Рецензии — стр. 2

Всего несколько минут остается до того момента, как в солнечном Стокгольме назовут имя Нобелевского лауреата по литературе 2020 года. Букмекеры в этом году подозрительно переживают за девочек – среди самых главных претендентов наблюдаются и Людмила Улицкая, и Маргарет Этвуд (которая получила Букеровскую премию в прошлом году), и моя фаворитка прошлого года Мариз Конде. Все они занимают первое, второе и четвертое место по вероятности получения премии. А третий по коэффициенту (причем он третий примерно последние 20 лет) - Харуки Мураками. И с одной стороны, уже хочется, конечно, чтобы главный литературный самурай получил свое признание, но пока в этом мире все еще существуют никому неизвестные и никем не читанные 82-летние кенийские писатели (да, Нгуги Ва Тионго’о, я говорю про тебя), то шансов у Харуки почти что нет. Потому что так устроен мир, так крутится эта грешная земля.

Ну а пока у нас еще остается несколько минут до вручения (я болею за Милана Кундеру), давайте вспомним прошлогодних лауреатов. Да-да, именно лауреатов, потому что Шведской Академии в прошлом году пришлось чествовать сразу двух победителей, и за 2018, и за 2019 год. Кто не в курсе, почему премию не вручали в 2018 году, то это очень занятная история. Если вкратце, то супруг одного из членов Академии, шведской писательницы Катарины Форстенсон, французский фотограф Жан-Клод Арно очень активно приставал к девушкам. Приставал так активно, что 18 из них обвинили его в сексуальных домогательствах. Пикантность ситуации же была в том, что Арно не гнушался брать у своей благоверной ключики от помещений, где сидят академики, и прямо на столах, прямо на стульях, на кафедре и так далее. Ситуасьон скандаль терибль, что тут сказать. Пиар-служба Премии наскоро сочинила какую-то невнятную ерунду, про то, что, мол де, некоторые члены Академии разглашали досрочно имена победителей, поэтому мы не будем вручать премию в этом году. Но на передовицах все равно оставался 74-летний французский мастер портрета и пейзажа. Все еще немного пошумело и угомонилось. В 2019 году про это так и вовсе забыли.

Итак, прошлогодним Нобелевским лауреатом 2018 года стала польская писательница Ольга Токарчук (ударение на А – она же полька). Вряд ли бы о ней кто-то слышал в широких литературных кругах, но вот так совпадение – ровно за год до получения самой престижной награды в мире, она также стала лауреатом Международного Букера, очень странной премии, которая выглядит как издевка над теми, кто получить «нормального» Букера не может. Формулировка получения Нобелевской премии – «за повествовательное воображение, которое с энциклопедической страстью представляет пересечение границ как форму жизни». Хм, звучит как аннотация какого-нибудь Нью Йоркера к роману «Бегуны». Ну ладно вам, не хотите же вы предположить, что кроме «Бегунов» академики ничего у Токарчук и не читали? Поверить в это абсолютно невозможно. С другой стороны, в 2016 году они вообще наградили литературной премией какого-то гитариста, так что всяко может быть. В последние годы, напомню, также были условные Леклезио и Транстремер (и Нгуги Ва Тионго’о на подходе) – писатели, наверняка, прекрасные, но, скажем честно, явно не являющиеся такими уж безоговорочными кандидатами на получение премии. Академия, ало, проснись, главный писатель самого большого континента нашей планеты, успешный как коммерчески, так и у критиков, все еще без премии! Сколько, интересно, выпьет Харуки после обеда, когда увидит, как очередной норвежский поэт инвертивным амфибрахием заберет его статуэтку, или что там вообще вручают.

Ладно, давайте вернемся к Токарчук. Ее роман «Бегуны», как вы уже поняли по моему намеку абзацем выше, является основной причиной, почему уроженка Речи Посполитой получила Нобелевскую премию. 65% этой книги – это именно что «пересечение границ как форма жизни». Если разобраться более подробно, то по сути это философско-религиозный нон-фикшн в формате «лоскутный травелог». Польская писательница рассказывает о разных психологических аспектах путешествий (скорее – перемещений), своих самоощущениях (некоторые из них немного freaks me out), ну и в остальном просто генерирует какие-то замечания общего философского порядка. Например, в этой книге есть маленькая глава, лоскуточек, состоящая всего из одного абзаца – Токарчук рассказывает какие 15 минут в сутках самые длинные. Если кому интересно, то с 8.45 до 9.00. Как на это реагировать, я решительно не знаю.

Еще большую сумятицу в читательский разум вносят остальные 35% объема книги. Это небольшие художественные зарисовки малой формы, жанрово разнородные, по смыслу никак не пересекающиеся с основной частью произведения. Ну то есть, чтобы вам стало лучше понятно, то: сначала вы получаете какое-то размышление на пару страниц а-ля «кухонный разговор», затем 10 страниц душного детектива про пропажу человека в Хорватии, а затем – «в организме человека достаточно серы, чтобы убить собаку». Как это все вместе должно работать – я понятия не имею. Но эта аритмия почти сразу начинает укачивать – я вот, например, правда увлекся таинственной пропажей жены и ребенка у мужика в Хорватии, только вошел в ритм, а тут, бам, и мне уже автор рассказывает про аэропорт Схипхол в Амстердаме или про то, как ей запомнился перелет Москва-Иркутск. Зачем, Ольга, ты это делаешь? Расскажи мне лучше, где жена, перестань перебивать сама себя! Pozwól mi to przeczytać normalnie!

Все эти резкие, аки у советского МИГа, смены направления очень плохо воздействуют на читательский вестибулярный аппарат, но есть у «Бегунов» и еще одна проблема. Несмотря на все свои жанровые выкрутасы, произведение Токарчук остается очень монотонным и безликим. Весь этот высокохудожественный ералаш по идее должен как-то резонировать с читателем, но на деле ты просто хочешь, чтобы это издевательство закончилось. Я всю книгу, до самого его конца ждал только одного – завершит ли польская писательница ту самую «хорватскую» сюжетную арку (она, кстати, написана очень талантливо). Но нет, «Бегуны» вялой трусцой добегают до финиша, не ответив ни на вопросы художественных лоскутков, и вовсе не сформулировав ничего значимого в своей нон-фикшн части. Я, возможно, глупость скажу, но «Бегуны» - это та литературная высокая кухня, после которой почти сразу же хочется сожрать литературный гамбургер. И возвращаться в этот дорогой польский ресторан мне точно не захочется. Даже если Токарчук получит еще мастера спорта по фехтованию или какую-то новую премию. Nie, dziękuję, to nie jest dla mnie.

И напоследок, вот главные фавориты Нобелевской премии 2020, choose your fighter:

Мариз Конде – 4/1
Людмила Улицкая – 5/1
Харуки Мураками – 6/1
Маргарет Этвуд – 6/1
Нгуги Ва Тионго’о – 8/1
Энн Карсон – 10/1
Ну и для понимания:
Кормак Маккарти - 16/1
Мишель Уэльбек - 33/1
Милан Кундера - 33/1
Стивен Кинг - 100/1

UPD (14:27): Эээ, кто?

Twoja Kawaherbata

Сегодня перед рассветом я наконец-то возглавила революцию. Ну или не революцию, а бессмысленный и беспощадный бунт. Или не возглавила — мосты, почта и телеграф не тронуты, броневика не выдали — просто громче всех кричала в стихийном порыве, почти не раздражаясь, что чьё-то плечо оказалось вровень с моим, чей-то локоть пролетел мимо носа, чьи-то найки потоптались по любимым конверсам. Да, так всё и было: в одно мгновение вялые и со всех сторон посторонние люди в демократичном демисезонном унисексе, сосредоточенно бредущие по бесконечному туннелю с дёрганым освещением (переход на Павелецкой, что ли?) вдруг встрепенулись, превратились из безликой толпы в боевых товарищей, глотнули эйфории, хором выдохнули и принялись скандировать: «Долой письменную речь! Алфавит — это фашизм!» и ещё что-то вроде «Аллитерация не пройдёт!» - последнее, впрочем, не слишком уверенно. Зато руки вскидывались в упоительно синхронном но пасаране, и на каждой — выставленный вперёд средний палец — это выглядело почти величественно, как ave, caesar. И вы там были, дорогие лайвлибовцы, добрая треть френдленты, не буду показывать пальцем, неприлично. Я уже проснулась, чем кончилось наше общее дело — не доглядела. «Совсем ты кукухой поехала со своим лайвлибом», - благодушно заметил человек, привыкший, когда б ни растолкали, выслушивать всё, что я ни скажу не открывая глаз (не расплескать бы!). Вопреки пугающе-утешительной иллюзии романтиков и потакающих им романистов, мол, если две головы долгое время спят в непосредственной близости, то сны в них экономно распределяются как в одну голову: из одной раздачи, одинаковые, — человек смотрел эротический кошмар с участием, кажется, киборгов-кенгуру и юной Вайноны Райдер — ничего, видите ли, из области коллективного сознательного, ничего революционного либо провокационного, в общем. И, наверное, продолжил, везучий гад, в то время как я — в ожидании полиции мыслей и сизом тумане первой сигареты — стала вспоминать, как и зачем выглядят буквы, пока их к чёрту не отменили ближайшими апрельскими тезисами... Вообще, я не в состоянии ничего придумать самостоятельно, никаких специальных притч, аллегорий и басен, ни малейшего фантастического допущения, ничего из небывшего, поэтому почти никогда и не вру — чесслово! А ещё — во сне невозможно увидеть собственные руки.

