Пражский Лес

А не надо никаких точек зрения, и доказательств никаких не требуется. (с)

Казалось, мы всюду таскаем за собой дожди.

Стоило нам ступить на брусчатку Староместской площади, как радостное голубое небо тут же заволокло серыми мрачными тучками. Приветливая игрушечная Прага незаметно превратилась в таинственный и мрачноватый город, где по улицам бродят задумчивые алхимики, в башнях брошенных замков прячутся ведьмы и приведения, а вокруг Собора святого Витте по ночам оживает мрачное средневековое прошлое.

Лучшего времени, чтобы начать читать «Дом, в котором…», наверное, было не найти. Я читала его в длинных автобусных переездах, в звенящих вечерних трамваях и по ночам в тихом вестибюле студенческой общаги. Дом затягивает, как мягкая болотная жижа, как речной омут, как обложной летний дождь.

Ранним утром я выползала из теплой кровати в холодную серую действительность окраины Праги, сворачивалась в клубок на автобусном кресле и ныряла в книжную мглу Дома. А за окном тянулись бесконечные бело-красные маковые поля, лента реки, маленькие города с пиками готических церквушек, серое с блеклыми пятнами небо. Выныривала я уже в каком-то другом городе, ошалевшая и с головой, переполненной чем-то чужим: чьими-то чужими эмоциями на грани надрыва и истерики, чуждой мне выматывающей хмарью и не принадлежащими мне ночными кошмарами. Я не влезала в Дом, я впитывала его в себя, со всеми его коридорами и комнатами, и к последней странице он занял очень много места.

К концу первой недели стало совсем холодно. Мы грелись пряным чаем и кутались в ту теплую одежду, которую по случайности захватили с собой. Я ходила в слишком большом вязаном свитере с ненормально длинными рукавами. Мои слишком яркие кроссовки почти светились в пасмурном сумраке. Я была рада, что они не красные.

Персонажи такие живые, что я все ждала их появления за спиной у правого плеча. Иногда казалось, что они живут в соседних комнатах, а вон там вот, в темноте коридора со сломавшейся лампочкой, притаился Слепой в поисках своего входа на Изнанку. Но при всей их живости меня не отпускало чувство гипертрофированности. В них всего было слишком: странностей, красок, эмоций, боли, страха, историй... И потому ощущение было, что эти соседи и Слепой в коридоре – то ли объемная восковая фигурка, то ли галлюцинация.

Книга похожа на кошмар в летнюю ночь. Когда и невыносимо душно, и идет дождь. И просыпаешься, а потом снова проваливаешься в темноту, и сон продолжается, только с другого места. А хмурым утром в голове остаются только рваные картинки и обрывки чьих-то диалогов. И надо посмотреть в окно, чтобы убедиться, что там – только улица и другой корпус, а не стучится в стекло ветвями мрачный слепой Лес.