Цитаты из книги Морок

Пару лет назад отец произнес фразу, которая навсегда врезалась мне в память: – В году триста шестьдесят пять дней, – сказал он, – в один из них человек рождается. А потом живет год за годом: триста шестьдесят пять дней, еще триста шестьдесят пять, еще, еще… И не подозревает, что какой-то из этих дней станет датой его…

Но ничто в этой жизни не могло подготовить ее к тому, что происходило сейчас. Как могло с ней, именно с ней случиться что-то подобное? Она даже фильмы ужасов никогда не смотрела, не читала книг о привидениях, оборотнях и вампирах! Если и боялась, то вполне нормальных вещей: болезней, безработицы, войны.

– В году триста шестьдесят пять дней, <<...>> в один из них человек рождается. А потом живет год за годом: триста шестьдесят пять дней, еще триста шестьдесят пять, еще, еще… И не подозревает, что какой-то из этих дней станет датой его смерти. Много раз перешагивает этот рубеж, переживает роковые сутки. Но однажды…

Мужчина, который действительно был ей нужен, предложения так и не сделал. А идти в ЗАГС за кого попало ради статуса и стабильности, чтобы кто-то рядом сопел, храпел по ночам и шаркал тапочками… Нет уж, увольте! Человек, с которым захотелось быть вместе, встретился ей всего однажды, и смотрел на неё только как на друга.…

Сейчас – наверное, впервые в жизни – я жалела, что так и не обзавелась подругами! Наверное, я не умею дружить. Для этого нужны две вещи: потребность и время, а у меня никогда не было ни того ни другого. Говорить с другой девочкой о косметике и шмотках было скучно. Закончилась помада, вышла из моды кофточка, износились…

Вера – понятие слишком зыбкое. Пожалуй, каждый во что-то верит: в бога, в деньги, в любовь. И когда разочаровывается в объекте своей веры, то может отчаяться. Поэтому Татьяна всегда считала, что лучше не верить, а знать наверняка.

Иногда так хочется поддаться искушению и убедить себя, что всего этого не было и быть не могло. Но с таким же успехом можно встать на рельсы прямо перед надвигающимся поездом, закрыть глаза и упрямо твердить, что этот локомотив – лишь плод больного воображения. Результат будет один: тебя расплющит в лепешку.

Это был древний, лишенный смысла и конкретики, нерациональный и оттого непобедимый страх. Так боятся, лежа в темных спальнях, маленькие дети. Быть может, это страх вечности, неизвестности, смерти. Избавиться от него невозможно – можно только перерасти. Но бывают дни, когда он возвращается. И ты понимаешь, что, несмотря на…

Я любила отца суеверной любовью, как язычник, припадающий к своему деревянному идолу. Когда его не стало, ощутила жуткую, неисправимую пустоту. Как можно приучить себя жить с такой дырой в сердце? Это было похоже на ампутацию части души. Оторванная часть ныла и дергалась, заставляя меня мучиться от фантомной боли.

Мой отец. Единственный родной человек на всем белом свете. разве мог он уйти вот так, не сказав на прощание ни слова.