Рецензии — стр. 2

…о чем эта книга, но для этого пришлось прочитать ее всю – от начала до конца, и даже не прочитать, а прочувствовать, пережить вместе с обезумевшим от страха, отчаяния и горя героем. Если честно, у меня к ней не было больших ожиданий: небольшая по объему, неизвестного мне автора, с невыразительной обложкой, мало говорящей о том, что под ней скрывается, и с названием, способным ввести в заблуждение, отсылая к чужим идиомам. Но стоило только начать читать, как сразу стало понятно, что у меня в руках нечто неординарное – и по содержанию, и по стилистике, и по воспроизведенной ментальности героя.

История, которую от первого лица рассказывает автор, захватила меня сразу: это история сенегальца Альфы Ндие, волею судеб оказавшегося в окопах Первой мировой войны, чтобы воевать в ней на стороне Франции. Обстоятельства, в которые он попадает, ему чужды, мотивы участия в войне – тем более; он похож на выкорчеванный куст, лишенный земли, воды, солнца, и уже потерянный для жизни, но еще не упокоившийся в смерти. Не зная французского, он имеет мало шансов осмыслить, зачем, за какие ценности и цели он сражается, что в его действиях естественно и правильно, а что - неестественно и неправильно, он теряет почву под ногами. Пребывающий в сумятице чувств и мыслей, он, отрешившись от всего, просто по приказу командира идет в атаку - с винтовкой в левой руке и с тесаком в правой. Но когда гибнет его друг, лишая его последней эмоциональной опоры, ужас и кошмар войны сводит его с ума.

Страх, отчаяние, боль, которые он, выросший в другой культуре, переживает, оставшись один на один с войной, и спасается тем, что пытается приложить знакомую ему жизненную логику к чужой реальности, чтобы как-то упорядочить ее и устаканить самого себя. Но даже это ему плохо удается, поскольку не только он никого не понимает, но и его самого никто не понимает, а потому и не может оказать хоть какую-то поддержку. Французские солдаты смотрят на него через призму стереотипов, и если поначалу они их забавляют и удивляют, то потом начинают пугать. Маска стереотипов прочно прирастает к Альфе, но шок от потери друга настолько силен, что выжить он может только погружая себя в мысли о чем-то привычно-устойчивом – в воспоминания о родных, о событиях в своей деревне, о первой любви, о сказках, которые ему рассказывали. В эти минуты он сливается со своей культурой, воплощается в ее мифологемах, сам превращаясь в собирательный символ.

Книга очень хорошо написана и очень психологична по своей сути: это просвечивает в эпизодах, когда Альфа «светом и тенью» рисует для Франсуа; это чувствуется в его воспоминаниях о любовных переживаниях; это нельзя не заметить, когда он рассказывает сказку о капризной принцессе и льве-колдуне. В самом тексте, особенно за счет бесконечного повторения фразы «я знаю, я понял» есть что-то магическое, ритуальное, завораживающее, и уже за одно это его стоит прочитать. Для меня он стал своеобразным открытием, заметно расширившим мое понимание границ между здоровьем и болезнью, между близостью и отчужденностью, между культурами, между ментальностями.

«Надо бы закрыть окно. Будет дождь», — думает Симон Херцог. «Долбанные мудрилы-педрилы», — думает Жак Байяр.


Забираю книжку и радуюсь: пухленькая! Открываю: ой, шрифт. Вернее, так: ШРИФТИЩЕ. И межстрочный интервал как в детских книжках. Обычно так нагоняют объем в маловысокохудожественных произведениях, тут-то зачем? Буду думать позитивно: издательство заботится о своих подслеповатых читателях — в конце концов, у меня в планшете примерно такой же кегль выставлен.

Тем более что во всем остальном издательство Ивана Лимбаха, как всегда, безупречно. Переводчик Анастасия Захаревич — талант и умница; неизбежные в такого рода книге комментарии-пояснения уместны и неназойливы; заключительная статья — отрада для тех, кто, как я, вырос на советских комментированных изданиях с пред- и послесловиями, помещающими автора в контекст.

Идея книги — у кого лучше подвешен язык, тот и правит миром — не нова даже для попкультуры: сразу же приходят на ум как минимум «Лексикон» Барри и «Лавина» Стивенсона. Но Бине разрабатывает тему с бóльшим изяществом. Или с бóльшим занудством — тут кому как.

Он знает: ему нужно не просто показать, что он воспитан и образован, но и подхлестнуть её любопытство, раззадорить и при этом чересчур не раздражать, блеснуть умом и разбудить интерес, знать меру лёгкости и глубокомыслию, чтобы не выглядеть ни сухарем, ни зазнайкой, отыграть в этой светской комедии, дав понять, что он не идиот, и, разумеется, сразу добавить эротики в диалог.

Это один из героев строит планы, как подкатить к девушке, но по сути — парафраз творческого метода Бине.

Как водится, в такого рода книгах поиски убийцы только повод, поэтому суперэкшена ждать не стоит, хотя несколько сюжетных ходов вот прямо очень сильные. Еще это иронично, стебно, а местами просто смешно. Много разговоров о политике — это Франция, детка. Цитаты, явные и скрытые, аллюзии и реминисценции — на каждой странице, но тупым валенком на пиршестве семиотического духа себя не чувствуешь. А если какие-то отсылки и не считываются, не страшно: как всякий приличный знак, роман полисемичен, и для получения удовольствия от «верхнего», детективно-конспирологического уровня эти понимающие подмигивания не принципиальны. Хотя находить-разгадывать их приятно — радость узнавания! Ну и свой снобизм потешить, куда ж без этого.

В отличие от HHhH, здесь автор почти не виден — разве что пару раз врывается в текст с внезапными комментариями от первого лица. А вот с русскими опять неловко получилось: 1980 год, Андропов встречается с болгарским коллегой (блазнится мне, это Эмиль Боев из детективов Райнова) в баре (подвальном, как все бары в Москве, — отмечает рассказчик), официант ставит перед ними водку, апельсиновый сок (!) и два соленых огурца (!!!). Так и прокалываются на мелочах. Властелины мира.

Дальше...

