Кюхля. Подпоручик Киже. Восковая персона. Малолетний Витушишников (сборник)

Звание литератора русского было скорее проклятием, чем званием. Такого сословия не существовало вовсе.

Раз Грибоедов сказал Вильгельму, смущаясь: – В собрание идти рано, хочешь, почитаю тебе из своей новой комедии. По тому, как Грибоедов часами стоял задумавшись у окна, грыз перо в нетерпении за какими-то таинственными бумагами, по его бессоннице Вильгельм знал, что Александр сочиняет. Но теперь он заговорил в первый раз с…

Я испытываю почтение к мечтам моей юности. Опытность часто останавливает стремление к добру. Какое счастье, что мы еще неопытны!

И никогда у него не было ни дома, ни денег, ни власти. У него было только ремесло литератора, которое принесло насмешки, брань, долги. Он всегда чувствовал - настанет день, и люди порядка обратят на него свое внимание, они его сократят, они его пристроят к месту.

За ужином объелся я, Да Яков запер дверь оплошно. Так было мне, мои друзья, И кюхельбекерно и тошно.

Бог с тобой, голубчик, будь здоров, поезжай. Не могу отважиться в любезное отечество, – и махнул с ужасом на шубы. – Трупы – лисица, чекалка, волк. Воздух запахом заражают. Непременно надобно растерзать зверя и окутаться его кожею, чтобы черпать роскошный отечественный воздух.

- А куда же ты, Пущин? – спросил Корф, все так же покровительственно. - В квартальные надзиратели, - сказал Пущин спокойно. Лицеисты засмеялись. - Нет, серьезно, - приставал Корф, - ты куда определиться думаешь? - Я и говорю серьезно, - ответил Пущин, - я иду в квартальные надзиратели. Все засмеялись. Вильгельм с…

Время, которое радостно шагало по Петровской площади и стояло в крепости, бежит маленькими шажками.

И по совести, – лукавствовал, склонив толстую голову, Александр Львович, – я даже, убейте меня, не могу понять, что за бес нас с вами в настоящее время в этот отель засадил, в котором даже понять ничего нельзя, так все разбросано, когда в России и удобно, и тепло, и, главное, все понять можно.