Я читал очень много и, закрывая одну книгу утром, вечером приступал к следующей. Книжная полка росла вместе с чувством собственной важности. Однако, чем больше я читал, тем хуже я помнил прочитанное, и только немногие потрясающие произведения откладывались в памяти чуть дольше. И я решил переключиться на осознанное чтение - постепенное обдумывание текста, выписка цитат, ведение конспекта. Хотя я и давно люблю подчеркивать интересные места в книгах, а иногда и выписывать цитаты - это всегда был авторский текст без моих собственных комментариев. А таким образом чужое мнение никак не сможет стать твоим. Вот я и решил помимо цитат вести конспект, в котором пытаюсь рассуждать над прочитанным.
Произведение "Не навреди" я читал несколько лет назад. Книга мне, безусловно, понравилась, но многое из неё крайне быстро забылось впоследствии. И в этом году решил, что чтение "по-новому" я хочу начать именно с историй Генри Марша. И как же я был удивлен, что вести конспект, где ты не просто переписываешь текст, а комментируешь его - так увлекательно. Сколько любопытных мыслей приходит во время этого процесса, сколько новых эмоций рождается от такого своеобразного диалога с автором. Конечно, читать таким образом сложнее, так как ты не можешь пробежать спринт от первой буквы до эпилога, а должен, как любопытный посетитель выставки, обращать внимание на каждую интересную деталь.
Когда обдумываешь текст, лучше понимаешь и жизненную позицию автора. И гораздо лучше видишь, в чем ты с ним согласен, а в чем нет. Так возникло и у меня. И хотя по многим темам мы с Маршем схожи во взглядах, по некоторым вопросам не могу с ним согласиться. Например, автор, как и многие, считает, что для совершения самоубийства нужна смелость. Я же убежден, что для этого нужна только бессмысленность. Потеря или не нахождение смысла в своей жизни влечёт неудовлетворенность, а это в свою очередь приводит к суицидальным мыслям. Реализация подобных мыслей на практике не имеет ничего общего со смелостью, но очень многое со слабостью. Но смысл не дается кем-то, ты должен сам его создать, самостоятельно "осмыслить" свою жизнь. И тогда самое темное существование не останется без света надежды.
Но чаще всего я был согласен с британским нейрохирургом. Например, очень воодушевила следующая цитата:
"Моим пациентам отчаянно нужна вера в меня, а значит, я и сам должен в себя верить".
И правда, если мы не находим в себе силу для себя, нам надо попытаться найти в себе силы для тех, кто от нас зависит. То есть, я не должен жить для кого-то, но я могу стать жизненно важным кому-то, кроме себя.
И подобных мыслей, цитат и комментариев у меня набралось на 12 страниц тетради. Данный опыт мне очень понравился и теперь каждую последующую книгу буду прорабатывать подобным образом, чего и вам желаю!
Работала я как-то в одном пригламуренном журнале (аналог, не сказать пародия, московской «Афиши»). Писала книжные обзоры.
Главным редактором у нас была девушка средних лет – неплохой человек и администратор, но никакой редактор – с амбициями и безоговорочной уверенностью в себе, своем опыте и эрудиции. (В скобках замечу, что читала она, помимо собственно «Афиши», разве что «Космо» и иже с ним, путала Улицкую с Устиновой...)
«Святая и греховная машина любви» попала в список обозреваемого. Живем мы далеко, везут сюда (по сю пору) преимущественно макулатуру. Мне показалось логичным, прежде чем описывать книгу, рассказать об авторе. Кратенько. Разумеется, в том числе я написала:
...Айрис Мердок было присуждено звание Дамы Командора ордена Британской империи.
Каково же было мое изумление, когда вместо этой фразы в уже напечатанном журнале было написано (напечатано)) следующее:
За добрый нрав и общительность друзья называли Айрис Мердок Дамой.
Что к чему?
Кипела я, шипела, пузырилась, а толку?
Как сейчас помню, когда я впервые начала читать Гарри Поттера...
Мне 12 лет, лежу дома уже месяц из за конъюнктивита и не знаю, чем заниматься.
Пошла в гости к бабушке и нашла там всю серию Гарри Поттера издании Росмена Счастью не было придела и я начала читать.
И, когда дошла до этой части, узнала о существовании фанфиков, фандобов и прочее...
