Черти

ISBN: 5-902333-01-6

Год издания: 2003

Язык: Русский

Тираж 1000 экз. Формат 70x100/32. Твердый переплет. 224 стр.

Редакторы: Дмитрий Волчек, Дмитрий Кузьмин
Дизайн обложки: Владимир Казак
Макетирование: Елена Антонова
Руководство изданием: Дмитрий Боченков

В оформлении обложки использована фотография Андрея Амочкина «Кладбище паровозов в Боливии»

Возрастные ограничения: 18+

Жанры:  Современная русская литература

Теги:  Постмодернизм, Современная литература, Россия, Контркультура, Ужасы, Русская литература, Запредельное, Роман, Масодов, ЖестьВсе теги

Почти все содержание романа «Черти» можно вывести из строфы О. Э. Мандельштама:

Украшался отборной собачиной
Египтян государственный стыд,
Мертвецов наделял всякой всячиной
И торчит пустячком пирамид.

(«Чтоб, приятель и ветра и капель…», 1937)

Правда, хотя в этих стихах присутствуют почти все составляющие нового романа, акценты у Масодова расставлены совершенно иначе: «пирамиды» (точнее, замещающий их в романе мавзолей Ленина) и для автора, и для героев — совсем не «пустячок», а, как и для древних египтян, важнейшее место в мире: граница мира живых и мира мертвых.
<…>
«Египетская» тема в романе Масодова — результат не столько прямого восприятия египетской мифологии, сколько «египетских» метафор литературы русского Серебряного века. Серебряному веку Масодов наследует и в прямолинейно воспринятом влиянии Ницше с его культом экстатического самопреодоления. Роман Масодова парадоксально сочетает поэтику постконцептуализма и стремление к продолжению эстетики Серебряного века. Результатом этих двух совокупных влияний становится своего рода исследование подсознания раннесоветской литературы. Раннесоветская литература, в особенности литература «попутчиков» (а Масодова интересует именно она), во многом вышла из Серебряного века, и Масодов, строя апокалиптический сюжет «Чертей», демонстрирует «серебряновечные» основы советской мифологии — и создает на основе двуединого, советского и в то же время эстетскимифологического пространства абсурдные и гротескные образы своих персонажей — в духе, например, «Великанов» Михаила Сухотина, хотя проза Масодова более наивна. Тем не менее условным, остраненным, как и положено в концептуалистском произведении, героям «передоверяется» способность к любви и нежности, в их уста вложены теплые, личные, доверительные реплики, написанные без иронии, «от первого лица». Это сближает поэтику Масодова с постконцептуализмом. Сама по себе такая классификация, возможно, выглядит схоластической, но она помогает увидеть, что Масодов, при всех его крайностях и срывах в кич, стремится решить в своей прозе одну из актуальных эстетических задач: поиск возможности «обжить» и преодолеть личным, интимно пережитым усилием отчужденные мифологические схемы, заполняющие сознание и даже подсознание человека.