Сон этот пришёлся как нельзя кстати, потому что в противном случае и теперь уже - слава морфею подушкам слава - уже в какой-то альтернативной реальности эта рецензия начиналась словами: «Забужко жжот!», что, если не считать завораживающих возможностей множественной «ж», вообще-то ни в какие ворота — ни с точки зрения свежести лексической конструкции (последние носители олбанского в сферическом вакууме подавились печеньками с темной стороны силы, просто оставленными здесь, потому что в любой непонятной ситуации нельзя просто взять и развидеть, чё там у хохлов, Карл! — тот неловкий момент, когда на самом деле нет, но это неточно. Ой всё), ни с шатких позиций читательской добросовестности - потому что ничего такого Оксана Стефановна, гранд-дама современной украинской прозы и поэзии, а также дипломированный специалист по вопросам взаимодействия лирики с эстетикой, конечно, не делает. Но, согласно ущербной аксиоме, приверженность которой есть безошибочный индикатор сиротливо-надменных европейцев с вечной окраины по обе стороны границы: поэтом быть — это факультативно, можно и не быть, а вот гражданином — будь любезен, хоть тресни, и что там у тебя в широких штанинах припрятано — предъяви по первому требованию, вынь да положь — мериться будем. И стоит только сказать, чей Крым, тебе сразу скажут, кто ты, а может и споют. И стоит только в припадке превратно понятого маркетинга сообщить в аннотации к русскому изданию про «иной взгляд на общую историю», как тут же услужливое воображение резонирует — что взгляд этот, конечно же, русофобский и вражеский, специально так злобно прищуренный, чтоб соседям обиднее было — целая книжка для этого, надо брать, чтоб потом взахлёб перелистывать страницы в поисках заветной дичи. Берите, но книжка не для этого. Она — страшно сказать — вообще не про «общее», не про эту вот уродливую дихотомию, когда вдруг с одной стороны косого плетня сплошь фашисты, а с другой — оккупанты, и предъяв с обеих сторон накопилось как говна за баней. Если продолжить линию сельской идиллии — она про законное право каждой избушки на свои погремушки, а если её завершить и вернуться к масштабу 1:1, то книга и вовсе локальная, для внутреннего пользования, она про собственные разборки с памятью, с насквозь мифологической, незавершённой и неосознанной, порванной на пропагандистские листовки историей 20 века и её перетекающими из пустого в порожнее нескончаемыми последствиями, с прошлым, которое никак не хочет перестать быть настоящим, про способы выхода из замкнутой аномалии «постсоветского пространства», про возможность попасть уже, наконец, в какое-нибудь будущее: в такое, хотя бы, где на телевидении не работают хорошо откормленные несвежими мозгами теплохладные зомби, выдавая порцию отборной лжи и энтузиазма каждый раз, когда их бьют током (но скорее всего не бьют, зомби работают не так).

Только вот в будущее, говорят, без багажа не берут: отказался от одного прошлого — приобрети другое. Разнообразия вариантов не предусмотрено: понятно же кому тут арбуз, а кому свиной хрящик. Только успей сформулировать модернизированную национальную идею — глядь — а она националистическая, неизбежно. И если русский ползучий национализм выражается в желании парадоксальным образом и во что бы то ни стало быть империей (что в принципе затруднительно: единая нац. идея противоречит универсальности, и какой-нибудь друг степей калмык автоматически перестаёт быть либо калмыком, либо другом), то украинский — в не менее настырном — частью империи не быть: никакой частью, никакой империи. И если б Забужко вдруг сочинила на эту тему максимально зачищенный от эмоций, драматургии и передёргивания подробный путеводитель по новой рабочей мифологии с чёткими указателями (здесь у нас зал славы, тут — позора, вот Сковорода Григорий, здесь инсталляция с разоблачением, а на этой картине апрельский Киев после грозы, экспонаты руками не трогать) — тогда б да, аллитерация пригодилась б, можно было б и пожужжать. Но на длинной дистанции поэт обогнал гражданина, и поэтому перед нами бесконечно уязвимый любовный — не сказать бы дамский - роман с нафталиновыми нотками и длиннющими периодами, транслируемыми встроенным бормотографом напрямую из головы прекрасной героини и её безупречного героя, которые в свободное от светской хроники и скупки антиквариата время пьют вино и ромашковый чай, рассматривают старые фотографии, нездешне оргазмируют, после чего спят на одной подушке и видят сны из одной раздачи: им снится явь бойцов УПА, бесконечно уязвимый несбывшийся любовный роман в заснеженной землянке, то есть, конечно, в криiвке, и чужие нерожденные дети. А мотыльку снится, что он Чан Кайши, ой, ну то есть, конечно, Чжуанцзы снится, что он — бабочка, весело порхающий мотылёк. Чего только ни привидится людям!

Отставим временно сомнологию, поговорим, наконец, о литературе (надеюсь, не нужно объяснять, почему я никогда не ругаюсь словом графомания). Автора «Музея заброшенных секретов» проще всего провести по ведомству профессиональных ловцов памяти, в одном ряду с, допустим, М. Шишкиным, или, предположим, Е. Водолазкиным, авторами, по-плюшкински жадными до деталей, ценителями потенциальной фотогеничности каждого мгновения — остановись, прекрасное, сейчас вылетит птичка! - лингвофетишистами, старающимися поместить в текст больше, чем в него способно поместиться— у меня в запасе ещё много цветистых определений, но хватит — все не влезут. Всё это крохоборство, сиюминутные мелочи, осколки, крошки на помидорах и отсветы на снегу, каждое лыко в строку, «то, без чего нас невозможно представить, ещё труднее — понять» - с этим О. Забужко справляется на отлично. Допустим, М. Шишкин тоньше, афористичнее, циничнее, больнее, короче, постмодернистее, что ли, умнее... предположим, Е. Водолазкина, крепкого технаря от филологии, я вообще непонятно зачем приплела, для негативного примера разве — чётко следует правилам игры и заветам У. Эко с его бесконечными списками всего вокруг, а пионеры всё равно из фанеры получаются, на связь не выходят, электричество проводят плохо. Зато у Забужко, возможно, за счёт принципиального нежелания или неумения держать дистанцию с персонажем, полного слияния и поглощения, широкоформатного вещания от «я» в настоящем времени, — с электричеством полный порядок, жжёт, подходящие нейроны цепляет, запускает ответную реакцию памяти. Вот и ко мне после её дотошных ковыряний в песочнице в поисках истины пришло непрошеное воспоминание о первой встрече со смертью нос к носу — лет в пять, в чужом приморском городе, где с одной стороны солнечный ветер, переполненный криками чаек, с другой — вечная овражья лопушиная сырость, а в лопухах — дохлая кошка. Теперь она как живая, спасибо большое.

На этом благодарности заканчиваются, а у вопроса обнаруживается ещё одна сторона. Авторша настолько увлечена своим комплиментарным альтер-эго, отражением в зеркале «неотразимой» (для неумеющих сказать это по-украински - «неотбиваемой») египетской царицы, что вообще не замечает, насколько её Дарина Гощинская порой нелепа, и куда она скатывается из калашного ряда, вместе с этой звездой независимой журналистики, умницей, красавицей и со всех сторон головокружительной королевишной постбальзаковского возраста, в какую матёрую мэри сью превращается — обухом не перешибёшь. За исключением тех случаев, когда героиня разводит ваниль и играет в девочку-дюймовочку со своим возлюбленным, все высказывания её об окружающей действительности напоминают министра-администратора из марк-захаровского фильма: «Берёза — тупица, дуб — осёл, речка — кретинка, облака — идиоты. Лошади — предатели. Люди — мошенники.» - только если произносить их не с мироновской меланхоличной самоиронией, а с железобетонным пафосом А. Рэнд, тоже любившей выкрикивать сырые лозунги и сочинять книжки с участием вожделенных умниц и красавиц. Ну и резонного «А что делать? Весь мир таков.» - ни в коем случае не прибавлять. Мир, может, и таков, но одна я в белом пальто от Gucci стою красивая и слово «симулякры» знаю. Да и возлюбленный её Адриан — ненастоящий, воображаемый, разговаривать из его головы у Забужко получается примерно с той же интонацией, как у С. Мартынчик из головы сэра Макса — миленько, не более, вполне годно, чтобы умиляться любой гримаске и каждому слову «моей девочки», быть славным парнем и верным оруженосцем. Но уж никак не выполнять приапическую функцию носителя ценного генетического материала при животворящем и победительном, нутряном женском начале в вечном круговороте любви-войны — не с такими картами разыгрывать заявленную символику сновидений, с такими только доброго доктора Фрейда вызывать методами бытового спиритизма, пусть он эти аберрации толкует.

Пойду ещё посплю. Но пасаран!

В романе Симака «Что может быть проще времени» протагонист, способный к телепатии, владеет знанием, как эмигрировать на другие планеты, но поделиться им не может. Знание — неземное, и по самому своему свойству такое омерзительное, что любое хоть сколько-нибудь брезгливое человеческое существо погнушается его применить. Я ещё первый раз читала и подумала: ну загнул господин фантаст! Как знание может быть омерзительным??

Но через 20 лет в моей жизни случилась Ханна Кралль. Оно может. Ещё как может. Особенно если это знание о том, как выжить на оккупированной территории.

