Рецензии — стр. 3

Черновые рукописи Некрасова ... дали нам драгоценную возможность проследить самый процесс его творчества в живой динамике.

Академический труд, посвященный творчеству великого русского поэта. Ни о Некрасове, ни о Чуковском писать здесь не буду, думаю, о них и так все слышали. А вот о самой книге, естественно, скажу пару слов. Прежде всего, что импонировало мне лично - огромная работа с источниками, анализ черновых рукописей поэта. Для меня как историка нет ничего более выбешивающего, чем голословные утверждения, а здесь, вне всяких сомнений, работа с источниками была проведена огромнейшая.
И интереснейшая, по крайней мере, для всех пишущих людей. Видеть, как рождаются идеальные строки, которые читаются с такой льющейся легкостью, - бесценно. Думается, именно этим книга способна заинтересовать всех пишущих людей - работа поэта с текстом показана на самых разных примерах с помощью упомянутых черновиков. Перед этим меркнет самый главный недостаток книги - чрезмерная идеологизированность текста. Понятно, что для 1950х это было нормой, и все мы, рожденные в СССР, научены читать по диагонали и между строк, но временами - зашкаливало. При этом я не говорю о борьбе различных литературных групп в XIX веке, всё это читается крайне интересно и не вызывает сомнений и нареканий, а вот некоторые характеристики Чуковского, данные представителям этих групп... типично советские. И здесь, как раз, и возникает вопрос, действительно ли автор так думал, или просто следовал утвержденной очередным съездом позиции.
Собственно, если соберетесь читать книгу, имейте в виду - классовая ненависть здесь представлена в полном объеме. Мне лично читать не мешало, но - предупредить следует. К тому же, как мне кажется, самому Некрасову такой подход скорее понравился бы, он тоже следовал идее - правда, без утверждения, по зову сердца. Кстати, биография поэта в книге почти не затронута, зато прослеживаются связи с предшественниками и последователями - и здесь тоже можно найти много любопытного. Слова, один раз найденные, отражаются, переплетаются, наполняются новым смыслом - и живут, словно их авторы отпустили их на свободу в вольное плавание.

Тематика его (Некрасова) стихотворений давно уже стала достоянием истории, но сами они живут и сейчас.

Вот бывает так: ищешь интересные книги, открываешь новых авторов, а то, что, знаешь точно, понравится, ведь книжка стоящая и автор замечательный, - все еще в хотелках.
Лебединая песня Нодара Думбадзе очень лаконична. Всего-то 200 страниц, но, как это часто бывает, смысл, заложенный в них, значение огромное. Жизнь - простая и сложная, достойная, полная ошибок, радостная и печальная - такая разная. По-настоящему задумываешься о ней только на пороге дороги в вечность. Или когда читаешь такие книги. Оглядываешься назад, и здорово, если есть там добро. Именно так надо жить.

Фак ю бич, читай кирпич!!!

Толстые книги пугают. Но представлявшаяся неподъёмным чтивом "Поднятая целина" оказалась очень приятным, бойким чтением. Встречаются порой книги-жизни - на страницах которых как бы описана целая жизнь. "ПЦ" - из таких. Читал неделю и был целиком вовлечён в эту колхозную донскую жизнь. Так что, не бойтесь, увидев 685 страниц. Читайте кирпичи, господа! Смотрите цемент, нюхайте опилки или что вы там делаете, когда обторкаетесь на стройке...

- Книга отличная, факт! Ничего не скажешь, у Шолохова олрайт вышло! Да едрёна-зелёна, что вы ко мне прицепились, как репей к хвосту, сей минут зачну рецензию, вы мне на язык не становитесь! А зараз пока расскажу, как мне язык народовский в книге-то понравился. Ой, дюже необычно они там гутарют! Ёж тебя наколи! Не лютуйте, гражданы и старухи, уже кончаю свою речь. Я толь--

Верно дед Щукарь гутарит, самое ценное в книге - язык, на котором говорит народ. Сколько цитат, поговорок, присказок я выписал, не перечесть! Все слова и выражения - из быта, из природы, из хутора. Тут вам никаких "пертурбаций", "коллаборационизма" или "дистрибьютера" нет. Зато есть "астролябия", "ажиотаж", "адаптер" и пр., но дед Щукарь пока выучил (вернее, думал, что выучил) только букву "А" в толковом словаре. К слову, Щукарь (которому в Ростове поставлен памятник) самый смешной персонаж книги. Смеялся в голос с его "вустрицы", собачьих чулок и многих других приключений. А ещё смешон в своём яром фанатизме коммунизма Макар Нагульнов, гнущий до последнего линию партии. Каждую ночь учить английский (8 слов за 3 месяца) можно только ради грядущей мировой революции! Вместе с тем, такая верность идеалам достойна большого уважения, и у меня Макар вызывает амбивалентные чувства. Дедушка Щукарь, запиши ещё одно слово на "А": "ам-би-ва-лентный".

Не очень хорошо гармонировали с людским диалектом и пропагандистским характером повествования шолоховские описания природы. Этот элемент не сильно удался писателю, по сравнению с диалогами пейзажи смотрятся блекло. Так же, по-моему, не удались автору пережимы с чувствами персонажей. Мужики у него плачут из-за цветов, из-за ребёнка и ешё много от чего, не говоря уж о вечно слезливых бабах. Что Шолохов хотел этим показать? Что мужчины в пору колхозов не бесчувственные машины, а люди? Может и так, но... Другой перебор - 25 томов Ленина, найденных у революционера Половцева, дескать, чтобы "бить врага, зная его оружие".

