Алмазный мой венец (сборник)

Катаева я никогда не воспринимала как мастера слова - фельетонист, публицист - рядовой работник пера, не слишком требовательный к себе. И эта книга мало что изменила в моем отношении к нему.
        Он часто использует одни и те же понравившиеся ему определения - штампует; горазд в  подробном и многословном описании одежды своих персонажей; грешит манерностью - "крыла Азраила" и ангелы смерти постоянно мелькают на страницах этой книги -  вообще слишком много слов посвящено теме смерти, возможной смерти и суетных посмертных действий, банальных поминальных речей. Упомяну и про верность социалистическому образу мысли которую он неустанно демонстрирует, хотя для 1967 года, возможно это еще было необходимо.
        По человечески я также не очаровалась автором - например мелочную…

- Майка, ты не представляешь, какую книгу я сейчас читаю! Написал Катаев, ну помнишь, "Белеет парус одинокий"? Киваю, помню не только "Парус", но и "Сына полка", которого терпеть не могу. - А ты знаешь, кто был его братом? Евгений Петров, который "Двенадцать стульев" с Ильфом. Тебе нужно обязательно почитать, тебе понравится, можешь представить, он описывает поэтов и писателей, с которыми в двадцатые дружил, они все были между собой знакомы. Заметив гаснущий интерес в моих глазах, делает последнюю отчаянную попытку разделить читательскую радость с понимающим человеком: - И он их всех выводит там под псевдонимами: Есенин - королевич. ну. понимаешь - королевич, он же такой златокудрый красавец с голубыми глазами. А Маяковский командор. А Олеша ключик, понимаешь, почему? Киваю,максимально…

В "Траве забвения" я открыл совершенно нового, неизвестного для меня Катаева. Я знал его только как автора "Белеет парус одинокий", "Хуторок в степи" , "Сын полка", "Время вперед", которые прочитал еще в подростковом возрасте и в последующем особенно им не интересовался. Здесь же я узнал, что он начинал с поэзии и был любимым учеником Бунина, который сыграл большую роль в становлении Катаева как поэта и прозаика, но не смог изменить его отношения к Революции. Необычна сама форма написания этих воспоминаний. С такой я встретился впервые. Это не связанное единое повествование, а извлекаемые из памяти запечатлевшиеся там события о себе, о времени, которые автор откровенно изложил на бумаге. Очень много Катаев пишет о Бунине, его не простом характере и отношении к происходивших в России…

"Моруа утверждает, что нельзя жить сразу в двух мирах – действительном и воображаемом. Кто хочет и того и другого – терпит фиаско. Я уверен, что Моруа ошибается: фиаско терпит тот, кто живет в каком-нибудь одном из этих двух миров; он себя обкрадывает, так как лишается ровно половины красоты и мудрости жизни. Я всегда прежде жил в двух измерениях. Одно без другого было для меня немыслимо. Их разделение сразу превратило бы искусство либо в абстракцию, либо в плоский протокол. Только слияние этих двух стихий может создать искусство поистине прекрасное. В этом, может быть, и заключается сущность мовизма". Повесть - одна из первых работ позднего Катаева, и "слияние двух стихий" здесь раскрывается в полной, обостренной, мне кажется, форме. Вся повесть - это своеобразный поток видений…

Чем больше я читаю произведения Валентина Катаева, написанные в изобретенном им самим стиле «мовизма», тем больше они мне нравятся. Вероятно, в силу того, что мемуары не входят в число моих любимых жанров и редко доставляют мне удовольствие, – мовизм Катаева, в его соединении истинных происшествий со свободным полетом фантазии, в его замене хронологической связи связью ассоциативной, пришелся как нельзя кстати.

Потому у меня и не возникло недоумения, почему Катаев в своей книге избегает подлинных имен, наводит, что называется тень на то, где ее быть не должно и где все и так ясно. Конечно, не узнать Маяковского, Есенина, Булгакова просто невозможно. Тем не менее, есть образы, не поддавшиеся лично мне для опознания. Все зависит от того, насколько были известны ранее биография и творчество…

Два человека учили Валентина Катаева видеть мир. Мир был разный, у каждого свой взгляд.

Бунин и Маяковский. Маяковский и Бунин. Что у них общего? Пожалуй, ничего, кроме возможности смотреть на окружающую жизнь беспощадно зоркими глазами и давать совершенно точное словесное выражение, быть художником слова с неистощимой фантазией.

Маяковский и Бунин. Бунин и Маяковский. Что у них общего? Пожалуй, ничего, кроме главного объединяющего – таланта.

Антагонизм литературных направлений. Не выдумка ли это? По-моему, не существует никаких литературных направлений. Есть одно только направление в искусстве: всепокоряющая гениальность. Даже просто талант. И – воображение.

Очень хорошая книга. Как назвать, к какому жанру ее отнести? Затрудняюсь с ответом. Сам Катаев признается, что не…

Книга вызывает двойственное чувство - большой интерес к описываемым событиям и, конечно, персонажам, в то же время, у меня сложилось ощущение, что людей (коллег по цеху) ВК. описывает, в основном, без любви и теплоты. Зависть? Какой-то комплекс неполноценности?

“Ваши ожидания - ваши проблемы” - так бы можно было бы ответить на все мои претензии к этой книге. Мне не понравилось содержание, не понравился стиль, не понравился сам автор, - последний пункт, как я понимаю, разделяло множество людей. Уже в названии скрывалось ожидание чего-то прекрасного, захватывающего, опасного, - а получила я то, что получила, и само название оказалось позаимствовано из черновиков Пушкина. Очень безопасная, домашняя, беззубая литература. Хотели почитать что-то про революцию? Получите даже не сказочки для октябрят, а книгу дистиллированных и дезинфицированных воспоминаний, происходящих в околореволюционное время. Никакой войны, никаких боёв, никакого героизма или предательства. В книге мельком упоминаются голод, от Гражданской осталось только одно название, как если…

Прекрасный язык, интересные воспоминания о многих известных людях. А автор - непрост.