Полет в небеса (сборник)

Монтер-железнодорожник, сидел на кухне вечером и задрав голову, смотрел по телевизору новости. Репортаж был посвящен престарелому дезертиру, который еще с начала Великой Отечественной войны, скрывался на чердаке дома, расположенного на краю какого-то хутора. Этот человек, был уверен, что война, спустя 70 лет, еще идет. В стране - советская власть, кругом - НКВД и прочие органы. Монтер зевнул и переключил на Отечественный фильм про войну. Это железнодорожнику понравилось куда больше. Сталин, партизаны, глуповатые фашисты. И таких фильмов он пересмотрел тысячи. Все просмотренное настолько въелось ему в голову, что стало истинной реальностью. Возможно, что Сталин ожил в его подсознании и начал руководить его мыслями. Вот и Хармс пребывал в какой-то своей вселенной. Есть воспоминания,…

Посвящение Хармсу

Глодаю на досуге я Хармса том Однако что-то не втыкает в нем И не канает внутри меня абсурда стих Уж больно сквозь строку мне лихо Наобум и насквозь мне продираться И даже не к чему мне придираться Ибо так я не понял ни хера О чем звонят его «колокола»

О милый и смешной старик ты, Хармс Строчил ты строки как пулеметчик Ганс Но смысла, логики в них ни на йоту Хоть комментаторов зови ты роту Порвал я библиотечный абонемент И талмутом запустил в окно Видать зеленый я абонент Причуды абсурдизма понять мне не дано

Ну а я все-таки опять вернулся к Хармсу и продолжаю грызть теперь уже его малую прозу. И тут вырисовывается занимательная закономерность. Если поэзия Хармса являет собой голимый абсурд, то его проза представляется из себя "пошлость" причем в невероятных дозах. Причем "пошлость", проникающая во все сферы ... деятельности и сознания. Ну посудите сами:

Рядом с господином в автомобиле сидела дама, интересная своим ртом.

Мама, высокая женщина с большой прической, говорила лошадиным голосом.

Тут же открылась дверь и вошла горничная Наташа, вся смущенная и розовая. Как цветок.

Одним словом, Алексей Алексеевич был самым настоящим рыцарем, да и не только по отношению к дамам. С небывалой легкостью Алексей Алексеевич мог пожертвовать своей жизнью за Веру, Царя и Отечество, что и доказал в 14-м…

"Восемь человек сидят на лавке Вот и конец моей скавке"

Хармс то готическим собором Лесного Царя встает, то чмокающим ласковым липким плюханьем. В советских изданиях очень смешные предисловия, но к этой книжке это не относится.