И ещё мелочь, достойная мелкого шрифта, но тоже недостаток: Половцев сбежал из тюрьмы,... перелезнув через тюремную стену по лестнице! То же самое было у Булгакова в "Белой гвардии". Господа писатели, ну что вы из нас дураков то делаете!

Опущу одну из ключевых линий романа - казачье восстание против власти, потому что и ежу понятно, что наши (пусть и с потерями) победят. (*все понятливые ежи кивают в согласии*)

В остальном, очень живая, интересная книга. Множество житейских страстей, сцены кровавые и сцены романтические. Ярчайшие сцены раскулачивания (с поеданием чужого мёда в чужих валенках). Если "Целина" столь хороша, даже не представляю что же будет в "Тихом Доне"! А каков фильм! Действительно, а каков фильм?
(*смотрит фильм "Поднятая целина" 1959 года*)
Фильм хорош! Все актёры как влитые на своих ролях, особенно Давыдов, Нагульнов и красавицы Лушка и Варя. Не жалко было 4,5 часов просмотра.

Книга патриотичная. Прозвучит высокопарно, но если читать такие книги, рано или поздно жизнь станет лучше, и все Федотки будут счастливые!

Он же гений,
Как ты да я. А гений и злодейство -
Две вещи несовместные. Не правда ль?
А.С. Пушкин, "Моцарт и Сальери"

Среди читавших Шолохова, наверное, мало кто ставит "Поднятую целину" выше "Тихого Дона". Ваш покорный слуга - один из этих немногих.
Впервые я прочел "Поднятую целину" еще подростком - в конце 80-х, в разгар горбачевской перестройки. И был чрезвычайно изумлен - в голове никак не укладывалось, КАК советская цензура могла пропустить такую книгу?!..
Собственно, эта мысль не укладывается в голове и сейчас, четверть века спустя. Понятно, что Шолохов - до мозга костей лояльный к советской власти и всячески ею обласканный писатель - пытался написать произведение, если не восхваляющее, то как минимум оправдывающее коллективизацию и деятельность двадцатипятитысячников, одним из которых был его герой Давыдов.
Ключевое слово в предыдущей фразе - "пытался". Ибо с этой задачей он совершенно блистательно НЕ СПРАВИЛСЯ. И хорошо, что не справился, - если бы справился, вряд ли мы бы это читали.
Главную проблему озвучил на страницах романа не кто-то из главных героев, как этого следовало бы ожидать, а совершенно эпизодический персонаж крестьянин Николай Ахваткин, упоминающийся в тексте считанное количество раз. Вот сказанные им на собрании слова:

- А у нас, ишо темно — встаешь, пашешь. До ночи сорок потов с тебя сойдут, на ногах кровяные волдыри с куриное яйцо, а ночью быков паси, не спи: не нажрется бык — не потянет плуг. Я буду стараться в колхозе, а другой, вот как наш Колыба, будет на борозде спать. Хоть и говорит Советская власть, что лодырей из бедноты нету, что это кулаки выдумали, но это неправда. Колыба всю жизню на пече лежал. Весь хутор знает, как он одну зиму на пече так-то спасался, ноги к двери протянул. К утру ноги у него инеем оделись, а бок на кирпичине сжег. Значится, человек до того обленился, что с печки и по надобности до ветру встать не могет. Как я с таким буду работать? Не подписуюсь на колхоз!

И на это никто так и не ответил. Ни истерические выкрики Нагульнова, ни упрямый героизм Давыдова, ни резонерство Размётнова, ни перемежающийся страхами и сомнениями энтузиазм Майданникова, ни язвительные сентенции деда Щукаря, ни что-либо еще адекватным ответом ни в коей мере не являются. Потому что нет его, ответа-то. Потому что невозможно до такой степени задурить голову крестьянину - деятельному, трезвомыслящему, практичному хозяину, крепко стоявшему на земле как в прямом, так и в переносном значении этих слов, - чтобы он по доброй воле отказался от собственного хозяйства и вступил в малопонятный альянс с теми, кто будет работать заведомо хуже, а получать предполагает столько же.
Единственная непосредственная реакция на выступление Ахваткина (который, на секундочку, даже не кулак, а середняк) выглядела так:

Аркашка помял кадык, горько махнул рукой, но все же не вытерпел и, садясь на место, показал ярому противнику колхоза, Николаю Ахваткину, что с ним будет после сплошной коллективизации: на обкуренный ноготь большого пальца положил другой ноготь и — хруп! Николай только плюнул, шепотом матерясь.

На мой взгляд, именно так выглядит бессилие: агрессия на фоне отсутствия разумных доводов.
В тексте "Поднятой целины" там и сям, случайной россыпью встречаются фразы наподобие "завхоз твой до коллективизации без пяти минут кулак был, стало быть, знающий хозяин". Как ни старался автор показать читателю всю неприглядность, жадность, враждебность и озлобленность кулачества, все равно не получалось до конца заретушировать очевидный, в общем-то, факт: лучше живет тот, кто лучше работает.
В результате получилась неожиданно правдивая книга. Шолохов, наверное, этого не планировал. Правда вышла наружу сама, ибо "гений и злодейство..." (см. эпиграф).
Просто для совсем уж оголтелой лжи он все-таки был слишком хорошим писателем и слишком знающим человеком. Если можно так выразиться, - слишком станичником.

