Север и Юг: Оруэлловская загадка Кубы

Автор: Аманда Перри (Amanda Perry)

Так как я канадка, живущая в Нью-Йорке, мой опыт изучения Кубы несколько сбивает людей с толку. Когда я рассказываю о своей работе, большинство реагирует с удивлением, любопытством и даже завистью: была ли я там на самом деле? Временами кажется, что мнения о моем опыте столь же противоположны, как и мнения во всяком израильско-палестинском споре. В провинции Альберта, которая считается консервативным центром Канады, узнав о моей теме исследования, просто пожали плечами. Когда я планировала свою первую поездку в Гавану, один мой друг сказал: «Ты можешь поехать туда, когда тебе будет шестьдесят. Почему бы сейчас тебе не поехать в какое-нибудь интересное место, например в Аргентину?»

Такая реакция — постоянное напоминание о том, что разные люди в разных местах воспринимают Кубу по-разному. Также эта реакция напрямую связана с результатом действий различных государств во внешней политике.

Фидель Кастро и его отряд боевиков пришли к власти в 1959 году, а Соединенные Штаты настаивали на смене режима с 1960 года, когда и появилось знаменитое эмбарго. Вашингтон запретил большинству своих граждан посещать Кубу; даже реформы Барака Обамы в 2016 году не позволили возобновить беспрепятственный туризм. Между тем, Канада — едва ли не единственное государство на Американском континенте, которое последовательно поддерживает дипломатические и экономические отношения с островом на протяжении последних шестидесяти лет (Мексика – еще одна такая страна). В обычный год канадцы совершают более миллиона туристических поездок, в основном на пляжные курорты. В нашем народном воображении Куба — это не столько «запретный плод», сколько «Канкун со старыми машинами и плохой едой» (Канкун – город в Мексике – прим. пер.)

Классические автомобили и ставший к настоящему времени классическим тоталитаризм
Фото: VALENTINO VISENTINI; ALAMY STOCK PHOTO

В книге «Оруэлл на Кубе» Фредерика Лавуа вы не увидите пляжей. Но журналист из Квебека вызывает в памяти другую знакомую картину: Куба как рушащаяся коммунистическая реликвия, застрявшая между прошлым и будущим. Эта работа представляет собой капсулу времени, с ее оригинальным названием (Avant l’après: voyages à Cuba avec George Orwell – полное название книги на французском – прим. пер.), остро выражающим чувство приостановки времени: «Avant l'après» буквально означает «до того, как наступило после». В 2018 году работа была удостоена Премии генерал-губернатора за французскую нехудожественную литературу, а теперь переведена на английский Дональдом Уинклером.

Лавуа имел все основания полагать, что Куба находится на пороге серьезных перемен, когда он совершил три поездки туда в период с февраля 2016 по февраль 2017 года. Его первый визит непосредственно предшествовал приезду Обамы в Гавану, который ознаменовал самый значительный сдвиг в отношениях США и Кубы за последние пятьдесят лет. Президент осудил эмбарго, и движение к примирению казалось необратимым. Замечание Лавуа о том, что «независимо от того, кто сменит Обаму на посту президента в ноябре, возвращение к прошлому кажется все более и более невероятным», теперь имеет трагический оттенок. Ко времени последнего визита автора на Кубу Дональд Трамп официально вступил в должность президента Америки, а Фидель Кастро умер в возрасте девяноста лет.

Трамп (пока) не полностью отменил реформы Обамы, но он резко свернул их, и конца эмбарго больше не предвидится. Между тем, смерть Кастро в 2016 году мало повлияла на функционирование государства, которым управлял его брат Рауль в течение десяти лет, и это, конечно, не привело к кризису легитимности, на который некоторые надеялись. В прошлом году Рауль передал президентство Мигелю Диасу-Канелю, бюрократу из молодого поколения, оставаясь при этом главой Коммунистической партии. Опять же, никаких потрясений не было. «После» может быть еще достаточно далеко.

