Рецензии — стр. 4

Как я готовилась весь 2015 год и начало 2016 года к чтению "Улисса"?
Читала неизвестного мне Шекспира, "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена" Л. Стерна, слушала симфонии Малера, смотрела и читала новости, играла на фортепиано с листа пьески младших классов, посещала заседания книжного клуба (с удовольствием) и кабинет дантиста (с пониманием неизбежности), смотрела голливудскую черно-белую классику (не всю), читала девчачье фэнтези, вышивала бесполезные вещи, наряжала елочку.

Как я убедила себя начать читать роман в ближайшее время?
Подала заявку на чтение в одной из игр. Долго взвешивала том в руке. Пролистала и наткнулась на описание моря. Море - это хорошо. Это меня убедило.

Кого хочу поблагодарить?
Государство, которое дало мне возможность бесплатно получить образование и устроиться на работу, вследствие чего я могла позволить себе купить бумажный экземпляр книги. Переводчика и комментатора, который замечательно перевел, подробно откомментировал и дал превосходный совет во вступлении к комментариям: книгу можно читать и без них. В принципе можно, но с ними - интереснее и забавнее.

Какие эмоции я испытывала при чтении?
Удивление. Удовольствие. Брезгливость. Осуждение. Недоумение. Уважение. Возмущение. Восхищение. Досаду. Скуку. Интерес. Жалость. Еще раз досаду (но это мне позвонил не тот человек и не в то время). Самодовольство. Умопомрачение. Зависть. Усталость. Одобрение. Согласие. Несогласие.

Кому бы я посоветовала прочитать роман?
Филологам. Филолухам. Филолохам. Психологам и т. д. Экономистам. Статистам. Математикам. Конспирологам и т. д. Философам. Бездельникам. Эффективным менеджерам. Таперам. Женщинам с ПМС. Мужчинам с АКМ. Коммивояжерам и спичрайтерам. Историкам. Активистам и культуристам. Поклонникам ИРА. Вирусологам и сексологам. Таксидермистам и филателистам. Прочим завсегдатаям справочников профессий.

Какие два слова чаще всего употребляла по отношению к автору?
Зануда. Графоман.

Смеялась ли я при чтении?
Ежедневно на протяжении 12 дней - по часам после обеда с двумя закладками, чтобы не потерять читаемое место и место соответствующих комментариев на всякий случай, вдруг захочется справиться. Улыбалась, усмехалась, иронически прищуривалась, фыркала, цитировала особенно забавное. Вспоминала Футатория.

Какой вывод сделала после чтения?
Несмотря на пестроту и прочее, роман законченный и по-своему логичный. В принципе лет через двадцать можно повторить.

"Снова ехать к тебе. Помятые лица.
Полночь. В маршрутке читаю "Улисса"...

В этом году мне очень везёт (или не везёт? Не знаю, я пока ещё не решила, как к этому относиться) на сложные, неоднозначные произведения. Сначала «Давайте напишем что-нибудь» Клюева, от чего, однозначно, получила огромное удовольствие. После – «Эвмесвиль» Юнгера, произведение, однозначно, очень сложное для понимание, потому что, как романы Умберто Эко, напичкано отсылками и требует определенного багажа знаний и уровня развития. Теперь вот «Улисс»… Почему я ставлю эти три совершенно разных романа в один ряд? Во-первых, потому, что, не смотря на всю свою сложность для прочтения или восприятия, однозначно назову их в числе лучших книг года. Во-вторых, потому что все они – это большая авторская работа и прекрасно проработанные идеи. В-третьих… Не будет никаких «втретьих» хотя бы потому, что сколько бы я ни рассуждала на тему того, насколько они круты, всё равно это не передаст и десятой части впечатлений, полученных при прочтении. И всё же «Улисс» стоит немного особняком. С ним у меня свои, особые отношения.

Я прочитала «Улисса». Нет, не так. Я. ПРОЧИТАЛА. УЛИССА! И сама до сих пор в легком шоке. Я шла к этому роману лет пять. И не известно, сколько бы ещё, если бы не «Долгая прогулка». Каким-то чудесным образом он прошел мимо в курсе зарубежной литературы. Точнее, я знаю, каким – я просто не захотела его читать в спешке, оставила посмаковать на будущее. Кто б знал…

Если кто-то скажет, что «Улисс» читается легко – не верьте. Этот колоссальный, сложнейший роман и на уровне языка, и на уровне всех тем, героев, отсылок, сюжетных планов и прочей лабуды, которую так любят анализировать. В том издании, которое читала я, указаны годы работы над «Улиссом» - 7 лет (1914 – 1921гг.). Кажется, что не так-то много. Волос вон над «Возвращением в Панджруд» своим чуть ли не всю жизнь работал. Да надо ли вообще оценивать, много это или мало? Гораздо важнее то, что получилось в итоге.

В любом литературном произведении моя боль и любовь – это язык. В язык Джойса я влюбилась навсегда. Черт, да это же неправильно! Ну не в язык я влюбилась, а в хороший перевод. Да, надо отдать должное переводчику: четко, отточено, органично, без нелепых конструкций и бросающихся в глаза идиотских ляпов. И редактору спасибо и низкий поклон, что уж там! Сноски и указания, особенно в моментах с языковой игрой, на которые ни в жизни бы не обратил внимания, если бы заботливые издатели не объяснили, кто, почему и с чем в этой фразе играет. Радовалась, как ребенок, если вдруг мне выпадало счастье самой найти какую-то отсылку.

Хотите откровенное признание? Я не читала комментарии. Вообще. Почему? Да потому что не хочу, чтобы какой-то дядя (или компания дяденек) разжевала мне и положила в рот эту пережеванную странную массу. Как, вы говорите, было правильно читать? Прочесть комментарий, потом – соответствующий ему эпизод, и постоянно заглядывать в сноски в комментариях, чтобы понять, какой конкретно смысл вкладывал автор туда или сюда? Или наоборот : сначала – эпизод, а уж потом – комментарий? Я не вижу смысла ни в одной, ни в другой последовательности. То, что сюжет – это своеобразное переложение «Одиссеи», я помню ещё со времен университета. Что временные рамки произведения – один день, понятно из текста и без комментариев. Все остальные комментарии, если вы, конечно, не будете сдавать экзамена по «Улиссу» или заниматься исследованиями творчества Джойса, на мой взгляд, только портят впечатление от чтения.

Из массы приемов и стилизаций, используемых Джойсом, мне ближе всего так называемый поток сознания. Поток сознания, кажется, лучшее выразительное средство, художественный прием и изобретение человечества. Опять же, моё личное мнение, в котором я утвердилась ещё после «Шума и ярости» Фолкнера. Потому 18 эпизод – песнь песней и щербет души моей! И где-то особняком стоит эпизод 13, к которому я однозначно не раз буду ещё обращаться мыслями. Возможно, мнение моё опрометчиво, но есть в этом эпизоде что-то неуловимо-загадочное, романтичное, возможно, в какой-то степени даже тургеневское.

Роман хорош и тем, что перечитывать эпизоды можно избирательно. Каждый из них – это, по сути, самостоятельное литературное произведение, некий гипертекст. Но если вы вдруг, как и я, точно для себя решили прочесть книгу от корки до корки – начинайте и не останавливайтесь. Не давайте себе отдыхать, отвлекаясь на параллельное чтение чего-то ещё. Путь будет довольно долгим и нелегким. Но «Улисс» имеет странную особенность – он либо читается запойно, на одном дыхании, с тем или иным темпом (в этом плане советую не брать с меня пример и читать, смакуя), либо не читается вообще.

Сперва в рецензии мне хотелось креативить. Ну, знаете, это когда долго читаешь гекзаметром, потом хочется писать только гекзаметром (да и говорить, собственно, тоже). Или, говорят, «Калевала» тоже хорошенько на мозг действует. Но я вовремя одумалась. Потому что кто напишет лучше Джойса? Разве что сам Джойс. Да и то уже не напишет. А все остальные попытки сделать «красиво» - лишь жалкая пародия той или иной степени унылости, которые, как говорится, мэйк ми край. Лучше Джойса явно уже никто не скреативит. И даже на равнее не выйдет. Более того, «Улисс», при всей своей линейности сюжета, настолько сложен и многослоен, что сколько бы я тут ни распиналась, всё равно это выглядит как жалкая попытка написать хоть что-то вразумительное о том, чего я не поняла, наверное, и половины. Так что, если хотите сделать выводы для себя сами – читайте, господа!

Однозначно, купить книгу и поставить на полку. Однозначно, читать Джойса ещё. Однозначно, перечитать лет через 10 – спокойно, размеренно, смакуя и совсем с другими мыслями и мироощущение. И теперь есть к чему стремиться – выучить английский настолько, чтобы прочесть «Улисса» на языке оригинала и в полной мере насладиться им. Ах, да! Ещё записала в свой склерозник: «Купить «Поэтики Джойса» Умберто Эко». Чтоб уж наверняка…

Менее всего в рецензии на Улисса я стремлюсь к оригинальности. Потому что тот массив поклонения, критики, непонимания и восторга, который воздали автору и его Новой Одиссее – всё это сложно не то что превзойти – приблизиться, постоять рядом, охватить боковым зрением.
И вот этот вечный диалог с самой собой, если сомневаешься – между нами уже не будет ничего серьезного; сбывается всё, просто нужно еще немного времени. Я не могу поверить в то, что прошло уже столько лет: у меня так много новостей, которыми хочется поделиться. Я так хотела всего этого, а мир дал мне гораздо больше. Просто потом приходит другой человек. После определенной черты появляется равнодушие. Я настолько одна, что невозможно стать еще однее.
Мне кажется, если бы Джойс был женщиной, он добавил бы в книгу еще больше внутренних переживаний вприкуску с хождением главной героини по комнате вместо сотен пространных диалогов нескольких вьюношей за принятием пищи. Но Улисса не перепишешь, и вот я к тому, что если читатель ничего не понял из второго абзаца, то примерно также ведь обстоит дело и с тем, ради чего мы сегодня здесь собрались.
Первое впечатление от всего этого ирландского массива, пространства времени и действия – Бог ты мой (кстати, как пишет Джойс,

Бог – это шум на улице

), где я, кто я во всей этой неразберихе, мама, можно мне снова будет 11 лет и я почитаю «Аню из зеленых мезонинов»?!
Появляется ли отвращение к другим книгам после Улисса? Как жить? Что делать? А захочется ли вообще читать после знакомства с Леопольдом Блумом? Да ты глянь, он извращенец!! Заберите книгу! Почему он ничего не делает, почему он только ест, думает о сексе и ходит по улицам?! Всё это мимолетные вспышки, которые преследовали меня, условности, которые не давали посмотреть шире. Давайте же попробуем это сделать. В смысле, мы не будем думать о еде и сексе, а поразмышляем о более глубоком наполнении этого полифонического романа.
К слову, чтобы не возвращаться к этому еще раз: в Америке произошел скандал после выхода книги на почве и порнографии, и нецензурщины в романе. Джойс, конечно, сильно погнал лошадей и отчасти Америку понять можно, хотя бы после этой цитаты:

Америка, что это такое? Мусор, выметенный из всех стран, включая и нашу.