Эта книга для меня особенная по сей день️
Когда-то в третьем классе (что было лет 7 назад), моей Maman в голову пришло научить меня играть на гитаре. Этому я не слишком противилась, но и не выражала особенной радости. Ну, пришел учитель, к слову сказать потрясающий гитарист, который мне на первом же занятии дал несколько упражнений на правую руку. Гитаристы меня поймут: их надо делать ежедневно, как минимум по десять минут в день (на первых порах), а так как и количество ограничено, все уже въедаются в сознание и начинают выбешивать уже на третьей неделе занятий. ( А уж особенно в 9 лет!!!). Поэтому, чтобы не скучать, я читала "Гарри Поттер и Узник Азкабана", одной рукой держа книжку, а другой - играя упражнения! Эффект был поразительный: правая рука стала достаточно быстрой. Но, когда начались гаммы и пьесы, я благополучно часть занятия также проводила за чтением этой книжки вместо занятий музыкой. Итог: спустя 4 года я решительно отставила гитару в угол и сказала: не возьму больше эту жуть со струнами в руки!!!! А вот книжку перечитываю довольно часто ( недавно даже прочитала в оригинале).
La vérité est éternelle
comme un ressort dans un piège
comme ton visage encadré
de plumes indiennes
dans la langueur de la connaissance
Ciel instable
qui retient au bord
la masse des sentiments
prêts à jaillir à travers
la visière de la causalité.
(перевод)
Истина вечна,
Как пружина в капкане,
Как твое лицо
В обрамлении индейских перьев
В истоме познания.
Зыбкие небеса,
Вы удерживаете на краю
Громаду чувств,
Готовую хлынуть
Сквозь забрало причинности.
30 декабря 2021 года
Ночь, улица, друзья в аптеке..
Друзья порой светят не меньше, чем блоковский фонарь.
Мистика, право слово, а может и - лево.
Аптекарша и я в аптеке. За моим левым плечом, стоит подруга, словно светлое и стройное крыло, но оно не видно никому: всё как и в жизни.
Почему друзья так крылато участвуют в нашей жизни? Может Гумилёв прав: мир, лишь луч от лика друга, всё иное — тень его.
У меня есть друзья. Это не так уж и необычно, почти нормально даже, в нашем безумном мире.
Другое дело, что бóльшая часть моих друзей — давно мертвы.
Живых друзей у меня не так уж и много, и порой они меня ревнуют к мёртвым: случается, я ухожу с вечеринки пораньше… к своим мёртвым друзьям.
Друзья знают о моём странном увлечении. В шутку называют меня сумасшедшим, романтиком… точнее: сумасшедшим романтиком.
Я пробовал знакомить моих умерших друзей и живых. Часто, эта затея заканчивалась грустно.
Сидим за столом: я, мёртвый друг и живой.
Три стула. Один из которых — гостеприимно пуст.
Правда, до того, как сядет живой друг, пустыми стоят — два стула.
И это слегка озадачивает друга. Живого и мёртвого.
Мёртвого — из-за его стыда своей смерти: его не видят и могут грубо, с непочтением к бессмертию души, словно это бездомное и перепачканное животное, могут сесть на его место. На него.
Если бы я был на месте друга, я бы из вечной робости обнажённого сердца, не выдал бы себя, мёртвого.
На моих коленях сидела бы улыбающаяся женщина, ни о чём не подозревая, но как-то странно порой оглядываясь: тёмный холодок целует сердце…
Мне не идёт смерть, как слишком старомодная или же наоборот, слишком модная, одежда: мне нравится мода столетней давности. Но такой смерти нет.. такого фасона, нет. По крайней мере на меня, потому уже тут, на земле, я живу словно бы чуточку и нежно прикимарив, умерев.
Я был бы вечно краснеющим призраком, робким и вечно влюблённым: мне кажется, призраку влюбиться намного проще, чем человеку: для призрака, милые стихии природы, мгновения, друзья и прекрасные незнакомки и незнакомцы даже, ласково слиты и похожи на облетевшую синеву осеннего сада.
Вот сидит на мне женщина.. быть может, лежит даже на мне, а я молчу и не решаюсь сказать, что люблю её (ах, я мог бы совершенно невинно и светло переспать с подругой, а она этого даже и не заметила бы!).
Да и поздно говорить, когда умер.
К тому же, можно до смерти испугать.
В жизни легче: откажет тебе девушка. Больно… осень шумит под ногами, над плечами… стихи пишешь и пускаешь их как в детстве пускал кораблики по весенним ручьям.