Давно слышала о советском грузинском писателе Нодаре Думбадзе, но никак не ожидала, что доведётся познакомиться с его творчеством в рамках "Долгой прогулки". Выбрала последний роман автора, в котором вольно или невольно Думбадзе подводит итоги, жизненные и профессиональные.
Обстановка камерная, в палате кардиологического отделения больницы лежат трое немолодых мужчин: говорливый сапожник Автандил по прозвищу Булика, православный священник отец Иорам и редактор тбилисской газеты Бачана. Болеют все трое настолько тяжело, что им запрещено вставать, а часто и двигаться. Так лежат они около двух месяцев. Только сейчас сообразила, что третий месяц в этом сезоне ДП в основных книгах мне попадается больница: у Геласимова психиатрическая, у Бернхарда лёгочный и тот же смирительно-расстройно-буйный корпус, а здесь кардиология. Причём у писателей в изображении медучреждения есть три пути: сосредоточиться на внешних особенностях пациентов и не забыть о персонале (Геласимов); либо углубиться исключительно во внутренний мир одного-двух больных, в их воспоминания, а стены палаты сделать декорацией (это выбор Бернхарда); либо сочетать оба пути, что и сделал Думбадзе. В его романе и персонал - не статисты: медсестра Женя просто купается в комплиментах и пустых обещаниях пациентов и их родни, а профессор вполне заслуженно получает сдержанные, но искренние похвалы. Между диалогами с посетителями и сопалатниками Бачана погружается в навеянные лекарствами сны. Как заметно из библиографии Думбадзе, для писателя огромное символическое значение имело солнце. И в видениях Бачаны тоже много солнца, оно даже гаснет в одну напряжённую ночь.
Бачана не только грезит, но и переосмысливает свою жизнь. Сам потерявший родителей в чистках 1937 года, Думбадзе наделяет героя сильными негативными эмоциями: ледяной страх в опустевшей комнате после ареста матери, одиночество поездки в неизвестность, горькая обида за напрасные лишения после реабилитации родителей, которых не вернуть. Всё это вполне мог чувствовать и автор.
Не в 30-е и не в войну, а позже становится заметно, что Грузия - это далекая закавказская окраина советской империи. Центру важно удержать территорию, и в национальных республиках дышится легче, чем на севере или в средней полосе России. Почти официальную кустарщину никто не запрещал, пастухи безнадзорно следят за стадом в горах и продают излишки после сдачи колхозу. Грузины и армяне могут говорить на диалектах, которые приезжие не поймут, могут высказываться свободней. Отношение к постулатам партии не такое дубово-серьёзное, снисходительное и свойское к кандидатам. На собеседовании Бачана довольно жёстко пошутил над запросами комиссии, но ему сошло с рук.
Словно в анекдоте, собрались в одной палате священник, коммунист и беспартийный болтун-материалист. Собрались и глотки друг другу не перегрызли. Да, есть разрушенные церкви, да, приходы беднейшие, но спорят пациенты беззлобно, считая служение Богу своеобразной работой. Естественно, Иорам считает служение служением. Подшучивают друг над другом, выручают от назойливых посетителей, пытаются разобраться, почему оппоненту дорога его позиция.
С молодости Бачана борется со взяточниками. Борется не пустословным обличением, а личным примером, просто не ведётся на посулы и угрозы, не берёт предлагаемую мзду. Кумовство в Закавказье процветает. Для ожидания от тебя ответных услуг недостаточно быть земляком или родственником земляка. До Бачаны докапывается хабалистая калбатоно (обращение к женщине). Ей достаточно, что в 1915 году якобы его отец учился вместе с её отцом, причём своего отца Бачана почти не помнит. Заскучавшие больные превращают визит просительницы в развлечение. Другие захожане предлагают деньги, причём большие. Ясно, что Думбадзе гиперболизирует, но сапожник способен дать на лапу шесть тысяч, а директору мехового комбината не жаль и пятидесяти. Даже усомнилась о времени написания и повествования, но судя по возрасту героев явно после 1961 года, когда нули у рублей отчекрыжили.
В феврале читала у Алексея Моторова об абхазской вольнице 1985 или 86 года, но там перестройка уже, а не застой. Атмосфера очень схожа: свобода слова, частные сады с реализацией выращенного в обход государства, двухэтажные дома на одну семью, теплынь... Москвичи Моторовы обзавидовались.
Да, автор высмеивает недостатки героев, описывает и неприглядные стороны жизни, но в юморе нет злого оскала. Сейчас перечитываю трилогию Стругацких о Максиме Камерере. Там вымирающие от радиации и мутаций выродки просят героя просто пожалеть их. Здесь автор именно жалеет выписанных хапуг, не осуждает вора, который 30 лет спец по туннелям и прочим земляным работам, умалчивает об обстоятельствах оступившихся женщин. Роман переведён с грузинского, причём не автором, но южный темперамент чувствуется в репликах. Странные у Думбадзе получаются высказывания женщин о любви, наивные какие-то, чуть-чуть не переходящие в пошлую сентиментальщину, а для кого-то и переходящие - грань у всех своя. Не ударяется в романтику лишь безумная Марго, но и с ней есть трогательный эпизод на грани.
Книгу слушала в записи от 1988 года. Удивительно, что чтец Игорь Мурашко ни разу не запнулся на грузинских топонимах и фамилиях, врезок на перечитывание слышно не было. В акцент он не ударялся, а то пришлось бы так всю книгу читать, но сентенции Булики спокойно читать невозможно, и лёгкое подражание прорывалось само собой, слух не резало. Стабильно ускорила в полтора раза, тогда чтение воспринялось на ура. Порадовалась отсутствию пред и послесловий советских критиков, а то бы и сюжет пересказали, и своё мнение о каждой ситуации вложили.
Обязательно прочитаю про бабушку, Илико и Иллариона, хотела с них знакомство с творчеством автора начать, но книгоигры распорядились по-другому.