И все-таки американские юристы не всемогущи, потому что именно Улисс создал прецедент, и апелляция это засилила: ненормативную лексику, если она не имеет своей целью возбуждение похоти, использовать в романе разрешили. Тем самым руки у будущей американской литературы оказались развязаны: что такое прецедентное право мы с вами понимаем.
Ни на шаг не приблизилась к смыслу и идее романа. Из-за множества повседневных деталей, за которыми теряется сюжетообразующая нить, на первый взгляд кажется, что 16 июня 1904 года – дата случайная. Иначе почему всё так обычно, всё как и у простых людей – чтение газет, письма, мысли о других женщинах, туалет, жена, культ еды. Проходит время, и мы понимаем, что всё это – лишь малая часть верхушки айсберга, потому что главное, Улисс – это про каждого из нас. Это то, что происходит с нами каждый день, минута за минутой: внутренний монолог, противопоставленность себя вражескому миру, другим.
Подобно Блуму, в своем большинстве мы заурядны, репостное сознание с убеждением в собственной отчужденности, отдельности и уникальности преобладает, оставляя место исключительно для себя, ни для кого другого мы не созданы, ведь мы не хотим страдать. Успех романа не только в том, что Джойсу действительно удалось создать Текст Текстов, но и в том, что автор объединил огромное количество архетипов мировой культуры и литературы в одном произведении, и сделал это с любовью и ирландским огоньком.
Улисс полон аллюзий, Улисс соткан из аллюзий: Шекспир, Библия, Гомер, Боккаччо, Гёте… При этом роман тесно связан с предыдущими произведениями Джойса, не зная содержания которых, ориентироваться в Улиссе становится сложнее (например, Стивен Дедал появляется в «Портрете художника в юности»).
Время в романе идёт так, как будто в Улисс периодически прибегает Гермиона из «Гарри Поттера» с маховиком времени. Оно кажется то безразмерным, то идет слишком быстро, то застывает на месте, при этом всё действие книги проходит за один день.
Не знаю, это какая-то алхимия, но в конечном итоге роман, конечно, воспринимается эпичным соляным столбом, монументом, который объединяет в этом свободном потоке сознания и рекламного агента, ценителя высокой кухни, и сущность всех людей в нем одном, создает особенную образность над словами, которая прорывается то здесь то там подобно первым росткам травы ранней, еще не проснувшейся весной.

... и тьма в свете светит, и свет не объемлет её.

Все впечатления от этой книги я, на самом деле, могу выразить в одной фразе: в "Улисса" вложено не меньше души, чем в меня.

Спрятаться бы, затеряться в речи любого века, любой эпохи или слоя населения, хоть бы даже в воровском арго, или вовсе нырнуть в освежающий поток сознания, чистый, ничем не ограниченный, - лишь бы замолчали люди вокруг. Лишились этого дара - дара речи, - онемели, умолкли, затихли, закрыли свои рты, прикусили языки или хотя бы держали их за зубами... Тишина всё-таки великое благо.

Форма "Улисса", как по мне, вполне соответствует содержанию. Жажда самовыражения. Она не умещается в рамках морали, в привычных границах языка. Хорошо бы прочесть роман в оригинале, посмотреть на "Улисса" вживую, а не через переводческое зеркало, лишь приблизительно отражающее всё написанное. Хотя, не спорю, работа была проделана огромная.

Впрочем, для меня в литературе на первом месте по значимости всегда была идея. Я искренне проникаюсь книгой лишь тогда, когда среди её строк вижу что-то своё. Такое уж объяснимое стремление - читать про самого себя. Это ощущение радости от "узнавания", наверное, понятно тому, кто хоть раз просматривал текст на незнакомом иностранном языке и внезапно обнаруживал там какую-нибудь известную фамилию или просто лексический когнат. Да и, к примеру, надпись на родном языке в чужой стране как-то приятно увидеть.

Но речь сейчас не о тех цитатах или аллюзиях в книге, которые иногда получается распознать без комментариев. Я говорю о духе романа, о тех мыслях, которые позволяют мне почувствовать себя сопричастной героям. В "Портрете художника в юности" (который вообще-то, наверное, логичнее читать прежде "Улисса") это ощущение ещё больше усиливается:

– Не буду служить, – ответил Стивен.
– Это уже было кем-то сказано раньше, – спокойно заметил Крэнли.
– Ну, а вот теперь я говорю...

Многие идеи показалось мне близкими уже тогда, когда я прочла "Улисса" в первый раз: взять хотя бы даже такую деталь, как отношение Джойса к Диккенсу (об этом упоминается в комментариях к "Быкам солнца"). А некоторые моменты зацепили меня только сейчас: роман то ли влияет на меня, то ли вообще предсказывает. Что если с каждым последующим прочтением я буду открывать что-то новое и в нём, и в себе? Тьма в наших душах...

P.S. Что, по моему мнению, самое сложное в "Улиссе"? Ударение. Это проклятое ударение на второй слог, которое всё время хочется переставить на первый! Я смирилась с "закУтком" вместо "закуткА", привыкла к "коклЮшу" вместо "кОклюша" и научилась икать на слове "Иконопись"... Но с "Улиссом" просто наваждение какое-то. Впрочем, на то он и "Улисс".

И кто только не пугал друг друга и всех прочих подряд и Джойсом вообще и «Улиссом» в частности! Страсти нагнетались весь игровой сезон прошлого 2014 года, да и в нынешнем забеге кулуарно нет-нет да всплывало и имя автора и название самой «страшной книги» Долгой прогулки. Однако организаторы и жюристы забега 2015 превзошли сами себя, назначив эту книгу под самый финиш (впрочем прошлогодний Пинчон с его «Радугой тяготения» тоже был ноябрьским), да ещё в качестве основной, а не бонусной (тут на язык настоятельно просится русский неопределённый артикль бля) ...

Вероятно самой основной особенностью книжного джойсовского «Улисса» является двойственность, полярность, амбивалентность, двоемыслие, бинарность, дипольность и дуалистичность романа. Парная эта противоположность и полярность буквально проходит сквозь книгу и заметна по самым разным критериям и при различных углах зрения.

Структура и хаос. Эти понятия тесно сплетаются в этой книге в одно целое. С одной стороны весь роман просто разбит на безымянные эпизоды, каждый из которых сам по себе является особинкой и нюансинкой — хоть содержательно, хоть по применяемым и употребляемым литературным приёмам. Весьма часто содержание такого эпизода кажется невнятной кашицей бессмысленных слов и фраз, толкотнёй персонажей и поведенческих актов, отсылок туда-сюда и прочим содержимым этого своеобразного «ирландского рагу». Однако читатель буквально с первого слова замечает указатели на некие ссылки и сноски, пройдя по которым узнаёт и название каждого эпизода-главы, и разъяснения невнятицы и сумбура слов-событий, и привязку всего написанного к реальному и материальному миру. И кажущийся хаос тут же оказывается довольно строго и порой даже жёстко структурированным и осмысленным (и тут уже в голове возникает крамольное «чудны дела твои, господи» и ещё что-то про невозможность предугадывания и понимания промысла божьего).

Отменный литературный язык (ведомый нам только в не менее великолепном переводе) совмещается в книге с совсем порой простецкими, а то и площадными и заборными выражениями — не по прихоти ведь и не по дури порой запрещали журнальные публикации отдельных эпизодов этого труда. Изысканные вкусы и ароматы здесь вовсю конкурируют с вонью человеческих экскрементов и трупными запахами, романтические любовные переживания перемежаются рвотными позывами и похотливыми блудливыми происками — высокий и утончённый романтизм некоторых сцен или образов соседствует с самыми вульгарными и низкопробными поступками и словами отдельных персонажей.
О разных джойсовских литературных приёмах и формах я уже упоминал, но если чуть подробнее, то наиболее характерными и запомнившимися стали главы-эпизоды, написанные в стиле «поток сознания» (причём лично мне наиболее интересным показался последний эпизод, «Пенелопа», записанный уже от имени супруги главного героя и буквально погружающий нас во внутренний мир этой до сих пор только лишь невнятно присутствовавшей на страницах книги героини); глава-эпизод, записанная едва ли не в виде своеобразного опроса или интервью (вопрос — ответ); глава с ярко и мастерски выполненной стилистикой под старославянский стиль (понятно, что в оригинале этот стиль был совсем другим и тут уже просто героически постарался переводчик на русский язык, сделавший всё возможное для сохранения джойсовской идеи — да и вообще работа литературного переводчика выше всяких похвал!).
Бытовое и очень личное и порой уже интимное и совсем частное и скрываемое вдруг выказывается напоказ во всей его бесстыдности и отчаянном пренебрежении нормами общественной морали и нравственности — и тут же параллельно идут отсылки и сбросы на события социально-политические и национально-освободительные, высокие и порой героические.
Примеры таких разнонаправленных пар можно приводить ещё и ещё, и думается, что Джойс делал это сочетание несочетаемого намеренно и целенаправленно. Но тут уже лучше уступить лыжню и дать дорогу настоящим джойсоведам и улиссоманам, модернистофилам и постмодернистоедам.

По большому счёту, Джойс этим своим романом выступает и утверждается в роли творца своего собственного мира. Переплетая воедино ткань гомеровского литературного мифологического творения «Одиссея» и реального повседневнопроживаемого мира реальности конца XIX — начала XX вв., Джойс пытается связать реальные события и события гомеровские в одно целое — так, как связаны между собою реальный предмет и отбрасываемая им тень. Но на самом деле в этом романе тесно сплетаются в одну макрамеподобную орнаментальную вязь три реальности — реальность Гомера и гомеровской «Одиссеи», реальность событий и происшествий из личной жизни автора, и, наконец, реальность, создаваемая и реконструируемая автором в романе — результат такого смешения красок получается воистину непредсказуемым и порой попросту взрывным и крышесносительным.

Помните довольно известный короткометражный болгарский (если не ошибаюсь) мультик про спор неких двух умников — Круг. Квадрат. Круг! Квадрат!! — спорит парочка убеждённых в своей правоте обывателей, каждый со своей стороны рассматривая некий предмет. И ведь каждый из них по своему прав, потому что каждый видит именно то, что и называет — один круг, а второй квадрат. Да только спорят-то они всего-навсего о форме, а пришедший к ним третий всё расставляет на свои места и называет предмет его настоящим именем — Цилиндр. Гениальность этого шуточного мультика как раз в том, что в нём чётко продемонстрированы модели узкого, линейного и плоскостного мышления, и показана возможность и способность выйти из плоскости и начать мыслить объёмно, трёхмерно, мультиверсно.
Как мне кажется, Джойс именно такой-вот объёмно мыслящий наблюдатель и писатель. И в своём «Улиссе» он как раз пытается показать своим читателям объёмность мира и взаимосвязанность и взаимозависимость самых разных и кажущихся нам совсем никак не связанными событий и предметов, явлений и сущностей. И умение и необходимость выйти из плоскости бытия и подняться над реальностью...

А ещё, продолжая параллель рассуждений о всеобщей взаимосвязи всего со всем и о проекциях и тенях, мы понимаем, что этот роман прежде всего является богатейшим и ценнейшим материалом о самом авторе книги, о Джойсе — вот уж где богатство и многообразие отбрасываемых личностью Джойса теней! Вот уж где проективность торжествует и пьедесталится! Вот уж где могут поурчать в удовольствие и одновременно всласть пособачиться друг с другом психологи всех мастей и направлений :-)

Совершенно точно, что читать эту книгу отдельно от примечаний или совсем без них невозможно и бесполезно — и так будучи труднопонимаемым и сложновоспринимаемым, её текст без разъяснений и ссылок покажется сплошной чушью и галиматьёй. Другой вопрос — а нужно ли читать эту книгу вообще? Ведь вот жил же некто Белый Ферзь без этой книги и не тужил... Вот и не знаю, обогатило ли меня прочтение «Улисса», или просто доказало, что модернизм и его преемник и последователь постмодернизм всё-таки не совсем мои жанры? Но ведь, с другой стороны, нисколько не мучился чтением... Нет ответа!