Отвратительный герой… Циничный и самовлюбленный. Один большой ходячий комплекс, состоящий из ненависти, неудовлетворенности, злобы, неумения любить вообще никого, только если себя-любимого… Особенно поразило чувство к бедной Изабель, которую он бросает из-за ее «старения» (Боже мой, неужто мужчины не стареют?.. Вот умора-то!)…
Давно не читала ничего более гадкого! Создается впечатление, что современные книжные герои с каждым годом XXI века вбирают в себя все больше и больше гнилостных испарений «века сего», деградируют семимильными шагами, упрощая мир до максимума (вопрос – куда уж дальше? А, оказывается, еще есть куда…) Вот оно – лицо среднестатистического европейца, пресыщенного комфортом, обуржуазившегося (и тут уже просто «отдыхают» мещане Владимира Владимировича Маяковского со своими канарейками и ананасами в шампанском), теряющего человеческий облик… Фауст – просто дитя неразумное, по сравнению с нынешними «интеллектуалами», не верящими ни в Бога ни в черта… Профессия – ремесло для заколачивания «бабла»; женщина – просто станок для извращенных утех стареющих манагеров… Нет света, но есть тьма; нет любви, но есть равнодушие и ненависть; нет любви к собственному ребенку, но есть презрение и отвращение; нет искренних отношений, но есть какие-то ходульные, ненастоящие; нет ничего, чему можно было порадоваться или чем восхититься… Мне ответят: «Ну, что хотеть от такого времени? Какая эпоха, такие и герои». Возможно, это и так.
Но я могу теперь точно сказать, что читать (или даже просто - пытаться читать) современную «литературу» (лично я!) буду все реже и реже. Мне это просто не интересно: ни с эстетической точки зрения, ни с духовной. Я не хочу превращать свои душу и сердце в мусорный бак, куда современные графоманы будут сливать свои больные фантазии, мании и фобии. «Литературный процесс» (во всяком случае то, что получает сейчас разные «литературные» премии) – это нечто, похожее на канализационную трубу, около которой стоят люди и самозабвенно вдыхают зловонные пары, восхищаясь и нахваливая «чудесный аромат»… Одни это делают, может, и искренно, другие – за вполне конкретные деньги, третьи – по собственной глупости (их можно понять, ибо история человечества для них началась где-то в 90-х годах ХХ века, искусства и литературы до их рождения не было вообще никаких, куда уж там Рафаэлю и Рембрандту до Энди Уорхолла!)
В общем, можно бесконечно рассуждать обо всем этом… Ставлю прочитанной книге твердую «двоечку».

Чуть углубившись в сюжет, я подумала, что наверняка ошиблась с выбором книги: разбираться в деле об изнасиловании хорошим мальчиком с тяжелым детством хорошей девочки с не менее тяжелым детством не казалось увлекательным. Но вопреки моим так до конца и не оформившимся прогнозам, книга все же свернула с этого узкого пути и в результате оказалась читабельной.

Хотя в ее центре – судебное дело об изнасиловании, по сути она о другом – о человеческих отношениях в принципе, причем об отношениях более глубоких, чем просто секс, карьера или родительство. Видимо, этот фокус и сделал ее более интересной, чем можно было предположить в начале. А так получилась довольно широкая панорама современной французской, да, наверное, и не только французской, жизни: неверный мир журналистики, старающийся усидеть на двух стульях, «серые зоны» судебной неопределенности, позволяющие трактовать закон в любую сторону, усиливающаяся гендерная дисгармония, проблемы с иммигрантами и религиозным экстремизмом, полный распад взаимных обязательств, эйджизм, сексизм – почти полный набор. Здесь все по-своему травмированы и, читая, думаешь, что все привычные ценности подверглось настолько невозвратной девальвации, что мир человеческих отношений уже ничто не спасет (тем более программа «Loving», придуманная одним из героев), а жизнь в неопределенности превращается в никому не нужный полет без ориентиров. Изнасилование – признак не только личной, но и социокультурной патологии.

Наверное, это хорошая рекомендация книге - сказать, что ее сюжет выводит читателя за свои рамки и принуждает сквозь призму описанного единичного случая взглянуть иначе на мир вокруг себя. Но тут и начинается зона минусов. Сам сюжет - умеренно злободневный и написан неплохо, но трудно не заметить что в текст как бы врезаны новостные заметки о мюнхенских нападениях на женщин в новогоднюю ночь 2016 года, деле Вайнштейна и движении #MeToo, террористической атаке на «Шарли Эбдо», написанные сухим и пристрастным журналистским языком. Когда я на это наткнулась, во мне сразу же зазвучал голос диктора, озвучивающий эти шаблонные фразы именно так, как они в свое время звучали по всем каналам – одни и те же слова, одна и та же идея, одна и та же стилистика. Создалось впечатление, что текст написан двумя разными людьми, и это снизило его в моих глазах, ведь под обложкой обнаружилась беззастенчивая копипаста из Интернета. До этого момента художественные части, составляющие сюжет, были вполне читабельны, но вставки испортили все – сразу и до конца. Скорее всего, сюжету вообще не требовались эти искусственно привязанные к нему контексты, он мог оказаться достаточно сильным и без них, но во имя актуальности автор решила иначе («какая ж песня без баяна!»).

Раньше мне не приходилось читать романов К.Тюиль, поэтому по первому впечатлению я, пожалуй, не могу решить, прошла ли она мой личный «фэйс-контроль». Видимо, надо прочитать что-то еще, просто полагаться на видимость и кажимость не хочется. Пока могу сказать лишь, что читается все это легко и современно, но ощущение, что тебе вместо беллетристики впарили чуть обработанную документалистику, мне не понравилось. Наверное, для меня это слишком современный и экономный способ писать книги…

Центральной темой этого романа является судебный процесс о сексуальном насилии (отчасти вдохновленный делом Стэнфорда 2016 года), но который легко связывает террористические атаки во Франции с новогодним сексуальным нападения в Кельне, различие социальных классов, а также религии, «эйджизм», общее присутствие социальных сетей (Twitter, Instagram, Facebook), движение #MeToo, раскол в феминистской среде и - полное отчуждение человека.

Жан (чрезвычайно известный политический журналист, одержимый своим старением и имиджем) и Клэр (известная писательница-феминистка, не похоже, что у нее был ребенок) Фаррелл вместе со своим сыном Александром (успешным студентом инженерного факультета Стэнфорда) образуют яркое и успешное семейство - образец. Обычно мне нравятся книги про обычных людей, официантов в двухзвездочных отелях, ночных носильщиков, и мне скучно с этим штампом "успешный").

