Рецензии

я, знаете, читала и плакала.
я, знаете, читала и думала - по пути к ней, - а моя бабушка, она так мало рассказала, она ведь даже не воевала, просто в тылу, на заводе.
я, знаете, после этой книги и живу иначе, и эти пять звезд, они другие, они не пять, они если пять - то десять, если десять - то сто.

Знаете вы, нет?

Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: "Вперед! За Родину!", а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась... И они все встали, и мы пошли в бой...

Вы хоть знаете как это? Выпустить на войну женщин, потому что сам не справляешься. Выпустить на войну женщин, а они потом немцев на себе волочат, что уж делать, не бросать умирать же? Выпустить на войну женщин, потому что они за Родину свою, за дитя свое выстоят, выгрызут, потому что мать, потому что сестра, потому что не женское это дело, Родину отстаивать.

Я сама ничегошеньки об этом не знаю. Я знаю только, что ни в одной стране женщин на войну не пускали. Я знаю только, что ничего не знаю о том, как бросить своего 4летнего ребенка и уйти в партизаны. Я знаю только, что это тот подвиг, перед которым нам всю жизнь стоять на коленях и молиться на них. На этих слабых, хрупких женщин, которые красились на войне, которые кудри вили на войне, которые воевали на войне. Которые обеспечили будущее нам с вами. И тебе, читающий, и всем нам. Которые зарубцевали шрамами своем сердце, а выстояли, прошли войну. А мы их не помним. А мы свадебным кортежем идем к Вечному Огню и смеемся. Мы ничегошеньки не знаем об этом. Мы сидим в своем уютном мире и думаем: "Что-то денег на отпуск не хватает". Мы, баловни, тех самых Великих Женщин баловни, потому что как иначе? Как не дать самое большое тем, кто после них, кто не ведал войны? Кто может вырасти и думать, что у него проблемы, а он даже не видел, как это? Кто...да мы, кто еще. Мы ничего не знаем и знать не хотим. А их все меньше, их хоронят. У них седечко не выдерживает, - оно же То Самое выдержало, куда уж.

У меня, знаете, оба деда войну прошли, и бабушка моя одна. Я дедов-то не застала, только бабушку. Я ревела, когда ветеранам к Победе пледы давали, а сами в кризис закатывали самый большой парад в истории. А в подъезде я напечатала проспекты про ветеранов, ленточку прикрепила, а ее содрали через два часа. И у меня бабушка плакала: "Это ж вам, Сашенька, с ними жить потом, не мне, я свое отжила".

Я написала так много пафоса, как никогда в жизни, потому что, знаете, что? Потому что нельзя иначе. Потому что о Героях - только так.

Хм. Говорить про эту книгу будет нелегко, но я всё же скажу: как литературное произведение — очень слабо. Она утверждает, что к инвалидам надо относиться так же, как к остальным людям, поэтому и Гальего я рассматриваю как самого обычного писателя, не делая скидок на его физическое состояние. И писатель он плохой. Сейчас попробую объяснить, почему я считаю его совершенно неталантливым.

1. Его тема — богата, обширна, пронизана горечью. У него огромный опыт, он знает систему изнутри, он может описать всё и эмоционально, и придирчиво, как хирург, препарируя все несправедливости своего детства и детства таких же, как и он. Но он пишет скупо, обрывочно, цельная картинка не складывается, только разбросанные «плохие» моменты. Ни стержня, ни главной мысли кроме «Всё плохо, атата». Мы знаем, что с этим всё плохо и страшно, мы живём не в хрустальных дворцах, где нет информации, нужно что-то большее.

2. Это исповедь: злая, желчная, кипящая гневом и обидой, но слишком личная, как дневник, чёрный список, который каждый ведёт у себя в голове. Хорошие моменты Гальего просто игнорирует, прикрывает занавеской, не говорит ни слова. У него куча женщин, которые его любят и ухаживают за ним, но он пропускает и моменты знакомства, и ухаживания, и всё прочее хорошее — оставляя только моменты когда они вели себя не так, как ему хотелось, или расходились с ним. Всех людей, которые к нему относились хорошо он просто вычёркивает. Большинство людей он просто ненавидит.

3. Он бьёт на жалость, расчётливо и цинично. Не знаю, приятно ли ему осознавать, что большая часть литературного признания идёт к нему из-за его инвалидности. «Вот я сижу, бедный-несчастный, печатаю еле-еле одним ошибающимся пальцем, умирая от усталости после каждой половинки страницы». Так не сиди и не умирай! Надиктуй это всё кому-нибудь, тем более, что пару страниц назад ты утверждал, что тебе там кто-то помогает. А ещё ведь не каждому инвалиду удаётся вырваться за границу, заиметь личный компьютер, несколько любящих жён, детей... И после этого всё равно «Все кругом козлы и уроды».

4. Личность, которая вырисовывается на страниц его произведения, лично мне жутко неприятна. Какой смысл наезжать на собственную дочку и стараться сделать ей плохо только потому, что у тебя в детстве было плохо? Не будешь кормить её досыта, чтобы отомстить за себя в детстве? Бред какой-то. Я понимаю, что от такой жизни, как у него, сахарным пряником не станешь. Но гордиться этим и выставлять напоказ...

Итог. Это тема, которую нужно знать, на которую следует обращать внимание и посредством литературы тоже. И доверять это ознакомление «человеку изнутри» — дело правильное и нужное. Однако Гальего вызывает отторжение. Это не литература, лучше бы он нашёл талантливого журналиста и оформил это как публицистическое произведение, авось журналист ещё бы и подогнал вопросов и тем, с которыми читателю действительно полезно будет ознакомиться. А так я искренне считаю, что он едет по литературной тропе только за счёт инвалидного кресла и грустного взгляда, потому что кого выберет комиссия премии — вон того пышущего здоровьем бородача, который успешно работает и ваяет по толстому роману в год, или это измученное жизнью человеческое создание, набравшее текст пары крохотных книжечек через страдания и боль?

Раннее утро. На улице серость и слякоть. Империя просыпается. Марк-Алем, молодой аристократ из древнего и властного албанского рода, идет на собеседование. В Табир-Сарай. Дворец сновидений.