Высокая моя оценка этой книге вызвана прежде всего чрезвычайно качественной технологичностью книги — ничего иного, кроме как восхищения трудолюбием Джойса, его изощрённостью и мастеровитостью, умением найти множество слов и понятий и так перевязать и переплести их, что в целом получается довольно органичное тело романа — никакого другого отклика, как мне кажется, и быть не может.
Однако если спросить, получаешь ли удовольствие во время чтения романа, то ответ скорее всего будет не таким явным и однозначным, потому что чтение Улисса — это прежде всего работа — работа для ума, работа для сознания, работа для памяти, мышления, внимания и всех прочих познавательных, эмоциональных и волевых психических процессов и способностей читательского организма. Расслабиться здесь точно не получится, не тот случай.

В любом случае свою долю удовольствия я от чтения «Улисса» получил — теперь могу смело заявлять при подходящем случае и для соответствующей аудитории, что «Улисса» я прочитал и что не так страшен Джойс, как его малюют :-)

39 дней. 729 стр. текста и почти 200 стр.комментариев. Самая сложная книга в моей жизни  (и одна из сложнейших книг в мировой литературе).

Но я. Это. Сделала. Я её одолела, проползла, прогрызла. Каждую букву. Да!

Каюсь, желание зашвырнуть её куда подальше овладевало мною примерно раз в 10 минут.

Признаюсь - я ничего не поняла. Совсем. Не поняла, о чём этот текст. Читала буквы и слова, не видя смысла, не понимая, не чувствуя. Вроде все слова знакомы, а в смысл не складываются.

❗️Хочу подчеркнуть, что все, ниже- и вышесказанное - моё субъективное мнение. Не претендую на истину. На правоту. Просто пишу свои впечатления.

Как и моя оценка - это не оценка творчеству Джойса (да кто я такая, чтобы замахнуться на этот столп?). Это оценка моих эмоций при чтении, того, насколько мне лично зашёл этот текст. Я ставлю 4 из 10, и 3 из них - переводчику С.Хоружему, написавшему комментарии к книге, за его титанический труд.

Поскольку без его комментариев я не поняла бы ничего. Совсем ничего. Кстати, читать его пояснения мне было интереснее, чем саму книгу. Я хоть узнала, что к чему и кто главный герой.

Ну и 1 балл - автору (да простят меня его почитатели). За упорство, труд и время, затраченное на эту махину.

И да, я знаю об аналогии с гомеровской "Илиадой", на которой построен сей труд. Знаю из комментариев, о которых упоминала.

Знаю, что это книга об одном (!) дне  главного героя. Но знаете, что? Спросите меня, что он делал в этот день? И я вам не отвечу. Куда-то ходил, что-то ел, что-то пил, с кем-то встречался, мочился (да! Об этом упомянуто особо и в этом действе тоже скрыты смыслы и подтексты, недоступные моему уму). Ах, да, на поминках был.

Почему это считается непревзойдённым, безусловным шедевром мировой литературы и бла-бла-бла чем-то там ещё чрезвычайно выдающимся - я, простите, не поняла. Несмотря на филологическое образование. Как не понимаю, к примеру, в чём шедевральность "Чёрного квадрата" Малевича.

Резюмирую свои эмоции:

"Улисс" - бред. Поток букв и слов, который практически невозможно понять, не прибегая к комментариям

Так часто бывает с большими книгами: открываешь, борешься, тщишься — ни в какую. Подходишь через время во второй раз, в третий... Нет. Не пускает пока, рано. Понимает будто: слишком она для тебя важна, чтоб проскочить не понятой мимо сердца. А потом... Ну а потом тихо наступает 16-е июня. 

«Улисс» оказался мучительно хорош. Издевательски. Садистски великолепен. Нашёл в нём то, чего так долго ждал от книги и боялся найти. В ней оказалось больше, чем можно было искать: самые бессовестные ожидания Джойс втоптал в пыль дублинских мостовых. И в этом, пожалуй, гавная ценность. 

Крепкая основа гомеровской «Одиссеи», миф о вечном возвращении, возмущённо-сладостное ворчание непокорных ирландцев из-под английского сапога, жёстко-ревнивое бессилие мужчин и шарм женской раскованности — когда тебя не слышат. Почти. Джойс слышит. 

Джойс вообще слышит много, и много кладёт на бумагу. Всё выверено, просчитано, всё по местам. Аллюзии заслоняют одна другую (а сколько раз он подмигивает любимым «Братьям Карамазовым» — ну песня же просто!), английская речь журчит полифонически отточенной какофонией. Ситуация Вавилонской башни: дробление народов и смешение языка. Единого, но до бескрайности разноголосого. 

И если бы это было всё, перед нами лежала бы просто добротная книга. Не всё. Перед нами книга ужасная, отвратительная, отбивающая охоту читать и всякую возможность писать что-то дальше. Шедевр перед нами, чего там.

Вы просите смыслов? — вопрошает Джойс и — выстраивает безукоризненный кристалл аллюзий и коннотаций. «Вложил туда столько, что филологам ещё на 300 лет работы хватит», — подмигнёт Джеймс сквозь круглый окуляр. 

...Хотите стилей? — и возводит язык на вершину, чтобы затем утомить нас, выжать и раздробить — как дробит он каждый приём, обнажая, снижая, опошляя его, доводя читателя до оскомины и отторжения, а затем и вовсе дробя текст на атомы.

«Всё это не более чем текст, — будто говорит он нам. — Плохой или хороший, хулиганский или высокопарный — всего лишь набор клише, штампов и высохших оттисков; листок проповедника — скомканный, уносимый потоком Лиффи. Вы искали букв, и непременно со смыслом? Сколько угодно. Берите, покуда унесёте. Несите, пока не отбросите в гневном изнеможении разлинованные листы... Пока не разглядите за ними человека. Пока не увидите себя — не отглаженного, нелинованного. Отталкивающего и пошлого, низкого и набивающего оскомину. Но любимого и живого».

Джойс знает, что если слово питает человека не хуже хлеба насущного, то тысячи слов — наполняют пустой требухой, плывут крошками вслед за рекламкой Бога в потоках Лиффи. Вслед за рекламой — набившей жизнь Блума пустым заменителем смысла. За Рекламой — обошедшей на скачках призванных к победе жеребцов. За лестригонами и пожирателями лотоса.

И — да, — где-то рядом, не вставая с верного ложа, всегда ждёт родная, терпеливо-взбалмошная Молли. И да, она приготовит яйца. Да.

Эпизод 1. Предчувствие

По набережной сэра Джона Роджерсона шагал собранным шагом мистер Блум: мимо ломовых подвод, мимо маслобойни Лиска (льняное масло, жмыхи), мимо Уиндмилл-лейн и мимо почтово-телеграфного отделения.

Часть тела? Волосы (шевелятся, становятся дыбом от адского дуновения ТОТ САМОЙ книги).
Цвет? Радужный переливчатый (я и Музиля читала, я и Пинчона читала - и тебя, Джойс, зачитаю).
Часть речи? Не определилась, инфинитивчато.
Синтаксис? Примитивный.
Реальный план?
Проклятый рандом.
К чтению "Улисса" надо готовиться.
Одеть чистое белье.
Забить голову самой дурацкой фентезятиной.
Провести опрос среди друзей "что вы стали бы делать в свой последний день перед Улиссом?".
Сделать глубокий вдох. Выдох. Ноги на ширину плеч...
Нет, лучше попа - в любимую вмятину дивана.
"Одиссея" в этом году прочитана. Вообще всего много прочитано. Если я не прочту "Улисса" - то кто?..
Читальный план?
Полистала рецензии... У-у-у, все такие умные...
Завтра. Это будет завтра.

Эпизод 2. Поражение

Вам кажутся темными мои слова. Тьма в наших душах, этого вам не кажется?

Что-то не то здесь: или впрямь Улисс не совсем настоящий, или Телемак, или, может быть, этому Телемаку не подходит этот Улисс?

Часть тела? Уши.
Цвет? Осенний уличный.
Часть речи? Глагол.
Синтаксис? Развитой.
Реальный план?
Пыталась слушать. Герои перемещались по Дублине, я путешествовала по Минску и околицах... Бегала по делам, ходила, ездила, жарила овощи (а не почку), делала громче, отматывала, переслушивала, чередовала текст с комментариями... и снова выпадала: собственное сознание струилось сильнее, вытесняло чужое, обсасывало непроисшествия моего дня. "Улисс" мне не мешал!
Герменевтической план?
Что объединяет, сравнивает, связывает меня и Одиссея? Мы летим к звездам Геркулеса (вспоминайте не только М. Багдановича, но и эпизод 17)? Джойса с Одиссеем объединяет всё. Джойс есть Одиссей, он ежедневно проживает, совершает поход Одиссея, дробятся несобытия дня, реализуются, взрываются приключениями. Текст гомерится , но и библиится: густо прошивается, искрится отсылками (хотя направлен антирелигиозно и полюсность меняется), "запущенный сад", братоубийство, колено Рувимово, Моисей. И - один из этажей литературного небоскреба - текст шекспирится: Гамлет пробирается в биографию и самого Шекспира, и Блума, и Джойса ("так в призраке неупокоившегося отца вновь оживает образ почившего сына": Блум бродит тенью по Дублину, тенью проходит на самом краю дня Стивена Дедала (условного сына), переживает измену своей жены-королевы-примадонны).
Сакрализируется каждый шаг, Джойс-Блум признается: "приготовление завтрака (жертва всесожжения); переполнение кишечника и продуманное испражнение (святая святых); баня (обряд Иоанна); погребение (обряд Самуила); реклама для Алессандро Ключчи (Урим и Туммим)" - все концептуализируется и артефактизируется.

Признаюсь, я почти ежедневно думаю - выбраться из-под теплого одеяла утром, собраться, накормить (и не растоптать) котов, дойти до работы... воспой мой подвиг, поэма Гомера или, на худой конец, драма Шекспира.
Читальный план?
Сперва глянешь - кажется, "Улиссом" зря пугают: герои двигаются, много делают, бреются, умываются, едят, гуляют, диологизируют... но долго всматриваться не получается. Ага!! Сморгнул!.. И потерял нить. И вместо того, чтобы изящно бороться с течением... поток подхватывает, тянет и выбрасывает на берег разбухший труп твоей неживой мысли.

Эпизод 3. Успех

Шекспир – это благодатная почва для тех умов, что утратили равновесие.

...завел блудни с двумя шлюхами, тут же ихний кот с ними, и все глушат портер чайными чашками...