Правило №1: «Отче наш» вызубри как «Отче наш», но при чтении не отбарабанивай, сбивайся. Католички завсегда сбиваются.
Правило №2: носи с собой золото. Серебро немцев не интересует. По этому поводу история на 30 лет позже. Молодая девушка, армянка (это важно) учится в Ленинграде. Отец дарит ей на каждый праздник золотые украшения: серьги тяжёлые, кольца, цепочки. А она терпеть не может золота, не воспринимает. Ей и не идёт, по большому счёту.
- Дочь, почему ты не носишь?..
- Папа, не дари мне больше...
У отца губа закушена от гнева:
- Дура, ты должна всегда иметь на себе — чем откупиться!
Подобное рассказывала о себе и своих родителях Дина Рубина.
Правило №3: к изнасилованиям относись выдержанно, без суеты. На войне насилуют, такие дела. Иногда — тебя. Опять же не буду голословной: главная героиня «Короля», Изольда, поутру идёт по Варшаве, сопровождаемая младшей подругой. Тут навстречу полицай: «О, евреечки, евреечки, пойдём, молоденькая-хорошенькая, в подворотню». И тут эта молоденькая-хорошенькая, вместо того, чтобы исполнять приказание, орёт благим матом, что она невинная девушка, а вот на моей подруге пробы негде ставить, идите с ней, господин полицай. И пришлось Изольде идти с полицаем. На кого она злится в этой ситуации? Не на оккупантов. Оккупанты - как погода. Вы же на град не злитесь или на грозу. Не на полицая. В полицаи затем и идут, чтобы получить чужие вещи, чужой труд, чужие тела на халяву. Конечно, на подругу, тоже девица взялась на мою голову. Сделайте так, чтобы заключённые больше ненавидели друг друга, чем тюремщиков, и ваша тюрьма простоит вечно.
Правило №4.
№5
№6... и так далее до бесконечности.

На войне праведников нет, писал Брехт и был абсолютно прав. «Чёрную книгу» смотрели? Детский утренник по сравнению с «Червонным королём». Мало-мальски порядочного типа днём с огнём не найти, русский офицер сошёл бы за порядочного, да на беду как раз в тот вечер он закусывал водку блинами... Эта повесть ничего не компенсирует читающим, не воздаёт, не сулит хэппи-энда. Общий энд мы все помним из учебников истории, он далеко не хэппи. Частный энд Изольды Регенсберг будет удачнее: червонная дама найдёт своего червонного короля, он обнимет её... а потом пойдёт объясняться с женщиной, которую нашёл в концлагере. Правило мужского выживания №1, даже в концлагере: найди женщину. Проверено. Работает. Посему рекомендаций не даю, а наведёт судьба — читайте. И пусть не пригодится.

Книга о мистической музыке смерти, Львове, оккупации то советами, то фашистами, с порнографическими моментами и классным юмором.  Очень цветистый роман, в котором отображены два временных промежутка - вторая мировая война и современность. Автор нумерацию глав сделал особенной - Буквы алфавита обозначают середину двадцатого столетия, цифры же - конец этого же века.

В современной половине романа главный герой - Ярош, преподаватель Львовского университета, который много лет увлечен переводом арканумских текстов. В процессе перевода успевает заводить романтические отношения со студентками, доведя одну из них до психиатрической лечебницы. Автор довольно таки смачно и порнографично описывает сцены соития Яроша с его любовницами. В такие моменты чувствую себя жутко консервативной снобкой. Сижу и думаю - чем помогло сюжету то, что я теперь знаю, что Ярошу нравится минет?

Ему предложили место преподавателя на кафедре востоковедения, через год он защитил кандидатскую диссертацию, а еще через пять лет – докторскую, студенты валом валили на его увлекательные лекции.

Но он действительно талантливый ученый, первым из всех исследователей Арканума ему удается расшифровать их тексты. В процессе изучения этих материалов, он узнает, что существует особая мелодия, даже не мелодия, а особое присутствие нот, которое позволяет душе, что умерла и переродилась в новой жизни, вспомнить себя в прошлых воплощениях. Но есть одно условие - необходимо перед смертью услышать мистическую мелодию, и затем в новой жизни, только тогда можно вспомнить, кем ты был до этого.

Вторая линия, времен второй мировой войны, очень контрастна. Сначала автор нам показывает Львов 20-х двадцатого столетия, когда он был польским. Но украинская самобытность и культура там присутствовала очень ярко. Главным достоинством этой части был юмор.

А еще моя мама имела незаурядный актерский талант, по правде говоря, ее ожидало большое будущее, хоть она и сыграла лишь одну роль, изображая в церкви четвертый смертный грех.

Жизнь коренных жителей Львова тех времен мне немного напомнил Одессу, все эти дворики, открытые окна, всеобщее знакомство всех со всеми, покупки на рынке, еврейские мамы... Автор описывает нам детство Ореста, скрипача, с которым Ярош встречается во второй части романа. Будучи совсем мальчиком, Орест наслаждался своей колоритной жизнью во Львове, проделками, которые он затевал со своими друзьями. Истории, которые он рассказывает о своих родственниках преисполнены очень теплым и позитивным юмором, но эти шутки очень искрометные. Не раз я громко смеялась над проделками как самого Ореста, так и его дедушки.

все пьянчужки относились к нему по-дружески, а так как его любили, то любя и подшучивали над ним, подсовывая в карманы пиджака презервативы, окурки дамских сигарет, папильотки, старые чулки, а однажды даже запихнули в карман большие розовые майталесы, которые называли барханами, не говоря уже о том, что измазывали помадой манжеты и воротник и брызгали одеколоном. Словом, у бабушки было чем развлечься, когда она выворачивала эти карманы и охала над испачканными сорочками.

Вкусно и атмосферно автор описывает Львов. Рынок Кракидалы, где можно купить все что угодно и даже больше. Жители Львова каждый вечер ходили на променад, по дороге заходя в кнайпы, кофейни, где делились самыми свежими новостями и сплетнями.

Но пришла война, а с ней пришли советские освободители. Которые освободили Львов не только от поляк, но и от квартир, домов, красивых вещей. Но горожане сильно не терялись, устроили торговлю старьем возле оперного театра. А жены советских офицеров, которые почему то в своей жизни ничего, кроме коммунизма не видели, покупали розовые кружевные ночнушки и ходили в них в театр, принимая за вечерние платья. Почему то для этих офицеров унитаз был совершенной диковинкой, они считали его неудобным, низким умывальником, откуда то и дело норовили набрать воды, или помыть в нем голову. Советское общество покупало сломанные часы, не зная, что они должны тикать, и просто носили их на руке. И эту информацию я вижу не впервые. Неоднократно посетив Львов и его экскурсии, знаю, что есть возле оперного театра ряд домов, куда часто водят туристов. И экскурсоводы рассказывают, что эти дома были очень востребованы советским руководством. Законных жителей этих домов просто выселяли без каких либо объяснений. Трусы были диковинкой для большинства женщин. Читая это все, провожу аналогию с тем, что сейчас происходит в Украине. Солдаты России мародерствуют в оккупированных городах и селах, при чем крадут элементарные вещи - микроволновки, блендеры, унитазы и трусы. Трусы в 21 веке крадут. Эти солдаты в основе своей из депрессивных регионов России с низким экономическим развитием, которых удивляет наличие у простых сельских жителей Нутеллы. Русский солдат не изменился со времён Второй мировой войны. Как не было ничего хорошего в их жизни, так и в современности нет. Конечно, в Питере и Москве знают, что такое унитаз, ночнушка и трусы. Но в регионах России люди и жили, и живут намного хуже, чем украинцы, и данная книга - это очередная иллюстрация этому.

– Они привыкли, что у них там все дефицит. Вчера на Кракидалах подходит солдат к бабе, которая булочки продает, и спрашивает: «Можно купить?» – «А чего ж нет? – отвечает баба. – Покупайте, пожалуйста». Солдат недоверчиво подходит ближе, робко берет булочку и снова спрашивает: «Можно?» Потом платит, но через минуту возвращается и спрашивает: «А можно еще одну булку купить?» – «Можно», – говорит баба. Он прячет в карман и вторую булку и спрашивает: «А третью можно купить?» – «Можно и третью, и четвертую, хоть все»

Про тюремные заключения во время советской оккупации автор тоже рассказывает на примере Ореста, который попал под арест за преступление, которое совершил задолго до прихода советов. Расстрелы, казни, изнасилования, убийства мирных жителей - этому всему тоже есть место в этом романе. Реалистично до дрожи, до воспоминаний про современные Бучу и Бородянку, где русский солдат совершил точно такие же преступления.

Очень жутко и страшно жить в мире, где тебя в любой момент могут посадить в тюрьму. Расстрелять за что угодно. Ты можешь идти просто по улице, и оказаться на кого-то похожим, или на тебя донесут соседи, которые завидуют твоему дому, твоему положению. Или вообще, не пойми чему. В таком мире настолько потеряв ощущение безопасности, человек теряется, не может мыслить продуктивно, его творческий потенциал полностью гасится, потому что нужно постоянно бояться. А страх сразу захватывает огромный кусок твоей оперативной в памяти, и на творчество там уже нет места. Нищета, отсутствие даже необходимых товаров из-за постоянных санкций окружающего мира - это ужасно. Я помню как в детстве мне в школу нужен был транспортир. Ну понятно, что в деревне его не было. Поехать в город от для моих родителей, у которых не было машины, была проблема. Да и как оказалось, что в городе этих транспортиров не было в итоге. Мне его подарили знакомые моей тёти врача. Это был старый поцарапанный транспортир, который уже использовался другими детьми. Понятно, что он годился мне для учёбы, но сам факт того, что такую мелочь, это же не нейтронный двигатель, в советское время было купить просто невозможно. Не потому, что не было денег, а потому что не было транспортиров.