За эту книгу я очень долгое время взяться никак не могла. Книгу мне посоветовали ещё 10 лет назад, как одно из тяжёлых произведений о войне. Я даже все три тома забрала у дедушкиной сестры. Но дело так и осталось незаконченным. И вовсе не потому, что я не люблю военную литературу, наоборот. Возможно, я просто стала иначе воспринимать такие книги, с некоторой долей безысходности. Я не жалею о том, что начала чтение (трилогии?) «Живые и мёртвые», однако, читать залпом книгу не стоит. И вообще чем медленнее будет идти чтение, тем лучше. Книга действительно хороша, но в некоторых моментах я абсолютно не понимаю автора. Я не совсем понимаю отношений Синцова с его женой. То ли я где-то упустила, то ли и правда есть камень преткновения для меня.

К части войны у меня нет претензий, как вообще можно оценивать те вещи, которые происходили на передовой? Сказать что это хорошо/плохо невозможно, само понятие «Война» ужасно. И история здесь даже не о Синцове, а об окружающих его людях. Радостное и грустное, живое и мёртвое. Чувствуется, что через Синцова автор показывал самого себя и своё отношение к людям. Простое и незамысловатое, но при этом не лишённое чувства собственного достоинства. И этим книга подкупает, тем, что она человечна, тем, что она реалистична и натуралистична. И за это, собственно говоря, такая оценка, именно за это отношение к миру и той реальности. Поскольку я читала только первую книгу, я не знаю, что будет происходить дальше, то претензии исключительно к первому тому, но пока что не ко всему остальному. Я, как уже говорилось выше, не понимаю отношения главного героя и его супруги. Честно. Возможно, чтобы это понять, надо жить в то время, знать те порядки. Я, честно говоря, не знаю, но мне казалось крайне странным поведение Маши – жены Синцова.

Я поясню чем. В первую очередь тем, что героиня думает о своём муже в третьем лице. Она не называет его по имени, она называет его по фамилии. И это, на мой взгляд, странно, по крайней мере, говорит о чувствах героев. Второй момент про ребёнка, который я так понимаю, был у бабушки, вот один раз про него сказано и всё, герои даже не пытались искать, папа/мама вы ли это? Так же я не понимаю того, что героиня, вместо того, чтобы как говорила мужу быть поближе к нему, зачем-то отправляется непосредственно в тыл врага? Причём же она по своему желанию захотела, не по распределению, почему она не пошла в медсёстры или в связистки? Такие моменты меня настораживают и очень сильно. Хотя военная сторона и мировосприятие главного героя намного сильнее прописано. В общем посмотрим что будет дальше, выводы буду делать уже в марте.

Автор знаменитого Василия Тёркина, Александр Трифонович Твардовский писал эту поэму десять лет, пришедшиеся на времена так называемой "оттепели", совершая длительную командировку из Москвы до "самых до окраин" на паровозе. Подобно Пушкину в "Евгении Онегине", он иногда обращается к своему читателю, то есть к нам. Прием очень хороший, особенно если хочешь побеседовать "за жизнь" в стихотворной форме. Просто едет человек и рассказывает все что приходит в голову под стук колес. Всякие мысли и наблюдения. Очень интересная высказана мысль о том, что человек всегда в пути, не обязательно в прямом смысле, он может быть мыслями с друзьями, с домом, в общем, с дорогими ему людьми, местами и даже память его тоже заставляет совершать этот иносказательный путь. Какие могли быть мысли у людей того времени? Например, воспоминания о войне, навязанная тема развенчивания "культа личности" Сталина, который конечно не был ангелочком, но из которого, как ранее из Ивана Грозного, сотворили какого-то монстра, те же кто при жизни этот же самый "культ личности" его и поддерживал и раскручивал. Об этом Александр Трифонович здесь тоже высказывается, не совсем в струю этого самого развенчивания, просто честное мнение. И конечно люди горели массовыми стройками. Командировка как раз была на завершающий этап "усмирения" Ангары. Задачей Твардовского было, узрев этот процесс, написать восхваляющее его произведение. Конечно он был впечатлен, конечно написал. Как человек с военным прошлым, и как автор "Василия Тёркина", он сравнил работу наших мастеров с победной битвой на войне. И в этом тоже есть своя правда. Еще при жизни Сталина наши "союзники" начали распространять по миру слухи, что нам не оправиться от последствий войны никогда и что СССР превратится в отсталое государство и вовсе распадется на кусочки. Но все они были посрамлены, потому что наше главное богатство было люди и они были способны и на трудовые подвиги, всем недоброжелателям утерли нос. Люди золотые! И от края и до края наша Родина полна ими. А заканчивает Александр Трифонович поэму в дороге, которая продолжается, не смотря на конец поэмы)...

