Конармия

 Про уродов и коней     Полной горстью ловите осколки страшного времени: кровь, которую сразу не опознаёшь, кишки, которые привычны, как говно под ногами, палату №6 вместо страны, разруху в головах и вокруг. Бессмысленность происходящего. Беспощадность любого чиха. Безумие всех слоёв населения, от пастуха до юриста. Стыдно, но пока не взяла в руки «Белую гвардию», вообще не задумывалась, НАСКОЛЬКО было страшное время в Гражданскую, что там происходило. Даже учебники истории мимо меня прошли. А теперь мне с каждой книгой становится страшнее и тошнее от режимов и людей. Зато лошадей жалко как всегда до безумия.     И стоит отметить совершенно наркоманский язык метафор Бабеля. Как-то я зимой вдруг РЕЗКО захотела его прочитать и для начала прочитала «Соль». Стало жутко. Теперь вижу, что эта…

Признаться, подступал я к книжке довольно долго, с определённой неохотой, постоянно откладывая, и как сейчас понимаю, — недаром. Нет, ряд достоинств у произведения есть: тут вам и довольно описательные красоты измышлений, и весьма приятный слог, и стихами собственного сочинения (признаться — довольно паршивыми) тов. Бабель услаждать почтеннейшую публику не стал, и полнится книга множеством остроумных (и похоже, что интуитивно-глубоких) замечаний, заимствованных во временах позднейших многими собратьями по перу:

— Чему учился еврей? — Библии. — Чего ищет еврей? — Веселья.

Но с другой стороны, впечатления от книги настолько двоякие, что порой ловишь себя на мысли: сумасшедшим был Бабель, или просто нелепым и смешным? Нет, я абсолютно серьёзно (такой вот оксюморон), вчитайтесь, дорогие…

Как легко, оказывается, пошатнуть устоявшиеся знания о далекой-далекой Гражданской войне, которые, обласканные временем, округлились, пообтерлись и приобрели блестящую лакированную гладкость. Герои войны, расположившиеся на зеленом (или красном, а может и белом) сукне в замысловатом пасьянсе, порывом яркого, лаконичного и глубокого языка, уносятся со стола, открывая, обнажая рваные дыры и жирные пятна постаревшей со временем ткани.

Простые слова, переливающиеся всеми цветами и сверкающие всеми гранями, вскрывают неприглядность, жестокость, несправедливость и отвратность братоубийственной войны. Да любой войны. "Солнце в закрытые глаза не входит!" - вот лозунг настоящего рыцаря революции: пьяного от насилия, обезумевшего от непонимания, захлебнувшегося в крови и слепого от смертей. И…

Грязно.

После чтения хочется принять душ и больше не открывать эту книгу. Но это не делает произведение сильным.

Не мое.

Читалась тяжело, отрывисто, нервно. Ощущения по себе оставила такие же. Яркое тепло "Одесских рассказов" и, в противовес, какое-то мутное, безнадежное, затягивающее, абсурдное болото Конармии. И если в Одессе все друг другу братья, то тут - все друг другу так. Никак. Война, впрочем, и есть война. Жестокая и безнадежная.

В книге создана картина мира Конармии времен польского похода, тяжелого и закончившегося провалом: разоренные еврейские местечки, могучие начдивы, кони, разобщенные, совершенно чужие друг другу люди. Для наиболее полного и точного изображения и выражения этого мира Бабель не боится самых грязных деталей, и, по определению критика Вячеслава Полонского, мир Бабеля — это всегда "слезы, кровь и сперма".

Бабель выстраивает повествование о книжный человек, мягкий человек (очевидно, протагонист), которому и гуся убить трудно, пытается вписаться, влиться в Конармейскую среду. И фоном для этого повествования служит пространство непрерывного насилия, всеобщего разделения: нет ни единой общей ценности, которая позволила бы удержаться от непрерывного убийства. Трагедия состоит в том, что стать частью…

Тяжелый слог: метафора на метафоре, трудно читать