Встретив Ореста, который не понаслышке знает, что такое танго смерти, Ярош узнает его историю. Орест сам лично его играл евреям перед их казнью, прекрасно осознавая, что делает - дает их душам второй шанс. И Ярош выясняет, что бывшие некогда связанными родственными связями, души в следующих жизнях стремятся найти друг друга. На этой теории основано довольно таки шокирующее для меня окончание романа.

Роман читать очень интересно и увлекательно, тем более он очень сильно перекликается с современными событиями, вызвал во мне личные флешбеки. Обожаю, когда в книге есть незаурядный и действительно веселый юмор.

Москва, март 2019. На улице: «Дамы и господа, приглашаем вас на серию короткометражных фильмов режиссера Nomen Nescio по мотивам романа Оксаны Забужко "Музей заброшенных секретов". Одновременный показ всех фильмов в разных залах».
Взглянуть что ли из любопытства? Вошел. Всего пять залов. Очередь просмотра не имеет значения, но почему бы не по порядку.

Зал первый
Фильм «Мать-земля»
Жанр: эротика.

Эпиграф: Узнаю тебя жизнь!

Земля. Комья земли. Тяжелый хруст лопаты. Женщины с усталыми лицами складывают что-то в яму, завернутое в ткань. На миг покров приоткрывается. Икона. Богородица. Комья земли скрывают клад. Картинка мигает. На экране девочки в советской школьной форме. Играют в секреты, прячут в ямки маленькие сокровища. На одной из них фокусируется камера. Картинка мигает. Мастерская художницы. На центральном холсте сложный коллаж. Стеклянный гроб в виде женской матки, в гробу ребенок. На холстах вокруг кладбищенские кресты. Картинка мигает. Постельная сцена, обычная, в меру подробная. Миг физического и духовного единства двух людей. Картинка мигает. Тест на беременность: две полоски. Мой дорогой человек, мы создали жизнь! Картинка мигает. Девочка в саду выкапывает ямку. Картинка мигает. Кладбище. В земле небольшого размера могила. Кого хоронят не видно. Картинка мигает. Люди что-то пытаются найти в земле, безуспешно. Картинка мигает. То же кладбище, та же могила, но вокруг безлюдно. Тысячекратно ускоренное видео. Из земли растут цветы, много цветов, очень много цветов. Экран гаснет.

Зал второй
Фильм «Война – дело молодых»
Жанр: комедия.

Эпиграф: Verra la morte e avra i tuoi occhi. (C. Pavese)

Ночной лес. Землянка. При тусклом огоньке лучины три человека: два мужчины и женщина. Ведут беседу об освобождении Украины от проклятых большевиков, о ее дальнейшей прекрасной независимой судьбе, почти сразу понятно, что здесь любовный треугольник, но все стараются вести себя естественно, на войне преобладают другие страсти.

Ночной бой. Мужчины сражаются плечом к плечу. Один выносит другого раненого из боя. Раненый в госпитале осмысливает ситуацию – его противник (друг и боевой товарищ) победил.

Снова землянка. Женщина отсутствует, пошла в село. Мужчины беседуют друг с другом. Внезапно лай собак, выкрики: «Сдавайтесь, гады!», «Выходите по одному, бандеровцы!». Знакомый женский голос, присоединяется к уговорам. Один из мужчин пытается вырваться и убить кого-нибудь. Безуспешно. Сражен пулей. Второй – любовник женщины – сутуло выходит. В его глазах вопрос: за что? Женщина отвечает, я беременна, у нас будет ребенок. Мужчина пытается к ней пробиться, но тоже падает от пули. Женщина плачет, бьется в истерике. Обратный путь в село, бледная как мел женщина чуть сходит с тропы и подрывается на противопехотной мине.
Экран гаснет.

Зал третий
Фильм «Ярмарка суеты»
Жанр: игровое шоу

Эпиграф: À vendre l'anarchie pour les masses; la satisfaction irrépressible pour les amateurs supérieurs; la mort atroce pour les fidèles et les amants! (Arthur Rimbaud)

Драка в Раде. Народные депутаты выясняют отношения. Камера откатывается назад, становится понятно, что это экран телевизора, на котором как раз заканчивается новостной сюжет и начинается реклама кока-колы. На переднем плане большой стол, на котором расположена обширная карта Украины. На ней лежат пачки денег. Какие-то люди без лиц бросают кубики – идет игра в монополию. В игру вступают два новых игрока один в бело-сине-красной футболке, другой – в звездно-полосатой. Карта скрывается под кипой денег.

Сауна. Депутат (один из тех, из телевизора) предается утехам с молоденькой девушкой, возможно, несовершеннолетней. В дверь входит журналистка (бейджик «свободная пресса») и предлагает себя. Депутат разрывается между юностью и опытностью. Умирает от сердечного приступа. Журналистка с девочкой под ручку уходят в закат. Экран гаснет.

Зал четвертый
Фильм «Все повторяется»
Жанр: фарс.

Эпиграф: Дети – цветы жизни

Поле полное мертвецов, отпеваемых священником. Явная стилизация под картину Верещагина «Побежденные. Панихида». Отовсюду раздаются голоса: Доколе! Доколе! Картинка гаснет.

В течение длительного времени на экране бесконечная нарезка фотографий и кадров из кинохроник. С начала 20 века до наших дней: голодомор на Украине, расстрелы, фотографии узников Освенцима и ГУЛАГа, много эффектных кадров Второй Мировой войны, взрыв атомной бомбы над Хиросимой, современные войны и вооруженные конфликты, снос Берлинской стены, возведение стены в Израиле, распятие Христа (тут не кинохроника, а постановка, понятно), Ирак, Ливия, Донбасс, Крым наш и многое-многое другое. Кадры постепенно убыстряются, пока не сливаются в мерцающий хаос. Внезапно все гаснет.
Секунда черного экрана. Потом появляется и больше не исчезает надпись огромными буквами, почти такими же, как у самой большой надписи на стене Рейхстага: «ЖЕНЩИНЫ НЕ ПЕРЕСТАНУТ РОЖАТЬ».

Пора идти в пятый зал. Но что это? Шум, крики. Это русские националисты пытаются сорвать показ. Крики «Бандеровцы!», «Прочь грязные руки от советской истории!», затем они сменяются действием, слышен звон стекла, зрителей пока не бьют, но уже близко к тому. Уношу срочно ноги. С улицы видно, как в здании вспыхивает пожар. Содержание последнего фильма узнать не получится. Может оно и к лучшему, психика целее будет.

***
Из обзора зарубежных СМИ:
Оксана Забужко побывала на премьерном показе короткометражек в Киеве. Немедленно потребовала убрать ее имя из титров. Цитируем: «Nomen Nescio полностью исказил идею книги, можно сказать, поставил все с ног на голову. Могу рассматривать эти фильмы только как насмешку. Nomen Nescio проявил себя украинофобом и женоненавистником, особенно в пятом фильме»
(Газета «Свободная Украина»)

Украинские националисты сорвали показ цикла фильмов Nomen Nescio во Львове.
(Одна из новостей на канале «Украина сегодня»)

Не знаю, как у кого, а у меня при чтении в голове возникала одна ненормативная лексика.
Нельзя так с людьми обращаться, нельзя видеть в человеке только дешевую раб. силу, а если не подходишь, то на свалку...
И как-то стыдно стало. За людей, хотя я обычно оцениваю по личным факторам, тут за все общество стало стыдно. Уже второй раз в этом году (в первый было на экскурсии по Лен. области, люди живут в обгорелой церкви, на колокольне была спутниковая тарелка)
И подумалось, а если бы Стивен Хокинг родился бы не в Англии, а в нашей любимой стране, то смог бы он стать великим ученым, при таком обращении с людьми, которым не очень повезло?
И лицемерие "самой гуманной страны в мире" тоже поражает. У нас усё в порядке, инвалидов нет в Москве перед Олимпиадой, алкоголиков тоже нет и наркоманов нет. Жратвы в магазинах тоже нет (только 20 лет назад появилась)
И я в который раз поражаюсь безграничности человеческих возможностей и масштабе человеческого сердца.
Стиль книги мне тоже понравился - афоризматичный, краткий, каждое слово бъет в нужное место.

Около моего дома построили Центр реабилитации для людей с ограниченными возможностями, розовый, с башенками, внутри тоже все в норме, спортзал и европейский стандарт, но чтобы попасть в магазинчик рядом люди просят прохожих позвать продавца, потому что четыре крутых ступеньки а пандус сделан как всегда. И какие недовольные лица у продавцов, которым приходится выходить на улицу ради банки пива.

Блин, как прекрасно я провела с этой книгу бессонную ночь, периодически капая больному младенцу в нос и укачивая. Тупо ложиться, чтобы поспать 15 минут, так что я и не ложилась)
Гюнтер Грасс был запремечен мной давно - но в 2008 году я еще стыдилась покупать себе дорогие книги, а эта была довольно дорогой. К счастью, мир электронных книг позволяет мне наслаждаться текстами безвозмездно (хотя вот за эту книгу я бы заплатила). Итак, я слышала много противоречивых отзывов. Что, мол, стыдно читать книгу человека, служившего в СС. Что любой нацист - это как клеймо и никуда не девается. А я вам скажу вот что. Страшно не то, что человек служил в СС, - в жизни мы не всегда бываем все так прямы и хороши, как нам бы хотелось. Мне было бы страшно, если бы Грасс одобрял это свое занятие. Или замалчивал. Или еще что-то. А здесь - нет. Здесь - все честно. Да, это ошибка, да, это боль целой нации, целого поколения.
Но гораздо важней для меня оказался Грасс-человек, с его детством, с его книгами, с его эгоцентризмом, с тем, что передо мной была не луковица памяти, а живой человек.
Одобряю решение Нобелевского комитета в очередной раз.

