Повесть о жизни. В 2 томах. Том 2 (сборник)

Время больших ожиданий посвящено пребыванию автора в Одессе. Хотя он и не местный уроженец, но он проникся духом города, принял его таким, какой он есть. С воровскими шайками, наводчиками, своеобразными законами чести, ушлыми торговцами и непередаваемым юмором. Тут же на страницы повествования входит и Бабель и уже долго их не покинет. Начинают упоминаются и другие писатели и поэты, особое положение среди которых занимает, конечно, Блок. Здесь автор начинает работать репортёром в морском журнале, который они же сами с друзьями и организовали, особо никого не спрашивая, и просто взявшись нахрапом за дело. И только в конце книги автор переберется в Крым, надо сказать, чудом переплывет, и попадёт в голодный холодный Севестополь, где будет ждать обратного парохода. Бросок на юг будет…

Книга скитаний переместит автора уже в Москву. Правда, и там он не осядет постоянно. То поедет по Средней полосе России, то переберется пожить в Ленинград, то и вовсе рванёт на лиман. И все же Москва - место, где сконцентрировался творческий люд. Издалека и понемногу он пишет о Маяковском и Есенине, но куда больше о Бабеле, Багрицком, временами о Булгакове, Ильфе и Петрове и других известных и позабытых именах.

Великолепно. Слог, сюжет, автор в качестве главного героя - выше всяческих похвал. Идеально читается в путешествии. Для тех кто любит Россию вне временной эпохи, или для тех, кто хочет узнать ее получше.

Эта книга, из прочитанных четырех, оказалась для меня самой интересной. Нет, предыдущие три тоже были хороши, но здесь было всё так ярко, так пронзительно, что воображение поневоле рисовало яркие картины холодной зимы, страшного голода, настроения людей. Я никогда не была в Одессе, но знаю что это очень колоритный город, и Паустовскому как нельзя лучше удалось передать этот колорит. Базар, где нужно тут же соглашаться на первую предложенную цену, иначе не увидишь ни денег, ни товара. Среди голода и холода, среди неизвестности люди говорили о книгах, об искусстве, и это так трогательно. Холодная, голодная, серая Одесса и в тяжёлый период жизни не потеряла своего юмора, смеха сквозь слезы. Тёща Бабеля наверно запомнится мне на долго:"Вы не хотите скушать яичко? Значит Вы не любите свою…

На Лайвлибе много есть прекрасных отзывов о "Повести о жизни", но все же невозможно остаться в стороне и не высказать и своих эмоций, вызванных этой книгой. Во время чтения восхищаешься, сопереживаешь, споришь, в чем-то не соглашаешься с автором, пытаешься понять, не веришь, грустно улыбаешься и счастливо утираешь слезу. Но чаще всего книга Паустовского заставляет испытывать зависть. Это уже подметил кто-то из рецензентов, но повторю - да, так и есть. Вся эта длинная череда описаний того, как бедный Костик голодал, холодал, болел, не спал, терял близких и любимых, вызывает не сочувствие, а завистливое "Ух ты! Живут же люди. И что, так можно было?" Настолько наша ментальность привыкла ставить целью, смыслом и счастьем жизни комфортное существование. А оказывается, можно быть счастливым и…

Далеко не всем подойдёт эта книга. Сегодня такая литература не в моде: воспоминания, описания природы, внутреннее восприятие окружающего. Впечатление, будто Паустовский намеренно избегает острых углов первых годов Советской власти, пытается показать просто жизнь, аполитичную. Будто в своём коконе живёт. Хороши описания людей, писательской среды того времени. Интересно читать об известных людях от других известных людей. И мне лично близка страсть к путешествиям, «скитаниям». Жаль, что жизни писателя не хватило на полную автобиографию - эта книга шестая и последняя в его Повести о жизни...

Паустовский - молодец. Невероятно легко и непринуждённо рассказывает о периоде жизни в Сухуме, Батуми и Тбилиси (Тифлисе). У него получилось передать самое главное - впечатление, антураж, декорации, если это слово уместно. Большое количество людей, очень известных, не очень известных, совсем никому не известных. Бабель, Пиросмани, Зданевичи... И эта сногсшибательная, моя любимая Грузия. Будто в начале книги начал петь грузинский многоголосный хор и всю книгу пропел. В конце самом книги автор написал, что почувствовал себя одиноким, никому не нужным и решил вернуться в Киев. Но одиночеством в книге и не пахнет. Во всяком случае оно полностью заполнено окружающим миром: горами, дождями, мушами, морем и даже малярийной лихорадкой. Что удивительно, Паустовский совсем не замечает откровенных…

Шестым по счету, самостоятельным произведением под названием "Книга скитаний", заканчивается уникальная автобиографическая "Повесть о жизни".

Как и в предыдущих повестях, в последней из них К.Паустовский все тем же доверительным тоном ведет рассказ о событиях своей жизни после возвращения с Кавказа. После долгожданной, но короткой встречи с мамой и сестрой в Киеве он остался один. Жизнь мамы внезапно оборвалась, следом за ней умерла и сестра. Вдохновением и радостью были для него одни из последних слов мамы, которая, прочитав его первые опыты - маленькие рассказы, растрогалась и возликовала. Затем, по возвращении из Киева в Москву, он ищет работу в газетах. Посчастливилось ему снова попутешествовать - недолгое время он жил в Рязанской области, в селе Екимовка, со священником, где в тиши и…

Поиск себя в жизненный период, описанный в "Броске на юг", по-прежнему, насыщен, и время это заполнено интересными и захватывающми событиями. Константин Паустовский в них участник и наблюдатель. Он мало пишет, много работает, бесконечно размышляет обо всем, что тревожит его молодое сердце.

Неожиданный бросок на юг был своеобразным подарком судьбы и очередной возможностью расширить свои познания для накопления богатого жизненного опыта. Абхазия, Грузия, Армения, Азербайджан ...эти страны он посетил, пребывая на Кавказе, в столице каждой из них он жил. Вместе с Бабелем он ездил на Новый Афон, путешествует по Абхазии. С особой любовь к природе он описывает увиденное озеро Амтхел-Азанда.

Сейчас, почти через сорок лет, весь тот путь, что мы прошли тогда втроем, конечно, изменился, и никто из…

Да, вторая трилогия Повести о жизни читалась гораздо тяжелее, чем первая. Думаю, что дело в том, что в первых книгах Паустовский был предельно искренен, потому что скрывать было нечего. А вот послереволюционные годы - там все сложно. В тексте зияют пустоты. Как можно быть искренним, если приходится о многом умалчивать? И это очень чувствуется. Даже его умение "подцвечивать и подсвечивать жизнь" не спасло. Но он так написал о Бабеле, что мне захотелось его почитать.