Лавуа посетил остров отчасти для того, чтобы разгадать тайну. В 2016 году кубинское издательство объявило, что выпустит новый перевод романа Оруэлла 1984 на международной книжной ярмарке в Гаване. Такой выбор многих привел в замешательство. Однопартийное государство с долгой историей цензуры не просто позволяло публиковать классическую критику тоталитаризма, а массово выпускало ее и пропагандировало на крупных мероприятиях. Является ли это признаком того, что многое действительно изменилось, или же это циничная попытка показать, что Куба становится более либеральной? А возможно, издатель просто надеялся на то, что книга станет бестселлером теперь, когда государство медленно продвигается к рыночным реформам, и у него меньше времени следить за идеологической чистотой? Подобные вопросы, а также тесный диалог с произведениями Оруэлла доминируют в книге Лавуа.

В качестве исследования того, как цензура влияет на литературу, искусство и средства массовой информации, работа «Оруэлл на Кубе» является тонкой и убедительной. Главная проблема в противостоянии кубинской цензуре – ее неопределенность. Весьма громкие аресты художников El Sexto и Tania Bruguera являются исключением из процесса, который, как правило, гораздо более скрыт от общества. Во-первых, не существует официального списка запрещенных книг; названия нежелательных произведений просто не распространяются. Хотя все печатные издания были национализированы в 60-е годы, механизмы принятия редакционных решений остаются неясными. Отдельные лица идут на риск, предлагая новые издания материала, ранее считавшегося неприемлемым. Единственная четкая красная линия – это явное осуждение братьев Кастро. Но даже в этом случае на иностранцев распространяются другие правила, и, по всей видимости, Лавуа удалось пересечь эту линию с незначительными последствиями.

В своем стремлении разгадать детали, стоящие за публикацией романа «1984», Лавуа постоянно сталкивается с подобной неопределенностью. Возможно, некоторые из его собеседников лгут. Подавляющее большинство имеет лишь частичное представление о том, что на самом деле происходит. Временами он даже выглядит как параноик, предполагая акты сопротивления, когда в действительности они не были даже запланированы, или бывает застигнут врасплох, когда некоторые из его товарищей довольно открыто критикуют режим. Действительно, среди литературоведов на Кубе практически обычным делом считается обсуждение и осуждение жесткой цензуры 1970-х годов, поскольку многие писатели, запрещенные в тот период, с тех пор были реабилитированы. Но продолжающаяся неопределенность относительно того, что теперь разрешено, также является частью того, как функционирует цензура. Люди сдерживают себя, стараясь не преступать слабо очерченных границ, что лишь в редких случаях делает необходимым их соблюдение самим режимом.

Было бы пренебрежением, обсуждая книгу, которая тесно связана с переводом и героями которой в значительной степени представлены кубинские переводчики, не упомянуть перевод в данной статье. Дональд Уинклер получил в свое время три собственные Премии генерал-губернатора, и его трактовка «Оруэлла на Кубе» неизменно выразительна, поражает своим одновременно высокообразованным и доступным языком. У него появляется возможность продемонстрировать свое мастерство переводчика, когда Лавуа оставляет позади репортажный формат и включает в свое произведение сатирическую миниатюрную пьесу и длинное стихотворение. По большей части, однако, его стиль нарочито прямолинейный, красноречивый, но не кричащий; на ум приходят основные принципы, которые сам Оруэлл изложил в книге Политика и английский язык .

Временами Лавуа слишком полагается на Оруэлла, считая, что цензура является неоспоримым доказательством существования других форм государственного подавления. Его аналогии заставляют нас представить Фиделя и Рауля Кастро лидерами реальной Океании, которые принимают указания от Большого Брата о том, как управлять тоталитарной системой. Подразумевается, что у любого государства, стремящегося контролировать доступ к информации, ограничивать перспективы настоящего и прошлого, должны быть и другие преступления, которые приходится скрывать. Такая установка затмевает ключевую особенность Кубы среди коммунистических диктатур двадцатого века: низкое количество смертей. Миллионы погибших в сталинских ГУЛАГах, массовый голод во время «большого скачка» (экономическая и политическая кампания в Китае с 1958 по 1960 год, нацеленная на укрепление индустриальной базы и резкий подъём экономики – прим. пер.) и чистки времен «культурной революции» в Китае, поля смерти Красных Кхмеров (собирательное название мест массовых захоронений жертв коммунистического режима Красных Кхмеров, находившихся у власти в Камбодже в период с 1975 по 1979 год – прим. пер.) – этим примерам кровопролития находятся лишь самые бледные эквиваленты на острове.