Министерство сновидений — самое загадочное место во всей Османской империи. В этот бюрократический ад стекаются сны со всей страны. Ночные видения всех и каждого. Сновидения во вселенной Кадарэ воспринимаются всерьез. Их сортируют, подвергают тщательной селекции и толкуют. Любой сон может оказаться вещим.

В Табир-Сарай невозможно попасть по чей-то рекомендации. Это самый близкий к императору политический столп, от которого напрямую зависит следующий шаг всей страны. Семья Марка-Алема находится в вечной вражде с Дворцом сновидений. Это две основные противоборствующие силы империи, ежедневно сражающиеся за влияние на самодержца. Перед главным героем романа были открыты любые двери в будущее — он мог стать политиком, предпринимателем, врачом, — да кем угодно, но он выбрал Табир-Сарай — единственное место, двери которого для него казались неприступными.

Но молодого человека принимают на работу, и он с трясущимися руками и подкашивающимися ногами попадает в отдел «Селекции», который занимается фильтрацией сновидений для дальнейшей их передачи в отдел «Интерпретаций». Как и подобает человеку, устроившемуся во Дворец сновидений, Марк-Алем ничего не понимает. Что это за сон? Что он может означать? Как в этом вообще можно разобраться, ведь сон — не имеет ничего общего с фактами. Но разобраться надо, а иначе счастливого сотрудника Табир-Сарая могут ждать очень серьезные последствия.

После рабочего дня Марк-Алем идет домой к родным, имеющим свою выгоду в трудоустройстве протагониста. Из бесед с семьей читателю становится известно, что Дворец сновидений в последнее время имеет гораздо больше влияния на императора, чем кто-либо еще. Любое сновидение, в котором может быть хотя бы намек на чью-то непокорность, особенно знатного дворянского рода, способно привести к масштабным репрессиям. Жить в стране страшно. А еще страшнее иметь в этой стране власть и быть приближенным к диктатору. Особенно если этот самый диктатор таит на твою семью обиду.

Албанский род Кюприлиу, из которого происходит Марк-Алем, славится своей древностью, историей. Албанцы уже много веков складывают о великом роде мифы и легенды, сказки и песни, — эпос. И это не может не вызывать ярость у императора, ведь он-то на самом деле — пустышка, он — облечённый властью и пурпуром владыка, не имеет своей истории и народной любви, фольклорного дара бессмертия, имеющегося у древнего рода Куприлиу. Они бы могли отдать ему право на этот эпос, могли бы вычеркнуть свое имя из анналов истории и вписать туда Его, но даже капризный самодержец понимает, что переписать историю не то же самое, что быть её частью.

Однако Марк-Алем не носит фамилию великой семьи. Его мать дала ему свое, менее известное имя, которое и открыло перед парнем двери в Табир-Сарай. Двери в таинственное, но в перспективе необычайно великое будущее, могущее принести пользу как самому молодому человеку, так и его семье.

Чтобы лучше понять «Дворец сновидений» читатель должен знать исторический контекст романа. Исмаиль Кадарэ — албанский писатель либерального толка, чей творческий пик пришелся на времена правления Энвера Ходжи — крупнейшего европейского диктатора прошлого века. Этот роман, являющийся довольно неприкрытой аллегорией власти и слепоты любого самодержца, был запрещен в Албании почти сразу после его выхода из печати. И самое интересное, что писал его Кадарэ, находясь в Албании, а не в эмиграции, что могло повлечь за собой незамедлительные и страшные последствия.

За министерством снов прослеживается четкая параллель с современной писателю Албанией. Это загадочное, обособленное от всего остального государства заведение, в котором царит мрак, перешептывания и страх. Желание самодержца контролировать граждан доходит до совершенно абсурдных высот, и от жителей страны требуют выдавать самое сокровенное — их сны. Кому и зачем они вообще могут понадобиться? Сон ведь даже не что-то материальное — это иррациональное, которое ни на что толком не влияет, но нет — государю нужно от вас все. У Оруэлла была полиция мысли, Кадарэ же пошел еще дальше, доведя тотальную слежку за подчиненными до полного абсурда.

Если копнуть глубже, то получается, что тот самый Великий император — марионетка в руках директоров Табир-Сарая и влиятельных семей вроде Куприлиу. Кадарэ показывает не только то, что самодержавная лестница — испорченный телефон, но и то, что владыка, окружающий себя «доверенными» лицами теряет и настоящую власть над государством, потребляя пропихнутую элитой информацию, не всегда отражающую подлинную суть вещей.

Получается, что в одной небольшой истории Кадарэ сумел уместить и неудобную правду об Албании Энвера Ходжи, и намек на управленческую слепоту диктатора, и идею о возможном мятеже, организованном элитой за спиной у самодержца. То, что Кадарэ после этого не сел, кажется чудом. Чем-то история «Дворца сновидений» напоминает историю платоновского «Котлована», — читаешь и не можешь понять, как это можно было написать в тех условиях и сохранить при этом здоровье. Правда, «Котлован» в отличие от «Дворца сновидений» был издан намного позже его написания, а роман албанского писателя по ошибке прошел цензуру и был изъят из свободного доступа уже после появления книги в продаже.

Исмаила Кадарэ часто называют албанским Маркесом, проводя довольно лестную для албанца параллель. Безусловно, что-то близкое в творчестве двух этих писателей есть. Кадарэ, как и его колумбийский коллега, воссоздавал в работах быт и историю Албании, сплетал свои безумные фантазии с древним эпосом, попутно разоблачая существующие в его родной стране проблемы. Но основная причина сравнений двух авторов, конечно, не в этом, а в схожести их магических, каких-то совершенно неземных стилей, заставляющих читателя верить в волшебство и замечать его вокруг себя.

«Дворец сновидений» еще любят сравнивать с работами Франца Кафки, хотя это сравнение уже более узкое и скорее касается конкретно этого романа, а не творчества в целом. Попав в Табир-Сарай, Марк-Алем окунается в чудовищно серый, безликий мир бюрократов и бесконечных стопок бумаг, таящих в себе бессознательные фантазии граждан Османской империи. Марк-Алем подмечает, что сотрудников Дворца сновидений можно спутать с предметами декора — так сосредоточенно они сидят за своими столами. Да, атмосферой первых страниц «Дворец сновидений» напоминает «Замок» или «Процесс», но продолжая следовать за рассказчиком, вы понимаете, что у Кадарэ гораздо больше общего с колумбийцем, чем с израильтянином.

