Тридцать девять и пять. Температура тела.
Иван Резник
Любимая доченька Иванка, родная моя!
Не горюй! А если никак не получается, посмотри в окно: там деревья горюют и плачут, но мы-то с тобой знаем, что снова наступит весна, и они позабудут слезы. Никто не может сказать об этом деревьям, чтоб утешить их, потому что никто не умеет говорить, как листва или дождь или тростник. Никто, кроме тех, кто пишет стихи, остальные только молчат, как снег.
Когда тебе плакать? Когда тебе унывать? Уныние - это снег. Каждая слезинка - это буковка. Горячая буковка из самого сердца. Мы их утираем кулачками или тряпочкой, и они высыхают. Они умирают. И там, где мог быть красивый стих, не остается даже…
Развернуть
Не горюй! А если никак не получается, посмотри в окно: там деревья горюют и плачут, но мы-то с тобой знаем, что снова наступит весна, и они позабудут слезы. Никто не может сказать об этом деревьям, чтоб утешить их, потому что никто не умеет говорить, как листва или дождь или тростник. Никто, кроме тех, кто пишет стихи, остальные только молчат, как снег.
Когда тебе плакать? Когда тебе унывать? Уныние - это снег. Каждая слезинка - это буковка. Горячая буковка из самого сердца. Мы их утираем кулачками или тряпочкой, и они высыхают. Они умирают. И там, где мог быть красивый стих, не остается даже…