Часть тела? Глаза.
Цвет? Квадрата Малевича = экрана.
Часть речи? Существительное.
Синтаксис? Парцеллированный.
Реальный план?
Чтение - спасение. Я неудачница или фанатка - перечитывание "Улисса"! Неожиданность вопреки страхам: повествование складывается в предметный рисунок, есть сюжет, "Улисс" может быть перессказан! Есть герои, поступки, характеры и переживания. Есть контакт с текстом, отзыв, сопереживание, даже восхищение ритмом, игрой слов. Вскоре приходит узнавание улочек, новые встречи со знакомыми эпизодическими персонажами, приветствия и поклоны, вот ужас-то: теперь я, читатель, - персонаж Джойса!
Читальный план?
Весь текст - многоэтажная игра смыслов, аллюзий, ассоциаций, литературных перекличек, каламбуров. "Блум... одинокий облумок". "Зубрят мою смехографию". "Звяканье, стукопыт глухозвук". "Чавчавстенько встречав-чавкаемся по чавк-вергам". "Все мы арфы". Эпизод с котиком! Котик и Улисс, котик и Джойс... милота.
Легкость тоски Стивена Дедала: по матери, родине, дружбе, спокойствии и благополучии.
Беззаботность (иллюзия, маска?) и глубинная тоска Леопольда Блума: ножки чужой красотки, неудача на работе, воспоминание об умершем сыне, стремление к единению душ со Стивеном, непонимание, инаковость, чужеродность между дублинцев.
Герменевтической план?
День - метафора жизни (не ежедневно у человека баня, похороны, рождение, измена... это больше чем день). День - метафора человечества, искусства, литературы в частности. День, который через аллюзии и цитации вмещает в себя всего Гомера, всего Шекспира, всю Библию... День как сюжет, как полноценная фабула, как приключение, квест. Разностильность дня: описания, диалоги, анекдоты, сложные рассуждения, парцелляции, беспрепинательный поток мысли ("Вечно бегущий поток жизни: ищет в потоке жизни наш взгляд..."), катехизис-вопросоответ, пародия, карнавал.
День-жизнь. День-приключение. День-миф. День-поэма. День-город. День-страна. День-личность. День-герой.
Экстра(супер)платонизм или все-таки антиплатонизм?.. Жизнь - отблеск небесных сверхидэй. Вот эта баня - она ​​сама идея идеальной бани или частная реализация идеи? Эта поездка - идея всех возможных поездок? Этот труп собаки - восхождение к трупу собаки вообще?.. Или наоборот, буден затмевает возможный идеал мира, в будне - реализация возможностей (Платон, но и Аристотель!) идей, он совершенство и полнота. Сегодня, сейчас - пронзительное ВСЕ, реализация - больше, чем ее идея...
Унижение мифа, злая сатира на миф, на науку, спорт, литературу и литературоведение, патриотизм и политику, женщин и мужчин. Опускание мифа (Венера, облегчающаяся в ночной сосуд; прекрасная романтичная Герти-Навсикая - и что в это делает романтический герой Блум, хм...), карнавализация, пародия на тьму авторов и книг, смешение величия мечты с клоакой, пивной бузюкой.
Унижение мифа - это возвышение ли реальности?.. Пьяница, неудачник в липкой грязи и без пуговицы - Герой Блум! Герой Улисс!

Эпизод 4. Осмысление

Мы не можем сменить родину. Давайте-ка сменим тему.

Будучи весьма благодарен, с благодарной признательностью, с искренней и признательной благодарностью, признательно и с благодарною искренностью сожалея, он отказался.

Часть тела? Нейрон.
Цвет? Мозга.
Часть речи? Премногоизобилие.
Синтаксис? Усложненный.
Реальный план?
"Улисса" приходится думать, нет, можно водить глазами по страницам, наплевав на смысл, только есть ли смысл в таком чтении, ведь если уж пришлось читать "Улисса", то следует воспользоваться такой возможностью и прочитать, однако это самая болезненная моя книга: не от нее ли у меня неделю болят зубы, ноет голова, поднялась температура и упало давление до рвоты, забуду ли я об этом, когда возьму ее снова в руки?..
Герменевтический план?
Бесконечно люблю смотреть на чужую работу, чужую качественную работу, дурную-дурную (ибо - а на фиг?), но титаническую, сложную, интеллектуальную, шнобелевскую работу, однако я не зафанатела от "Улисса", это не самая гениальная книга вселенной, ее не следует давать инопланетянам для знакомства с людьми (а... ну ладно, давайте), и мне неприятна ее сниженная фавновская эстетика, но это великая книга, в которую вложено много труда, отражающая или, скорее, как стеклянная призма, раскладывающая луч слова на радужный вселитературный всестилевой спектр, книга - точно необъятная, не очень чистая веселая свинка, порождающая дюжину поросят, - все модные стили 20 века вышли, были рождены или предсказаны, пригрежены "Улиссом": и постмодернизм, и футуризм, и сюрреализм, и абсурд (кроме разве что советского реализма, но так ему и надо); поскольку, видимо, виновата иллюзия легкости написания потока сознания, поэтому столько потомков, более или менее успешных, у которых, тем не менее, преобладает или сюжет, или интеллект (Эко), или сознание (Пруст), или сатира (Чапек), или абсурд (Беккет), ибо столько этажей, как Джойс, не надстроил никто, на такое унижение мифа (такую ​​десакрализацию ВСЕГО) не решился ни один (куда уж аристократичному, изысканному Прусту, пусть себе орхидеится), а если кто-то и решился на унижение (Пинчон), то ему далеко до мифа (интеллектуальности и эквилибристичности в обращении с литературными слоями), - Джойс такой действительно единственный, а "Улисс", чья многоэтажность текста справедливо уравновешена многоплановостью комментариев - план чистого текста и план биографии Джойса, план русского комментатора и план его предшественников, комментаторов и исследователей "Улисса", план цитируемых текстов и план справочной информации, - насмеявшись с мифа, и сам сакрализовался в конце концов, стал страшным обрядом инициации читателя (студента филологического вуза), оброс легендами и интерпретациями («в монографии великого Эллманна "Улисс на Лиффи" самый обширный из разделов носит название: "Почему менструирует Молли Блум"»), - таким образом победив миф или же проиграв ему?..

Эпизод 5. Осложнения

...негоже глазеть, когда у дамы выглядывает астральное.

Аум! Баум! Пижаум! <...> Ых! Ыхбыянбыйлан брралдррал!

Часть тела? Зубы.
Цвет? Зубной боли.
Часть речи? Междометия.
Синтаксис? Туманный, ежистый.
Реальный план?
Зубы-ы-ы-ы! О-о-о-о! У-у-у-Улисс-с-с... Ы-ы-ы-ы! М-м-м... Хр-хр-хр... Э? Абырвал... абырвал (вырвл бы?)... Зу-у-у-б-ы-ы-ы... У-у-у-Улисс... Хнык-хнык-хнык...
Горячечный план?
Вышел Польди из тумана, вынял мыло из кармана...

По вечерам Стивен Дедал ходил к Леопольду Блуму считать звезды...
— ...А он мне скажет... а он мне скажет: "Вот и самовар простыл. Надо бы веточек подбросить этих... ну, как их... можжевеловых!" — А я ему скажу... а я ему скажу... а я ему скажу...
И вдруг... прямо перед ним из тумана выплыла белая Лошадь.
"А интересно, — подумал Стивен Дедал, — если Лошадь ляжет спать, она захлебнется в тумане?"
И он стал медленно спускаться с горки, чтобы попасть в туман и посмотреть, как там внутри.
— Лошадь! — позвал он.
"А-ха, а-ха!" — вздымая боками и раздуваясь до неба, задышал Бык Маллиган. Или это был не Бык? Потому что через секунду уже никого не было...
— Фр-р-р, — вздохнула лошадиная голова...
— Вз-з-з! — зазвенело где-то вдали.
— Вз-з-з! — зазвенело у Стивена Дедала над головой.
— Хе-хе-хе-хе-хе! — обрадовался Леопольд Блум и даже представил себя ночной бабочкой и немного поплясал в воздухе...
— Угу! У-гу-гу-гу-гу-гу!.. — закричал Шекспир.
"Псих", — подумал Стивен Дедал...
— Е-еж-и-и-к!.. — будто с края земли донесся родной крик Леопольда Блума, Стивен побежал на голос, но тут вспомнил: "я же не Ежик!" все закружилось у него в голове: Бык Маллиган, Герти Макдауэлл, Шекспир, Гомер, Джеймс Джойс, бабочки, Лошадь.
"Пусть река сама несет меня", — ...и его понесло вниз по течению.
— Извините... — беззвучно спросил кто-то. — Кто вы и как сюда попали?..

— Где же ты был? — плюхнувшись рядом, запыхавшись, спросил Леопольд Блум. — Я звал, звал, а ты — не откликался!..
Стивен Дедал ничего не сказал. Он только чуть скосил глаза в сторону Леопольда Блума...
— ...а я и самовар раздул, и веточек... этих... как их...
...Стивен Дедал думал о Лошади. Как она там, в тумане...

Як заўсёды, першатэкст па-беларуску

Тут...

Эпізод 1. Прадчуванне

По набережной сэра Джона Роджерсона шагал собранным шагом мистер Блум: мимо ломовых подвод, мимо маслобойни Лиска (льняное масло, жмыхи), мимо Уиндмилл-лейн и мимо почтово-телеграфного отделения.

Частка цела? Валасы (варушацца, становяцца дыбам ад пякельнага подыху ТОЙ САМАЙ кнігі).
Колер? Вясёлкавы пералівісты (я і Музіля чытала, я і Пінчона чытала - і цябе, Джойс, зачытаю).
Часціна мовы? Не акрэслілася, інфінітывіста.
Сінтаксіс? Прымітыўны.
Рэальны план?
Пракляты рандом.
Да чытання "Уліса" трэба рыхтавацца.
Апрануць чыстую бялізну.
Забіць галаву самай дурацкай фэнтэзяцінай.
Правесці апытанку сярод сяброў "што вы сталі б рабіць у свой апошні дзень перад Улісам?".
Зрабіць глыбокі ўдых. Выдых. Ногі на шырыню плеч...
Не, лепш попа - у любімую выемку канапы.
Адысея сёлета прачытаная. Увогуле ўсяго шмат прачытана. Калі я не прачытаю Уліса - то хто?..
Чытальны план?
Пагартала рэцэнзіі... У-у-у, усе такія разумныя...
Заўтра. Гэта будзе заўтра.

Эпізод 2. Параза

Вам кажутся темными мои слова. Тьма в наших душах, этого вам не кажется?

Что-то не то здесь: или впрямь Улисс не совсем настоящий, или Телемак, или, может быть, этому Телемаку не подходит этот Улисс?

Частка цела? Вушы.
Колер? Восеньскі вулічны.
Часціна мовы? Дзеяслоў.
Сінтаксіс? Развіты.
Рэальны план?
Спрабавала слухаць. Героі перамяшчаліся па Дубліне, я вандравала па Мінску і ваколіцах... Бегала па справах, хадзіла, ездзіла, смажыла гародніну (а не нырку), рабіла гучней, адмотвала, пераслухоўвала, чаргавала тэкст з каментарамі... і зноў выпадала: уласная свядомасць плынела мацней, выцясняла чужую, абсмоктвала непадзеі майго дня. Уліс ані не перашкаджаў!
Герменеўтычны план?
Што аб'ядноўвае, лучыць мяне і Адысея? Мы ляцім да зор Геркулеса? Джойса з Адысеем аб'ядноўвае ўсё. Джойс ёсць Адысей, штодня пражывае выправу Адысея, драбняцца непадзеі дня, рэалізуюцца, выбухаюць прыгодамі. Гамерыцца тэкст, але і біблііцца: густа прашываецца, іскрыцца адсылкамі (хоць скіраваны антырэлігійна, і полюснасць мяняецца), "запушчаны сад", братазабойства, калена Рувімава, Майсей. І - адзін з паверхаў літаратурнага хмарачоса шэкспірыцца - Гамлет прабіраецца ў біяграфію і самога Шэкспіра, і Блума, і Джойса ("так в призраке неупокоившегося отца вновь оживает образ почившего сына": Блум баядзецца ценем па Дубліне, ценем праходзіць на самым краі дня Стывена Дэдала (умоўнага сына), перажывае здраду сваёй жонкі-каралевы-прымадонны).
Сакралізуецца кожны крок, наліваць піва - узліваць багам, шпацыраваць берагам мора або гулкай вулкай, смажыць ныркі, есці (паглынаць, жэрці), сядзець на ўнітазе - усё канцэптуалізуецца і артэфактызуецца. Прызнаюся, я амаль штодня думаю - выбрацца з-пад цёплай коўдры ранкам, сабрацца, накарміць (і не растаптаць) катоў, дайсці да працы... апей мой подзвіг, паэма Гамера або, прынамсі, на худы канец, драма Шэкспіра.
Чытальны план?
Спярша глянеш - падаецца, "Улісам" дарма палохаюць: героі рухаюцца, багата робяць, голяцца, мыюцца, ядуць, шпацыруюць, дыялагізуюць... але доўга ўзірацца не атрымліваецца. Ага!! Зміргнуў! ...І страціў нітку. І заміж, каб зграбна змагацца з плынню... струмень падхоплівае, цягне і выкідвае на бераг разбухлы труп тваёй нежывой думкі.