Роман Кадарэ — одна из тех книг, чья насущность навсегда останется неизменной. В какой бы стране вы ни жили и с каким бы режимом вам ни пришлось столкнуться, пусть это даже будет какая-то утопическая лично для вас модель, — политика всегда будет грязной и скрытной штукой, и албанский писатель показал это как нельзя лучше. У романа есть небольшие трудности с незаконченностью сюжетных линий и их излишней сжатостью, что несколько омрачает впечатление от текста, но не читать его из-за этого или сильно критиковать не стоит, — поэтичный стиль и хорошо раскрытая тема в значительной степени нивелируют эти недостатки.

Назвать «Дворец сновидений» шедевром или даже важной для своего или нашего времени книгой я не могу. Для Албании — да, безусловно, но для российского читателя это просто хорошая, достаточно качественная история о порочности самодержавия и минусах единоначалия, которая вполне может остаться в памяти, но навряд ли попадет в список ваших любимых книг.

Мы, здоровые люди, никогда не поймём, какое это жуткое дело — быть беспомощным и зависимым от расположения и порядочности других людей. И что вдвойне жутко и страшно зависеть от людей казённо-равнодушных и безнравственно-бессердечных. И многажды, бесконечно, безвыходно жутко быть в зависимости от прихотей людей преступно-халатных и осознанно-безнаказанно-умышленно мотивированных...
Ну, вот не понимаю, почему у нас устроено так, что ставят на человеке с ограниченными возможностями клеймо "идиот" или "дебил" или вообще попросту внедиагностическое "дурак" сразу и навсегда? А потом, оказавшись в стране другой, этот человек оказывается вполне даже и не тот, и не другой, да и вовсе не третий, а очень даже Стив Хокинг или, в крайнем случае, Рубен Давид Гонсалес Гальего! И ведь винить-то некого, нет никаких в этом деле внешних причин и внешних недругов, типа пресловутого Збигнева Бжезинского или плана Аллена Даллеса, а есть только мы сами, мы! Вот такой мы народ :-((
Эту книгу, как мне кажется, в обязательном порядке должен прочитать каждый грамотный и умеющий читать человек. Потому что эта книга перевернёт наши представления об инвалидах о людях с ограниченными возможностями, о том мире, в котором они вынуждены жить, и о нас самих на диаметрально противоположные! В обязательном порядке должна перевернуть! Иначе мы так навсегда и останемся самой "человечной и гуманной" страной в мире...

Дарю идею неленивым издателям и исследователям творчества Ольги Токарчук: разработайте несколько путеводителей по тексту с разными маршрутами. Придется пронумеровать сотню с лишним маленьких главок, зато потом можно будет складывать из них совершенно отличные друг от друга истории и варианты прочтения. Если воткнуть еще и указания идеальных для чтения мест, городов, кафе и сопутствующих напитков, то заодно удастся заработать на нативной рекламе.

«Бегуны» напоминают мелко порубленный и хорошо перемешанный салат, но это больше плюс, чем минус. Читателю приходится постоянно находиться в движении и работать над текстом и собственными воспоминаниями о недавно прочитанном. Впрочем, можно попросту на это забить и читать любой фрагмент из любого места, хуже не станет, Кортасар позавидует. Все ингредиенты делятся на условные 4 категории, о них и поговорим, но это чисто мой вариант складывания истории, у вас наверняка получится другой.

Первое. Идея движения как такового — теоретическая, древняя и беспощадная. Движение — это жизнь, застой лирической героине романа не близок и даже непонятен. Записки перекати-поля содержат не только теорию, но и размышления. Мир по роману «Бегуны» хаотичен, и любые попытки его упорядочить кажутся бессмысленными и жалкими. Психологи выступают сломанными людьми, а просветление и его поиски тоже относятся к путешествиям, только внутрь себя.

Второе. Истории про таких же людей с шилом в одном месте, которые даже в рамках города не могут сидеть спокойно, а везде бегают, ездят, теряются — хотя бы в метро, раз уж больше ничего под руку не подвернулось. Как говорится в шутке, это люди, возглавляющие броуновское движение. Токарчук интересуют не только какие-то масштабные личности, но и самые обычные люди, которые сидели-сидели и вдруг сорвались с места.

Третье. Мумификация, бальзамирование и прочие реально существующие машины времени, которые, к сожалению, могут уносить нас только вперед и в слегка измененном виде. Казалось бы, вечное существование в банке со спиртом противоположно движению, но под определенным углом противоположности накладываются друг на друга.

Четвертое. Личные заметки, путевые дневники, зарисовки и эскизы, которые вроде и приткнуть-то некуда, а вот нашлось. Отлично себя чувствуют где-нибудь между текстом про засушенные туземные головы и рассказом про таинственное исчезновение жены среди ясного дня.

Ольга Токарчук успешно расширяет тонкое пространство бродячих душ не только в обычных физических координатах, но и в психологических, временных и художественных гранях реальности. Любые рамки и спертое пространство ей претят. Так что прекратите, пожалуйста, ставить ее в книжных магазинах на полки с русской современной прозой, такой ярлык ни под каким углом не будет правильным. Лучше кладите на шкаф, непоседы и бегуны и там ее найдут.

Стоит прочитать тем, кто остро чувствует зыбкость окружающего мира и не готов укладываться в навязанные умными людьми схемы и типажи.

Я эту книгу в свое время выкинула в мусоропровод. Как это модно в последние двадцать с лишним лет, показывать одну сплошную трагедию и валять в грязи подвиг народа, но лицемерно через абзац говорить "Зато победили, это того стоило", навязывая читателю подмену понятий. "Платить и каяться, платить и каяться, ведь коммунизм это тот же фашизм, а то и хуже, посмотрите на эти истории мам и бабушек". А ничего, что эти мамы и бабушки после войны не упивались жалостью к себе, а помогали поднять страну из руин и строили коммунизм с искренней верой в него, поддерживаемые мыслью о Великой Победе? Как удобно писать сейчас об одном плохом и получать золотые горы от европейцев и американцев, годами пытающихся вытравить из памяти народов СССР подвиг, подменив его вечным чувством вины. Почитать последние интервью Алексиевич: "какой ужас, имперские амбиции, ракеты, агрессия, воинственность, аннексия" - ну прямо в лучших традициях передовиц "Нью-Йорк Таймс". Совесть нации, а теперь еще нобелевский лауреат. Тьфу. Бревно из глаза достаньте сначала, ревнительница свобод.