За рекомендацию спасибо Starry_Sky

В детстве я всегда был в центре внимания, хоть и не всегда любил это свойство. Собирал друзей, подстрекал воровать вишню, строить шалаши или прогуливать школу. Учил курить ворованные сигареты, при помощи вдвое сложенных веток тальника или тонких порослей яблони, для того, чтобы руки не впитывали запах дешёвого табака. Счастливое было время. Минимум забот и максимум жизни. Почему мы курили, совершали бесчинства и порой вели себя, как круглые идиоты? Всё просто... Нам всего хотелось казаться немного взрослее. Правда, никто не хотел быть наказанным, проведя несколько недель под строгим домашним арестом. Поэтому я искренне учил врать и выкручиваться, как единственный обладатель безмерно богатой фантазии. Учил делать жалобный взгляд или подсказывал, как и что нужно говорить, чтобы не быть запертым дома. В случае с сигаретами, в конечном итоге я советовал испачкать ладони и добраться до куска хозяйственного мыла, под предлогом очередного обеда. "Вы же хотите, чтобы я помыл руки после того, как мы играли на улице? Микробы не дремлют! Так и скажи..." - твердил я глядя на круглые глаза своего нерадивого друга. Кто из родителей в здравом уме станет нюхать грязные пальцы своего любимого отпрыска? На это не было времени. Родители пытались заработать хоть немного денег и дать нам счастливое детство. Да и нам самим нужно было как можно быстрее покинуть пределы родительских стен и снова бежать на улицу в попытках прожить жизнь, пока никто из них не находил веских причин не выпускать нас из дома. Там ждал другой мир, где всё самое интересное происходило в момент, когда ты не мог справиться с тарелкой холодного супа и несчастно перебирал его содержимое алюминиевой ложкой...

Большой кусок из того самого детства был связан с деревянными автоматами. Мы любили играть в "Войну", убивая немцев и выкрикивая громогласные: "За Родину! За Сталина!" В жилах бурлила кровь. Мы подражали героям из фильмов. Именно там мы научились стремительно переходить в рукопашную или пытаться насадить врага на штыки. Иногда мы все вместе объединялись и играли против невидимых врагов. Никто не любил играть за немцев, хотя смысл фразы "Руки вверх!" прекрасно понимал каждый школьник и мог так же повторять её содержимое не жалея громкости горла. Быть немцем было зазорно, хоть и играть в "Войну" - любил каждый из нас. Даже девочки не стеснялись играть и делали слабые попытки разобраться в военном искусстве.

Тогда в детские годы, мало кто из родителей мог позволить купить пластмассовые автоматы или пистолеты. Денег особенно не было, как и сакрального смысла в этой дорогой покупке. В конечном итоге счастливые обладатели пластмассовых автоматов, быстро переставали ими быть по причине того, что они очень быстро ломались или их воровал кто-то из старших. В общем, деньги на ветер... Неделя дома и никаких "Хочу на улицу!" Не самая выгодная история с печальным исходом. Играть при помощи деревянных было гораздо удобнее. Их массивность лишь добавляла авторитет в глазах остальных. Берешь фломастер и рисуешь деления для патронов и дуло. "Раз! И готово!" Быстро и непринуждённо. Зачем мне этот кусок китайской пластмассы? Тем более, что этот процесс, как и производство хоккейных клюшек - неимоверно сближало с отцом, воспитывая во мне образ героя, находящийся вровень с чувством неистовой благодарности. Он в те минуты был для меня сродни человеку написанным на иконах. Отец при помощи гвоздей сбивал несколько деревянных реек, скрепляя их в нескольких местах при помощи проволоки и торжественно вручал мне моё оружие... Я был готов умереть... Сначала от счастья, а потом на поле боя, под массивными танками. Мы вгоняли в себя занозы, плотно сжимая обеими руками потёртую поверхность своих автоматов, а во врагов из соседнего двора - вгоняли град невидимых пуль. Кто-то из них дотошно доказывал, что в него не попали и на нём есть защитный бронежилет или шли на другие хитрости, твердя каждому о своём бессмертии. Но я тогда уже понимал... "Все умирают... Можно договориться со всеми... Но не со смертью..."Другие беспрекословно валились на землю и считали двадцать секунд до новой возможности драться. Сегодня они наверняка терпят выговоры от начальства, воспитывают троих детей и крайне удачно женились. Беспрекословное принятие правил игры... Вот что любит каждый уважающий себя руководитель, а не этот Ваш Macdonal's, или как он там правильно пишется? Хватит беспрекословных подчинённых. И точка...

Это время давно прошло. Сейчас оглядываясь назад, я думаю... "Что мы понимали в войне?" Разве, что единственным, блеклым мотивом в моей голове скользила тонкая мысль: "Война - это плохо... Война - это смерть..."

Потом мы выросли. Я узнал обо всём куда больше. Стали появляться более откровенные фильмы, на уроках литературы мы испытывали гордость от всемирно известных книг В.Быкова. В голове укоренились слова, что война это ужас... Во всех своих проявлениях. Даже просто натыкаясь на литературные произведения, по моей спине пробегал ужасающий холод. Мне не нужно было включать список новостей о Сирии, Чечне, Ливии, Грузии, Ираке, Иране, Ливане и т.д. и т.п. Моя фантазия работала против меня, представляя каждый момент из прочитанной книги.

Я прекрасно осознавал. От войн не избавиться... Они были есть и будут. По разным причинам и предпосылкам. Такова природа человека, где эволюция беспощадно не удаляет степень агрессии и алчности из его головы. Может плохо старались? Может быть... Но на фоне всех произошедших конфликтов, самой страшной войной осталась "Вторая мировая война..."

В ней участвовали 62 государства из 74 существовавших на тот момент (80% населения Земного шара). Боевые действия велись на территории Европы, Азии и Африки и в водах всех океанов. Это единственный конфликт, в котором было применено ядерное оружие. В результате войны погибло более 70 миллионов человек, из которых большинство — мирные жители.

Ради чего?

Не спешите клеймить. Я не о тех, кто защищал свою землю, хотя и многие из тех, кто уцелел, столкнувшись с чудовищной реальностью, в конечном итоге задавались подобным вопросом. Я в общем и целом без намёков и прямых указаний. Доказать превосходство? Показать свою силу? Допустим. Показали. И что? Что дальше? Ради чего? Ответ сложно дать даже сегодня.

"Почему защищали?" Вопрос который не требует ответа. За спиной оставался свой мир, родные и близкие. "Как защищали и чего это стоило?" - одна из попыток ответа была сделана С. Алексеевич.

Давайте просто попробуем принять факты из книги. Реальность их существования. Мерзкая, без блестящей обёртки. В книге много сказано о настоящей любви, тепле, цене победы, попыток выйти на фронт, убийствах, прощении, сложности. На войне было всё... "Такие дела". (с)

Книга состоит из коротких и более длинных воспоминаний участниц войны. Женский взгляд на те события о которых так много говорят и пытаются не забыть. Множество историй втирающих ужас под кожу. Многие из них хочется забыть, сразу же после прочтения. Из-за внимания к мелочам, из-за осознания пережитого ужаса, из-за вопросов и выводов, которые делают участницы интервью, пытающиеся поведать миру свой собственный взгляд на войну. Именно за эти истории я и поставил высший балл этой книге. Пускай много историй о женских проблемах, физиологии, наивности, любви, изнасиловании и прощению тех, кто лишал их жизни. Пускай много историй сводится к ошибкам Сталина и бедности, которую люди испытали после войны.Каждый имеет право на своё мнение и рассуждает в силу своих возможностей. Подобное просто стоит знать и иногда задумываться. Действительно... "А как они могли?"

О минусах...

Весь писательский талант С. Алексеевич выражается лишь в построении структуры и предисловию к основной части рассказов. Редактура сделана не лучшим образом. Множество историй средние и мотивы повторяют друг друга. Иными словами вся заслуга писателя в первую очередь, состояла лишь в том, чтобы найти нужных людей и материал для книги. Не более... Вступительная часть довольно неплохая, но не дотягивает напряжение и работу для высшей оценки. Мою душу взяли сами истории, а не авторские строки и переживания внутри текста. Но сама суть этих рваных историй... Стоит не только самых лестных слов и высшей оценки. Она достойна низкого поклона за каждый из подвигов, за каждое проявление ненависти, за каждое проявление человечности, за борьбу над собой, за силы и мужество... Даже если практически всё на этих страницах - художественный вымысел нерадивого автора и искажены многие представленные факты... Даже если всего один настоящий. То он всё равно стоит того, чтобы читатель задумался: "Что такое война?" и "За что мы воюем?"

Спустя годы жизни я не могу смотреть на детей играющих в "Войну..." Даже не глядя на весь свой прожжённый цинизм. Мне тошно... А когда в неё играют взрослые... Вдвойне... Безудержно тошно...