История начинается относительно безобидно, пока все не рухнуло посередине. Это было похоже на невозможность отвести взгляд от автомобильной аварии.

Александра обвиняют в изнасиловании (Мила из ортодоксальной еврейской семьи и из более низкого социального класса). Ой!
СМИ с нетерпением ждут развенчания образцового семейства, особенно потому, что Жан обиделся на своего бывшего телевизионного директора, а Клэр также сделала неуклюжие заявления о том, что изнасилования в Кельне были продуктом исламской культуры, объектом которой являются женщины.

Начинается длительный процесс, невообразимое вмешательство общества в него - потому что это уже не противостояние интерпретации событий, имевших место между двумя молодыми людьми (независимо от того, был ли половой акт насильственным или нет), а противостояние социальных классов (там видимая разница в непринужденности и элегантности выражения лица жертвы, психически хрупкой и едва закончившей среднюю школу, а также обвиняемого, уверенного в себе молодого человека с элитным образованием перед присяжными), а также белых молодых блестящих мужчин, которых защищают как полярные медведи по справедливости («не будем портить его светлое будущее») по отношению к женщинам («ну, она получила то, о чем просила, не сопротивлялась и не кричала»). Ситуацию не облегчают выдуманные события, которые представила Мила, убежденная, что ей никто не поверит.

Сексуальное насилие остается «серой зоной» в судебной системе, и его медиатизация как никогда актуальна для скандалов, которые уже не только являются причиной социальных событий, но и их последствия.

Написано хорошо, никаких излишеств, но исследованны многие актуальные и социальные темы: место женщин, молодежь, власть и имидж, конфликт поколений и родительская роль, смешанная семья, старость и ее последствия.

Отличный, умный роман.

Под завязку немного отсебятины. У меня сын и дочь, поэтому я примеряла на себя поведение родителей обеих сторон. Даже не поведение, а что посоветовать своим детям.
И вот будь проклята эта «серая зона»! Как мать сына, я постоянно задавала себе вопрос, как предостеречь его от такого кошмара. В самом деле, ведь невозможно записывать согласие девушки перед сексом!
Да и для дочери у меня нет совета, кроме как не оставаться с парнем наедение, вечером-ночью, после принятых горячительных напитков.

Когда считаешь, что ты сам волен думать всё, что тебе заблагорассудится, надо быть очень осторожным, чтобы тебе в голову не пробралась потихоньку чья-то чужая, переодетая мысль...

Продолжаем знакомство с историей чёрного континента. Правда, на этот раз несколько опосредованно.

Альфа Ндие и Мадемба Диоп — больше чем братья. Они всю жизнь делили на двоих. Но справиться ли их единение душ с последним испытанием: войной за чужую страну на чужом континенте?

Историю рассказывает Ндие. В один момент его сознание раскалывается надвое, он разрушен безумием, творящимся вокруг, и пытается создать свой мир заново, вспоминая прекрасное прошлое в Африке у реки Сенегал.

Это нельзя назвать романом, скорее это кровавая повесть о первой мировой войне глазами бедолаги-сененальца, который и сам не понимает, что он забыл в этом аду.

Не смотря на всю кровь, грязь, смерть книга мне понравилась некой наивностью рассказчика, его трезвым взглядом на войну. Особенно зацепил момент, что среди всех безумцев на поле боя он самый безумный среди них кажется самым нормальным и трезвомыслящим. А ещё зацепил образ капитана Армана как ревнивого любовника войны, который разглядел в Ндие своего соперника и попытался от него избавиться.

На войне, когда возникает проблема с кем-то из своих, его убивают руками врагов. Так удобнее.

Я не могу рекомендовать эту книгу к прочтению потому что, во-первых, не все смогут осилить подробно расписанную мерзость войны, а, во-вторых, не все продеруться сквозь очень необычный стиль повествования с множеством повторений одних и тех же мыслей и образов. Решает каждый сам. Хотя книга небольшая — мне хватило двух часов, чтобы прочитать эту печальную историю про дружбу и любовь, разрушенные чужой войной.

Из истории выбора этой книги для совместного чтения:
- Кать, а я вот Бегбедера предлагаю.
- ...
- Нет, ну не самые массовые франки и недолговечные любови. Давай попробуем WotW, это про 11 сентября. Да, у того самого Бегбедера. Должно быть что-то необычное.
- Конечно, давай! Наверняка он серьезно изучал эту тему, если решился по ней писать книгу. Это точно будет интересно и без тиражируемого в других книгах цинизма.

Через год на обсуждении:
- ... гадость
- ...редкостная
- Что это было и зачем?
- И главное, зачем делать это так отвратительно?
- Ты про секс?
- Эм, нет, это то как раз логично было.
- ...
- ...

И все же:
Это было отвратительно тчк
Я искренне верю, что человеку в этом мире доступно практически все. Во всяком случае, если верить, что мы живем в мире, который помнит о существовании Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Без странностей об оскорблении отдельных групп или просто без права сильнейшего.
Но есть вещи, паразитировать на которых, как мне кажется, равносильно плевку в лицо умирающего или равнодушному пинку новорожденного щенка.
Трагедий, подобных 11/09, одновременно не так уж много и много катастрофически. Потому что каждая лишает людей их близких, заставляет стариков хоронить своих детей, матерей объяснять малышам, почему папа не вернется домой, а выживших жить сломанными и разбитыми.
Эту боль ничем не смыть и не зачеркнуть. Я в мельчайших деталях помню то одиннадцатое сентября, как и дни других терактов. Помню, как мы с мамой после школы забирали брата из сада и, пока он одевался, я смотрела у охранника по телевизору, как горят башни. Помню, как месяцами не могла заснуть по ночам, потому что боялась, что ночью какой-нибудь самолет лишит меня семьи. Помню ужас и беззащитность, которыми было пропитано все.

А потом я открываю книжку писателя Бегдбедера, и меня тошнит. То есть не так. Сначала я вздрагиваю от едкого дыма, плавящихся стен и задыхающихся детей. Смотрю, как падают с неба люди и бьются в запертые двери смертники башен. А потом я вижу в каждой строчке мерзкого человека, настолько заполненного самолюбованием, что он не может удержаться и не впихнуть в каждый миллиметр свободного пространства текста себя. С цинизмом от которого колотит похлеще чем от всего остального писатель чередует абзацы об умирающих людях с псевдофилосовской фигней. Очень много себя, очень много жалоб и нелепых поз.
И нет души.