Начну с минуты молчания.

Первые страницы, посвященные дневнику книги, Светлана Алексиевич начинает с ремарки, что пишет книгу о войне, она, которая не любила читать военные книги. А теперь и я, пытаюсь написать отзыв на книгу о войне, по нелепой случайности, так же избегающая тексты подобной тематики. И не потому что скучно/страшно/нудно, а потому что с моим уровнем эмпатии и вовлечения в чужие страдания, больно даже в руках эту книгу держать. Но жизнь всегда с искренней радостью вносит свои коррективы, поэтому моя повышенная тревожность, i'm so sorry.

"У войны не женское лицо" - документальная проза. Она содержит в себе рассказы сильных женщин, мужественно участвующих и прошедших Великую Отечественную войну. Это война женскими глазами (хотя в нее включены эпизоды, где рассказчиками являются мужчины), это истории фронтовых девчонок, таких же девчонок, какими были (и есть) мы. Девчонки, читающие любовные романы, бегающие на свидания в кино, о войне ничего не знающие. Девчонки, чьи-то дочери, жены и сестры, ставшие лётчиками, связистами, снайперами, зенитчицами и танкистами. Они оставили свои семьи, своих матерей, чтобы лично выполнить долг перед Родиной и встретиться со смертью. Отложили амбиции, бросив учебу, припрятали туфли и духи, планы на материнство, чтобы числиться в полку, состоящим на восемьдесят процентов из женщин. Они отказались от своей надежды на светлое будущее, чтобы такая надежда появилась у других.

Текст читать больно. Он просто не может оставить вас равнодушным, но меня он не просто потряс. Я была так же и в ярости большую часть книги. Меня захлестнула и ослепила злость. От безысходности, от тупого бессилия. Буду ссылаться на Кинга, он писал, что ад — это повторение. Я испытываю нечто похожее. Наши жизни сейчас на репите. И книга страшна тем, что закрыв ее уже не получится успокоить себя тем, что это было давно, что это пережито, что это не про нас. Я чувствую, что я в аду. Надеюсь не в Кинговском.

P.s. Творчество Светланы Алексиевич вызывает немалый общественный резонанс. Неоднократно на нее подавали в суд, ее книги препарировали, пытаясь найти фальсификацию фактов. Я не знаю где ложь и где правда, но одно я знаю точно, война - это хаос, она подруга костлявой смерти, она сеет ужас и трагедии. Она забирает, разрушает, приходит за дарами в каждую семью и превращает даже самых лучших из нас в чудовищ. А разве приятно найти чудовище в себе? А если нашел, как заставить себя об этом забыть?
Войну надо убить.

Об этой книге не хочется много писать, о ней хочется долго молчать.

Эта книга осталась. Я всё читала у Светланы Алексиевич. И летом прочитала эту.
Правда или ложь? Достойна ли книга быть прочтённой? А ведь был суд над Светланой, а потому, что принимая одну позицию, мы никогда не видим вторую.
Вот без разницы - афганцы или нет, евреи или нет, русские или нет. Война метёт всех. А ведь некоторым парнишкам было меньше лет, чем мне сейчас. И ведь воевали, уходили и не возвращались. На глазах матерей вечные слёзы, на душах - комки боли, на губах единый вопрос: "За что?". Никто не вернет тех ребят, никто не вернёт им психического спокойствия, ни одна война не проходит бесследно для каждого человека, кто прикоснулся к ней, кто хотя бы однажды направил дуло в висок.

Это мерзко, когда по какой-то прихоти зажравшихся правителей вынуждено страдать огромное количество народа, которому всё это не нужно. Разве только интернациональный долг, только и это не спасает и не делает войну милосерднее. Во время войны жизнь превращается в существование, полное лишений и страха, а каждая смерть так бездарна, никчёмна, абсурдна, и при этом всего лишь одна из многих, словно люди - это насекомые, которых спускают в унитаз. Многие войны возникают практически из-за ничего, в них явно нет необходимости, а уж когда парнишки не знают, за что воюют. Их воспитали бойцами, они ушли на фронт, не зная другой жизни и понимая, что нельзя иначе. Война по сути своей - легализованное убийство, которое при мирной жизни считается уголовным преступлением, а во время войны оправдывается высшими политическими целями. И нет слов, чтобы выразить боль матерей, потерявших своих сыновей. Своих мальчиков. Нет слов, чтобы выразить боль девушек и жён, так и не увидивших вновь открытые и ясные глаза своих любимых мужчин. Это ничем не оправдаешь. Да и как это не оправдывай, убийство останется убийством - это всегда очень мерзко.

Война сейчас - это давно уже не мужественные солдаты, с победой возвращающиеся домой. Это Афган и Чечня. Война - это не лекарь человечества, не двигатель прогресса и не её клизма. Это даже не естественный отбор. Война - это когда тебе выдают новую форму и автомат, посылают в бой, а потом сверху накрывают миномётным огнём. Война - это когда ты наступаешь на мину, а тебе отрывает обе ноги. А ведь дома тебя ждёт жена и маленькие дети. Война - это когда твой лучший друг смотрит на тебя и говорит, что всё будет хорошо, а у самого кишки вываливаются наружу. И всю эту скорбь Светлана Алексиевич донесла до народа через воспоминания.. через слёзы. Я просто не представляю, насколько она сильный человек, ведь читать больно об этом, а собирать эти диалоги - какие нервы нужно иметь? Какую волю? Как глядеть в глаза?