"Читайте хорошие книги! (с)

Оспаривать писательский талант Юрия Винничука не буду. Пишет он образно, объёмно, щедро пересыпая текст диалектизмами. Однако во время чтения меня не оставляло ощущение, что автор красуется, пытается удивить читателя всевозможными темами сюжета, многообразием литературных форм и ходов. Возможно, это авторская манера, но почему-то было неприятно, настроившись на обещанную аннотацией историю о повстанческих семьях и заключённых концлагеря, начинать чтение с интимных подробностей сексуальных сцен и знакомиться с героем, бросившим жену и сына.
Лишь прочитав треть романа, я начала понимать, что главная тема кроется не в бытописательных зарисовках Львова - загадочного, прекрасного, многонационального (чтобы разобраться в смысле таинственных словечек "шпацірґанґ, цизорик, маринарка, крижбанти" прилагается довольно объёмный словарик, обращаться к которому приходилось каждую минуту); не в дружеских отношениях четырёх парней и их семей, пересыпанных чёрным юмором и еврейскими анекдотами; не в истории города, мечтающего о независимости, но попадающего под власть то одной, то другой страны... Это всё антураж.
Главная тема - Арканум - тайные учения, место, закрытое для непосвящённых. Он мелькает отрывочными сведениями в прошлом и настоящем.
Современные главы носят цифровую нумерацию. Главный герой этой части - профессор Ярош, посвятивший себя арканумской культуре. Разгадав язык, прочитав древние книги, он написал несколько собственных трудов. Экскурсы в прошлое имеют буквенное обозначение. Главы А, В, С, D... Z - это Львов первой половины 20 века, они представляют собой записи Ореста Барбарики 1917 года рождения.
Постепенно таинственные открытия Ореста и Яроша пересекаются, и лишь после этого начинает обрисовываться тема бессмертия, переселения душ, возможности попасть в прошлое и будущее...
Идея открытия такова: человеческая душа путешествует из одного тела в другое, но новое тело не имеет памяти прошлого. В 1640 львовский аптекарь и медик Иоганн Калькбреннер создал музыку, услышав которую, человек может припомнить предыдущее воплощение при условии, что он услышит эту музыку перед смертью. Это открытие автор подкрепляет древними исследованиями и легендами.

Идея не нова, хоть с привязкой души к нотам встретилась впервые. Очень сложно представить подобное совпадение: если предугадать момент смерти можно, то отыскать нового носителя души и заиграть ему таинственное Танго смерти - миссия почти невыполнимая, особенно при условии, что КС (Книга Смерти) - великая ТАЙНА - зашифрованная, спрятанная. Не случайно за нею охотятся секретные государственные службы.

Сложно вынести произведению общую оценку - оно многоплановое, многожанровое, трагическое постоянно соседствует с комическим, высокие идеи - с низменными страстями, мистика переплетается с легендами, герои - удивляют, разочаровывают, вызывают неприязнь. С автором постоянно хочется спорить. Нет, не о том описании "большевиков-освободителей", в котором "герои" пьют из унитазов, ходят в театр в пижамах и ночных рубашках (считая их костюмами и вечерними платьями) под кирзовые сапоги - подобные истории я уже встречала и вполне могу поверить, что так оно и было. Меня удивляет подача материала. Она часто шокирующа, анекдотична и сатирична (как и многое в книге), но поверив в то, что у понаехавших женщин проблемы с нижним бельём, сложно представить, что эта тема обговаривается юными девушками в компании парней.

Поверила в другое - автору хотелось вставить эти яркие впечатления о завоевателях/освободителях (ненужное зачеркнуть) в текст, а каким образом - неважно. Часто замечала, что излишнее наполнение сюжета всевозможными подробностями, за которыми с трудом угадывается идея произведения, бывает не на пользу.
Кроме того, что автор талантлив, иных выводов делать не буду - постараюсь познакомиться с другими его произведениями.

Название этой книги я, конечно, слышала и раньше, но не знала о чем она и что она считается документальной. Берясь за нее, я боялась, что познакомлюсь с очередной вылизанной патриотической историей, написанной по правилам советской идеологии. Нет, я ничего не имею против советского времени, я родилась в Советском Союзе и считаю, что это было не самое плохое время нашей истории и что многие вещи, особенно касающиеся социальной политики, к великому сожалению утеряны безвозвратно в современной России. И что именно люди с социально-коммунистической идеологией, когда общественное превыше личного, могли победить в этой войне. Только человек с верой может терпеть лишения и совершать героические поступки. К сожалению в современной России осталась только одна вера в деньги. И с такой верой сейчас мы такую победу не одержали бы. С раннего детства мы узнавали о войне немного однобоко, в русле того, что вот есть враг - жестокий, беспощадный и безжалостный изверг и наш солдат - освободитель с незапятнанной репутацией. Чем старше я становилась, тем больше росло понимание того , что война - это самый страшный кошмар, и на войне бывает всё, и зверства, и насилие, которые совершаются не только врагом и даже не только мужчинами, и то что мирные жители боялись фашистов и партизан одинаково, и что слёзы жён и матерей были не только у нас.
Так вот эта книга оказалась обо всем об этом. Это война глазами очевидцев, воспоминания женщин, воевавших наравне с мужчинами, медработников, а также остававшихся в тылу. Эта книга о непостижимом количестве загубленных жизней и сломанных судеб. Эта книга о невыносимых потерях и горьких утратах. Но есть в этой книге и надежда на счастливую жизнь после победы, есть в ней и любовь и встречи. И женщина остаётся женщиной даже в таких нечеловеческих условиях, думая о сохранности лица, чистоплотности и нарядах.
Новым для меня в этой книге было то, что женщинам после победы приходилось скрывать своё военное прошлое, которое стало помехой как в общественной, так и в личной жизни. Им пришлось терпеть оскорбления и упрёки, и что чествовать их наравне с мужчинами стали только спустя несколько десятков лет.
Книгу я слушала в аудиоформате в исполнении Марины Ливановой, которая своим замечательным исполнением только усилила мое впечатление.

Эта троица - Катарина, павлин и иезуит - смогла вынуть из меня душу, да так, что я отложила книгу почти на год. Отложила не потому, что неинтересно, а потому, что слишком мощно, до сердцебиения, до затруднённого дыхания, почти до боли. А ведь, казалось бы, отправные точки романа - паломничество, служение богу, середина XVIII века - бесконечно далеки от моей собственной жизни. В том и мастерство автора - ты видишь себя в его героях, не похожих на тебя, других, даже чужих.

Три отправные точки, три героя, три сюжетные линии, которые, переплетаясь между собой, рождают четвёртую. Каждая из них закончена и совершенна, но главный восторг и связующее звено - это любовь и кельморайнские паломничества. Да, это история в том числе и о любви. Не глянцевой любви со страниц бульварных романов, опошливших само это слово, а любви настоящей, безудержной, всемогущей и всепоглощающей как река в половодье.

В кельморайнские паломничества набожные словенцы собираются каждые семь лет. Из Словении до Кёльна путь неблизкий. Путь к святыням и к богу, на котором благочестивых странников ожидают всевозможные тяготы и лишения, не столько души, сколько тела. О душе благочестивые странники, как это ни удивительно, думают не слишком много - пьянство, похоть, гордыня поднимают голову куда как чаще, чем добродетели, что в итоге вынудит папу римского отреагировать на многочисленные жалобы и запретить кельморайнские паломничества в 1757 году. Да, они не святые. Они простые люди, испытывающие голод, жажду, страсть, гнев, усталость. В конце концов, такими их и сотворил создатель. Но даже те, кто смог дойти до золотой раки, почувствуют ли они счастье/покой/то, что искали?.. Или всё это будет впустую? И прекрасный Кельморайн старинных сказаний встретит их обычным городским шумом и вечной стройкой? Не знаю, утешит ли это тебя, Катарина, но строительные леса окружали собор и двести пятьдесят лет спустя, когда я стояла перед ним.

Катарина тоже не святая - она сильная, смелая, страстная, женщина, опередившая своё время лет на двести. С XVIII веком её роднят только вера и суеверия. И мужчины.

Красавчик Виндиш - павлин, распускающий перья, солдафон, мечтающий о победных сражениях, благо, вот она, Семилетняя война, отправляющая его навстречу прусскому войску. Война оказывается совсем не тем, что виделось "герою". Вместо побед - утомительные марши, вместо геройства - мародерство, пьянки и разврат, вместо успеха - тоска, ожидание и снова тоска, от которой только и остаётся, что жрать, пить и превращаться из павлина в животное. И при всех тех изменениях, которые происходят вокруг Виндиша, просто удивительно, что они не затрагивают его внутренний мир, система координат остаётся неизменной, образ остаётся статичным, твердолобым, упёртым.

Симон Ловренц, иезуит (или стоит сказать "бывший иезуит"? и бывают ли они "бывшими"?..) - полная противоположность Виндишу. И не столько набором качеств, но тем, что он живой, меняющийся, податливый как глина, на которой чьи-то пальцы оставляют отпечатки. Он способен страстно верить и служить, а потом так же страстно любить и ненавидеть. Человек, стоящий меж двух измерений - монашек из кельи, жаждущий обрести утраченную веру и устраниться от волнений внешнего мира, и мужчина, живущий реальностью, слишком живой для смирения, принятия зла и всепрощения. И даже постоянные сомнения, бессонницы и провалы в прошлое - тоже свидетельство его "настоящести", человечности. Прошлое Симона - отдельная история, история взлёта и падения ордена иезуитов, столкновение двух абсолютов с противоположными знаками, маленький эпизод из прошлого Парагвая и иезуитской миссии, попытавшейся создать рай на земле для индейцев гуарани. И это тот редкий случай, когда слово рай не нужно брать в кавычки.

Роман удивительный, многоплановый и многословный, по длине и сложности предложений уверенно соперничающий с Маркесом. И как же я люблю, когда писатели обращаются к малоизвестным эпизодам из прошлого. И делают это умело.