Хочется заняться своей головой? Окей, можно написать книги о себе, оставив только часть с посиделками в кафе. Не хочется писать такое, но нужно выговориться? Окей, на психоаналитика денег хватит, я думаю.
А мучительнейшая смерть людей не арена в цирке.

Главные герои книги принадлежат к довольно привилегированной прослойке жителей Парижа, да к тому же еще и профессии их связаны с выступлениями в публичном поле. Поэтому читатель погружается в постоянное обсуждение злободневных политических и социальных тем, волнующих общественность.

В какой-то степени журналистика — это умение регулировать давление. Давление тех, кто жалуется на статьи и репортажи, которые их не устраивают, кто, подвергшись малейшей критике, считает себя оболганным, политиков и их подручных с их «телефонным правом», оскорбительных писем читателей, грозящих отказаться от подписки, заартачившихся журналистов...

Я убедилась, что современные французы ничуть не менее свободолюбивы, чем, к примеру, пламенные революционеры из романов Виктора Гюго, и весьма чувствительны к оттенкам слов в полемике, и потому журналистам постоянно приходится опасаться обвинений то в лизоблюдстве, то в в двуличии.
Но в последнее время в политической и социальной жизни появилось и кое-что еще -

«новоявленный тиран — социальные сети с их сокрушительным оружием — массовым осуждением».

Секс — это «взрывная волна, сметающая все на своем пути», — заявляет Карин Тюиль в самом первом предложении книги, а затем тема секса в современном обществе затрагивается с самых разных сторон.

С одной стороны, «мода на нравственность... охватила политический и медийный мир». Да и призывы феминисток с декларируемым ими равенством полов все более слышны.
Но одновременно мы видим, что для женщин секс с влиятельным мужчиной по-прежнему является мощным социальным лифтом.

Или, к примеру, вопрос согласия женщины на секс...
Хотя во Франции эти вопросы не настолько строго отслеживаются, как в США, но никогда нет гарантий, что после, казалось бы, приятно проведенной ночи мужчину не обвинят в изнасиловании.

По иронии судьбы главной героине Клэр (жене и матери), отстаивающей принципы феминизма, в конце книги приходится с горечью осознать,

«насколько не соответствуют друг другу провозглашаемые гуманистические принципы и повседневная реальность».

В заключение скажу пару слов по поводу того, почему моя оценка данной книги не слишком высока.
Во-первых, роман, конечно, читается очень легко, но его стилистика, по моим представлениям, не слишком-то похожа на настоящую литературу в высоком смысле слова. Автор нарушает принцип "не рассказывай, а показывай" - судя по всему, Карин Тюиль в основном тяготеет к тому, чтобы только рассказывать.
Кроме того, основную часть романа занимает описание

Хулиганство чистой воды! Когда все шутки приправлены разными отсылочками для посвящённых (нет, конечно), случается настоящий катарсис! Внешняя аляповатость текста не усложняет чтения. Наоборот, различные междустрочные намеки и подмигивания только повышают интерес. 

Все начинается, как типичный детектив, где есть место и Холмсу, и Ватсону. Однако у Бине все немного иначе: мозг расследования — субтильный, зубрилка Симон, а сила и мощь всего предприятия — полицейский Байяр. Собственно, им суждено ввязаться в расследование загадочной смерти Ролана Барта и пройти через огнь, воду и медные трубы, чтобы хоть что-то узнать о многострадальной и вожделенной «Седьмой функции языка».

Почему из-за нее совершается череда абсурднейших убийств? Кому она вообще нужна? В чем суть этой функции? И при чем тут русский лингвист Якобсон?

Потом первое сыщиковско-дойловское впечатление распадается. Ведь Бине не ограничивается одним жанром. Он играет с литературой, потешается над семиотикой, пародирует, иронизирует—в общем, пускается в пляс вместе со своими оголтелыми персонажами.

На страницах романа мы воочию видим весь свет (читать:клоаку) интеллектуальной элиты 70-80 годов XX века. Здесь Мишель Фуко придаётся разврату, плеяда философов ему вторит — и все у всех хорошо. Появляется даже неотразимый professore Умберто Эко, который предстаёт перед удивленным читателем в неожиданном амплуа ритора высшего класса.

Книгу Лорана Бине можно сравнить разве что с гремучей смесью, где есть и философские поединки, и шпионские слежки,и тайные организации, и вакхические пляски. Причём все это выглядит так естественно, так непринужденно.

Браво, Лоран Бине! Браво!

Автор взялась за крайне сложную тему и блестяще воплотила ее во всей полноте. Мужчина и женщина оставляют своих прежних избранников во имя своей любви. У обоих взрослые дети, которые вынуждены изредка контактировать. Все намекает на семейную драму, но внезапно это превращается в историю об изнасиловании и так называемой серой зоне согласия. Я не юрист, но на взгляд обывателя эти дела кажутся одними из самых сложных: с одной стороны понятие согласия довольно расплывчато, с другой сфера межличностных отношения очень тонкая, а с третьей - урон, нанесенный жертве бесконечно велик, но формально неизмерим. Вторая часть романа представляет собой скрупулёзно воспроизведенный судебный процесс.

Тема актуальная в наши дни и в какой-то момент ловишь мысль, что сейчас пойдет довольно однобокая история с metoo и феминистками, но нет. И в этом мастерство автора: она действительно осталась объективной. Несмотря на то, что на суде приводятся показания девушки, и читать это, конечно, тяжело, Тюиль все же рассматриваемая ситуация интересует больше не с психологической, а с социальной точки зрения. Поэтому фигура девушки и ее семья отходят на второй план, мы теряем их из виду, едва заканчивается судебный процесс, да и во время его происходящее мы видим с точки зрения Александра и его родителей. Перед нами человек, который искренне считает, что был, возможно, несколько резок и прямолинеен, но уж никак не совершил насилия. Почему? Потому что она не сказала "нет", не убежала, не оттолкнула. Мы так и не узнаем, что произошло по факту, обе стороны можно понять, и лучше всего эта ситуация интерпретируется в речи защитника, ссылающегося на разное отношение к сексуальным отношениям со стороны привлекательного молодого мужчины, завсегдатая вечеринок, живущего в Америке, и еврейки, долгое время жившей в общине, в Израиле, с религиозной матерью. Ясно, что они по-разному интерпретировали то, как и к чему шел их совместный вечер. Так что виновен ли и насколько - вопрос остаётся открытым, автор не выносит суждений.