Любая война - это приказ. И можете даже не спорить. Многие не выдерживают там, многие - здесь. Те, кто там не был, никогда не поймёт вернувшихся из этого ада. Отдан приказ, и поэтому люди будут убивать, убивать без разбора, задыхаясь от ненависти, отвращения, ужаса или немого восторга, что он, дескать, герой! А где-то плачут несчастные матери, и дети оставшиеся сиротами. Они погибают от голода, отчаяния, нехватки лекарств. А в сердцах выживших прочно укореняется желание мстить. Мстить за сломанную жизнь, за отнятых войной близких. Так было всегда, на протяжении всей истории, и так будет, пока человечество наконец не истребит себя.
Противно, граждане, жить. Жить, зная, что завтра то может не наступить. Некоторое время после этой книги мне было тяжело засыпать. И это страшно. Хотя вообще вся Алексиевич - это дозированное и очень аккуратное чтение.. Иначе слишком не хочется жить.

Но эту книгу нужно читать. Как и всё, что пишет Алексиевич. Её жанр удивительный. Она показывает другую сторону, не всегда выгодную, но тоже имеющую место. Вы можете и не соглашаться с ней, но ведь она пишет жизнь.. она проводит тонкую грань между жизнью и последним вздохом. Она собирает по кусочкам боль женщин, боль солдатов, боль тех, кто случайно оказался на войне.
И эта боль искренняя и самая страшная.
Ведь нет ничего страшнее, чем обнимать своего любимого в последний раз (не зная об этом).
Ведь нет ничего страшнее, чем знать, что тебя обманули.
Ведь нет ничего страшнее, чем хоронить свою кровинушку.
И нет ничего страшнее войны.

И не важно, какие флаги развиваются ввысь - просто знайте, победителей не будет. Будут только выжившие, мертвые и лишённые.

Война это в первую очередь боль, смерть и страх, а потом уже все остальное. К сожалению войну часто романтизируют и показывают с какой-то "хорошей" стороны. Эта же книга стала изнанкой войны, очень страшной и непривлекательной, именно такой какой и должна быть литература о войне. То, что произведение является документальным и создано на основе множества интервью с женщинами (в основном) которые воевали и лечили, добавляет ему трагичности.

Автор проделала большую работу, на протяжении многих лет она искала женщин которые воевали или обслуживали военных во время второй мировой войны, и брала у них интервью. Страшно представить как много материала не попало в книгу, скорее всего самое страшное тоже было отфильтровано, хотя ужасов войны и в окончательной версии книги достаточно. Для того, чтоб читатель мог углубиться в войну женскими глазами, Светлана Александровна подобрала материалы так, чтоб показать войну глазами женщин разных профессий. Здесь собраны как военный профессии: снайпера, танкистка, женщина-сапер и т.д., и не военные: от врачей, санитарок, поваров до прачек.

Истории самые разнообразные, человеческие, люди все разные и это отлично отображается в книге. Большинство героинь шли воевать добровольно, некоторые жаждали попасть именно на передовую. Многие были верны идее, а некоторые шли, чтоб отомстить за близких. Самое страшное, что в основном шли воевать совсем молодые девочки и чем они младше, тем сильнее на них влияла пропаганда и "вера". одна из собеседниц автора так и сказала "мы верили в Сталина". Самое страшное, что и сейчас можно воздействовать так на молодежь, что она пойдет стрелять... Сейчас конечно все сложнее, больше рычагов воздействия на неокрепшие умы.

Какие же страшные вещи рассказывали героини книги, при чем не только о том, что было во время войны, но и то, что происходило после нее. Женщины боялись признаваться, что воевали, боялись, что их не возьмут замуж (и я могу понять тех мужчин которые не хотят жениться на тех кто убивал). А страшнейшие истории как тех кто попал в плен называли "предателями" и объявляли врагами народа, а как же было их семьям, просто нет слов...

Книги Светланы Александровны Алексиевич проникают глубоко в душу и оставляют в сердце шрамы, сложно вспоминать о них без содрогания и сложно не плакать при прочтении. Сила подобной литературы поражает, очень хочется, чтоб каждый на себе ощутил эту силу и навсегда начал ненавидеть войну.

В детстве, полные девяностые, я смотрела вечерние новости по телевизору и думала, что Чечня - это отдельная страна, в которой все время идет война, но не имеющая никакого отношения к той стране, где живу я. Более того - я войны страшно боялась, нам о ней говорили на всех гуманитарных уроках и пугали, пугали, пугали, говорили, что это страшное зло, которое не должно повториться. Понять, что все это время твоя страна ведет эту самую войну прямо сейчас (да и, в общем, не прекращая, до наших дней), пришлось гораздо позже, когда понятие "гражданская война" перестало быть картинкой из учебника, иллюстрирующей подвиг Владимира Ильича сотоварищи.

Дневники Полины Жеребцовой - страшный документ жуткой эпохи, поступок, тянущий на все премии мира (только нужны ли они вообще, куда как лучше не знать о мире, не зная и войны), и укор нам всем, ноющим из-за пробок, мечтающим о новых конверсах и скидках на авиабилеты. Я бы очень хотела, чтобы эту книгу прочитал каждый - и вспоминал ее каждый раз, как только рот открывается пожаловаться на очередь в супермаркете, сломавшийся миксер и шумную соседскую собаку.

Пожалуйста, вспоминайте, как я, что вы делали в эти годы - с 1994 по 2004, где были, что видели, кого обнимали и чему радовались. Наверняка не килограмму картошки или окончанию обстрела, не ведру чистой воды и передумавшим сегодня убивать тебя соседей за не такую фамилию. Вспомните и подумайте в следующий раз перед тем, как оскорбить кого-то по национальности, перед тем, как поверить политической и религиозной пропаганде, перед тем, как высказать ненависть к кому-то. Поверьте, вы не хотите такого ада, в который попали жители Чечни. И наверняка не всем нам удалось бы сохранить в себе человеческое - простить тех, кто делал тебе зло (не нахамил в транспорте, а пытался убить и ограбить - почувствуйте, блин, разницу), кормить и лечить животных, учиться и работать, годами снося дискриминацию, угрозы, пули, взрывы, домогательства, болезни, голод, психологическое давление, открытую ненависть, готовность умереть не то что завтра - через минуту. Потому что до старости в Грозном мало кто доживал, и возраст перестал быть достоинством, как и пол.

