осмысленность прочтения. Я тревожно впадал в меланхолию. Кнопки ридера нажимались под моими пальцами, строчки лошадьми проносились мимо глаз, слово Платоново всё норовило мимо души и никак не попадало в цель.

Может…

В этом году я устроила себе один из самых жестких челленджей – заставила себя прочитать «Котлован». Произведение Платонова есть воплощенный апогей моей ненависти к школьной программе, где вместо хотя бы одного зарубежного пункта понатыкали всяких платоновых, от которых спустя десять лет все так же хочется пойти и убиться об стену. У меня на всю жизнь останется в памяти тот момент, когда за 10 минут до выхода в школу я силилась перемахнуть хотя бы через середину Платоновской мысли. Тогда не получилось, я плюнула и закинула книжку подальше. Чтобы найти ее в этом году, стряхнуть пыль, посчитать количество лет, разделяющих мою нынешнюю попытку от неудачной предыдущей, и снова нырнуть в мир «Котлована». Я полагала, что раз уж счет годков перемахнул через десятку, то всяко пора дать второй…

- Администрация говорит, что ты стоял и думал среди производства, - сказали в завкоме. - О чем ты думал, товарищ Вощев? - О плане жизни. - Завод работает по готовому плану треста, а план личной жизни ты мог бы прорабатывать в клубе или в красном уголке. - Я думал о плане общей жизни. Своей жизни я не боюсь, она мне не загадка. - Ну и что ж ты бы мог сделать? - Я мог выдумать что-нибудь вроде счастья, а от душевного смысла улучшилась бы производительность.

Это строки повести одного из моих любимейших писателей, моего земляка Андрея Платонова. Платонов был глубоко несчастным человеком, поэтому и произведения его такие же. Гнетущие, вязкие и мрачные. В «Котловане» рассказывается о Вощеве, которого в день тридцатилетия увольняют с завода за его «задумчивость среди общего темпа труда», и о…

Андрей Платонов - один из широкого сонма русских "больных классиков" - не тех, знающих, как надо, что твёрдо держали в руках плодовитое перо и твёрдо стояли на земле, не тех, кто остаётся столпом и святыней при любых режимах; иных. Больных знанием своего незнания, сомнениями и горестями, больных тонкостью душевной оболочки, чрезмерной сложностью или наивностью - больше в нашей литературе, чем уверенных мэтров, и тем она живёт, тем ветвится её крепкое древо. О них не прекращаются споры, их книги оцениваются от «ужасно» до «восхитительно» - и я подползаю к вторым, чтобы восхититься в очередной раз тоже.

Потрясающе несоветская своей вневременностью и абстрактностью, короткая эта повесть - вся плоть от плоти молодой страны, от лжи и надежды, что расцвечивали чахлыми цветами кровавые…

Если бы мне предложили почитать "Котлован" в обычной жизни, то я бы точно отказалась, наслушавшись отрицательных отзывов. Но мне посчастливилось познакомиться с этой повестью в рамках школьной программы, от которой сложно было отвертеться. Несмотря на то, что в повести встречаются совершенно немыслимые высказывания ("чего ты тут ходишь и существуешь?"), читается она легко и смысл, заложенный в повествовании практически лежит на поверхности, копать глубоко не приходится. В повести группе строителей дано задание построить так называемый «общепролетарский дом», цель которого — стать первым кирпичиком в утопическом городе будущего. Однако строительство заканчивается на котловане будущего фундамента дома, дальше дело не идёт, и к строителям приходит понимание тщетности создания чего-либо…