А порой и умереть от этого сладко: кораблик впадает в тёмную реку дороги, а душа словно бы входит в вечерний парк поздней осенью, где плачет одинокий фонарь на ветру.
А когда уже мёртв.. и ручку то взять не во что, для стихов, да и для письма, и осень шумит не для тебя — сквозь тебя, тобою, и ты похож на раздетую прохладу синевы в облетевшей листве.
Возле фонаря стоит твой милый друг и о чём-то смотрит (неправильный, небесный наклон строки, над листвой и фонарём — в рай и душу друга) в осеннее небо.
Со стороны живого друга, перед двумя стульями — тоже стыд: куда сесть?
Туда, куда смотрю я? А если я не приглашаю сесть, а смотрю на умершего друга?
Одна подруга, не выдержала нашего застольного, замогильно-дружеского молчания вечером, и, посмотрев на чеширские усы на левом запястье, сделала вид, что забыла про какие-то дела и ей нужно бежать.
Секундная стрелка показывала, куда и как именно, выдавая её душу, словно её душа на миг проглянула из запястья: так Золушка не сбегала по ступенькам, как секундная стрелка по лесенке циферблата.
Я боюсь усов на женских запястьях. Мне хочется их сбрить. Или.. приложиться к ним губами.
Да, эта странность, с гомосексуальной оскоминкой, во мне есть: желание поцеловать часы на запястье подруг.
Как после парного молока в детстве, на губах — усики женской души, её утраченное, прустово время…
Но ещё больше я боюсь цифр на руках, безумно сменяющихся, как в лагере, делающих за день, полный обход территории, где всё фатально повторяется: работа, семья, дом, вечер, «ледяная рябь» постели и колючая проволока звёзд.
Мои мёртвые друзья, на самом деле, живее многих живых: Марина Цветаева, Андрей Платонов..
Иногда мы ссоримся, и из квартиры выхожу уже я, хлопнув дверью.
За пустым столом — 3 одиноких и пустующих стула. Три книги лежат..
Никого нет. Лишь занавеска, спело округлилась от сквознячка и открытого окна и похожа на парус: беременный ангел, бездомный и грустный, идёт по воде, среди ночи и звёзд.
Ночь, улица и я в аптеке.
Краснею, как влюблённый призрак или осенний лист, и, робеющим голосом, нарочито и забавно стройным, каким бывает лицо задремавшего человека, который проснулся от голоса друга и, не желая показать, что задремал, придурковато-мило, говорит с какими-то навеки удивлёнными, умилёнными глазами: что? Нет, не спал..(строка незакончена, обрывается, призраком входя в сон разбуженного человека и пропадая там).
Таким вот голосом, сегодня ночью, в аптеке, я спросил у аптекарши… прокладки.
Докончив ещё более стройным, почти вставшим на цыпочки, балетным голосом: на 2 капли.. нет, лучше на 3.
Сказал это таким тоном, словно брал для вечеринки 2 бутылки вина, или даже дорогого шампанского, но, вспомнив о ком-то, взял ещё и третью бутылку: гулять, так гулять!
Забавное это чувство, почти мистическое: покупать в аптеке что-то интимное, зная, что берёшь не для себя, а для кого-то, и даже если аптекарша не знает об этом, — и никогда не узнает!, — всё равно от этого, легче на душе.
За плечом, как крыло, чувствуется присутствие милого друга.
Так и в жизни: стоишь перед другом посреди вечера, словно зашёл в аптеку-рай (боже, как небесно она светится в ночи, особенно на рождество!), и хочешь купить что-то жизненно-важное: сердце истекает кровью..
Вот-вот спросишь у друга что-то интимное, но.. стыдно выговорить.
А вдруг рядом с другом ещё — «покупатели»? Перед ними стыдно спрашивать. Я то знаю.
Но если знать, чувствовать.. что за твоими плечами, стройно и светло, стоит — любовь, что это не ты сам просишь для себя, а что-то небесное в тебе, нуждается в той, перед кем ты сейчас стоишь… и что вся лазурь неба и мира — пуста без неё…
Так я шёл ночью мимо аптеки к своей милой подруге, под курткой, возле груди, неся ей прокладки.
О чём я думал? Как в детстве она поранила ногу возле реки о ракушку, и я побежал за подорожником.