...я тут хотела кратко пересказать три-четыре описанные истории последнего круга ада, в который превратился Грозный, но не могу сформулировать весь ужас той реальности, в которой приходилось выживать и как-то продолжать любить эту жизнь. Вот у Полины Жеребцовой это получилось - без соплей и жалости к себе, между прочим. Полина-Фатима-Будур, не знаю, читаете ли вы отзывы на свою книгу, но независимо от этого, спасибо вам от всего мира и от всей меня. Пусть у вас всё будет хорошо.

Можно сказать, идеальная мировая скорбь. Прекрасная черная меланхолия. С германским акцентом. Weltschmerz. Так что моя душа просто не могла не откликнуться. Без вариантов.

Собственно, брата, как такового, здесь немного. И потому что во время войны сгорел дом с вещами, фотографиями и документами. И сам тимм не решался особо расспрашивать родителей, у которых до конца их дней так и не зажила боль от потери любимого сына. Что там осталось. Несколько фотоснимков, скудный дневник, фактически в форме заметок с кучей сокращений (считай, ничего личного), разрозненные, эпизодические воспоминания. Первое и последнее личное воспоминание о большом и взрослом брате, держащем его на руках.

Главное же здесь, пожалуй, это одна из многочисленных попыток осмысления через историю своей семьи, почему так вообще получилось, почему немецкий народ дошел до такого кошмара, почему позволил манипулировать собой, почему творились зверства и как после поражения находились люди, и их было много, которые оправдывали себя и других, заявляли о своем незнании происходившего, не желали признавать вину за содеянное.
Вообще, лично я считаю такие вещи довольно бессмысленными. Но это нужно делать время от времени, даже если не бывает практической пользы, и потомки ни черта не учатся на ошибках прошлого. А они и не учатся. Но все равно нужно. Тогда хотя бы у нескольких поколений человечества есть шанс пожить в относительном мире и покое.

И, честно говоря, тимму, конечно, было тяжело писать об этом. Но все же легче, чем непосредственным участникам событий, к которым лично я отношу не только солдат, но и дееспособных граждан. Тех, кто голосует, работает, проповедует и в случае необходимости может взять в руки оружие. То есть дети с оружием в руках для меня - тоже причастные. Потому что, в принципе, любой народ - это ребенок, которым манипулирует государство в лице правящей элиты.
И понятное дело, будучи стороной проигравшей, немцы и так были поставлены на колени, всячески унижены и поражены в правах. А тимм, который на момент капитуляции, был совсем малым дитем, изумляется, что его отец и ему подобные упирались и не желали по собственному почину биться лбом об пол и стены в покаянии за содеянное.

Человек - такое животное, которое так или иначе всегда постарается найти оправдание любым своим поступкам. Я ничего не знал, мне приказали, врете вы все, не было такого. Намного легче повиниться, когда действительно не был причастен, даже если твоя семья замарана по самую маковку.
А причастному надо подняться просто до невероятных высот духа, чтобы покаяться по собственному почину, после того, как по нему, по его близким и соплеменникам, по его стране прошелся сапог победителя. Так, наверное, становятся праведниками. Но много праведников не бывает по определению.

Впрочем, с некоторым удивлением прочитала, что все эти проигравшие германские солдаты и прочие граждане, слегонца оклемавшись опосля 1945-ого года, сбивались в военные сообщества, где горячо обсуждали ошибочную тактику высшего германского командования, из-за которой германия проиграла. И подобная лирика звучала даже в ресторанных разговорах в подпитии. А? ШТА?
Прямо возникает вопрос. Это, значит, русские, американские и прочие союзники делали прививку германии от фашизма? Где-то они явно промахнулись. Нда.

А вот с чем полностью согласна, хотя это мысль не только тимма, а положим, и серена кьеркегора.

В том-то и задача, чтобы самому, одному отважиться всецело и только быть самим собой, отдельным человеком, именно этим вот, совершенно определенным человеком; одному перед Богом, одному в этом неимоверном своем усилии и с этой неимоверной ответственностью.

Это к вопросу о том, что немцы, которые были несогласные с политикой правящей партии, побоялись сказать "нет" большинству. И потому произошла мировая бойня. Но тут надо сразу рисовать на груди большую красную мишень и приветственно махать в небеса. Лично я никак не могу осуждать тех, кто не смог найти в себе смелости.

Но это также применимо к покаянию, к признанию вины, как мне кажется. Не надо извиняться за свою страну, как делают некоторые оригинальные личности. Как-то оно слишком абстрактно и не по делу, особенно, если другие люди не уполномочивали. Покайся прежде всего сам, если чувствуешь, что нужно.

Всю книгу ревешь. Слушаешь и ревешь.
А ведь и так все это понимал, представлял, просто это все было воображаемое в своей голове, а тут становится реальным, становится фактом, от которого нельзя отмахнуться. Не понимаю я эти празднования 9 мая, каждый год раздражает, что столько денег уходит на фейерверки, на построения, на отмывание денег, а в стране мусорный кризис и кризис здравоохранения. А еще, те что остались, их заставляют вспоминает это все. Голод, страшный голод, вшей, грязь, кровь, море крови, смерть, смерть, смерть.
Меня еще с детства раздражало в книгах и фильмах, когда актеры с идеально белыми зубами, одежда на бедняках без единой заплаты, когда все чистенькое, идеализированное, фальшивое. И наоборот, когда максимально натурально показывали радовалась, ведь такая редкая находка. Мы живем в эпоху уничтожения отрицания грязи действительности. В кино появляется расовое разнообразие, боди позитив, в книгах наконец-то пишут про месячные и проблемы в семье. Это не грязное белье, это жизненный опыт, который нельзя замалчивать. Когда мы делаем вид, что этого нет, наши дети, будущие поколения искренне верят, что этого нет, они видят только фальшивый мир, и когда встречаются с реальностью не верят в нее. А потом мы думаем, как такие страшные вещи могли происходить... А ведь мы сами их создаем.
Цензура, что постоянно мешала автору, мужья, что постоянно коверкали рассказы интервьюируемых - это все ширмы, красивые разрисованные ширмы, которыми закрывают дырявые, покрытие плесенью стены. Нельзя идеализировать войну, нельзя восхвалять победу, нужно подчеркивать как это ужасно и что это ни в коем случае нельзя повторять.
В книге немного не хватает "отрицательных персонажей", как это было в "Крутом маршруте", про своих только хорошее, возможно тоже цензура. И очень вскользь про сексуальное насилие, уверенна его было очень много, страшно много, и честно говоря, я как-то раньше об этом не задумывалась. Мужская похоть страшная боль для бесчисленного количества женщин.