Первый опыт знакомства с автором. И, честно говоря, не особо удачный
автор показывает своего героя Бачану Рамишвили в один из переломных моментов в его жизни. У него инфаркт и он находится в больнице.
Писатель использует весьма эффектный и часто распространенный прием - повествование одновременно в двух временах - в прошлом и настоящем.
Их кусочков прошлого мы узнаем, что родители Бачаны были репрессированы, он сам пробивал себе путь наверх, сам всё познавал, хотя не редко было и трудно. Со временем он стал весьма почитаемым писателем, редактором центральной газеты. Вроде бы, живи и радуйся, но бесконечные просители, шантажисты, анонимы.... Одним словом, жизнь не сахар. Да и ещё связь с Марией, с довольно темным прошлым.
Повесть мне не понравилась. Уж больно положительный и могущественный этот Бачана, эдакий герой без страха и упрека.
местами и читать было скучновато....

Честно говоря даже и не заметила как легко и быстро прочиталась книга. Хотя здесь и размышлений достаточно и правильных разговоров за жизнь и то как надо и правильно. Но все же без лишнего морализаторства.
Удивительно, что многие сегодня возвращаются к советской литературе, а вот у "Закона вечности" читателей очень мало. А книга очень тонкая и светлая, в нескольких рецензиях говорится что актуальная, вот подписываюсь полностью, очень актуальная.
Известный писатель и редактор газеты, попадает с инфарктом в больницу. И вот находясь между жизнью и смертью он вспоминает что было, в полубреду видит философские и вещие сны. Болезнь и нахождение в больницы помогают ему понять, проанализировать и где то переосмыслить свою жизнь. В итоге для себя он находит Закон человеческой вечности.
Книга может показаться наивной, но она ну очень тёплая и душевная. И вот прямо чувствуется как читая такие книги становишься пусть чуточку, но добрее)))

Анализируя "Русский лес" невольно приходишь к мысли, что Леонид Леонов - это писатель, опередивший своё время. По богатству языковой палитры, обширности аллюзивной символики Леонов сродни Федору Михайловичу Достоевскому, которому кстати искусно подражал в ранние этапы своего творчества. Это, прежде всего, Библия, мифология, история, отсылки к известным литературным произведениям. Стихотворные цитаты "Русского леса" раскрывают духовные искания главных героев. Создавая иллюзию целостности их физического и духовного мира они наполняют его историко-культурными смыслами. По большому счёту Леонид Леонов является настоящим последователем и талантливым продолжателем традиций Ф.М.Достоевского. Также, как и у Фёдора Михайловича, у Леонида Леонова в "Русском лесе", как и во всём творчестве писателя прослеживается интерес к проблематике христианской нравственности. Вклад Леонида Леонова в русскую словесность трудно переоценить. А его поэтичный "Русский лес", где автор предстаёт перед нами не только как символист, но и прекрасный пейзажист, воспевший красоту русского леса поистине впечатляет. Неслучайно его литературный талант очень высоко оценил Максим Горький: «Очень талантлив, талантлив на всю жизнь и для больших дел». Наряду с М.Горьким Леонид Леонов был номинирован на Нобелевскую премию, но так её и не получил. Несмотря на многочисленные государственные награды, полученные автором при жизни, нельзя не признать, что это настоящая христианская литература. И это следует учитывать...

Впервые эту книгу я читала еще в школе. Но видимо плохо читала, потому что в голове остались только общие черты, образы и основная тема. Помню, что роман понравился и все. Странно, да? Вот и я удивлена была, когда перечитала снова. Ну как можно забыть такое произведение, такую Книгу? Видимо действительно за 15 лет в голове что-то сильно меняется, акценты сдвигаются и восприятие становится более цельным, более взрослым, даже более строгим.
Сейчас я читала будто совершенно неизвестную мне книгу. По ночам я в голос смеялась над дедом Щукарем, когда он бегал со спущенными штанами и над Макаром Нагульновым, когда он спорил с фельдшером по-поводу нервного насморка. Или когда они петушиный хор вместе слушали. А потом плакала. Когда перевернула последнюю страницу.
Вроде советская литература, про коллективизацию, колхозы и раскулачивание, а настолько близкая и трогательная. Так вот просто, интересно, смешно и в то же время серьезно написать мало кто сможет. Все персонажи живые, характеры точные, образы цельные.
Каждый - со своей нелегкой судьбой, прошлыми потерями и радостями. Есть люди, за которых искренне радуешься, с которыми вместе переживаешь и которых начинаешь любить. А есть и способные на убийство, жестокие, безжалостные.
Отдельное слово нужно сказать про речь, выражения, говор, которые Шолохов использует в романе. Это чудесно, факт! Непередаваемая атмосфера получается: такая вроде из глубинки, сельская, казачья - и в то же время с новыми веяниями, новой жизнью.
И совсем не детская это литература, а очень взрослая, серьезная и нужная.