Нарвал ей целый букет подорожников…
Её улыбку из цветов, у реки, я не забуду и на небе. А на земле, не забуду то, как она медленно положила тепло своей руки на мою ладонь, на своей ранке.
Любовь к Патрику Нессу началась именно с "Поступи Хаоса", а последовавший за ней "Голос монстра" просто растолок мою душу в осколки навсегда. При этом не могу сказать, что остальные романы Несса (а я внимательно слежу за его творчеством) оставили такой же яркий след в моей душе, но автор надежно укрепил свои позиции таким мощным стартом.
Но, к сожалению, экранизации обеих этих потрясающих книг оставляют желать лучшего. Не всем так везет, как "Властелину колец".
Так вот, прошло, мне кажется, лет 10 уже с моего первого знакомства с трилогией Хаоса и на одну минуту мне не стало менее интересно, менее захватывающе следить за историей Тодда и Виолы.
Я готова по-прежнему признаваться в любви этим персонажам, их чувствам, их силе духа, их преданности...
Он говорил, что никого нельзя любить всей душой, иначе с помощью этого человека тобой будут помыкать. Нет, на самом деле все иначе: надо любить кого-то всей душой, и тогда никто и никогда не сможет тобой помыкать.
И мне не хочется разбирать эти романы на кусочки и детали (к слову, я считаю тут вообще все хорошо), мне хочется читать их сердцем.
Я убийца.
Звучит безумно, но я пишу это письмо той, кого убил…
Хочется попросить прощения и заплакать.
Кому отправить это письмо? Кто его прочтёт?
К ангелам такие письма не допускает цензура. Люди сочтут это безумием.
А ты, моё родная, ты где-то между человеком и ангелом…
Что мне делать с этим письмом? В нём.. вся моя жизнь, вся моя любовь… не нужная ни на земле, ни на небесах: на небеса меня просто не пустят.
А такая любовь жжёт как в аду, уже на Земле.
Знаешь, я, кажется, знаю, как появился ад на земле.
Ты любишь грозы? Знаю, что любишь.
Далёкие грозы во мгле вечера похожи на райские розы.
В самом слове — грозы, уже есть семена небесных роз.
Так и в моей любви к тебе был уже ад и рай, с самого начала.
Как думаешь, ад похож на планету, сплошь населённую алыми розами, грозами?
Человек просто просыпается среди роз от вспышки грозы, тень которой синей змеей скрылась в цветах.
И всё, никого больше нет. Розы, грозы…
Как в вечной и банальной рифме. И человек лежит под грозовым и цветущим небом, и из груди, запястий, плечей, у него мучительно прорастают розы: его память о той, кому он причинил боль на земле.
Когда допишу это безумное письмо, больше похожее на дневник обнажённого сердца, я пойду с ним в наш с тобой парк, когда разразится гроза.
Вырою глубокую яму, как для человека, идеально подходящую для тебя, и похороню в ней письмо, сердце своё.. свою боль.
На похоронах моего письма будут только наши друзья: вечерний дождь, гроза, тревожный шелест листвы и.. ворон.
Интересно, а если кто-то заметит, что я делаю в парке?
Приедет полиция и заставит меня снова копать зарытую яму.
Ворон надо мной будет каркать что-то своё, неверморное, дождь будет идти под медленным наклоном, как в кошмарном, душном сне, от которого нельзя проснуться, хоть и понял, что спишь.
Полицейская машина неподалёку, забьётся в припадке световой эпилепсии, а я буду со слезами на глазах сырую, и тоже как бы заплаканную землю, и в конце-концов все увидят лежащее на глубине тёмной ямы, обнажённое сердце моё — это письмо.
Да, я убийца, прости меня, любимая.
Так бывает в жизни: можно стать убийцей, даже не убив человека, а просто… убив отношения, что-то в человеке — убив: надежду.
Мы не можем быть вместе, и это звучит как безумие.
Не менее странно было бы, если бы на улице ко мне подошла странная незнакомка в плаще и тёмной шляпке, и, коснувшись моего плеча, сказала бы: ты умер..
И всё. Я просто иду дальше, живу куда-то, встречаюсь с друзьями, слышу детский смех в парке, пение птиц, листаешь книгу.. но в итоге понимаешь: незнакомка была права: это уже не жизнь, а существование.
Если тебя нет рядом — всё бессмысленно.
Я сегодня несколько раз просыпался ночью, от одной мысли: тебя нет в моём сне.