Исторически сложилось так, что подавляющее большинство оппозиции правительству Кастро было вывезено в Соединенные Штаты, а не уничтожено. Международная амнистия выявила 120 политических заключенных на Кубе в 2018 году, что намного больше, чем ни одного, и намного меньше, чем некоторые могли бы предположить.

В романе Оруэлла «1984» главный герой подвергается пыткам. Единственный по-настоящему душераздирающий отчет Лавуа о государственном насилии на Кубе относится к началу 1960-х годов.

В остальном Лавуа стремится к равновесию, избегая огульных осуждений и исследуя противоречия некоторых кубинцев из Майами, с которыми он беседует. Я склоняюсь к тому, чтобы приписать эту позицию канадской беспристрастности, но более очевидно, что это результат его работы в качестве журналиста в бывшем Советском Союзе. Там он стал свидетелем результатов «провального» перехода к капитализму, который принес пользу лишь нескольким олигархам, разрушив социальную защиту населения. Лавуа надеется, что Куба сможет избежать подобной участи и вместо этого перейти к одной из форм социал-демократии. Он уделяет значительное внимание противоречиям современной экономической системы острова, в которой сосуществуют две валюты и врачи, труд которых оплачивается государством, но которые зарабатывают гораздо меньше, чем бармены, собирающие чаевые с туристов.

Прежде всего, в процессе описания Кубы Лавуа стремится избежать романтизации страны и непреднамеренной государственной пропаганды. Это становится особенно очевидно в его портрете Жана-Гая Алларда, отставного квебекского журналиста, который переехал в Гавану и прославился тем, что писал материалы, в которых симпатизировал правительству Кубы. Лавуа описывает Алларда как «полезного идиота» двадцать первого века — термин, когда-то использовавшийся для описания Жана-Поля Сартра, еще одного давнего поклонника Кубы. Когда Лавуа впервые встречается с ним, его здоровье ухудшается, и его последующая смерть почти аллегорична — признак того, что рассматривать Кубинскую революцию как потрясающий триумф 1960-х годов больше нет оснований.

Есть, однако, еще один момент, почти не заметный на страницах хроник, который контрастирует со взглядом Лавуа. После его потенциально провокационной речи на международной книжной ярмарке в Гаване, находящийся среди слушателей пуэрториканский писатель, имя которого не упоминается, сказал, что Лавуа должен хорошенько задуматься о «капиталистическом тоталитаризме», чтобы полностью понять ситуацию на Кубе и в остальной Латинской Америке. На фоне Алларда легко отбросить этого анонимного писателя как еще одного «полезного идиота», но его комментарий также является напоминанием о том, как наша система отсчета определяет вопросы, которые мы задаем.

В сравнении с другими странами Латинской Америки, кубинское государство долгое время обеспечивало свою легитимность на основе антиимпериализма, а не коммунизма. Его сходство с Советским Союзом было гораздо менее важным, чем его отличия от милитаризованных, прокапиталистических диктатур 1970-х и 1980-х годов, которые часто поддерживались США. Карибские и афроамериканские наблюдатели, между тем, часто анализировали Кубу как бывшую плантационную экономику, задаваясь вопросом, как революция 1959 года столкнулась с сохраняющимися последствиями рабства и расового неравенства. Но Лавуа мало что говорит о расе, которая была важной темой во время визита Обамы, или об истории американской интервенции в Южную и Северную Америки. Его подход остается решительно североатлантическим; в конце концов, он путешествует по Кубе с Джорджем Оруэллом – англичанином.

Хроники Лавуа – это не столько критика, сколько напоминание о том, как Куба воспринимается приезжими. Алларда привлекала романтическая революция, в то время как большинство канадцев видят в Кубе банальное место отдыха. Лавуа видит возможность избежать катастрофической капитуляции Восточной Европы перед капитализмом там, где другие усматривают борьбу с расизмом или отсталостью. А что же сами кубинцы? К чести Лавуа, он заканчивает свою книгу, отдавая будущее — и робкую надежду на то, что оно еще может быть светлее, — в их руки.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