Очень тяжелая, муторная книга. Прочитала - и сама как в горячечном бреду. Язык, слог, фольклорный пласт - все прекрасно, тут не подкопаешься. Персонажи вылеплены мастерски: образы словно живые, а боль, робкие надежды, краткие мгновения счастья каждой из героинь ощущаешь как собственные. И вот вроде не могу сказать, что книга плохая, но - совершенно не моя.

Я все понимаю: что вижу, о том пою; что наша литература все еще (и, вероятно, долго еще) будет переживать советский опыт, т.к. травма для многих; что если пишешь о том времени, вряд ли можно выдать что-то радужно-счастливое... Но все-таки как утомила и эта тема, и декорации. Почему открыла книгу? Потому что женские образы в нашей литературе - это, конечно, уже не зверь из красной книги, но до сих пор область почти неизведанная. А тут и автор женщина, и Букер. Видимо, ожидала я от этой книги много. И начали вроде бы хорошо: знакомство с героинями, перипетиями их жизни; все это на фоне коммуналки, пересуд "сердобольных" кумушек на заводе, несбывшихся надежд Тони; дочка, вроде здоровая, а не говорит -  инвалид? и ведь смышленая; и вроде ни шатко, ни валко, но - жизнь... И тут вдруг страшное, свалившееся как снежный ком - рак. Книга началась и абсолютно внезапно закончилась, словно обрубили нить, так и не досказав что-то важное. И историю дальнейшей судьбы Сюзанны-Софьи не узнали: как жилось ей с отчимом? когда заговорила? что вообще дальше было?

Не хватило объема. Как будто черновик или первая глава будущего романа.

Стойкое ощущение, что меня обманули! На данный момент три топовые рецензии на эту книгу написаны моими подругами. Они честно обещают невесомость, свободу, полет души, рекомендуют брать ее с собой в путешествия и открывать на любой страничке, читать любую главу. После таких восторгов я ждала книгу в духе Макса Фрая, Аше Гарридо, Ники Каллен, Дженет Уинтерсон. Маленькое чудо о путешествиях с легким польским колоритом. Но получила я совсем не то и не так, да и совсем не ощутила родной души. Конечно, немного расстроилась, но в целом книга очень понравилась, зацепила, внесла маленький вклад в мое образование и оставила свой след в душе.

Во-первых, это роман, собранный из маленьких кусочков. Они могут быть на одну страничку и не являться на первый взгляд, важными: дорожные заметки, информация о рейсе, случайные встречи земляков в аэропорту, подслушанные разговоры в очереди на регистрацию, сны, рассуждения о рекламном слогане, имени или городе попутчика. А могут быть истории чуть большего размера. И вот уже они условно делятся на два вида: анатомия человека и путешествия.
Хочется сразу предупредить, что в книге встречаются рассказы о вскрытиях и препарировании, об анатомах и выставках человеческих органов. Если ваш носик сейчас скривился, а сознание от одной мысли о крови помутнело, лучше не читайте эту книгу.
Есть замечательная история о сердце Фредерика Шопена. Да, вы сейчас верно подумали, не о том, что он был добр или еще что-то такое, а конкретно об этом коричневом бесформенном органе размером с кулак. Сначала я было решила, что вот это Токарчук с ума сошла, а потом открыла интернет и узнала, что нечто подобное с его сердцем было действительно.
Встречаются достаточно грустные новеллы о болезнях, инвалидах и смерти. И вроде как-то кратко, ничего не дало, а потом рааааз и ты уже ощущаешь какую-то ноющую пустоту внутри.
Некоторые части романа излишне интимны, но опять-таки не в душевном плане, а физиологическом. Очень многое в этой книге отведено женской наготе и ее лону. Возможно, кого-то это смутит, а кто-то наоборот будет восхищаться.

Главы же о путешествиях вряд ли все реальны. Часть из них основана на рассказах попутчиков, а что-то больше похоже на фантазию автора, на набросок, написанный в долгом полете. Наверное, больше всего меня задела история Куницкого, у которого в путешествии на пару дней исчезли жена и маленький ребенок. Как жаль только вот, что ответа на свой вопрос я не получала, а концовка меня обескуражила...
Какими бы разными не казались эти истории по отдельности, в целом они связаны между собой, мозаика складывается и целостность романа ощущается ближе к концу чтения.

Что меня больше всего порадовало в книге, так это слог автора и работа переводчика. Текст получился сочным, насыщенным, богатым эпитетами, синонимами. Читать его - одно удовольствие! И, кажется, это именно тот случай, когда безумно хочется взять у автора что-то в оригинале, вдруг там еще прекрасней!
При всей удивительности и информативности книги, я все же осталась не очень довольна одним ответвлением - теологическим. Религия - мое больное место, как только я слышу проповеди или рассуждения о Боге, в моем мозгу просыпается чукча и начинает очень громко напевать. Вот совсем не могу. Благо таких набросков оказалось не слишком много и особо на восприятие книги не повлияли, лишь заставили слегка снизить оценку.
Хороший, удивительный, немного странный роман, который я не посоветую никому. Просто так, от жадности.

Меня накрыло. Я не рыдала, не выписывала в слезах и соплях цитаты. Но через себя пропустила. И на моем эмоциональном состоянии это очень сильно сказалось. А есть люди, способные остаться к этой теме равнодушными? Хочется верить, что нет.

Про женщин на войне раньше думала, но общо. И в основном про тех, что оберегали стариков и детей дома: с прабабушкой мы очень много об этом говорили... Алексиевич направила меня в противоположную сторону - женщины на передовой. И тут много пунктов, много подробностей, в том числе нелицеприятных. И вот кое о чем я не задумывалась вообще никогда. В голову не приходило даже! Все же понимают, что на войне без женщин никак? Как минимум прачки, врачи и медсестры, поварихи, да? А они возвращались домой не только с орденами и медалями, но и с клеймом проститутки!!! Родители солдата были в шоке, если сын решал жениться на фронтовичке. Да и среди солдат такой стереотип о женщинах существовал. Естественно, бывало всякое. Война законов природы не отменяет. Ну тогда как насчет кхм несдержанности мужской части военных? Воевали ж не только интеллигентные ребята... Женщинам же так часто приходилось защищаться. Но образ солдата мужчины нам нарисовали другой!

Понесло меня что-то. Книга очень понравилась! Спасибо женщинам, которые согласились говорить не только о том, о чем принято: победа, сила, мужество и отвага, самопожертвование... Чтобы у людей складывалось более объективное впечатление, полезно почитать и расширенную версию правды.

Перед тем, как сейчас писать, я вскользь просмотрела другие отзывы. Алексиевич обвиняют в халтуре. Мол, не надо большого ума, чтобы снять с диктофона чьи-то рассказы и скомпоновать их. Находят какие-то лексические повторы и прочие нюансы некачественной редактуры. О первом я не задумываюсь, на второе не обратила внимания (не до того было).

А за книгу хочу Светлану Алексиевич и ее собеседниц от души поблагодарить.

Одно из самых сильных книгочейских возможных разочарований — чтение книг, написанных откровенными врагами. Но в разы, а может быть и на порядки худшим случаем может быть только чтение книги, написанной врагом глупым и бесталанным. Однако в случае с Оксаной Забужко ни тот, ни другой случай не подходит. При всём при том, что украинскую писательницу Забужко в любви к России не то, что упрекнуть — даже заподозрить не получится. Откровенное недолюбливание и при случае косвенные и прямые нападки и обвинения в адрес соседней с Украиной России то и дело возникают на страницах романа. Нет, не так — и то, и другое, и третье не возникает на страницах романа, а является одной из основных сутей этой книги.

Итак, тема первая — виновность России во всех былых (это проистекает напрямую из текста романа) и нынешних (так предполагается) бедах Украины. Убеждённость Оксаны Забужко в этом является для неё (и, видимо, для части жителей современной Украины) постулатом, законом Ома и всемирного тяготения. Т.е. не требующим доказательств обстоятельством. Прямо как в басне Крылова по волка и ягнёнка — виноват, и все дела, а в чём? — да просто в том, что существуешь рядом со мной.

Соответственно, второй основной тематической направленностью романа стала героизация боевиков УПА. Однако поскольку это художественный роман, то Оксана Забужко не просто приводит в книге всякие героические случаи, бывшие среди жовто-блакитных «партизан». А делает это со всей силой своего литературного мастерства (в коем ей не откажешь). Мы знакомимся к молодыми людьми, которые с самого начала являются активными членами боевой организации УПА, начиная ещё с довоенного периода, затем несколько эпизодов военных лет и затем уже 1947 год (именно в это время героически гибнут основные герои романа в бою с отрядами Красной армии, выкуривающими их из схронов и бункеров). Героизация заключается в том, что, по мнению автора, члены УПА практически всегда и решительно все, по современному выражению, «белые и пушистые», тогда как краснопузые, как уничижительно называют красноармейцев боевики (и Оксана Забужко тоже вместе с ними), практически всегда изображаются или упоминаются только как подлецы и насильники, убийцы и грабители, пьяницы и захватчики. И довольно забавно (если это можно назвать забавным) читать строчки, когда боевик УПА горделиво говорит, как ловко они подловили отряд красных в лощине и выставленные сверху пулемёты косили краснопузых сотнями. Забавно потому, что у Оксаны Забужко получается явная и неприкрытая предвзятость — у неё одни как бы имеют право «героически» косить сотнями, а другая сторона арестовывает своих противников непременно подло…

Однако роман этот по конструкции совсем не так прост и прямолинеен, как может показаться из всего того, что у меня там выше нащёлкано клавишами. На самом деле действие романа начинается примерно в наши годы — думаю, что в 2003 году. А от этой точки идут ретроспективные погружения в прошлые годы — в тридцатые и сороковые. А для пущей глубины и интересности Оксана Забужко запараллеливает судьбы современных героев романа и тех, кто живёт в те самые 30-е — 40-е. И вот тут-то и происходят самые интересные моменты — не в описаниях боевиков и их судеб, а в рассуждениях и поступках современной нам героини. Потому что эта почти сорокалетняя дама является весьма толковой тележурналисткой (причём одной из ведущих) и способна понимать практически всё явное и многое из того тайного, что происходит в современном медиа-мире. Естественно с уклоном в политику и в действующие причинно-следственные связи в структуре власти как таковой и механизмах современной избирательной демократии. И для меня именно вот эта — третья, политтехнологическая — смысловая и содержательная составляющая книги стала главной, центральной и основной. Той, которая перекрыла своей глубиной и широтой обе предыдущие национально-патриотические темы и националистические выпады в адрес практически всех геополитических соседей Украины (но Россия хуже всех!).