Эпізод 3. Поспех

Шекспир – это благодатная почва для тех умов, что утратили равновесие.

...завел блудни с двумя шлюхами, тут же ихний кот с ними, и все глушат портер чайными чашками...

Частка цела? Вочы.
Колер? Квадрата Малевіча = экрана.
Часціна мовы? Назоўнік.
Сінтаксіс? Парцэляваны.
Рэальны план?
Чытанне - ратунак. Я няўдачніца або фанатка - перачытванне Уліса! Але ёсць кантакт з тэкстам, водгук, суперажыванне, нават зачараванасць рытмам, гульнёй слоў. "Блум... одинокий облумок". "Зубрят мою смехографию". "Звяканье, стукопыт глухозвук". "Чавчавстенько встречав-чавкаемся по чавк-вергам". "Все мы арфы". Эпізод з коцікам! Коцік і Уліс, коцік і Джойс... замілаванне.
Чытальны план?
Увесь тэкст - шматпавярховая гульня сэнсаў, алюзій, асацыяцый, літаратурных перазоваў, каламбураў. Сказы склаліся ў прадметны малюнак. Ёсць героі, учынкі, характары і перажыванні. Лёгкасць тугі Стывена (сам аўтар): па маці, радзіме, сяброўстве, спакоі і дабрабыце. Бесклапотнасць (ілюзія, маска?) і глыбінная туга Блума. Ножкі чужой красуні, няўдача на працы, спомін пра памерлага сына, імкненне да лучнасці душаў з Стывенам, неразуменне, іншасць, чужароднасць між дублінцаў.
Герменеўтычны план?
Дзень - метафара жыцця (не штодня ў чалавека лазня, пахаванне, народзіны, здрада... гэта больш чым дзень). Дзень - метафара чалавецтва, мастацтва, літаратуры ў прыватнасці. Дзень, што праз алюзіі і цытацыю месціць у сабе ўсяго Гамера, усяго Шэкспіра, усю Біблію... Дзень-сюжэт, паўнавартасная фабула, прыгода, квэст. Рознастылёвасць дня: апісанні, дыялогі, анекдоты, картэж яго светласці, складаныя развагі, парцэляцыя, беспрыпынкавая плынь думкі ("Вечно бегущий поток жизни: ищет в потоке жизни наш взгляд..."), катэхізіс, пародыя.
Дзень-жыццё. Дзень-прыгода. Дзень-міф. Дзень-паэма. Дзень-горад. Дзень-краіна.
Экстраплатанізм ці ўсё-ткі антыплатанізм?.. Жыццё - водбліск нябесных звышідэй, вось гэтая лазня - яна сама ідэя ідэальнай лазні ці прыватная рэалізацыя ідэі? Гэтая паездка - ідэя ўсіх магчымых паездак? Гэты труп сабакі - узыходжанне да трупа сабакі ўвогуле?.. Ці наадварот, будзень зацьмявае магчымы ідэал свету, у будні - рэалізацыя магчымасцяў (Платон, але і Арыстоцель!) ідэй, ён дасканаласць і поўня. Сёння, зараз - пранізлівае ЎСЁ, рэалізацыя - больш, чым яе ідэя...
Прыніжэнне міфу, злая сатыра на міф, на навуку, спорт, літаратуру і літаратуразнаўства, патрыятызм і палітыку, жанчын і мужчын. Апусканне міфу (Венера, облегчающаяся в ночной сосуд), карнавалізацыя, пародыя на цьму аўтараў і кніг, змяшэнне высокасці мараў з клаакай, піўной бузюкай.
Прыніжэнне міфу - гэта ўзвышэнне рэальнасці?.. П'янь, няўдачнік у ліпкім брудзе - Герой Блум! Уліс!

Эпізод 4. Асэнсаванне

Мы не можем сменить родину. Давайте-ка сменим тему.

Будучи весьма благодарен, с благодарной признательностью, с искренней и признательной благодарностью, признательно и с благодарною искренностью сожалея, он отказался.

Частка цела? Нейрон.
Колер? Мозгу.
Часціна мовы? Премногоизобилие.
Сінтаксіс? Ускладнены.
Рэальны план?
Уліса даводзіцца думаць. Можна праводзіць вачыма па старонках, напляваўшы на сэнс. А сэнсу ў такім чытанні? Калі ўжо давялося чытаць Уліса, дык варта скарыстацца такой магчымасцю і прачытаць.
Асэнсавальны план?
Бясконца люблю глядзець на чужую працу, чужую якасную працу, дурную-дурную (ибо - а на фіг?), але тытанічную, складаную, інтэлектуальную, шнобелеўскую працу, аднак я не зафанацела ад Уліса, гэта не самая геніяльная кніга сусвету, яе не варта даваць іншапланетнікам для знаёмства з чалавекамі, мне непрыемная яе зніжаная фаўнаўская эстэтыка, але гэта вялікая кніга, у якую ўкладзена багата працы, якая адлюстроўвае ці, хутчэй, як шкляная прызма, раскладвае промень слова на вясёлкавы ўсялітаратурны ўсестылёвы спектр, кніга - рыхтык брудная, неахопная, вясёлая свінка - спараджае тузін парасятак - усе модныя стылі 20 стагоддзя выйшлі, былі народжаныя або прадказаныя, прымроеныя Улісам: і постмадэрнізм, і футурызм, і сюррэалізм, і абсурд (апрача хіба савецкага рэалізму, але так яму і трэба); бо, відаць, вінаватая ілюзія лёгкасці напісання плыні свядомасці, столькі наступнікаў, больш ці менш паспяховых, у якіх, тым не менш, пераважвае або сюжэт, або інтэлект (Эка), або свядомасць (Пруст), або сатыра (Чапек), або абсурд (Бекет), бо столькі паверхаў, як Джойс, не надбудаваў ніхто, на такое прыніжэнне міфа (такую дэсакралізацыю ўсяго) не адважыўся ніводзін (куды там арыстакратычнаму, вытанчанаму Прусту), а калі хтось і адважыўся на прыніжэнне (Пінчон), то яму далёка да міфу (інтэлектуальнасці і эквілібрстычнасці ў абыходжанні з літаратурнымі пластамі), Джойс такі дапраўды такі адзіны, а Уліс, насмяяўшыся з міфу, сам сакралізаўваўся ўрэшце, стаў ініцыяцыяй чытача, аброс легендамі і інтэрпрэтацыямі («в монографии великого Эллманна "Улисс на Лиффи" самый обширный из разделов носит название: "Почему менструирует Молли Блум"»), і шматпавярховасць тэксту слушна ўраўнаважана шматпланавасцю каментароў: план чыстага тэксту і план біяграфіі Джойса, план рускага каментатара і план яго папярэднікаў - каментатараў і даследчыкаў "Уліса", план цытаваных тэкстаў і план даведачнай інфармацыі...

Эпізод 5. Ускладненні.

...негоже глазеть, когда у дамы выглядывает астральное.

Аум! Баум! Пижаум! <...> Ых! Ыхбыянбыйлан брралдррал!

Частка цела? Зубы.
Колер? Зубнога болю.
Часціна мовы? Выклічнікі.
Сінтаксіс? Туманны, вожыкавы.
Рэальны план?
Зубы-ы-ы-ы! О-о-о-о! У-у-у-уліс-с-с... Ы-ы-ы-ы! М-м-м... Хр-хр-хр... Э? Абырвал... абырвал (вырвл бы?)... Зу-у-у-бы-ы-ы-ы... У-у-у-уліс... Хнык-хнык-хнык...
Ліхаманкавы план?
Вышел Польди из тумана, вынял мыло из кармана...
По вечерам Стивен Дедал ходил к Леопольду Блуму считать звезды...
— ...А он мне скажет... а он мне скажет: "Вот и самовар простыл. Надо бы веточек подбросить этих... ну, как их... можжевеловых!" — А я ему скажу... а я ему скажу... а я ему скажу...
И вдруг... прямо перед ним из тумана выплыла белая Лошадь.
"А интересно, — подумал Стивен Дедал, — если Лошадь ляжет спать, она захлебнется в тумане?"
И он стал медленно спускаться с горки, чтобы попасть в туман и посмотреть, как там внутри.
— Лошадь! — позвал он.
"А-ха, а-ха!" — вздымая боками и раздуваясь до неба, задышал Бык Маллиган. Или это был не Бык? Потому что через секунду уже никого не было...
— Фр-р-р, — вздохнула лошадиная голова...
— Вз-з-з! — зазвенело где-то вдали.
— Вз-з-з! — зазвенело у Стивена Дедала над головой.
— Хе-хе-хе-хе-хе! — обрадовался Леопольд Блум и даже представил себя ночной бабочкой и немного поплясал в воздухе...
— Угу! У-гу-гу-гу-гу-гу!.. — закричал Шекспир.
"Псих", — подумал Стивен Дедал...
— Е-еж-и-и-к!.. — будто с края земли донесся родной крик Леопольда Блума, Стивен побежал на голос, но тут вспомнил: "я же не Ежик!" все закружилось у него в голове: Бык Маллиган, Герти Макдауэлл, Шекспир, Гомер, Джеймс Джойс, бабочки, Лошадь.
"Пусть река сама несет меня", — ...и его понесло вниз по течению.
— Извините... — беззвучно спросил кто-то. — Кто вы и как сюда попали?..

— Где же ты был? — плюхнувшись рядом, запыхавшись, спросил Леопольд Блум. — Я звал, звал, а ты — не откликался!..
Стивен Дедал ничего не сказал. Он только чуть скосил глаза в сторону Леопольда Блума...
— ...а я и самовар раздул, и веточек... этих... как их...
...Стивен Дедал думал о Лошади. Как она там, в тумане...

"Улисс" легко уважать и сложно любить.
Уважать за смелость, организованность и строгость замысла.
А любить за...?

С этим непонятнее всего, хотя "Улисс" заслуживает именно любви, а не высоколобого уважения. Сложность его чтения, разумеется, преувеличена. Как и сложность внутренняя. Но так легко сказать, ведь как минимум русскоязычный читатель снабжен подробными комментариями Сергея Хоружего, а тем, кому не хватило могут прочитать его же "Улисс в русском зеркале", книжку Гениевой, Гарина и работу Эко "Поэтики Джойса".

И все проблемы начинаются именно здесь. Создается ощущение, что всё человеческое содержание романа придавлено глыбой сносок, цитат и концептуальных нагромождений. А читатель вынужден выбирать из двух способов чтения романа.

Первый предполагает титаническое усилие, чтобы вместить и удержать в голове все концепции и приёмы романа, а в процессе чтения вся эта громадина, скрипя шестернями, будет медленно и с грохотом работать, в попытке некоего полного понимания. Весь литературоведческий аппарат здесь призван выступить как дешифратор, который превращает закодированный "Улисс" в обычный роман, написанный "человеческим" языком. Это утомительное и сложное предприятие.