На самом деле книжка 1954 года издания, потрепанная, как русский лес. Наверное, потрепанность - признак востребованности? Книжка из библиотеки. Какой-то. Выдачу фиксировали ещё не на специальных листах, а прямо на...как называется - форзац? Последняя выдача - 20 октября 1957 года.

41.2 условных печатных листов. Кажется, Михаил Михайлович Жванецкий сказал, что по нынешней жизни не так много людей, кто захотел бы прочесть 41.2 условных печатных листов. Объём, сопоставимый с "Карениной". Нужно ли это сегодня кому-то? И 41.2 у.п.листа. И "Русский лес". И русский лес? Те, кто общается с русским лесом наверняка не читали и уже никогда не прочтут "Русский лес". Кому нужен "Русский лес" не занимаются лесом. И, скорее всего, редко выбираются в лес настоящий.

Сижу на работе, пытаюсь писать отзыв, 12-й час ночи. Тишина в кабинете, в коридоре, в здании. Лето, тепло, в общем - уютно. И "Русский лес". Зная, чем наполнен был сегодняшний день русского чиновника.

Русский лес.

Ищет ли сегодня кто-то, в отличие от героев романа, какие-то фундаментальные основы собственной жизни через отношение к тому, кто не может дать сдачи? К русскому лесу отношение- защитнику наших предков, кормилицу наших народов, источнику...да чего угодно, от ягод до вдохновения? Большой вопрос. Не от того, что люди недобросовестные там служат, - нет. Мелодия серебряной паутинки, что повисла на сучьях в лесу - хотят ли её услышать сегодня?

Паутинка, вдохновение - это не малые формы, что-то уменьшительно-ласкательное. Нет, тут про другое. Вихров - он смысл жизни, от жизнь положил на такое отношение к лесу, жизнь положил. Но интересна ли жизнь такого Вихрова сегодня кому-то, кто живет или пытается жить как он?

Лес, как и русское поле, веками были для наших предков основой народной нравственности, богоданное богатство. С соответствующим к Такому Дарителю отношением. Божеское. Но земное, очень земное: и браконьерство, и беспощадная эксплуатация - не боги живут на земле. Как и с крупными литературными формами - едва ли, едва ли у кого-то есть сейчас одухотворенное отношение к уникальному дару нашей земли. То, как живем и в каких условиях живем, диктует сиюминутность, бухгалтерский прагматизм и по самому крупному счету - безразличие. Поставить на одну чашу весов возможность быстрого барыша с чуток неправильным порядком вещей, а на другую - правильное отношение, исключающее первый вариант - что перевесит? Да, так и раньше было. Да, блин, как посмотришь вокруг - и это было, и это было, и то - тоже было.

Стал бы я перечитывать роман? Нет. Почему? По тому самому. Читал роман по "рекомендации" одного очень уважаемого мной ученого. Читал без суеты, спокойно, вникая. Может, не в том возрасте, может, не в том настроении, может, в иных условиях, когда можно было думать о лесе и поступать с ним также неторопливо, без суеты, наделяя его сказочными достоинствами и относясь как дару Божьему, - наверное, роман зацепил бы. Сейчас - нет. Читая, я прикидывал скоко можно заработать. Воображение не рисовало мне серебряную паутинку, непременно с росой на каждой ниточке. Что так? А вот так. Вот так.

Грустно.

Вот это да! Если Шолохов - не гений, а "Поднятая целина" - не шедевр, то я вообще ничего не понимаю в литературе. Факт! :D

Что бы и кто бы не говорил об этой книге, мол, она только лишь учебное пособие по изучению явлений коллективизации и раскулачивания, но для меня она, в первую очередь, книга о народе, о людях, о Человеке.

Точка зрения Шолохова, его мнение о человеческой личности, хорошо просматривается в речи эпизодического персонажа, старика Аржавина:

Так и человек: он без чудинки голый и жалкий, вроде этого кнутовища. Вот Нагульнов какой-то чужой язык выучивает - чудинка; дед Крамсков двадцать лет разные спичечные коробки собирает - чудинка; ты с Лушкой Нагульновой путаешься - чудинка; пьяненький какой-нибудь идет по улице, спотыкается и плетни спиной обтирает - тоже чудинка. Милый человек мой, председатель, а вот лиши ты человека любой чудинки, и будет он голый и скучный, как вот это кнутовище.

- глубокое понимание индивидуальности, цельности и важности каждого отдельного человека скрывается за кажущейся деревенской наивностью персонажа.

Все герои такие свои, такие родные, такие настоящие. Как же искренне верится в их реальность, в возможность того, что они действительно существовали: суровый Нагульнов, усмехающийся Давыдов, болтливый дед Щукарь, задумчивый Размётнов, рассудительный Майданников! И как же не хочется с ними расставаться, закрывая последнюю страницу романа! У каждого из них - своя несчастливая судьба, свои горести и разочарования, каждый из них перенес свои утраты в гражданскую войну и каждый пытается построить своё светлое будущее на свой лад, надеясь всё же увидеть этот самый "светлый коммунизм".

