Мемуары

Однажды я увидела "кошку на раскаленной крыше". Совершенно случайно, по телевизору. Мне было лет 15-16-ть, и я не имела не малейшего понятия о существования теннесси от слова "совсем". Но фильм меня околдовал, просто не могла оторваться от экрана до самого финала. О, эти прекрасные пол ньюмен, элизабет тейлор и монументальный дед, игравший папашу. И мерзкие детки старшего сына с их мамашей, смахивающей на пекинеса. Они были очень простецкие, временами вульгарные и великолепные. Примерно такое же впечатление произвели и мемуары теннесси, я даже еще раз пересмотрела фильм и заново влюбилась в него. Автор безумно откровенен; временами вульгарен и непоследователен (скачет из одного периода жизни в другой), но весьма мастерски; пишет об обыденном так, что не оторвешься; говорит о смешном…

Честно говоря, я несколько разочарована. Брала читать мемуары, желая больше выяснить о процессе творчества Теннесси Уильямса, о закулисье постановок, проблемах поиска актёров и репетициях, о его реакции на спектакли и экранизации, а оказалось здесь будет в основном о личной жизни писателя, и я узнала чересчур много, что-то даже захотелось тут же забыть. Но, т.к. на русском языке пока нет ни одной биографии писателя, пришлось довольствоваться мемуарами, цель которых была, по-видимому, вернуть к себе интерес, эпатировать публику. Сам автор прекрасно видит подобный перекос:

Прошу меня извинить, что такая большая часть моей "вещицы" посвящена любовным похождениям, но я поздно начал, а когда всё-таки начал, то пустился во все тяжкие.

И объясняет его довольно красиво:

Почему я сопротивляюсь…

…Я с детства любил сладкое, но чтобы по-настоящему осознать это, мне пришлось уехать из дома и начать выбирать себе еду самому. По вечерам я фланировал по улицам и покупал печенье, конфеты, пончики, пирожки, эклеры, безе и ватрушки. Если рядом не было кондитерских, то не брезговал чурчхелой и пахлавой. Когда я уходил из гостей, то всегда захватывал домой несколько кусков торта. Даже если поблизости не было ничего похожего на пирожное, я всегда мог его достать. Немного практики, и вскоре я мог уговорить любого продавца шаурмы испечь для меня медовик или хотя бы манник.

… Настоящее потрясение было, когда я поехал в Рим и вскоре понял, что здесь все создано для таких, как я. Итальянскими пирожными выложена дорога в рай, а мороженое вкушают сами боги. В Америке принято покупать его в…

Когда для выражения меланхолии не нужно слов - она сама продирается сквозь текст и просвечивает через каждую страницу, очевидная, но по-прежнему неуловимая.

Сложно оценивать мемуары, здесь больше ценится не художественное достоинство произведения, а искренность и готовность раскрыться перед читатель. Этого у Уильямса в избытке. Я, кстати, не фанат его пьес (да и вообще этого жанра, если честно), но после этой книги захотелось перечитать парочку. Тут мало о творчестве и много о личной жизни, порой кажется, что автор намеренно очерняет себя, показывая с самой неприглядной стороны. Но мне по душе такая откровенность. Кроме того, в книге фигурирует множество культурных персонажей, уже ставших историей: приятно увидеть в непривычном ракурсе Марлона Брандо, Анну Маньяни или Трумена Капоте.