Хочу признаться : я не стала дочитывать произведение...Почему?

Что для меня книги? Книга, это путешествие, которого я не совершила, приключение, которое произошло не со мной, трагедия, которая случилась не со мной и это классно, это жизнь, которую я не прожила... В этой книге много жизней, которые я очень хочу никогда не прожить...

А ещё книга- это передача чувств, сильных эмоций. Книга, которая оставляет меня равнодушной и не учит меня ничему для меня пустая... Эта книга учит. Учит, что война - это трагедия...Но я это уже знаю, с детства мой самый страшный сон был о том, как в бабушкин дом заходят немцы, и это я у которой только дедушка воевал, а что можно подумать о тех, кто прошёл войну или отцы воевали.

Почему ? я уже прочитала десятки книг о войне, я уже могу представить эту боль, могу представить войну, сломанные судьбы, в отдельности. Сотни судеб в одной книге, однозначно, нет.
Во-первых, когда расказывается об одной судьбе это трагедия, а когда о сотне - это статистика;
во-вторых, мне стало больно от той части, что я прочитала, да что говорить уже первые истории меня заставили плакать, а что будет дальше ? Постоянно испытавать боль? Не могу, я должна быть сильной сейчас, а прочитать книгу и не представлять и не прочувствовать боль, страдания, страх, гнев, разочарование, не хочу.
Либо прочитать и прочувствовать, либо вообще не читать...

Всегда смотрела свысока на высказвания я не люблю книги о войне, - вот и ещё один стереотип сломан, я тоже не смогла дочитать книгу о войне, нет я честно прочитала почти 30 процентов, но дальше категорически отказываюсь.

Я, которая ненавидит войны, могу и не читать это произведение, а вот кое-кому из власть имущих стоило бы каждый день читать...

Буду знать для себя, если появится настроение на страдания, на боль, то буду дочитывать книгу.

Отзыв получился рваным и не объединненым, только потому, что книга тоже создана из кусочков, самых страшных воспоминаний, историй людей, прошедших ад.

Неси, неси свої води, Черемоше. Повідай світу про солодку Дарусю, про долю ії незавидющу, про смуток і біль України, про землю, стоптану солдатськими чоботями руминів, німців, поляків, совєтів.
Тобі добре, ти, навіть, як і плачеш, то не видно. Умієш сховати сльози рясні, росу солону, смуток вогкий і несамовитий. От тільки стогону сховати навіть ти не в силах. То ж стогни, може почують тебе десь там в блакитних небесах білосніжні янголи, може зглянуться над небогою, може...
»Люди не люблять тужити. Вони взагалі нічого не люблять». Люди заздрять на добро сусіда, на худобину більшу, курку жирнішу, дружину кращу. Погано живуть - зле, любуються - от теж не сповна розуму. Людям завжди знайдеться про що поговорити-потеревенити, або ж просто почесати язики. Як от про Дарусю. Дурною ії рахують, називають солодкою, вважають німою. А того не знають, що вона можливо розумніша за інших, і розмовляти вміє, просто ні до чого їй це. Не потрібні ті розмови, бо сказати нічого, все в минулому залишилось, в тих часах, коли татко називав ії солодкою, найгарнішою, коли голова не боліла, чорний смуток не надходив грозовою хмарою. І стрічки ті, що вішає тепер на деревах, то все спогади про минуле, то ії слова, кольорові, яскраві, ті, що вона вже не скаже ніколи, бо немає потреби. Відійшло. Тим більше, що »люди самі її відучили говорити. То хай терплять німоту. Вона ж терпить їхнє дуренство.»
Вона терпить. Вона багато чого терпить. І насмішки. І, як уже сказано, біль німий, що чорною ямою затягує ії у пропасть, примушує по груди занурюватись у холодну воду і залишатись там до німоти в тілі та до ясності у голові. Дивувалися односельці. Та зрештою звикли. Що взяти з солодкої Дарусі? Вона ще й не те може втнути, - он в землю закопається і лежить собі цілий день. Як вам таке?
Солодка, дурна, дивна... »Не від роду — від судьби». «Але вона не дурна, то люди думають, що вона дурна, бо не така, як усі».
Бо зростала у сім'ї люблячій, але в країні скривдженій, зі всіх сторін всякими властями нелюдськими окупованій. А люди ж бо іноді гірше звіра, страшніше пропасниці, лютіші зими морозної. А хіба винне дитя у гріхах батьків? Та й гріхи, по правді, надумані, висмоктані із забобонів, змішані з релігією і людськими заздрощами.
Ось і ходить тепер солодка Даруся до тата на могилку. Носить йому їсти, розповідає про життя. В оточенні собак зі всього села, замотана у хустку, »Михайлове чудо» чимчикує до батька «в гості»... Бо з'явилась, було, у неї, одна відрада в житті, та й ту відібрали... Одежа солдатська, доля людська....

Черемоше, ти розкажеш всім про цю драму? Про біль, про важкість, про несправедливість? Розповіси про дівчинку, яка так і не виросла, бо, забравши дитинство, їй не залишили нічого, лиш спомин страшний, що солодке - то зло?
Не приховуй нічого, нехай люди знають, бо є ще не байдужі на цим світі. Лихих багато, але співчутливих більше.
«...Життя і війна тривали одночасно, водночас залежні і незалежні одне від одного». От де є правда...

Ф/М 2015
1/25

Традиційно. Переклад.

Неси, неси свои воды, Черемош. Поведай миру о сладкой Дарусе, о судьбе её незатейливой, о печали и боли Украины, о земле, солдатскими сапогами истоптанной: румын, немцев, поляков, советов... Тебе хорошо, ты, даже, если и плачешь, то не видно. Умеешь спрятать слезы частые, росу солёную, печаль густую, неистовую. Да только стон даже ты не в силах сдержать! Стонешь! Шумишь! Может услышат тебя где-то там, в голубых небесах,  белоснежные ангелы, может сжалятся над сироткой... всё может быть.