Искренне жаль каждого героя: белого и красного, кулака и бедняка, - в сложное время, неоднозначное, пришлось им жить и действовать. Слишком гуманистическая книга, чтобы списывать её в один ряд к литературе соц. реализма вроде производственного романа. Слишком человечная.

Шолохов выбирает тему, которую нельзя толковать однопланово. Идеология, конечно, требовала описания положительных сторон нововведений, но талант писателя и художественный взгляд не мог отразить эту идею так, как требовало время и режим.

В целом зажиточные крестьяне, кулаки – понятия, которые нигде в романе не оправдываются, но есть в романе эпизоды, которые говорят о неоднозначной авторской оценке «нового строя»....

Когда толпы врываются в дома к «кулакам», все «животное» и дикое в людях, которые занимаются коллективизацией по форме, а грабежом по сути, выступает на поверхность. Люди жили рядом, бок обок, кому-то жилось лучше, кому-то хуже… Но тут они, бывшие соседи, оказываются по разную сторону баррикад – это гражданская война в малой форме, локальная, в отдельно взятом доме кулака. При виде чужого, теперь доступного каждому, люди теряют свое человеческое лицо и обнажают истинное.

Мы не можем не сочувствовать бедным, вынужденным жить в домишке с земляным полом. Но эти бедные получают возможность взять чужое – и становятся неуправляемы. Сцены «грабежа» рисуются очень живо, хорошо запоминаются, можно представить себе, как это происходило, словно бы сам был там и видел все своими глазами. При этом зрелище рисуется трагичное.

Некий апофеоз – оторванная голова гуся – можно сопоставить с безумным, «безбашенным» и «безголовым» деянием. Люди не отдают себе отчет в сути коллективизации, они учиняют грабеж, разбой, словно захватчики осаженной крепости…

Радость при «напяливании» на себя чужой юбки или валенок, даже злорадство, демонстрируют нам сторонники «коллективизации» - при этом понятно, что каждого из них толкает на такие действия что-то свое, какая-то личная причина, а вовсе не идеологическая позиция. Многие просто понимают, что вступление в ряды сторонников нового режима – это их единственный путь к более-менее сносной жизни.

Озадачивает финал романа. Осуждения властями и гибель героев (например, Давыдова, к которому читатель на страницах романа не раз проникается искренней симпатией – одна только речь на собрании, которая побудила людей вновь вступать в ряды «партийцев», вызывает у читателя чувство уважения к герою) – как некий результат, штамп, итог.

При этом можно трактовать такой итог, как и весь роман, двупланово: осуждение подсобничества заговорщикам выглядит вполне оправданно. Но читатель не принимает этого, сочувствует, возмущается – не этого ли хотел добиться Шолохов?..

Больные шутят или перед смертью, или после выздоровления.

Этот роман нельзя взять наскоком. Вроде бы всего лишь 224 страницы текста, но сколько всего на этих 200 с небольшим страницах мудрости, жизненного опыта. Надо долго вникать и пытаться осмыслить философию романа.

Писатель Бачана попадает в больницу с инфарктом. С ним в палате оказывается сапожник Булика и священник Иорам. У всех троих разные взгляды на религию и на жизнь в целом. Они спорят приводят свои доводы, рассказывают истории из жизни. Но, что удивительно, у них ни разу не дошло до откровенного оскорбления и перехода на личности. Они вполне уживаются в одной палате, уважают друг друга, не смотря ни на что.

В книге прошлое перемежается с настоящим и со снами Бачаны. Читатель узнает о его взрослении, о нелегкой жизни, о людях. которые встречались ему на пути. Хорошие и плохие они так или иначе повлияли на него. Хочется сказать "вот были люди в то время". Но, всегда и везде были и будут и подлецы и те, кто живут по совести.

Конечно, у меня были некоторые и очень немаленькие ожидания перед прочтением этой книги, однако, надежды не оправдались, но меня это не огорчило, поскольку я получила гораздо больше, чем надеялась, и это было великолепно! Не смотря на все мои опасения, что текст будет очень "советский" со всеми вытекающими лозунгами, партийными собраниями и призывом к совершению невозможного, он оказался совсем не таким, а чем-то гораздо большим.

Никаких преувеличений - это поэзия в прозе. Путевой дневник, полный красоты, глубины, философии, заметок о странах, людях, городах, обычаях и, конечно, о море. Потому что это не то, чтобы антарктический дневник, в котором будет рассказываться только о событиях и днях в Антарктике, но и то, что происходило до этого. Долгие месяцы на корабле с поэтическим названием "Кооперация" (да-да, за время путешествия я так сроднилась с кораблем, что название не кажется сухим или строгим, а, наоборот, вызывает ностальгию и уважение к этому труженнику моря), различные погодные и человеческие условия - всё это есть на страницах этой книги.

Об авторе я узнала из книги "над Южным полюсом" и, что удивительно, Юхан Юрьевич упоминает Бэрда и его книгу, которая у него одна из любимых. Поистине, земля маленькая, а мир Антарктики ещё меньше. И никогда не думала, что эстонцы могут так писать! И удивлена, что у книги такая маленькая оценка, ведь авторский стиль великолепен! Несколько скупых слов и готов портрет человека, немного стихов и настроение передано идеально. Вот мы стоим на борту корабля и уходим из порта, а вот уже сильнейший шторм, который заставляет спутать верх и низ. А некоторые сцены настолько передают настроение, атмосферу и порядки, царившие в коллективе, что ты как будто сам был свидетелем. Иногда я смеялась, а иногда вспомнила всех погибших. А судьбы и портреты эмигрантов в Австралии не оставили равнодушной, настолько всё было чётко передано.