Хотя кое в чем, кажется, она все же выдает свое отношение.

Фигура отца обвиняемого просто вопиет о потребительском отношении к женщине, он прямо-таки иллюстрация мужского шовинизма, притом в совершенном варианте: не унижает, не высказывает сомнительных идей, не домогается... Но все в его отношении даже к самой любимой женщине настолько пропитано нарциссизмом, что угадывается причина, почему этот герой вообще оказался в романе. Легкость, с которой он потакает своим желаниям и оправдывает отступление от обещаний другим и самому себе, поражает. Даже любовь для такого человека несколько искаженное понятие, определяемое через "я", а не через объект любви: я ее хочу, она мне нужна, в моей жизни без нее все не так. При этом ее потребности годами отбрасываются им как второстепенные.

Есть и другой родитель, более, казалось бы, сознательный. Клер, мать Александра, писательница и практически специалист по вопросам этики. Но она оказалась в ситуации настолько противоречивой в этическом отношении, что такого никому не пожелаешь. А с другой стороны не сталкиваемся ли мы с этим в жизни регулярно, только не в таких драматичных эпизодах? Всякое требование возмездия меркнет, стоит лишь представить, что оно обращено против близкого тебе человека, особенно твоего ребенка. Виновен он или нет? Если да, то как на это реагировать? Клер терпит поражение в собственной жизни, потому что не может соответствовать своим же моральным критериям. И это усугубляется тем, что она публичный человек. Поднимается проблема того, что сегодня в многообразии медиа и социальных сетей, человек оказывается перед необходимостью высказываться быстро и по любому поводу, что влечет за собой временами необдуманные ответы и, как следствие, пятна на репутации, которые остаются с тобой навсегда.

Думаю, эта книга будет интересна многим, потому что тема эта в последние годы особенно остро стоит, но при этом преподносится она очень односторонне. Почему-то всякая наболевшая проблема, получив ход, разворачивается в таких масштабах, а дискуссии и формы борьбы принимают настолько уродливые формы, что вызывают обратную желаемой реакцию. Сколько женщин заявляют, что они не имеют ничего общего с феминистками, потому что это движение дискредитирует себя излишней агрессивностью отдельных представительниц? Скольких раздражает киношная повесточка, хотя раньше они были абсолютно нейтральны в лгбт? Почему ущемление одних в итоге превращается в ущемление других? Но Карин Тюиль, по-моему, удалось сохранить нейтралитет на очень зыбкой почве, а это далеко не у всех получается.

Молодость, красота, сила: критерии у физической любви ровно те же, что у нацизма

Этот фантастический роман до горечи реалистичен. А истина в том, что старость - не радость. И также верным является то, что

После пятидесяти жизнь только начинается, это правда; только вот кончается она в сорок.

Стареющий комик кружится, пытаясь поймать золотые листья, а в руках тают снежинки.
Он хватается за ускользающую любовь, желая всепоглащающего чувства, а получает или...или. Или безумный секс, или платоническое чувство. А Даниэль хочет всего и сразу. И чтобы формы упругие, и чтобы душа чиста. Это эксклюзив и даётся немногим.
Проблема, которая касается всех, просто некоторых с отсрочкой. Все мы независимо от пола, социального положения и количества денег болезненно переживаем старение. Смерть нас откровенно пугает, как бы мы не внушали себе, что ''когда мы есть, ее нет, когда она есть, нас нет''.

Что нас действительно волнует, это обстоятельства нашей смерти; обстоятельства рождения — вопрос второй.

Ещё мы больше всего хотим быть счастливыми, и в погоне за неведомым счастьем забываем жить. Но правда в другом.

Во всяком случае, любому незаинтересованному наблюдателю ясно, что человек не может быть счастлив, что он ни в коей мере не создан для счастья, что единственно возможный его удел — это сеять вокруг себя страдание, делать существование других таким же невыносимым, как и его собственное.

Трагичная жизнь с хрупкой надеждой. Жизнь, где нет места любви, Богу, состраданию, детям.
Жизнь, где все эти понятия заменяет собака.

Что есть собака, если не устройство для любви? Ей дают человека и возлагают на неё миссию любить его; и каким бы мерзким, гнусным, кособоким или тупым он ни был, собака его любит.

Даже на фоне гибели цивилизации гибель человека всей равно выглядит ужаснее, когда обьектив приближает его искаженное страданиями лицо.

Грустная вещь — крушение цивилизации, грустно видеть, как тонут её лучшие умы: поначалу чувствуешь себя в жизни не слишком уютно, а под конец мечтаешь об исламистской республике.

Читайте! Кочайте укоризненно головами и цокайте языками, чтобы, не дай Бог, о вас так не подумали, а в глубине души оплакивайте себя! Или же попробуйте пойти путём Любви и Сострадания.

«Видит Бог, надо быть сумасшедшим, чтобы с воплем выскакивать из земного брюха. Ведь пули противника, это шарики, падающие с металлического неба, не боятся воплей, им не страшно пробивать головы, вонзаться в мясо, ломать кости и обрывать жизни. Но временное помешательство позволяет забыть правду о пулях. Временное помешательство на войне – родной брат храбрости»

Французский писатель Давид Диоп своим дебютным романом сорвал литературный джекпот: в 2018 – Гонкуровская премия лицеистов, в 2021 – Международная Букеровская премия. Кто-то узрел в этом сплошную конъюнктуру (главный герой – молодой сенегалец, сражающийся в Первой мировой на стороне Франции), кто-то разглядел у Диопа дар рассказчика, способного говорить за тех, кому в рамках мировой литературы никогда не давали слова (известно, что на написание романа автора вдохновила история его сенегальского деда). На мой взгляд, успех книги кроется в том, что автор не только подыграл западному читателю, выдав ему бинго, каждая клеточка которого заполнена стереотипом об африканской литературе, но при этом ещё и удивил его, собрав все элементы этого бинго в нечто новое на старую, как мир, тему.