Просыпался, хватался ладонью за белые складки пустоты постели рядом со мной, словно я падал куда-то, и, спасённый мыслью о тебе, удерживался на краю ночи: засыпал с улыбкой, думая о тебе, а потом снова, просыпался в поту и слезах..
А под утро ты мне всё же приснилась.
Сон был странный: тесная комната сна и ссоры.
Сумрачно. Шторы у окна задёрнуты, и как бы вздрагивают от лёгкого сквознячка, но со стороны кажется, что кто-то в тёмном плаще отвернулся к стене и плачет, и плечи его тихо вздрагивают.
Двери в комнате не было. Точнее, она была заколочена досками, похожими на широкие полосы света в парке, отвесно, безвесно падающего сквозь листву.
Ты держала у груди свою чёрную кошку.
Я говорил тебе что-то тёмное, злое.
Причинял тебе боль, но и себе я причинял боль, т.к. слёзы были у меня на глазах.
Но странное дело: я физически видел, как причинял тебе боль.
От каждого моего резкого слова, кошка у тебя на груди вырывалась и царапала до крови грудь, плечи и руки, и получалось, что от моих слов у тебя на коже проступали алые раны.
Ты просто стояла возле окна и плакала.
Я чувствовал твою боль, но на моей коже не было порезов, и я хотел порезать себя сам.
Взял со стола нож, но ты тихо вскрикнула, увидя зажатый в моей руке долгий блеск.
Я сделал шаг навстречу тебе, и ты снова вскрикнула и замотала головой: у тебя на шее появилась нежная, как цепочка, алая полоса.
Хотел всего-лишь взять кошку у тебя из рук… хотел, чтобы и у меня были твои раны, но кошка сама выскользнула из твоих рук.
Мы стояли друг напротив друга, просто молчали и плакали, но алые раны таинственным образом продолжали проступать на наших телах: лицах, ладонях, груди и бёдрах..
В какой-то миг, раны на твоей коже стали таять, и как бы проявляться на мне, я весь истекал кровью, и тогда ты бросилась ко мне, желая обнять..
Проснулся я с криком в ночи, разбудив тихо плакавшую во сне, жену.
А под утро мне приснился тот самый сон. Один из тех странных снов без начала и конца, на берег которого ты выброшен, словно после кораблекрушения.
Я был на берегу моря и ты лежала на песке, смотря на меня, сквозь меня, в небо.
В твоей груди был нож. Хоть я и не помнил, что вонзил в твою грудь нож, я знал — это я тебя убил.
Но как это часто бывает во сне, нож был не совсем ножом: я не хотел тебя убивать…
Чего хотел? Проникнуть в тебя.. хотел войти в тебя интимнее, нежнее и глубже, чем в сексе: желал коснуться твоего сердца, остановив его, как уставший маятник часов в детстве, когда ещё не зная о Фаусте, в восторге от пения птиц, дождя, и поцелуя девочки в очках, я залез на стул к часам, желая остановить мгновение.. время.
Да, я убил тебя во сне, любимая. Но я хотел быть лишь с тобою и только с тобою, чтобы наc не разлучали больше твои друзья, твой парень и.. твоё беспокойное сердце.
Я просто лёг с тобой рядом на пляже и обнял.
Это было наслаждение: сознавать, что на острове нас не найдут и ты от меня никуда не уйдёшь, и я никуда от тебя не денусь..
Я мог теперь долго, сладостно, безумно долго лежать с тобой рядом и обнимать тебя досыта, ласково гладя тебя, тихую, мёртвую, смотрящую в небо.
Во сне я плакал и обнимал тебя, говорил такие нежные слова, которые не осмеливался сказать при жизни.
Затем сон стал зарастать реальностью, словно дикой и высокой травой.
Твоя милая плоть стала пахнуть тлением и смертью.
Меня снова разлучали с тобой, заставляли покинуть тебя.
Я нежно поцеловал тебя в бледные и холодные губы и закрыл глаза, как и полагается при поцелуе: тебе и себе.
А потом я.. как бы закрыл глаза своего обоняния и грустно улыбнулся.
В сумерках осязаний нас ничто больше не разлучало.
Был прибой моря, как бы с неба, было счастье..
Я дышал ртом. Я знал, что запах тления проникает в меня, но в этом почти осеннем и чуточку сладком запахе была и ты, и ты была во мне: было в этом смещении восприятия что-то смутно-гомосексуальное.