А сколько здесь упомянуто книг, которые сейчас уже не сильно известны! Мой список пополнился эстонскими писателями, которыми восхищался автор и другими книгами, про которые я даже не слышала. Однозначно, стоит прочитать этот дневник, чтобы самому совершить путешествие на станцию Мирный по Индийскому и Атлантическому океанам, пересечь экватор и побывать в ревущих сороковых.

— Значит, у вас все есть? Чего же вам не хватает?
— Таллина. И стопки водки.

Книги о войне занимают особенное место в моем сердечке. Я каждый раз страдаю, реву и зарекаюсь читать подобное, а потом беру очередную книгу. Этому нет никакого объяснения, потому что военные фильмы, например, я вообще не смотрю.

"Знак беды" Василя Быкова - это не "стандартная" история о войне, которые я привыкла читать. Нет здесь храбрых красноармейцев, отважных партизан или поля битвы. Это рассказ о двух стариках, Степаниде и Петроке, которые мирно доживали свой век на хуторе, когда на их земли пришла война.

Выбор главных героев меня поначалу удивил, а потом я поняла, что это очень верно. Война - это ведь не только про бойцов на фронте, она затрагивает всех и каждого. И в каком-то смысле битва героев даже страшнее, ведь у двух стариков нет оружия, чтобы сопротивляться, нет сил, чтобы убежать, они в западне, а противостоят им не только немцы, но и люди, с которыми они жили бок о бок годами.

Степанида и Петрок очень мне полюбились, они добрые, работящие и всегда старались жить по совести и чести. Степанида, со своим обостренным чувством справедливости, вообще моя героиня, хотя некоторые ее поступки были необдуманными и привели к бедам.

Эта книга - прекрасный пример отражения значимых исторических событий глазами "маленького человека". Здесь мы видим и коллективизацию, и раскулачивание, ужасы войны, бесчинства полицаев через жизни главных героев и их соседей.

Книга тебя затягивает и читается очень быстро, несмотря на тему и мои неглубокие познания в белорусском. Ты привязываешься к героям и сопереживаешь каждому из них. Даже отрицательные персонажи не оставляют тебя равнодушными, потому что они - тоже люди со своей историей, которую автор нам расскажет на страницах.

Книга пропитана страхом, злостью и холодом. И мыслью о том, что это не должно повторяться, никогда не должно повторяться.

Война не бывает приятной и человечной. Война меняет людей так. как невозможно было предположить ещё вчера. Когда я читаю книги о той войне, которая сейчас уже кажется такой далёкой, я всё время думаю: а мы бы смогли? Мы, вот такие, забалованные хорошей жизнью, страдающие, когда Wi-Fi плоховат, переживающие по мелочам? Не знаю... За себя поручиться не могу, что не дрогнула бы. А вот в "Живых и мёртвых" почти никто не дрогнул. Маша и Синцов как раз в отпуске, когда узнают, что началась война. Их маленькая дочка с бабушкой в Гродно, и когда теперь семья воссоединится - под вопросом. Но очень скоро и этот вопрос отходит на второй план, потому что политрук и военный журналист Синцов возвращается, вернее, пытается вернуться к месту службы в Белоруссии, а Маша уезжает в Москву, где потом будет учиться в школе связи для последующей заброски за линию фронта. Особенно тяжелое начало книги: отступление, невозможность поверить в происходящее, сцены с такими всплесками эмоций, что я порадовалась, что стала слушать книгу в исполнении Владимира Сушкова с его бесконечно спокойной манерой. Для тех же, кто готов к сильным эмоциям фильм 1963 года "Живые и мёртвые" с таким актёрским составом, что глаза разбегаются https://www.kinopoisk.ru/film/45336/

Бой идет святой и правый.
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.

Книга скорее документальная, чем художественная и очень живая. И она цепляет, сильно цепляет.
Голод, жажда, смерть, плен и нет ничего другого. И только подвиги, такие незаметные на фоне других, но они были, они совершались. Разве не подвиг отказаться от столь желанной воды, ради раненных товарищей? Для меня – да.
Месяц защитники крепости вели ее оборону. И пусть это кажется не таким знаменательным моментом Великой отечественной войны, как, например битва за Сталинград и Москву, но они были первые, кто принял удар. И выполняли свой долг достойно.
Долгое время история о Брестской крепости была позабыта. Благодаря скрупулезной работе Сергея Смирнова стали известны имена многих героев той битвы. А сколько еще не известных осталось? Боюсь даже подумать об этом.
Читать, читать обязательно. Всем и каждому. Потому что нельзя забыть, нельзя обесценить…

Нельзя нам сегодня обесценивать тот огромный духовный потенциал, что содержится в словах «Ветеран войны». Ведь их мало. Их ничтожно мало, и с каждым днём число это уменьшается. И – как-то тягостно представить – не за горами день, когда земля примет последнего. Последнего Ветерана Великой Войны…

Низкий поклон им всем и вечная память.
Чтобы помнили…