Жизнь Арсеньева. Окаянные дни (сборник)

Стены комнаты намокли Красотой. Губы милой вдруг замолкли, Тьмы прибой. Пена звёздная мерцает На полу. На постели сны играют В 'i love you.' Словно дети, улыбнутся И замрут, И на спящих нас любуются И ждут. Шепчут что-то, и целуют В сердце, нас. На щеках луна рисует Слёзы фраз. Мы лежим, а губы бредят, Как во сне: - Что нам делать? милый, где ты? - На луне. Как лунатики в постели, Мы живём. Сны, как тёмные аллеи - Рай вдвоём..

Снова пропитый конец, уж не ждали. Всё сетовали: "Вдруг он издох"; Он в город на колеснице пламенной. Детки платочками машут из окон. — Его правая рука приросла к фуражке. И он машет ей, как кровавым флагом; Мертвецы уж покинули кладбище. Пусть живые падут в могилы зияющие. — Но я, крестясь, одного встретил. Черви съели систему нервную; Он под неоновой вывеской пел песни, Воспевая протезы коленные. Сам бы он не встал никогда, коль гниение так резво превратило его в экспонат музейный. — Я не понимал его речь, я держал словарь. Знаете, что узнал? Слово "газлайтинг"; Его что ли Родион звали; а, какая разница. Этот Родион был слеп, но с гнилым…