Я буквально дышал тобой и ты молчала во мне, как бы плечами запаха встав у моего сердца.
В какой-то миг мне стало стыдно, что я избегаю тебя, твоего обнажённого существования: в тлении плоти участвовал ведь каждый атом твоего милого тела; смерть, словно импрессионист, превращала твою плоть в трагичнейший и нежный пуантилизм существования: я дышал, вбирал тебя целиком, понимаешь?
Я слишком люблю тебя, солнце моё, чтобы брезговать тобой даже в смерти: свет каждого расцветшего атома в тебе, ставшего душой и невесомостью запаха, я вбирал в себя и как бы прижимал тебя изнутри к своей груди.
Сон длился года, века…
Я обнимал уже не твою милую плоть, но твои белые кости: солнце, губы мои и синий прибой, продолжали тебя целовать..
Ты была моя, только моя, и во сне я знал, что нас не сможет никто и ничто разлучить.
Невермор, невермор, невермор…
Боже мой! Я только сейчас понял всю трагедию поэмы По — Ворон.
Утрата любимой, её смерть. Одиночество комнаты, распахнутое, как объятие ангела — окно, и влетевшая птица, у которой истомлённый горем человек, вопрошает: встречу ли я когда-нибудь свою любимую, в аду или в раю?
- Nevermore..
А в жизни ещё безумней: никогда, родная, ты слышишь? Никогда я не увижу тебя, совёнок мой нежный!
Мы не будем вместе — никогда!!
Грустно улыбаюсь… Эдгар По первоначально хотел вместо ворона вывести — совёнка.
Что смерть и ад перед этим безумием? Пустяк…
Знать, что ты не умерла, что ты живёшь и улыбаешься с друзьями, целуешь другого… и не быть с тобой, никогда!!
Сердце, вечный ворон, шепчет и сводит в ночи мою душу и сны: никогда!
Безумно сознавать, что лучшее, что было в жизни — осталось позади.
Ты бала лучшим, что случилось в моей жизни.
С тобой одной и жизнь то случилась моя, и вот, тебя со мной нет, а значит и жизни — нет.
Любимая, хочешь открою маленькую тайну?
В детстве, пережив как Байрон трагедию любви в 8 лет, я открыл таинственный закон природы, над которым смеялись взрослые, когда я рассказывал его им, как в бреду.
И только сейчас я осознал весь его трагизм: это закон множественности бесконечностей.
Если атомы — бесконечны в безграничной вселенной, то в атоме существуют более мелкие частицы, а в них, другие, ещё более мелкие, мгновенные.
И вот этих частиц, бесконечно больше бесконечных атомов.
Гармоничная лесенка бесконечности..
Я к тому, что вся эта грубая реальность, нас разлучившая, и даже смерть, что разлучит однажды наши тела, для меня — всего лишь робкий блеск в огромном и бесконечном мире — моей любви к тебе: в ней нас не сможет разлучить уже ничто.
Во снах и в сердце своём я живу только тобой: у моей любви — мышление дельфина: как дельфин никогда не спит, сначала дремлет одно полушарие его мозга, потом другое, так и я: ты для меня вечная, бессонная реальность.
Днём, я только о тебе и думаю. Засыпаю — и снова вижу тебя и живу тобой, с тобой.
Перерыл много мудрых и скучных книг, в поисках подтверждения моей странной любви к тебе: что-то похожее нашёл у Цветаевой и в одной книге по квантовой физике, которую даже не дочитал: всё это слишком туманно и сложно для меня.
Но была там дивная мысль.. о нас.
В фотонах света есть Пара. Её называют — запутанность. Всё как у нас…
Где бы не была другая пара, даже на расстоянии миллионов световых лет, другой, близкий ей фотон, будет ощущать всё то, что ощущает и другой фотон: эти осязания любви — выше скорости света.
Но если кто-то попытается измерить их единство, зафиксировав, они навсегда потеряют связь друг с другом.
Мне кажется.. наша с тобой возможная встреча и нежное безумие дальнейшего брака с тобой, это гибель для нашего безмерного чувства.
У меня к тебе не любовь, а — душа, звёзды, гроза и прибой океана!
Разве можно всё это заключить в комнату, в постель?
Разве можно.. жить с душою, в постели? Она мала для души..
Хорошая моя.. а тебе ведь хочется простого человеческого счастья: ощущать руку любимого в своей руке, прогуливаться с ним по парку, рассказывать ему утром свои сны…
Прости.