Альфа Ндие – один из 135 тысяч сенегальских тиральеров, отправившихся в Европу в составе стрелковых батальонов. Став свидетелем медленной и мучительной смерти своего друга детства и «больше чем брата» Мадембы Диопа, молодой человек лишился рассудка и решил вести свою собственную войну. Каждый вечер Альфа, вымазанный в грязи, вылезал из окопа, пробирался на территорию противника и убивал одного немца, после чего отрезал ему руку, сжимающую винтовку. Сражающиеся с сенегальцем плечо к плечу белые и «шоколадные» довольно быстро перестали считать разлагающиеся руки чем-то прикольным, и сыскавший славу хорошего воина Альфа в мгновение ока превратился в их глазах в подозрительного африканского колдуна.

На страницах романа дикое желание африканца убивать абсолютно безуспешно противопоставляется французской «цивилизованной войне»: и автор, и герой, а вслед за ними и читатель не видят разницы между брюхом, вспоротым на поле боя, и брюхом, разодранным в окопе. Мало того, прекрасно понятно, что сам Альфа вряд ли в состоянии отличить врага-боша от друга-француза. Светлокожие и голубоглазые, все европейцы для него на одно лицо, их язык одинаково непонятен, а культура чужда. Колониализм превратил тело сенегальца в собственность Франции, отправив его воевать за чужую землю, однако сознание героя не претерпевало никаких изменений до того, как столкнулось с мясорубкой европейской гуманности.

Напевно-ритмизированное, наполненное повторами повествование воздействует на читателя гипнотически. Границы реальности потихоньку стираются, прошлое и настоящее вдруг оказываются в одной точке. То, что когда-то казалось бредом, начинает восприниматься как вполне адекватное объяснение происходящего. Непреложная истина остаётся только одна – ночью вся кровь и вправду чёрная.

Эта совсем маленькая книга не стала для меня чем-то особенным. Писатель Саша, в прошлом любитель автостопа начинает новую жизнь и встречает давнего товарища, с которым немало исколесил дорог. У товарища уютный дом, хорошая жена и замечательный сын. Вроде бы дом полная чаша, но натура автостопщика не даёт ему покоя. Он срывается каждый раз и уезжает. Уезжает без причин, без скандалов, он не может иначе.

Похоже, автостопщику было просто необходимо, чтобы его путь постоянно приходил в соприкосновение с путями других. Как будто его аппетиты, его любопытство, его ненасытность не позволяли ему отказаться от максимально возможного количества встреч, словно это было для него вопросом выживания. Быть может, он отчетливее других сознавал, какое множество людей брошено одновременно с ним в безумный водоворот существования.

Оставляя Сашу, жену и сына, он уезжает путешествовать, он ищет других людей, он ищет новые дороги и пытается заполнить существующие пустоты. Он "перекати поле", ему мало спокойной и размеренной жизни, его зовут дальние дали, он толком не спит, не моется, ночует порой прямо на земле, а в лучшем случае в каком-нибудь богом забытом придорожном мотеле.

Обещанного любовного треугольника я не ощутила. Автостопщик, у которого даже нет имени, просто освободил место в своей семье для Саши. Он постоянно напоминал о себе открытками и фотографиями, и продолжая жить без него, они постоянно чувствовали его присутствие.

В книге нет толком диалогов, они не оформлены как мы привыкли их видеть, нет страстей и надрыва. Все очень спокойно, размеренно и скучно.

Человек, который был не на своём месте, обрёл свободу, он жил за других и канул в Лету. Где он, что с ним стало? Он словно растворился в бесконечной карте дорог...

Мне кажется, эту книгу стоит читать тем, кто либо пережил кризис среднего возраста, либо к нему приближается – уже чувствует его вкус и знает, какого он цвета. Потому что иначе, видится мне, она может показаться пустой тратой времени. Мне книга очень понравилась) Очевидно, я кое-что знаю о кризисе среднего возраста)) Глубинное разочарование в пронесённых через жизнь ценностях, тоска по свободе и одновременное осознание иллюзорности этой свободы, вопросы о том, что уже поздно, и ощущение, что поздно уже всё. Детская потерянность взрослого человека. Мне кажется, не пережив этих чувств, будет сложно понять, о чём всё это.

Хотя чего это я? Книга даже и не про кризис среднего возраста)) Просто именно этот кризис, на мой взгляд, многое в ней определяет. Несмотря на то, что она называется «По дорогам», главный герой в ней большую часть времени сидит фактически на одном месте. Сидит и мучается – наблюдает, как человек из его прошлого, некогда заядлый автостопщик, возвращается к своей забытой страсти и начинает всё чаще бросать налаженную жизнь и вырываться на свободу – ловить машины и путешествовать по Франции дикарём. Что самое интересное, сами эти путешествия толком не описаны. Они состоят из перечисления бесконечных топонимов и историй случайных водителей – из миллионов маленьких деталей чужих жизней, с которыми пересекается автостопщик.

Пытается ли он таким способом вернуть молодость – убежать из настоящего в прошлое? Ищет ли он лекарство от одиночества? А ведь это самое лучшее лекарство! Трудно разочароваться в человеке, с которым ты проводишь в дороге всего несколько часов. Ты успеваешь увидеть лишь его верхний слой, самые яркие штрихи его жизни, и уже прощаешься – ты словно снял сливки с ваших случайных отношений. Эдакий духовный one night stand))

Автостопщик словно заполняет себя обрывками чужих жизней. Но разве он не может заполнить себя своей собственной? Возможно, есть люди, которым одной жизни недостаточно. Ведь все мы разные, в конце концов. Есть люди, которые уезжают, а есть люди, которые остаются (с). И кто из них живёт «настоящей» жизнью? Я думаю, каждый) И в этом словно бы противоестественном разнообразии и есть, мне кажется, самая большая сложность принятия мира таким, какой он есть.

Горизонталь дорог и вертикаль городов. Переплетение путей и домов. Одновременное движение и застой. Сюжет здесь – это как неподвижно стоять на земле и понимать, что сама она в этот момент движется. А ещё тут миллион деталей. И все они имеют цвет, запах, вкус и настроение. И все они создают жизнь вокруг нас. Роман удивительно французский. И финал у него тоже поистине французский. Знаете, эдакий широкий, немного сказочный и ироничный жест, который заставляет о многом задуматься. И под иным углом посмотреть на всё сказанное раньше. Почти как билет в кризис среднего возраста)

Действие романа происходит во Франции в первой четверти 20 века и затрагивает события, связанные с Первой мировой войной.