Второй способ призывает читать "Улисс" ровно так же, как читается любой другой текст. Открываете и читаете, никаких гвоздей. Его сложность кроется в том, что читатель в большинстве случаев все же не Джойс, поэтому ряд моментов так и останется покрыт мраком не только с точки зрения событийной, но и стилистической. Вторая проблема - соблазн заглянуть в комментарии, запустить эту адскую машину интерпретаций, чтобы... чтобы что?

Ответ на эту диллему, разумеется простой. "Улисс" читают не по одному разу. Не могу, да и не имею права, указывать в каком порядке стоит проводить чтение, сперва комментированный вариант, а потом чистый или наоборот.

В романе можно найти самые начала нашего современного способа взгляда на мир, с его резким монтажом (сцена в самом начале, когда Стивену является мать - классический и очень кинематографичный флэшбек), аккуратно нарезанными способами восприятия, которые сменяют друг друга в зависимости от ситуации. В своей структуре, "Улисс" - это 18 способов посмотреть на обыденность, повседневность, которую мы обычно считаем скучной и недостойной внимания. В своей скуке она ускользает от нас, растворяется. А вместе с ней от нас сбегает и наша человеческая природа.

Любить "Улисс" стоит именно за то, как Джойс любит всеми презираемую обыденность. Форму обыденности Джойс берет из своей собственной, единственно ему данной и единственно ему известной. Анекдоты, случаи, реальные знакомые, персонажи пусть и слепленные из кусков знакомых или родственников Джойса. В своем наблюдении за повседневностью Джойс так же внимателен и упорен, как другие внимательны к текстам высокой культуры. И его комментарий к одному дню в Дублине настолько же глубок и последователен, как стеллажи исследований "Божественной комедии" или "Суммы теологии".

Единственная условность здесь только в том, что Джойсу пришлось остановиться, хотя по большому счету, он мог бы продолжать бесконечно. Как бесконечен в своих аспектах и категориях любой день нашей жизни, любая её мелочь, любая, даже самая тривиальная ситуация. Он создает миф на отмели, на месте своей собственной жизни и через этот миф пытается исследовать другие мифы, в первую очередь о человеке как таковом, так и о каждом человеке в отдельности. С вниманием к человеку, с любовью к человеку в его обывательской и скучной жизни. И даже звезд небодрево придумано с отрадой о том, что есть где соорудить ватерклозет.

Роман современной польской писательницы «Піщана гора» написан в жанре семейной саги в декорациях социалистического «рая» в Польше. В своей книге Йоанна Батор воскрешает события из жизни простых обывателей шахтерского городка Валбжих – родного для писательницы. Может быть, поэтому сам город, а в особенности его микрорайон Песочная гора, прописаны так детально и живо, что его можно смело считать полноценным персонажем книги.

Перед нами история трех поколений одной семьи: бабушки Софии Масляк, матери Ядзи Масляк-Хмары и дочери Доминики Хмары. Их истории можно смело охарактеризовать одним словом – борьба. У каждой из них она своя. София Масляк, «соломенная вдова», так и не научилась любить свою дочь Ядзю, постоянно высматривая в ее внешности черты насильника, от которого она ее родила, и в глубине души продолжая любить спасенного во время Холокоста еврея Игнация Гольдбаума. Ядзя Масляк-Хмара живет в своем «стерильном» мире в новом панельном доме на Песочной горе, коллекционирует хрусталь в серванте, делает химическую завивку, стоит в очередях и смотрит сериал «Рабыня Изаура», читает любовные романы и мечтает о лучшей жизни для своей дочери Доминики. Кажется, что только Доминике под силу вырваться из Песочной горы в Валбжихе, сбросить из себя лассо общественных предрассудков и просто «жить сейчас», а не «потом», как это делали ее бабушка и мать. Можно ли вообще вырваться из этого места?

Образ Песочной горы, где для шахтеров вырос небольшой микрорайон из однотипных домов, олицетворяет собой перевалочный путь в другую лучшую жизнь. Но шахты закрылись или реорганизовались, а семьи шахтеров остались там в тщетных надеждах на «улучшенное» жилище в более престижном месте. Йоанна Батор рисует до боли знакомую всем нам картину: мечты о югославском магнитофоне и цветном телевизоре, о самодельных «джинсах-варенках», о коллекционировании жестяных баночек из-под пива, фанты и кока-колы на книжных полках, наклейки-вкладыши из жевательных резинок, туш «брасматик», турецкий трикотаж и китайские «абидасы» - все это ироничная ностальгия за «теми» временами и благодарность сегодняшнему дню, что все это есть в свободном доступе без очередей и толчеи. Все это отошло в прошлое, но так иногда хочется вытянуть что-то из памяти на свет сегодняшнего дня и показать современной молодежи. За нас это сделала Йоанна Батор. Иронично, иногда с сарказмом, но так реалистично и тонко.

Книга будет интересна всем, кто хочет c высоты сегодняшних дней взглянуть на социалистическое прошлое Польши, которое было так похоже на наше «советское», отследить историю жизни трех поколений типичной шахтерской семьи и вместе с ними попытаться побороться за счастье уже в новое время. Книга имеет свое продолжение (роман «Хмурдалия»), в котором повествуется о жизни Доминики. Но пока она еще не издана в украинском переводе, над чем издательство сейчас усиленно работает.

Книги как люди. Есть среди них глубокие, а есть пустышки. Сверкающие нестерпимым блеском и скучные серо-мышастые. Популярные, что у всех на слуху и такие, о каких лишь ограниченный круг знает (из которого каждый раздувает щеки и старается не забыть, что он - Гигант Мысли). А читала из этого круга едва сотая часть. А понявших - и того меньше. У книг, как у людей, свои судьбы. Джойсов "Улисс" - роман счастливо-трагической судьбы. Все, кто есть кто-то, знают его, относясь с хотя слегка ироническим, но почтением: темна-де вода во облацех. И филологи изучают в обязательном порядке, однако спроси о чем-то, относящемся к сюжету или деталям, почти наверняка услышишь: Да я не помню (каковой эвфемизм заменяет честный ответ "не читал/а").

Да, величайший из романов двадцатого столетья; да - сокровищница мысли и фейерверк стилей; да - разобран на цитаты (и разбирается и будет продолжать разбираться); да - в Ирландии - национальная достопримечательность, день 16 июня известен как Блумсдей (в честь героя) и чтения избранных отрывков проходят в Дублине на местах, описанных в нем; да - туристическая индустрия подсуетилась с экскурсионным маршрутом "Дублин Джойса" и всякий желающий может повторить блуждания Леопольда Блума и Стивена Дедала. А все ж никто не читает.

Уныло-рутинная обязаловка, предписывающая филологам непременное изучение, остается "прохождением", наподобие того, как проходится (мимо) "Онегина", "Войны и мира" и "Преступления и наказания" в школе. По той же причине - не может человек молодой, даже и неглупый воспринять полной мерой вещь, понимание которой требует жизненного опыта, энциклопедической эрудиции, знания многих языков, а также - последнее по счету, но не по значимости - отменного знакомства с историей Ирландии и реалиями ее жизни времен написания романа.

Потому что, наряду с бесчисленными литературными и мифологическими аллюзиями, "Улисс" перегружен отсылками к такого рода сведениям. Занятный парадокс - апеллируя к вечности, оставаться местечковым междусобойчиком, в некоторых аспектах до конца понятным лишь участникам попоек и болтовни в описанных кабачках и кулуарах. Фраза о вечности может показаться пафосной и напыщенной, не то, чтобы представляла Джойса приступающим к очередной главе "Улисса" с мыслью : "А вот очиню-ка я перо, да и сделаю Мир лучше!"

Скорее отправной точкой можно считать фразу, прочитанную много раньше у моего любимого писателя: "Я хотел написать то, что мне было бы интересно читать самому". Хотя автор "Улисса" не мог не понимать относительной ценности и новизны, и оригинальности своего опуса, как не мог не понимать, что до него ТАКОГО не делал никто. Что ж, все когда-то происходит впервые. И если в одного положен талант творчества, созидания - свойство уникального по звучанию инструмента, то в другого камертонный - отзываться на звук, помогать настраивать, опосредованно служить передаточной инстанцией между исполнителем и слушателем.

У меня способности такого рода в литературе, развитые и отшлифованные обширным чтением; и неюные 45 ("Якшайся с теми, кому под пятьдесят, мужик в этом возрасте знает достаточно о судьбе, чтоб приписать за твой счет что-то еще себе"); и знакомство со многими языками - поверхностное, но имеющее место быть; и немалый опыт взаимодействия с людьми из разных социальных групп. Талант подбирать ключи к сложным замкам и отпирать потайные двери. И я могу сказать, что "Улисс" не так прост, как об этом можно подумать, на самом деле он гораздо проще.

Имеет смысл понимать, приступая к чтению, что роман - это колоссальная по объему и сложности интерактивная литературная игра. В которой Джойс, предвосхитив тенденции развития литературы, использовал все известные жанры и стили: от гомеровых эпосов и саг до потока сознания и фрейдизма. Часто смешивая внутри эпизода в произвольном сочетании несколько стилистических пластов. Порой перемешивая внутри одного абзаца таким образом, что хвост одного переходит в туловище другого и непонятно, где у этого тянитолкая начало - где конец. А может это вообще уроборос, кусающий самого себя за хвост.

Однако, не задаваясь целью прочитать сплошной текст и извлечь из него максимум информации, но настроившись на ежеминутное разгадывание шарад, ребусов и загадок, предлагаемых автором, получаешь шанс извлечь совершенно иного уровня удовольствие: так, вот здесь героический эпос, а тут отголоски раблезианской карнавальности; а дальше психологические рефлексии достоевщины; ну-ка, ну-ка, что я вижу - любовный роман; следом газетные репортажи и оперетта; а теперь не замахнуться ли нам на Вильяма нашего Шекспира?

И так все время у Джойса. А ведь есть еще синхронизации. Понимаю, следить за приключениями одного-двух-трех персонажей, взаимодействующего в каждый отдельный момент времени с одним партнером, много легче. А охватывать взглядом панораму чужого города, по улицам которого блуждают, пересекаясь, но до поры не сталкиваясь друг с другом, однако находясь в контакте с огромным множеством разных людей, герои - это нелегко. Но и не запредельно трудно. Вот отец Конми шествует по городу, благославляя приветствующих его школьников, вот он едет на трамвае через мост, а вот идет по стерне и скошенные травинки колят его щиколотки сквозь черные носки.

Вот вице-король с супругой следует кортежем по городу. А вот слепой юноша со своей тростью. И городской сумасшедший со сложносочиненным именем, обходящий фонарные столбы. И смятый листочек: "Илия грядет", данный Блуму уличным проповедником, смятый им и брошенный в канал, продолжает свое движение малым корабликом к океану. И над всем - размалеванное лицо мюзикхольной субретки, приподнявшей юбочку. Трудно удержать в уме и памяти всех, но до чего интересно!

Я делаю это для себя и для того, кому нужна помощь. Буду возвращаться к интерпретации отдельных моментов и фигур романа не с точки зрения академической науки (этого добра хватает и достоинства комментариев столь же бесспорны, сколь неисчислимы), но с позиций читателя. Желающего понять-постичь роман, сколько возможно и не решающегося приблизиться.