Крылья моей любви, в первую же нашу ночь на постели с тобой, проломят стены, перепугав насмерть соседей твоих и их кошку.
Где-нибудь в лесу или посреди океана, среди звёзд...ты жить не сможешь со мной.
Родная моя… чтобы мне быть с тобой, мне нужно… любить тебя меньше, по человечески, как любили тебя мужчины до меня и будут любить после, но.. так мало, преступно мало, я не могу тебя любить, это… больше чем убийство.
Мне жизненно важен каждый твой жест, каждая мысль, походка, малейшая складочка твоего тёплого голоса и дыхания: нет на твоём теле частички плоти, которая не была бы свята для меня, которую я не хотел бы поцеловать, к твоему нежному румянцу и смущению ангелов.
Подумать только! Ты вся мне нужна! Как бы ты не пошевелилась, как бы не выглядела с утра, в различные моменты жизни, чтобы не сказала — всё это мне дорого.
Словно в безграничной вселенной есть точка опоры для всего твоего милого существования, от первого воспоминания детства, до снов и твоего лилового ноготка на левом указательном пальце с милым, улыбчивым шрамиком.
Это.. предчувствие бессмертия.
Ни у одного цветка в мире, звезды, стиха, птицы — нет такой всепринимающей их точки осязания: родины сердца.
Если была бы, цветок, стих и звезда вмиг просияли бы чем-то ангелическим.
Ах, я даже и не мечтаю, что моё робкое существование было бы хотя бы на 5% кому-то интересно и важно.
Кому интересно, как я в детстве обнимал со слезами на глазах, дерево, переживая первую неразделённую любовь?
Кому важно… моё левое запястье с синей веточкой венки? Или моё правое ухо с маленькой родинкой на мочке, где могла быть серёжка?
Что-то странное стало происходить со мной: я стал жить тобой.. буквально.
Не имея возможности войти в тебя телесно, в сексе, я.. стал входить в тебя духовно.
Стал видеть, чувствовать и слышать то, что и ты, находящаяся от меня на расстоянии тысячи км.
Моя нежная плоть стала доверчивой фотографией нашей невстречи, которая намокает твоими осязаниями: пейзажи твоих осязаний и чувства проступают на ней.
Стоит тебе съесть что-то вкусное: твои любимые креветки, как я, вегетарианец, не только ощущаю во рту их матовою сладость, но у меня проявляется аллергия. И всё же я счастлив.
Если тебе больно… если тебя обидел твой мужчина, я могу беспричинно заплакать среди парка, общаясь с друзьями, и моё запястье покраснеет обжигающей болью, словно его кто-то с силой схватил.
Ощущаю я иногда и то… когда ты занимаешься любовью со своим мужчиной.
Тогда мне хочется сойти с ума…
Продолжаю своё странное письмо через неделю.
За это время произошло настоящее чудо.
Жена вернулась домой пораньше и обнаружила меня, на полу, возле постели: я был весь изранен.
Перевязав раны и приведя меня в чувство, жена перепуганным, оступающимся голосом спросила, что со мной случилось.
Что я мог ей ответить? Правду? Она никому не нужна в этом мире.. как и любовь.
Ты была за 1000 км от меня, а я был с тобою.. в тебе.
Ты ехала со своим мужчиной на машине, спорила с ним о чём-то и попала в аварию.
Время остановилось. Сердце твоё не билось: моё сердце билось в твоей милой груди.
Я как бы накрыл тебя собою и увёл в сторону.
Моё робкое существование на миг проступило рядом с тобой и на меня пришлась вся сила удара.
Уже потом, в письме от тебя я узнал, что ты действительно попала в аварию и чудом спаслась.
А ещё ты писала, как на миг, словно в нежном бреду, совсем рядом с твоим лицом, в кошмарно и блёстко накренившемся мире, ты увидела моё лицо, прозрачно и тепло коснувшись его..
Не могу больше писать, прости, моё солнце.
Безумно люблю тебя.
Дождь за окном… начинается гроза.