Матильда Донней с детства прикована к инвалидной коляске. Её жених Жан Этчевери, которого все называли Манеш, в восемнадцать лет ушёл на фронт и не вернулся. В похоронке значится лаконичное: «Убит врагом». Сержант Эсперанца рассказывает Матильде что Манеш был «самострельщиком» — так называли тех, кто наносил сам себе ранение, чтобы получить увольнение. Его и ещё четверых солдат осудили и приговорили к смерти, но расстреливать не стали, и в ночь на 7 января 1917 года выбросили на нейтральную территорию между французами и немцами, "предлагая" неприятелю исполнить приговор.

В завязавшейся на следующее утро бойне все пятеро приговоренных, должно быть, погибли, — так считает сержант Эсперанца. Однако что-то в его рассказе вселяет надежду в сердце Матильды. Она уверена и чувствует: её жених не погиб, он жив и только ждёт, когда Матильда найдёт его.

Себастьян Жапризо не приукрашивает ни тогдашних событий, ни солдатского быта, ни изображаемых им героев.

До войны он был иным, совсем не похожим на сегодняшнего... Он был таким бесстрашным, таким благородным в своей молодости, что всей родне казался способным обмануть смерть... Но однажды летом перед Бюскуром какой-то шальной снаряд упал в нескольких метрах от той самой траншеи, по которой он пробирался теперь. Взрывом его не задело, только подбросило вверх. Очнувшись весь в крови товарища, изуродованного до такой степени, что его невозможно было узнать, он в ужасе кричал, выхаркивая этот ужас вместе с набившейся в рот землей, смешанной с чужой кровью и плотью... На другой день он успокоился. Только иногда беспричинно вздрагивал, и все.

Книга пронизана антивоенной направленностью. Эти пятеро солдат, приговоренных к смерти - человеческие букашки в месиве войны. Нужно ли писать многотомник о жизни букашек и каждой погибшей букашке воздвигать надгробие с её полным именем латиницей? Достойна ли любви каждая человеческая букашка из миллионов безымянных, полёгших в Первую мировую войну? Каждый решает сам.

Матильда разыскивает Манеша - маленького жалкого Манеша, солдатика, Василька, для всех букашку, - все убеждают её, что искать ТАК - абсурд. Просто они не видят целого мира в "букашке". А Матильда видит. И Жапризо доказывает, что она права, что Манеш достоин, тысячу раз достоин таких поисков. Для всех Маниш один из многих - для неё величайшее сокровище.

Слезливая и сентиментальная история. Детективная линия в романе не особо выражена, автор больше раскрывает характер и мотивы каждого своего персонажа. Неоднозначные образы героев.

«Говорят, что Жиль Делёз
Жил без почек и желёз
И на память Дерриде
Подарил свои труде»
⠀
Что будет, если скрестить частушки Псоя Короленко и романы Дэна Брауна? «Седьмая функция языка» Лорана Бине! Конспирологический детектив с частой сменой локаций, главные герои которого – звёзды французской философии 70-80х годов прошлого века.
⠀
Не знаю, успел ли Умберто Эко пожать руку Бине, но должен был бы, ибо «7я функция языка» – «Имя розы» 21 века. Понимание, или даже, скорее, метод прочтения текста целиком и полностью зависит от того, насколько читатель знаком с биографией и трудами действующих лиц романа. Это значит, что если вы в постструктурализме и его «звёздах» ни в зуб ногой, деконструкцией на досуге не занимаетесь, читать эту книгу всё равно можно, просто поводов для смеха будет куда меньше, а обращений к Википедии – больше (сомневаюсь, что кому-то она не понадобится вовсе!).
⠀
Итак, что же ждёт вас на страницах «Седьмой функции языка»? Трэш, угар и содомия! Готовьтесь к обдолбанному в хлам Мишелю Фуко, жаждущей устроить вакханалию Донне Тартт, подозрительным болгарам и отрезанным тестикулам! А какие тут сцены секса… Юпитерианские!
⠀
Но помимо глумления над французской интеллигенцией и довольно абсурдного расследования дела об убийстве Ролана Барта и хищении таинственной рукописи из его кармана есть в романе и кое-что ещё. Это и размышления о языке, и вопрос о том, чем же реальность отличается от романа, и попытка вывести семиологию в жизнь, за пределы научного знания, и указание на то, что некоторые философы порой слишком отрываются от реальности и зачем-то создают свой язык, который на самом деле является дублированием уже имеющегося (ах, кто бы мне подарил переводчик с хайдеггеровского!).
⠀
В общем, если вы время от времени любите погружаться в постмодернистские игрища так же, как люблю это я, «Седьмая функция языка» обязательно должна появиться на вашей книжной полке!

Это не просто книга. Это настоящее событие.

Великий лингвист Роман Якобсон выделил шесть функций языка — донесение информации, передача эмоций, описание и т.д. Лоран Бине решил пофантазировать насчет того, что Якобсону также удалось открыть секрет седьмой функции — магической, позволяющей преобразовать слово в реальный результат. Якобсон якобы записал свой секрет на листике и поделился им с французским коллегой Роланом Бартом.

Понятное дело, что обладание таким секретом — это даже круче, чем обладание атомной бомбой на излете Второй мировой войны. За листиком Барта, информация о котором просочилась в высшие сферы, начинают охотиться сильные мира сего. Конкуренция нешуточная — тут и желающий сохранить свой пост президент Жискар д'Эстен, и мечтающий подвинуть Жискара Франсуа Миттеран, и болгарская разведка, и загадочные японцы.

При этом политики и силовики, понятное дело, мало что понимают в работах Якобсона, поэтому рекрутируют на помощь звезд из академической среды. Так на страницах романа появляются титаны уровня Мишеля Фуко, Жана-Поля Сартра, Юлии Кристевой — даже к великому Умберто Эко в Болонью заехали. При этом все эти персонажи не просто "появляются", но и играют какую-то важную роль, а текст насыщен аллюзиями на их основные работы. Так, Эко оговаривается о "смерти монаха", Альтюссер убивает жену, а в США нам показывают молодую аспирантку Донну, приглашающую друзей-студентов на реконструкцию античной вакханалии. Да и начинается все с гибели Барта — иными словами, смерти автора "Смерти Автора"!