Причина, по которой я взяла эту книгу, довольно банальна – в школе я не читала эту книгу, на тот момент я болела, и книга просто была успешно мной пропущена. Вот и, слава Богу. И сейчас, прочитав эту книгу, я более чем разочарована. Я окончательно поняла, что Джойс полностью не мой автор. Да и я из тех людей кто признает «классичность» автора только тогда, когда автор по- настоящему заденет и зацепит. С этим автором так не будет. Многие говорят «для того чтобы понять Улисс нужно несколько лет». Вот извините, я такой человек кто ненавидит всё растягивать, к тому же я не филолог, мне не нужно исследовать стиль и развитие литературы. И Боже упаси, работа сценариста это найти коммерчески выгодную тему, это работа на зрелище, иногда на смысл. И как сценарист говорю, что если оставить, так как есть – это будет коммерчески провальный проект. Потому что тут сплошной поток сознания. И это не предвзятое мнение. Просто для того, чтобы снять какой-то фильм, необходима одна цельная концепция и тема, а тут куча тем, куча проблем, которые в наши дни не актуальны. Попробую объяснить, почему у меня двоякое мнение на конкретных примерах.

Я не настолько люблю Джойса, чтобы следить за тем, на чём автор основывает свои суждения. Я не настолько его уважаю, чтобы знать его биографию и если честно, мне всё равно до него. Поэтому, не слушая никакую информацию, почему-то я ожидала произведение в стихотворной форме, это раз. Во-вторых, я ожидала хоть какую-то отсылку к Гомеру, о которой все талдычили. Но скажу прямо – не ищите философии там, где её нет. Единственное, что поднимает автор это острые социальные вопросы, которые были актуальны на тот момент. Лично для меня это не уникально. Если говорить о стиле, то любой может так размышлять и лично для меня это псевдофилософия, которая не может, да и не хочет чему-то научить. Разложу по порядку, потому что отдельные темы да вот они в целом интересны, но пока раскапываешь…

Дальше...

Первый такой момент, то что сейчас начинают вбивать детям – нестандартное мышление, Джойс как раз идёт от этой идеи, что чтобы интересно мыслить, не нужно давать детям чепуху, им нужно просто привить любовь к чтению и они сами до этого дойдут, но вот преподнести это надо в игровой форме. За это отдельное уважение и плюшк. Далее есть тема религиозности. Да да, я не забыла, что Джойс помешан на католицизме, и он выдвигает разного рода проблемы веры и прочее и прочее. Только почему-то говоря про догматы и какая это прекрасная вера, он не упоминает, что иногда из-за своей непреклонности и своему закрытию глаз происходят религиозные войны. Третий пункт это правительство. В данном произведении идёт фактически открытый троллинг на ту систему, что есть. Для примера автор упрекает то, что система не меняется с веками, а парламент любит прохлаждаться в публичных домах. Но будь он в наши дни, он бы королевы и не касался, поскольку в Англии нет таких глобальных проблем в экономике, как в Ирландии. Так что уж извините и делайте определённые выводы. Я не говорю что лучше в Англии, просто образ жизни ирландцев и ведение бюджета у них ярый показатель реалий. Четвёртый пункт – семья и дети. Опять же насмешка над тем, что семье нужен наследник, что иметь детей, в общем-то, и не надо, а жена лишь украшение дома. Вот простите меня это откровенно выбесило. Ты работаешь сутками, вечером хлещешь пиво, потом заставляешь супружеский долг исполнять и потом тебе это всё не нужно? Извините, без комментариев. Не знаю что было у автора на уме, но он так мерзко описал институт брака, с таким негативом относится к женщинам, что противно. Хотя чему я удивляюсь, когда в «Поминках» он прямо заявил – все женщины шлюхи. Очень большой кусище этой книги посвящён именно проституткам.

Откровенно говоря, вот из-за последних двух тем читать было очень мерзко очень противно и меня бесило всё. Особенно детализация. Поэтому скажу что были моменты, которые любопытно было читать, но в большинстве своём это была пустая житейская билиберда. И не верьте тому, что тут нужна какая-то подготовка. Давайте прямо и откровенно – это просто скучная книга, не более того.

Добила! Сама себе не верю. Почти год я терзала это произведение. Это не считая «шапочного знакомства» около 30 лет назад в институте: «Улисс» шел по программе зарубежной литературы. Преподаватель у нас был замечательный: так умел заряжать и заражать почти любой книгой, что после каждой лекции обуревало лишь одно страстное желание — сломя голову мчаться в библиотеку. А вот как дошла очередь до «Улисса», весь его обычный запал как-то потух. За давностью лет почти не помню, что уважаемый профессор говорил по поводу этого романа, за исключением разрозненных фраз: «поток сознания», «одиссея», «один день из жизни дублинского еврея»…

Да, вот помню еще, он пытался заставить нас представить себе, как некто сочиняет роман, пробуждаясь утром и подробно-подробно записывая все события дня: и внутри и снаружи… В общем, ни одного студента, кажется, профессор «Улиссом» не вдохновил. Я потом спрашивала у отдельных знакомых, прочитавших этот роман: «Ну как?» Большинство говорили, что там все очень сложно.

Спустя еще несколько лет, мне стало неловко, когда в разговоре с ирландскими знакомыми был упомянут Джеймс Джойс — их национальная гордость, которого я почитать до тех пор так и не удосужилась. У ирландской девушки (моей ровесницы) горели глаза, когда она говорила о замечательном соотечественнике, его выразительном языке, простом и понятном для любого ирландца. Девушка, к слову сказать, имела самое что ни на есть «среднее» ирландское образование и в начале 90-х работала поварихой в школьной столовой.

Прошло еще несколько лет, прежде чем я все же решила взяться за этот роман: и не взялась бы, наверное, если бы не Мердок, ее биография, дублинские корни, раскрытая книга «Улисса» первого (1936 года) лондонского издания, запечатленная в ее натюрморте рядом с мать-и-мачехой в синем кувшине, и, конечно же, «Море-море». Я начала читать «Улисса» 16 июня прошлого года (люблю символические даты ;)).

По сути я ничего в этой так называемой «рецензии» не скажу (думаю, что срок, на который я растянула чтение романа, говорит сам за себя). Добавлю только, что (in my humble opinion) понять и оценить Джойса способен не каждый. Для этого нужно быть, наверное, по крайней мере поварихой ирландцем… или необыкновенно — глубоко и всесторонне образованным человеком. Еще лучше, если читатель Джойса — глубоко и всесторонне образованный ирландец (напомню, что родившаяся в Дублине Айрис Мердок, закончила Оксфорд по специальности «классические языки» и Кембридж по специальности «философия»). До этого уровня мне ни дорасти, ни корней пустить уже невозможно.

Роман, в котором есть все. Роман, который научил меня медитировать на текст. Роман, который научил меня видеть за словами нечто большее: эмоцию, жанр, ассоциацию, миф. Книга, которая определила для меня этот год, сломала мировоззрение и создала из обломков новое. Книга, которую я наконец-то дочитала.

В этом произведении каждый найдет свое: ровно столько, сколько он сможет унести. Не обязательно рваться в глубины, которые изучают литературоведы, можно и насладиться сюжетом и удивиться остроумной игре слов. Это была первая моя книга, в которой я осознанно делала пометки и рисовала детали сюжета. Этот роман и хочет, чтобы его читали именно так: с карандашом и блокнотом, ловя каждую букву и наполняя ее смыслом.

Я могу много говорить о притчах Стивена. О пении сирен. О тягучей атмосфере Аида. О вальсе между Сциллой и Харибдой. О "метим псу хвост". О водопаде сознания. Но — это нужно прочувствовать самому.

Признаюсь в своей огромной читательской любви к этому роману и рекомендую всем дать ему шанс.

Начну с вручения себе медали.:)))

Собственно, забирайте себе все, кто осилил от начала и до конца сие... Я бросил вызов неприступной двухтомной громадине. Я победил.
Не буду много говорить о том, как читал книгу. Что это сложно и долго и требует большой силы воли. Это всем и так ясно.
Главный вопрос тут в другом - шедевр ли это действительно, или... что?
В процессе чтения чего только не думаешь. Местами складывается явное ощущение, что автор над тобою издевается или весьма жестко прикалывается. ( главы, где про роддом Холлса и финальный монолог "Пенелопы" убили напрочь")
Собственно, что сделал Джойс? Сконструировал нечто большое и сложное. Намешал всего, чего только можно намешать. Другие произведения, исторические факты, песни, поговорки, фольклор, символику, свои какие-то личные заморочки, только ему понятные. Цитаты и отсылки, от Гомера и Библии, до сказанного когда-то родственниками или друзьями Джойса.
Не буду спорить, что автор весьма и весьма эрудирован. И владеет словом. Всевозможными стилистиками. Всё так. Только... для чего всё это?
Неужели - извините за просторечие, повыпендриваться? Вот гляньте, как я могу! И таким стилем умею, и сяким стилем умею! Ай какой я молодец! А вы помучайтесь. Похожее ощущение возникает, например, во время прочтения "Голубого сала" Сорокина.
(Там, где идёт имитация стилей разных классиков). Хотя, мало корректное сравнение. Просто в голову пришло.
Или главное тут - напластование множества смысловых слоёв? Но оно тут весьма кривое и косое. Начиная с центрального - сходства с Гомеровской Одиссеей. Но оно тут не просто весьма условное, оно просто притянуто за уши. Не говоря уже обо всём остальном. Многое трудно понять. У Хоружего, скажем, читаешь о соответствии каждой главы определённому цвету и органу человеческого тела. И часто не понимаешь, каким образом это из текста главы следует. И подобного очень много.
Сложно говорить о том, как пишет Джойс. Да и не нужно. Кто станет читать, тот сам увидит.
Что до сюжета, то за него можно лепить твёрдый кол. Сюжет отсутствует. Он просто никакующий. Герои не вызывают ровно никаких эмоций, как и всё с ними происходящее. ( а с ними что-то происходит?). Они, собственно, даже малость отвратительные. Каждый по-своему. Им не сочувствуешь, не сопереживаешь. Их рассуждения и разговоры почти никакого отклика в душе не вызывают. Всё какое-то холодное, недоброе, юморок местами циничный. Нет, это часто бывает и в плюс. Но не тут. Может быть, не так выражаюсь? Скорее, всё чужое. Далёкое. От меня, по крайней мере. Хотя, автор и претендовал не некие универсальные реалии.
Много низменных элементов. Мат, моча, месячные и т. д. Ну зачем?... Не вижу, чтобы это было для чего-нибудь нужно.
Тянет ли так называемый "роман века" на такое звание? Совершенно не претендую на то, чтобы об этом судить. Мне не понравилось. Вот и всё. Но прочтение себе в актив занесу.
п.с. Вот кто реально молодец, так это Хоружий. Даже не знаю, что сложнее - написать такую книгу, или вот так её разобрать. Склоняюсь ко мнению, что всё же - второе.

"Улисс" и Джойс в целом всегда воспринимались для меня как страшилки, мол, никто в здравом уме не осилит его, а если осилит, то либо уже не в здравом уме, либо ничего не поймёт. Признаюсь, я так ничего и не поняла, зато теперь я точно знаю, что можно понять "Улисса" и остаться в здравом уме (насчёт "Поминок по Финнегану" пока не уверена). Просто для полного понимания необходимы определённый багаж знаний и склад ума. И если багаж можно нарастить, то сформировать себе чисто джойсовский склад ума мне пока не представляется возможным. Но даже просто имея достаточное количество литературного опыта всё должно стать куда менее тёмным и непонятным. А для таких как я существуют комментарии.

