Котлован

Серо, мрачно, тоскливо, безнадежно. По стилю повествования, по сухости и безэмоциональности чем-то напомнило замятинских «Мы». Но не сложилось с этой книгой.

Если рассматривать ее как антиутопию, то в антиутопиях я ценю эмоции, которые история вызывает. Гнев, злость, возмущение из-за несправедливости и подлости, по отношению к большинству, ко всему происходящему, сопереживание к героям… Здесь не было ничего этого, только сочувствие к раскулаченным крестьянам, а в остальном впечатление ровное.

Если же посмотреть на эту историю как попытку обличить советскую действительность, то всё так же довольно неоднозначно. Наверное, с точки зрения писателя как индивидуалиста, необходимость ставить общественное благо и общественные цели выше своих собственных, выглядит дико. Но с точки зрения…

Я на протяжении длинных минут читал томительный «Котлован», и всё активно силился отыскать понятие не только этого текста, но и хотя бы смысла для использования такого языка и стиля. Понятие не определялось, но я устойчиво старался трудиться над чтением. В один незафиксированный момент я вдруг понял, что над этим лучше не задумываться – вон Вощев, персонаж книги, тоже много задумывался, и дозадумывался себе на беду. Может, безнаждёжно подумал я, и мне беда явится во всей своей лихости? И я перестал думать и искать понятия. Однако получилось ещё хуже – куда-то потерялась сама осмысленность прочтения. Я тревожно впадал в меланхолию. Кнопки ридера нажимались под моими пальцами, строчки лошадьми проносились мимо глаз, слово Платоново всё норовило мимо души и никак не попадало в цель.

Может…

В этом году я устроила себе один из самых жестких челленджей – заставила себя прочитать «Котлован». Произведение Платонова есть воплощенный апогей моей ненависти к школьной программе, где вместо хотя бы одного зарубежного пункта понатыкали всяких платоновых, от которых спустя десять лет все так же хочется пойти и убиться об стену. У меня на всю жизнь останется в памяти тот момент, когда за 10 минут до выхода в школу я силилась перемахнуть хотя бы через середину Платоновской мысли. Тогда не получилось, я плюнула и закинула книжку подальше. Чтобы найти ее в этом году, стряхнуть пыль, посчитать количество лет, разделяющих мою нынешнюю попытку от неудачной предыдущей, и снова нырнуть в мир «Котлована». Я полагала, что раз уж счет годков перемахнул через десятку, то всяко пора дать второй…

- Администрация говорит, что ты стоял и думал среди производства, - сказали в завкоме. - О чем ты думал, товарищ Вощев? - О плане жизни. - Завод работает по готовому плану треста, а план личной жизни ты мог бы прорабатывать в клубе или в красном уголке. - Я думал о плане общей жизни. Своей жизни я не боюсь, она мне не загадка. - Ну и что ж ты бы мог сделать? - Я мог выдумать что-нибудь вроде счастья, а от душевного смысла улучшилась бы производительность.

Это строки повести одного из моих любимейших писателей, моего земляка Андрея Платонова. Платонов был глубоко несчастным человеком, поэтому и произведения его такие же. Гнетущие, вязкие и мрачные. В «Котловане» рассказывается о Вощеве, которого в день тридцатилетия увольняют с завода за его «задумчивость среди общего темпа труда», и о…

Андрей Платонов - один из широкого сонма русских "больных классиков" - не тех, знающих, как надо, что твёрдо держали в руках плодовитое перо и твёрдо стояли на земле, не тех, кто остаётся столпом и святыней при любых режимах; иных. Больных знанием своего незнания, сомнениями и горестями, больных тонкостью душевной оболочки, чрезмерной сложностью или наивностью - больше в нашей литературе, чем уверенных мэтров, и тем она живёт, тем ветвится её крепкое древо. О них не прекращаются споры, их книги оцениваются от «ужасно» до «восхитительно» - и я подползаю к вторым, чтобы восхититься в очередной раз тоже.

Потрясающе несоветская своей вневременностью и абстрактностью, короткая эта повесть - вся плоть от плоти молодой страны, от лжи и надежды, что расцвечивали чахлыми цветами кровавые…

Если бы мне предложили почитать "Котлован" в обычной жизни, то я бы точно отказалась, наслушавшись отрицательных отзывов. Но мне посчастливилось познакомиться с этой повестью в рамках школьной программы, от которой сложно было отвертеться. Несмотря на то, что в повести встречаются совершенно немыслимые высказывания ("чего ты тут ходишь и существуешь?"), читается она легко и смысл, заложенный в повествовании практически лежит на поверхности, копать глубоко не приходится. В повести группе строителей дано задание построить так называемый «общепролетарский дом», цель которого — стать первым кирпичиком в утопическом городе будущего. Однако строительство заканчивается на котловане будущего фундамента дома, дальше дело не идёт, и к строителям приходит понимание тщетности создания чего-либо…

По правде сказать, и эту книгу я прочитала в рамках подготовки к экзамену по отечественноq литературе. С самого начала "Котлован" показался мне повестью неизбывной тоски, без просвета, без любимого русского "луча в тёмном царстве". Никакого просвета, по крайней мере, для тех, кто роет яму для общего дома, для светлого будущего, в котором будут жить нынешние дети. Но - в чём вся соль - Настенька, олицетворяющая будущих жителей дома, не будет в нём жить. Вера в светлое будущее становится призрачной, туманной. И вопрос, застывший вопрос - а зачем?

Теперь понятно, почему эта книга была запрещена. Теперь я не верю в коммунизм. Герои этой книги страдают и мучаются в поисках смысла жизни. Остальные, живут в ожидании указаний сверху. Не книга-а сплошное мучение, жестокая безысходность советской коллективизации. Несчастные люди находят смысл в отупляющем труде и надежде на светлое будущее для детей.

Я не знаю, сколько звезд отдать Платонову. Мне очень импонирует его слог и стиль, его метафоры и визуальные образы. Но тематика его прозы мне не нравится. Ну как тут определиться?..

Теперь я знаю, откуда есть пошел этот неприятный говорок, встречающийся почему-то часто в книгах наших «постсоветских» писателей. Вот, наверное, родоначальник. Но здесь эта причудливая речь, в основе которой канцеляризмы периода обострения (т.е. раннего своего периода) и новояз, положенные на вдумчивую крестьянскую манеру, неожиданно органична и уместна, неотделима от общего настроения и сюжета. Потому что в жизни та же сушь и те же причудливые сочетания: инвалид, время от времени сыплющий удары в лицо собеседника, важный пенсионер, задумывающийся рабочий, высокоорганизованная скотина… Всё задыхается от отсутствия смысла, отсутствия красоты и даже жалость приобретает уродливые черты. Только редко-редко всколыхнет одинокую травинку ветер из прошлого, потянет теплым жилым запахом, и…