Таких аллюзий в книге огромное множество. Я такое просто обожаю, поэтому оторваться от романа Бине не мог и проглотил все буквально за сутки. При этом отдаю себе отчет в том, что кому-то книга может и не понравиться — все-таки порог вхождения тут довольно высок. С другой стороны, если вы не поймете 2-3 отсылки на Фуко и Деррида, это не беда — сама по себе детективная интрига весьма неплоха и без литературных украшательств, а уж чарующий мир дискуссионного клуба "Логос" — это вообще вишенка на торте (кстати, очень понравилась идея отрубать проигравшему в диспуте палец — это обязательно нужно внедрить в российском баттл-рэпе).

Единственной червоточинкой для меня стала нескрываемая симпатия автора к левакам (неудивительно, он открытый коммунист). Лично я нахожусь на совсем уж противоположных позициях, для меня Жискар определенно ближе Миттерана. Поэтому иногда чувствовал легкое раздражение, но это так, мелочь.

В целом же для меня тут был чистый восторг. После довольно спорной "HHhH" ожидал от Бине чего угодно, но только не такого шедевра.

5/5, в любимые

"Возможность острова" - дистопия, жесткий прогностический роман Уэльбека.

О чем сам роман? Конечно же, как водится у автора, о любви (или лучше о возможности её как таковой?), сексе, о коммуникации, о старении и молодости. Стиль автора стал более зрелым, взгляд более философичным, слово более едким, а прогнозы очень достоверными. Пожалуй, стоит присмотреться не только к музыке слова, социальным и философским идеям, но и к взгляду устремленному в будущее.

В сюжетном плане нарисован мир, где человечество уничтожило себя. Новая раса людей была усовершенствована искусственно (собственно обо всем этом мы узнаем из комментариев клонов, которые контактируют друг с другом лишь виртуально, и жизнеописания первого прототипа - Даниэля1). Интересен сценарий подготовки к уничтожению людей: появилась новая религия, которая дольше всего не могла справиться с исламом. Вроде бы все прискорбно, но...

Несмотря, на минусы человеческой жизни, у нее есть также множество плюсов, где есть место страданиям, также есть место и удовольствиям. А искусственный мир, мир без эмоций, где все рационально и расписано, а общение возможно лишь виртуально, делает людей не менее одинокими, чем в наш век. Соответственно они и через две тысячи лет будут искать свой остров счастья, бежать от искусственного мира навстречу опасностям и эмоциям.

Уэльбек, конечно, продолжает удивлять, с удовольствием прочту его "Карту и территорию" и буду ждать новый роман "Soumission".

Катастрофы полезны: после них хочется жить.

11 сентября 2001 года разведённый техасский миллионер и плейбой Картью Йорстон привёл на завтрак в ресторан своих двух маленьких сыновей, чтобы показать им лучшую панораму Нью-Йорка, открывающуюся из окон 107 этажа Северной башни Всемирного торгового центра. В 8:46:40 на скорости приблизительно 790 км/ч первый самолёт врезается в эту самую башню. Здесь и начинается «Windows on the World» — хроника последних часа сорока пяти минут из жизни главного героя и его детей между авиакатастрофой и обрушением Северной башни. Тщетные поиски путей к спасению. Иллюзия игры в катастрофу, которой отец пытается успокоить детей. Разнообразные человеческие характеры других людей, столь по-разному проявляющиеся в эти минуты. Всепоглощающее отчаяние. И смерть. Добро пожаловать в настоящий ад.

Я думал, что делать детей – лучший способ победить смерть. Ничего подобного. Можно умереть вместе с ними, и тогда никого из нас как будто и не было на свете.

Книга мастерски поделена на короткие главы, начиная с 8:30 утра, когда Картью прибывает в здание со своими детьми, до 10:28, когда Северная башня рушится. На протяжении всех этих часов, помимо поисков того, как сбежать или спастись, главный герой рефлексирует и задает себе много вопросов о том, как он жил и правильно ли он поступал:

Если б я знал, что подохну здесь, я бы жил иначе. Я бы любил без презерватива. Я бы раньше ушел от Мэри, больше путешествовал, попробовал опиум и героин. Я бы меньше учился и тратил меньше времени на талассотерапию. Я бы чаще пытал счастья с женщинами, вместо того чтобы все время трястись – а вдруг меня унизят. Я бы мог стать гангстером, грабить банки, а не тупо подчиняться законам. Я бы женился на Кэндейси, чтобы она стала прелестной вдовой. Я бы не бросил курить. Что сохранять-то? мое здоровье? Я бы создал рок-группу – лучше сдохнуть с голоду, чем заниматься нудным ремеслом ради денег. Я бы гораздо раньше подсидел своего босса. Я бы жил в Нью-Йорке, носил длинное черное пальто и солнечные очки глубокой ночью, круглый год мазался кремом для загара и обедал в ресторанах, где, наверное, кто-то отключил электричество, если только это не короткое замыкание: почему в богатых странах они вечно освещаются свечами? Бедность – это роскошь богатых. Я бы покупал больше машин: какая гадость эти деньги, я же никогда их не потрачу! Я бы попытался сделать себе клона. Я бы выбрил голову – посмотреть, как оно будет. Я бы, наверное, убивал людей – посмотреть, как оно будет. Я бы, наверное, больше рисковал, потому что мне все равно нечего терять. А может, просто попробовал бы стать лучше.

Я обвиняю общество потребления в том, что оно сделало меня таким, какой я есть: ненасытным. Я обвиняю моих родителей в том, что они сделали меня таким, какой я есть: бесхребетным.
Я часто обвиняю других, чтобы не обвинять себя самого.

От разворачивающейся перед читателями трагедии и снятии напряжения Бегбедер отвлекает нас вставками из своей жизни, в которых он размышляет о своем опыте написания этой книги, о поездке в Нью-Йорк через некоторое время после случившейся катастрофы: ядовито-кислотный взгляд на факты и критика США, которая контрастирует с его родной Францией.

Шокирующий, тревожный, пронзительный, хирургически точный. Этот роман является обреченной попыткой описать неописуемое.

Вечное авторское самомнение! Я бессилен. Моя книга бесполезна, как все книги. Писатель – он как кавалерия, всегда опаздывает.