Мир полярен в своей основе. Горячее — холодное, хорошее — плохое, верхнее — нижнее, ну и так далее, всегда можно продолжить этот ряд парных полярных определений. Вот и книга Оксаны Забужко пополнила этот список сущностей, сосредоточивших в себе оба полюса. Потому что книга безусловно хороша. С точки зрения литературы — мне нравится этот стиль, в котором порой предложение начинается на одной странице, а заканчивается спустя пару перелистываний. В котором смыслы толпятся и толкутся, перебивают друг друга и стараются влезть в читателя спросно или самовольно. Но эта книга одновременно и плоха — плоха своей предвзятостью, враждебностью, откровенным передёргиванием и сгущением, концентрацией одного и игнорированием другого. Эта книга одновременно и умна, но и не без глупостей. Эта книга безусловно может быть опасной — опасной для чтения неподготовленными горячими умами. Потому что книга умеет вызывать сильные чувства и симпатии в адрес тех, кого она — книга — воспевает и романтизирует. И героизирует. Книга как идеологическое оружие.

Читать повесть чрезвычайно тяжело. Автор не любит свою героиню, но страдает от этого читатель. Не знаю почему этот текст так западает в душу. Хотя нет, не текст, пожалуй это сама ситуация. Текст сам по себе построен рвано и похож местами на бред. Как под гипнозом скатываешься в припадошный бред. Даже читать о блокаде немного попроще, ибо знаешь, что всё закончится и наступит мир. Ну а здесь очевидная безысходность. Действительность российских девяностых никак и не назовешь, кроме как «время ночь».

Сюжет нельзя признать интересным или захватывающим. Долгая бытовая зарисовка из голодной квартиры бедного поэта. Именно такая бессюжетность подчеркивает мрак того периода времени. Время, когда кажется, что свет померк навсегда. Но у героев за каждым поворотом наступает ситуация еще более удручающая, чем за день до этого. То количество «голодных ртов» растет, то заработок отменяют и всё в подобном роде. Абсолютно бездуховном обесцененном духе того времени. Время ночь – это когда ждешь рассвета, а он всё не наступает. Так и я читала и думала, когда же это уже кончится. Или повесть или жизнь несчастной героини.

Ох, только не бейте.

Увы, в очередной раз приходится предварять рецензию уточнением. О войне я читаю и смотрю много – и художественного, и документального. Разных стран, с разных сторон. И все еще считаю, что хорошая книга о временах войны должна потрясать вне зависимости от имеющегося багажа. Для этого, к слову, в ней совсем необязательно наличие ярой жести, подробных описаний пыток, казней и так далее. Достаточно сильного слова, умело подобранной информации. В данном случае – воспоминаний.

Эта книга меня не потрясла. Она о Женщине, как заявляет сама автор, и от нее очень сильно пахнет духами. Смешанными с порохом, но все равно. Через воспоминания, которые собрала, разрезала и скомпоновала, как ей хотелось, Светлана Алексиевич, нам предстает коллективный портрет советских воительниц: молоденькие девчонки, часто не успевшие еще найти мужей, всеми правдами и неправдами пробирались на фронт и сражались наравне с мужчинами: саперы, снайперы, простые солдатки, командиры… Но при этом они страдали от отсутствия простого женского счастья. Ходить в мужской одежде неудобно, не принарядишься, всюду грязь!.. А как хочется надеть красивое платье…

И это женское – как выглядишь – часто было не только сильнее чувства голода, усталости, желания сна, но и страха смерти.

Бежим по грязи, люди падают в эту грязь. Так не хочется погибать в такой обстановке. Ну, как молодой девушке лежать в такой грязи?

Чисто по-человечески я могу понять такую девичью причуду, но принять как коллективный портрет не могу. Наши женщины, как и мужчины, вели себя героически. Но они разные бывали. Служили оккупантам. Из последних сил выживали в лагерях. Надзирали в тех же лагерях. Спасали. Казнили. Предавали. Командовали так, как может не каждый мужчина. Бежали. Однако из этой книги мы видим вышеописанный портрет: любая советская женщина - женщина-героиня, обрезала косы, пошла на фронт и на фронте в перерывах между боями оплакивала свою загубленную женственность.

В книге мелькают странные противоречия. Просились на фронт, доказывали всеми силами, что хотят стоять за Родину, что ничем не хуже мужчин!.. Достойно уважения, но. Доказали - вот вам фронт. И вот там слезы по платьям и…

Но больше всего потрясала жестокость врага, не вмещающаяся в обычное человеческое сознание, даже по отношению к ним, женщинам.

*чешет затылок* А чего думали-то? Что немец с поклоном пропустит барышню с винтовкой? Сами же говорят, что это война, законы мирной жизни на нее не распространяются, это другой мир. Также лично мне непонятно изумление другой фашистской жестокости: дал хлеба партизану – расстрел, приютил – расстрел. А что, махнуть рукой – кормите, мол, помогайте подрывать нашу оккупацию? Женская логика, что и говорить. Но, опять же по словам самого автора…

Эта книга была бы неполной, не до конца правдивой, не будь в ней главы о любви. Потому что книга эта о Женщине.

Да. Эта книга о Женщине, написанная женщиной. И этим все сказано. Автор на эмоциях, она захлебывается от жалости к опрашиваемым, у нее в голове душераздирающий портрет загубленного девичества вкупе с беспримерным подвигом. Конечно, это можно понять, опять же по-человечески, но это не сыграло на пользу книге. Вот лично мне такая подборка непонятна, она вызывает у меня недоумение. И заставляет вспоминать роман Кочина «Девки» .

Я бы рекомендовала эту книгу для чтения девочкам в средней и старшей школе. Потому что да, войну не должны забывать, и такой категории читателей эта книга будет, наверное, близка. К тому же, она пропитана патриотизмом, утверждающим, что слову «подвиг» нет аналога в других языках.

А для меня книга настолько женская, что принять ее не получается, хоть убей. Подвиг советских женщин действительно впечатляющ и незабываем, ведь тут, кроме пропитки идеологией «Родина – все!», нужны были личная смелость, отчаянность, небывалая сила духа. Но познавать его, пожалуй, нужно по другим книгам. Тем, где царствует не жалость, а уважение к советским героиням, коего они заслуживают куда больше.

Я всегда боялась ситуаций, вроде той, что описана у Распутина в «Живи и помни». Когда кто-то из твоих близких совершает поступок недостойный (в данном случае муж становится дезертиром). А ты всё равно близкого человека любишь и вынуждена его покрывать. А совесть-то наверняка болит. Мне даже жену дворецкого Бэрримора из «Собаки Баскервилей» (ту, что играет в фильме Светлана Крючкова) всегда было жалко: бегай там по болотам, выручай брата-арестанта. И рыдай по ночам.
У Уве Тимма ситуация схожая, если не хуже. Помогать ему никому не надо, но как понять то, что твой собственный брат добровольно пошёл служить в СС? Конечно, брата он почти не помнит – большая разница в возрасте. И гитлеровская пропаганда младшего Тимма почти не коснулась: слишком был маленький. И можно сказать, что если уж сын за отца не в ответе, то брат за брата тем более. Но разве от этого легче? Разве чувство собственной причастности не только к семье, но и к народу, который выбрал фашизм и сам же первый пострадал от этого, от этого проходит?
Как могло получиться, что милый застенчивый мальчик, который звал себя Кудряшом и мечтал о высоких ботинках со шнуровкой, оказался в рядах убийц? Как могло получиться, что целый народ (я не говорю сейчас о Рупперте Майере или «Белой розе») уподобился безмозглому ёжику из анекдота: «Я не пукну, я не пукну… это не я, это не я»?
Чуть ли не больше всего поражает в книге Тимма известный (хотя и долго у нас замалчиваемый) факт, что солдаты могли не участвовать в расстрелах пленных или мирного населения, и им ничего за это не грозило. Поражает не то, что люди не отказывались, поражает то, что всё-таки находились те, кто отказывались. Те, кто не мог служить в концлагерях и просился на фронт. Что система всё-таки не могла сломать всех.
Тимм – наследник по прямой Бёлля и Ленца, поэтому он не боится самых острых вопросов. История семьи у него тесно связано с историей страны, а сам он оказывается из того самого поколения детей, которым пришлось отстраивать Германию заново, поднимать её из руин. И долго ещё выметать остатки нацизма, прочно засевшего в головах. Бороться с собственными отцами. И биться, биться, биться над вопросом: как это вообще могло случиться? Да, и ещё поражает, как книга, касающаяся таких жёстких тем, может читаться настолько легко. Хотя после «Открытия колбасы "карри"», пожалуй, не должно поражать.