16 июня будет Блумсдей, день первого свидания Джойса с женой и он же - день, в который происходят все события романа. Сюжет романа при желании можно уместить в три слова: Блуму изменяет жена. А можно и не уместить, если посмотреть с другой стороны. Ведь все скитания Блума в этот день происходят не только потому, что Молли ему изменяет, а потому что он весь в душевных терзаниях. И как настоящий Улисс он должен пройти через множество приключений, чтобы в конце снова обрести дом и семью. Но говоря о приключениях тут стоит скорее представлять не сражения с циклопами, а приключения более духовного плана. Но без встреч с друзьями и врагами дело тоже не обойдётся. Стивен Дедал - герой "Портрета художника в юности" появляется и здесь. И у енго множество автобиографичных черт самого Джойса. Но надо сказать, что для "Улисса" Джойс очень многое брал именно из жизни. Какие-то моменты своей биографии, множество его знакомых так или иначе перенеслись на страницы романа, собственные страхи, совершенно реальный Дублин и множество других деталей. Это отчасти делает его немного более понятным, но лишь немного.

Тяжесть Джойса для понимания состоит не только в том, что он специально усложнял каждый из эпизодов, но и в том, что он полагал, будто бы каждый легко сможет проникнуть сквозь эту завесу тьмы и увидеть всю красоту его замысла. Честно говоря, это очень льстит мне как читателю, но при этом ещё и даёт понять насколько велика пропасть между нами. Каждый эпизод со своим стилем, своей задачей, своей атмосферой, которая больше нигде не повторится. Целый роман, где содержание, сюжет не несут в себе цели - это очень тяжело для любого, кто привык обращать внимание именно на суть текста. Но фактически в "Улиссе" господствует форма и одного этого достаточно, чтобы многие были разочарованы этим "величайшим романом своего времени".

18 эпизодов со своими различными задачами - непростая головоломка и для автора. Но я должна сказать, что оно того стоило, этот титанический труд вполне себя оправдал. И в рамках именно стилистических задач весь "Улисс" - это одиссея Джойса по языку, исследование его границ и возможностей. Самые известные эпизоды это наверняка "Быки Солнца", "Итака" и "Пенелопа". В "Быках" можно проследить развитие английского языка, "Итака" построена в форме катехизиса, а в "Пенелопе" представлен поток сознания. Вроде довольно просто, но все подобные определения страдают однобокостью, потому что эпизод не исчерпывается стилистической задачей. В "Пенелопе" не просто поток сознания, но женское сознание, которое течёт свободно как река, реконструкция женской сути по Джойсу и особенное построение внутренней речи. Это лишь малая часть того, что можно сказать о "Пенелопе". Получается, что Джойс сложен ещё и своей многоплановостью, и раскрыв одну загадку понимаешь, что меньше их перед тобой не стало. Я бы сказала, что это удивительная черта, ведь обычно игрой в загадки или кошки-мышки со своими читателями занимаются авторы детективов, но фактически весь "Улисс" и есть игра автора с читателем.

Точно так же многие определения собственно "Улисса" однобоки и не учитывают всего разнообразия тем и задач, которые в нём есть. Поэтому он такой сложный. Чтобы быть хорошим читателем Джойса нужно обладать огромной проницательностью на всех возможных глубинных уровнях, нужно обладать цепкой памятью, способностью замечать различные отсылки к предыдущим темам и быть крайне образованным. Именно поэтому я вряд ли когда-нибудь стану хорошим читателем "Улисса", но мне ничего не помешает хотя бы попробовать.

Сразу отмечу, что данная рецензия будет касаться лишь перевода. Дело в том, что саму книгу я изначально читала в оригинале и даже написала короткую рецензию. В какой-то момент мне стало интересно, как это исконно английский и порой непереводимый текст переложен на русский язык. И тогда я достала русскую версию и прочла и ее тоже.

По своей неграмотности читала, что "Улисса" перевели еще в СССР, а оказалось впервые его наши читатели увидели в "Иностранной литературе" в 1989 г., когда Союз уже дышал на ладан. Посмотрела, кто переводчик - Сергей Хоружий (физик!) и Александр Хинкис (ну этот-то хоть литератор). Так вот перед этими людьми хочется встать и бить земные поклоны. Чтобы читать "Улиса" не хватит лишь отличных знаний английского языка, надо очень много думать. Переводчикам же пришлось по-настоящему разобраться в "Улиссе", приближаясь к автору, а также написать воооот такое количество комментариев для тех, кто о жизни, натуре, окружении, привычках Джойса и всех упоминаемых им эпох, ни сном ни духом. И все это в аналоговую (а не цифровую) эру - поистинне колоссальный труд. Даже при наличии огромного числа литературы о Джойсе, "Улиссе" на разных языках. Это сейчас мы загружаем книги гигабайтами и ходим в библиотеки, не вставая с собственного дивана. А тогда надо было добраться, прочитать, понять, перерыть целую гору томов, многие из которых, подозреваю, находились еще и в разных городах, списаться с теми, кто уже попробовал перевести "Улисса" на родной язык или трактовать это произведение, ознакомиться с перепиской автора....

Не могу сказать, что все тандему Хоружий-Хинкис удалось. Например, для меня глава, посвященная родам и становлению языка, гораздо понятнее читалась на английском, чем на русском. Но смелость переводчиков, подобравших в русском языке произведения. хронологически совпадающие с теми, к которым обращался Джойс, и решимость изучить русские языки тех времен и переложить на них части текста, конечно, восхищают.

Джойс во всей красе действительно звучит лишь на английском - таков мой вывод после прочтения оригинала и перевода. Однако для тех, кто не владеет или плохо владеет этим языком, Хинкис и Хоружий проделали титанический труд, по возможности приблизив ощущения для русского читателя, сделав их почти такими же, как у тех, кто может позволить себе оригинал.

Понравилось больше, чем "Портрет художника в юности", как ни странно. Литературоведы сослужили этому роману дурную службу, обеспечив ему славу произведения насквозь концептуального и нечитабельного - чтоб без объемистого багажа знаний за плечами да без должного запаса терпения за него не браться; нет, вообще-то усидчивость и терпение во время чтения вам - иногда - и впрямь потребуются, и читать этот роман действительно приятнее, если считываешь по ходу текста все эти аллюзии и отсылки, но на самом деле перед тем, как браться за эту книгу, лучше всего обо всем этом забыть. Я бы даже посоветовала поменьше лазить в примечания, чтобы не нарушать течение текста - но самой мне, каюсь, удержаться от соблазна поглядеть, на что именно ссылается Джойс в этом месте и правильно ли я распознала скрытую цитату, удавалось нечасто, так что от этого нескончаемого перепрыгивания туда-сюда мой ридер в последние две недели разряжался вдвое быстрее, чем обычно. (Кстати, о некотором преимуществе электронных книг перед бумажными: не приходится перелистывать весь том в поисках примечаний, и толстенный фолиант с собой таскать - тоже. Хотя, конечно, фетишистское преклонение перед запахом пожелтевших страниц или свежей типографской краски из нас никак не вытравишь, да и не надо, наверное).
А так, повторюсь, понравилось больше - и читалось приятнее, - чем "Портрет художника". Джойсовской прозе вообще, похоже, свойственна своеобразная такая математичность, из-за которой законтачить с ним эмоционально у меня не всегда получается; но тут, кажется, скорее получилось. Как будто я наконец ухватилась как следует за ту самую ниточку, которая постоянно ускользала от меня во время чтения "Портрета художника в юности", и она повлекла меня за собой сквозь все круги мифологического Дублина; иногда она чуть-чуть не выскальзывала у меня из пальцев, но все-таки каким-то чудом я ее не упустила. Как-то ему удавалось удерживать меня в напряжении даже во время описания самых обыденных сцен: вот Леопольд Блум идет к мяснику за почкой, чтоб поджарить ее себе на завтрак - самая банальная, будничная картинка, а следишь за ней с таким вниманием, будто дочитываешь последние страницы захватывающего детектива, где вот-вот должно раскрыться, кто же все-таки убийца. Не буду, впрочем, врать - попадались тут и такие места, сквозь которые продираться приходилось буквально с боем, мысленно проклиная автора и умоляя его прекратить уже это растекание мыс(л)ью по древу и экспериментаторство-ради-экспериментаторства, но все-таки на самом деле их здесь значительно меньше, чем принято считать. Даже, пожалуй, наоборот: тут больше такого, что читается с трудом - но и с удовольствием. "Протей", "Калипсо", "Эол", звенящие-переливающиеся "Сирены", потрясающая "Навсикая"...
И еще что меня в этом романе поразило - это его... честность. Мало кто из писателей решается вывести на сцену по-настоящему обычного человека, обывателя, обнажив при этом все его слабости и предрассудки - и сделать его не объектом насмешек, но ни много ни мало главным героем. "Обыватель" в данном случае - не ругательство: Леопольд Блум - персонаж, пожалуй, приятный, особенно на фоне других героев романа, и все же Джойс открывает перед нами такие мысли своего Одиссея, которые, в общем-то, большинству из нас знакомы, но о которых другие предпочли бы умолчать. И даже не о "непристойностях" речь: стал бы герой классического романа, например, фантазировать о буржуазном счастье в собственном поместье, мысленно пересчитывая каждую серебряную ложечку и воображая себя героем светской хроники? Можно сказать, что это незначительный эпизод - но в таких вот мелочах честность Джойса и проявляется. Не говоря уже о той же Молли, капризной, необразованной, неверной Пенелопе - Гее - Матери-Земле.

Ах тот ужасный поток кипящий внизу Ах и море море алое как огонь и роскошные закаты и фиговые деревья в садах Аламеды да и все причудливые улочки и розовые желтые голубые домики аллеи роз и жасмин герань кактусы и Гибралтар где я была девушкой и Горным цветком да когда я приколола в волосы розу как делают андалузские девушки или алую мне приколоть да и как он целовал меня под Мавританской стеной и я подумала не все ли равно он или другой и тогда Я сказала ему глазами чтобы он снова спросил да и тогда он спросил меня не хочу ли я да сказать да мой горный цветок и сначала я обвила его руками да и привлекла к себе так что он почувствовал мои груди их аромат да и сердце у него колотилось безумно и да я сказала да я хочу Да

Да.

Улисс - одна из самых неоднозначных книг двадцатого века. Книга, о которой слышал каждый, хотя бы в силу того, что она неизменно фигурирует во всевозможных списках для чтения и развития кругозора. У этой книги есть свой день - 16 июня, когда поклонники "Улисса" одеваются как герои книги и идут маршрутом, которым прошли Леопольд Блум и Стивен Дедал.
Многие видные писатели того времени называли Улисс лучшей книгой века, вобравшей в себя всю литературу, что была написана до нее. Говоря о Улиссе, Стефан Цвейг писал:

"Эта книга - лунный камень, заброшенный в нашу литературу, великолепное, фантастическое, единственное в своем роде произведение, героический эксперимент архииндивидуалиста, эксцентричного гения".

Сюжет Улисса донельзя прост: автор ведет читателя по следу своих героев - Стивена Дедала, переживающего смерть своей матери, и Леопольда Блума - рекламщика, наполовину еврея, которому вот-вот изменит жена. Однако, самое примечательное в Улиссе то, как он написан: каждая глава имеет свой стиль: есть пьеса, есть глава, написанная в стиле музыкальной фуги, а 14 глава воспроизводит эволюцию стиля английской литературы. Текст насыщен аллюзиями и метафорами, отсылками к другим произведениям литературы. Само путешествие Леопольда Блума - калька на "Одиссею" Гомера, а каждая глава в Улиссе носит то же название, что и в Одиссее.
Читается это все местами сложно: где от обилия аллюзий, ну а где от того, что текст представляет собой не замутненный поток сознания, лишенный даже знаков препинания, не говоря уже о том, что путешествие по Улиссу требует определенных навыков и познаний. Я еще не встречала другой такой книги, которая требовала бы такого количества комментариев, помогающих глубже понять текст.