Такая ностальгия накатила после прочтения истории к "Узнику" на главной странице сайта, что мне тоже захотелось рассказать о своем знакомстве с поттерианой! Мне тогда было, наверное, лет 12-13. Росла я в глухой таежной деревушке, где книжного магазина и в помине не было, зато была маленькая библиотека в здании сельского дома культуры, куда хоть и редко, но всё же завозились кое-какие литературные новинки. Оттуда я брала "Ужастики" Стайна, детские детективы, "Хоббита", журналы и комиксы - в общем, стандартный читательский набор подростка тех лет. Так бы, наверное, всё и продолжалось, НО... Всё началось с рекламы и фанатской атрибутики: какой-то очкастый парнишка со шрамом на лбу однажды ворвался в обложки тетрадей и дневников, на футболки моих друзей и, кажется, намеревался обосноваться там надолго. Даже местные производители газировки в надежде увеличить продажи стали лепить на фирменные этикетки фотографию юного Рэдклиффа! Помнится, у брата была майка со сценой из квиддича с надписью на английском, и наш дед читал имя Harry как Нарру (На кириллице. Здесь, наверное, следует уточнить, что семья наша не русскоязычная, наш родной язык - якутский, так что английский для моего деда - почти что инопланетный). Сначала маленькая я почему-то скептически отнеслась ко всеобщему помешательству, но тут мой младший брат принес из библиотеки книгу "ГП и узник Азкабана", и, собственно, с этого дня и началась моя любовь к тетушке Ро и её персонажам. Из-за такого нарушения очередности мне всегда казалось, что Живоглот у Гермионы был с самого начала, ха-ха)) Брату, кстати, тоже дико понравилась серия, мы даже бывало дрались за возможность прочитать новую часть первым (в библиотеку книги завозились только по одному экземпляру) и прятали её друг от друга, пока не дочитывали до конца. Удивительно, но по какой-то неведомой причине много кто , как и я, начинал знакомство с Поттером именно с третьей книги! Я вот не знаю ни одного человека, кто начинал с "Тайной комнаты", к примеру. Все начинали либо с "Философского камня", либо с "Узника Азкабана"! Позже, уже будучи в старших классах, мы купили последние три части. Потом я поехала в город (за тысячу километров от родного дома) на учебу, книги остались дома, но я всё равно лелеяла мечту докупить все остальные части. Прошло несколько лет, я закончила университет, но так и не смогла дополнить свою коллекцию - Росмэн уже не выпускал эту серию, а Махаоновская версия делала мне больно непривычным переводом. И вот однажды однокурсница, с которой мы можно сказать почти и не общались, разместила в своем твиттере объявление о раздаче своих книг в связи с ремонтом квартиры. Я, ни на что особо не надеясь, спросила у неё а не завалялось ли у неё случайно каких-нибудь-гарри-поттеров, на что получила ответ, что ДА, у неё есть вся серия и она может отдать всё это добро мне совершенно бесплатно! Слава Мерлину!!! Так я стала счастливым обладателем всех частей поттерианы в росмэновском переводе! Ну, что это было, если не магия?!:))
Эта история будет совсем короткой. Книгу «Загадочное ночное убийство собаки» я прочла в электронном виде, но после загорелась желанием приобрести бумажный экземпляр. Книга мне безумно понравилась, да и предпочтение я отдаю все же настоящей бумаге, а не электронной. Оказалось, найти книгу не так-то просто. Пришлось посетить не один магазин. Но, в конце концов, мои поиски увенчались успехом.
Захожу я в «КапиталЪ», обращаюсь за помощью к консультанту. Назвала книгу, автора. Девушка быстро «пробила» книгу по базе и отправилась искать ее непосредственно на книжной полке. Минут десять мы провели в отделе «зарубежная проза», безуспешно. Девушка удалилась из поля моего зрения еще минут на пять, вернулась не одна, привела еще одного консультанта. Теперь уже вдвоем они начали обыскивать полки. И вновь – результат отрицательный. Я уже начинаю нервничать… Тут девушки перешли в другой отдел, назывался который «детективы». Я, разумеется, отнеслась к этой затее скептически. Какой же это детектив! Но нет… Три минуты и мне протягивают книгу со словами: «Держите. Какая книга загадочная… аж в «детективах» нашли!»
Вот так. Загадочная книга. Совсем не детективная история, которая лежала рядом с произведениями Конан Дойля. Не зря Кристофер так восхищался Шерлоком Холмсом…
И еще я люблю «Собаку Баскервилей», потому что мне нравится Шерлок Холмс. Я думаю, он именно такой детектив, каким я собираюсь стать. Он очень умный. Он расследует преступление и говорит:
«Мир полон очевидных вещей, которые никто никогда не замечает».
