Роман

Повествование из стилизованного под классический русский роман 19 века глянца превращается в направленную в мозг читателя струю поноса, многолетнего, ядовитого, желто-зеленого такого гноя (обычно в запущенных фурункулах на заднице встречается) и кровищи. Пустая, блестяще стилизованная текстовая конструкция с еле барахтающимся подобием сюжета мне видится как эдакая ракета, несущая фекалоидную боеголовку (то, что начинается после свадьбы), призванную навсегда уничтожить роман как литературную форму. Не получилось. Но попытка была одной из лучших в истории.

И перед тем, как писать о своем отвращении и возмущении, поищите в интернете: что же находится у вас самих в кишечнике (неужели не говно?!) и течет в жилах (разве не кровь?). Мне произведения Сорокина всегда напоминали о том, что мы - в…

В этом произведении Сорокин доказывает, что он способен написать произведение во вполне классическом стиле. И роман этот вполне можно было бы принять за классическую прозу, если бы его писал не Сорокин. События разворачиваются таким образом, что в конце заставляют вспомнить о том, кто автор, и заставляют понять, что даже в необычном для себя жанре он способен остаться верным себе. И напоследок скажу: Роман умер. Классический русский роман. И точку ему поставил Владимир Сорокин.

Зачем Роман Лексеичу топорик?

Дорогия пользувутеля тырнет-сайту ливелиб-точкару. Пишет вам, соколики да лебедицы, Лета Лексевна, бабушка Танюши Манюшиной, из деревни Малыя Какуши. Моя внученька, чур ея ото всякого злодеяния, младая отрочица, нежного осьмнадцатилетия от роду, узнала с вашево сайту об так обзываемом писактеле Сорокине, а я б ево Порокиным наименовала, чево ему клицее намного было б, ибо какой он писактель - чорт рогатый вот он хто есть, аспид в козлином руне, своих лукавоимных вредочернильных делов курочец. Кстати, здравствуйте, милыя. Дык вот, прочла моя внученька, красна девица невинная, книжицу ентого птицефамильца-лихописца и в церкву божию севодня не пошла. Ан и дед мой, Митрофан Ильич, тот што муж, хотя и есть сам теребень кабацкая, но на заутреню завсегда йдёт, хотя…

Звучащая во всех своих красках классическая мелодия вдруг прерывается примитивным речитативом, плавно повествующем повторяющимися репликами о смерти действующих до этого лиц. Втянутый в преамбулу слушатель по инерции прослушивает трек до конца, и остается наедине с ощущениями, с которыми долго не знает как поступить.

Повествование в духе Тургенева. Описание трапез в стиле старых кулинарных книг т.е или зашить рот навсегда или смести все из холодильника. Теплые и уважительные отношения между родственниками, друзьями, слугами, случайными людьми. Разговоры о высоком, изысканный досуг, есть место подвигу, вера в чистую любовь и она конечно приходит, одна и на всю жизнь.

Когда слащавость становится невыносимой, от благополучия начинает тошнить, мастер принимается нарезать этот тортик. Сначала так, что во все стороны летят крошки, потом кидает на пол, наступает ногой и под конец испоражняется в то самое место, где алела вишенка.

Сорокин описал жизнь героя в обратном направлении - от кладбища к зачатию. "Роман умер"- на самом деле это сперматозоид и яйцеклетка разделились. По крайней мере это моё восприятие. Сорокин талант.

в черной строгой обложке с серебряным тиснением и красной лепниной в стиле ампир предстает перед читателем последний ранее не издававшийся труд этого спорного и в чем-то эпатажного писателя. хотя эпатаж для него не свойственен, он не думает об этом, это не его дело. дело Cорокина – в рисовании. да, он художник, но вместо холста и палитры с красками – буквы и слова. роман, про Романа. и все традиционно – не ломается авторская идея и переходит из книги в книгу - прекрасное начало, и кроваво-красный траурный финал. 638 страниц о необъятной, как вселенная, и глубокой, словно марианская впадина, русской душе. любите Тургенева? не того, что написал о любви немого мужика к беспородной собачке, а того, что написал о русской природе, дворянстве с его причудами и ленивым проживанием «еще одной…

Очередной веселый и эпатажный концептуалистский трюк от мастера веселых и эпатажных концептуалистских трюков. А вообще все истории с повышенной концентрацией ПАСТОРАЛЬНОСТИ(c) и БЛАГОДАТИ(tm) должны оканчиваться так, и никак иначе. А то развели тут - девки, березки, сеновалы, русская душа, православие... Только кровь и кишки, только бессмысленная резня, только хардкор, только коллапсирующий и выходящий из-под контроля текст! Роман умер, да здравствует роман!

Нет, нет, дорогие ребята, чтобы вы там не говорили, какие бы анекдоты не травили и какими бы философскими доктринами не прикрывались, а смысл жизни – величина постоянная, и от ваших тявканий ей ни холодно, ни горячо. Да-да, и не спорьте, пожалуйста, я знаю, о чем говорю, как-никак шестой десяток разменял. Ложь не обратится в правду, солнце не взойдет на западе и хлеб не подешевеет. Однако прежде, чем горлопанить о смысле жизни, следует пробежаться по краеугольным истинам, на которых, собственно, и зиждется вся жизнь, все мироздание. И одной из первых в списке прописных значится истина об уме. Вот ты, Петров, веришь в силу интеллекта, технологии и прогресс, а чувства и эмоции для тебя это так, товар в нагрузку. Я же придерживаюсь диаметральной точки зрения. По мне человеческий ум слаб и…

Все произведения Сорокина (кроме, разве что, романов "Ледяной трилогии", которые мне даже понравились) написаны одним стандартным способом. Сначала Владимир Георгиевич демонстрирует нам, что что мегаохрененный стилист. Что он может писать под Тургенева (как в "Романе"), или под гибрид Лимонова с Набоковым ("Тридцатая любовь Марины"), или вообще под кого угодно ("Голубое сало"). И пишет - вроде как и слова красивые, и сюжет какой-то разворачивается, и читать вполне себе интересно, что же дальше с героями произойдёт-то.

И вдруг с Владимиром Георгиевичем приключается апоплексический приступ. Изо рта у него начинает бурно течь пена, руки его кое-как клацают по клавишам, глаза слезятся, в мозгу происходит коллапс. Но Сорокин не сдаётся. Он борется и вместо того, чтобы вызывать скорую,…