"Люди не любят скорбеть. Они вообще ничего не любят." Люди завидуют на добро соседа, на скотину большую, курицу более жирную, жену лучшую. Ссорятся часто соседи- плохо, в мире живут, тоже не сильно хорошо, не по-людски.  Людям всегда найдется о чем поговорить, поболтать, или же просто почесать языки. Как вот о Дарусе. Глупой её  считают, называют сладкой, уверены, что немая. А того не знают, что она возможно умнее других, и разговаривать умеет, просто ни к чему ей это. Не нужны ей эти разговоры, потому что говорить не о чем, всё в прошлом осталось, в тех временах, когда отец называл её  сладкой, красивой, когда голова не болела, черная печаль не накатывалась грозовой тучей. И ленты те, что вешает теперь на деревьях, то всё воспоминания об ушедших днях, то её  слова, цветные, яркие, те, что она уже не скажет никогда, потому что нет смысла. Отошло. Тем более, что "люди сами ее отучили говорить. То пусть терпят немоту. Она же терпит их дурь."
Она терпит. Она много чего терпит. И насмешки. И, как уже сказано, боль острую, жгучую, ту, что черной ямой затягивает в пропасть, что принуждает по грудь погружаться в холодную воду, до немоты в теле там стоять, до ясности в голове. Удивлялись односельчане. Но в конечном итоге привыкли. Что взять из сладкой Даруси? Она еще и не то может творить-  вон в землю закопается и лежит себе там полдня. Как вам такое? Сладкая, глупая, странная... "Не от рода — от судьбы." "Но она не глупа, это люди думают, что она глупа, потому что не такая, как все."
Потому что росла в семье любящей, но в стране обиженной со всех сторон властями  разными нечеловеческими, потому что люди иногда хуже зверя, страшнее лихорадки, свирепее зимы лютой. А разве повинен ребенок в грехах родителей? Да и грехи, по правде, надуманные, высосанные из суеверий, смешанные с религией и человеческими завистями.   Вот и ходит теперь сладкая Даруся к отцу на могилу. Кушать ему носит, разговаривает о жизни, размышляет. В окружении собак из всего села, замотанная в платок, "Михайлове чудо" шагает к отцу "в гости."
А ведь было, появилась у неё отрада , было,  в жизни, но счастье было недолгом. Одежда солдатская, судьба человеческая...

Черемош, ты расскажешь  всем об этой драме? О боли, о тяжести, о несправедливости? Расскажешь о девочке, которая так и не выросла, потому что, забрав детство, ей не оставили ничего, лишь воспоминание страшное о том, что сладости- это зло? Не скрывай ничего, пусть люди знают, потому что еще не все очерствели в этом страшном мире. Плохих много, но сочувствующих больше.
"Жизнь и война длились одновременно, в то же время зависимые и независимые друг от друга." Вот где есть правда..

Ф/М 2015
1/25

Есть книги к прочтению которых готовишься годами, по крайней мере у меня есть и это одна из них. Я очень люблю книги Светланы Алексиевич, но они мне очень тяжело даются, поэтому читаю одну раз в несколько лет. К этой готовила себя полтора года, а потом резко решила, что именно сейчас нужно ее читать. Именно сейчас я уже в том состоянии, когда хуже вряд ли будет. И да, хуже не стало, наоборот, я поняла, что все повторяется, все то, что происходит сейчас уже было во время афганской войны, просто сейчас все кто хотят видит правду, могут ее найти, есть доступ к информации, а тогда такого доступа не было.

Страшная афганская война продлилась десять лет, с 1979 до 1989 года. Это огромный срок, на войне погибло множество людей, сломаны сотни тысяч жизней. Матери потеряли сыновей, молодые женщины мужей и братьев, дети - отцов. И все это ради чего? Страшная, страшная война, как и любая другая, война это очень страшно, теперь я это знаю не только с книг и историй, а из личного опыта...

Светлана Алексиевич в своей книге собрала много личных историй людей которые побывали на войне и близких тех кто погиб. Эти истории разнообразны и показывают разные стороны войны, но в первую очередь, ее ужас и беспощадность. Мне хотелось выть, слезы текли ручьем и не только потому, что это все было, а потому что это все есть сейчас. Я представляла таких же современных матерей, русских и украинских, теряющих своих детей на той войне которая идет сейчас, думала о том, что они могут сказать сейчас и, что скажут потом, спустя десяток лет. Книга крайне актуальна, я бы хотела, чтоб ее читали мамы русских мальчишек, жены русских мужчин, чтоб читали понимали, что же их может ждать. Я не знаю как можно решить тот конфликт который есть, я не знаю что может сделать каждый на своем месте, но хотелось бы, чтоб люди хотя бы перестали романтизировать войну. В ней ничего хорошего нет...

Истории разнообразны и многогранны. В них много горя и боли, много потерь. Герои рассказывают о том как воровали имущество афганцев (прям как сейчас в Украине), так кто-то и сказал "даже трусы брали", смешно? Ну не очень, особенно если учитывать, что ничего не изменилось, сейчас тоже даже трусы берут. О насилии мало, хотя оно тоже было, куда же без этого во время войн. Как убивали детей и женщин. Как обманывались и ждали, что их будут встречать с радостью (ну точно так же как у нас, уже два месяца Херсон митингует несмотря на обстрелы). Рассказывали о обмане с помощью которого заманивали воевать, сейчас тоже такие истории есть, пленные рассказывают, насколько правда не знаю (новости не смотрю почти, только беру информацию от очевидцев). Ну и смерти, много, много смертей. Как матери хоронили закрытые гробы и даже не могли удостовериться их сын там или нет, потому что тела были в таком состоянии, что показывать их матерям нельзя. Как эти матери хоронили себя, свои жизни вместе с сыновьями....

Мне жалко всех... Каждую адекватную маму которой придется хоронить своего сына, и не важно на какой стороне он погибнет. Мне жалко каждого ребенка потерявшего своего отца на этой никому не нужной войне, как и на любой другой. Мне жалко каждого из нас, чья жизнь разделилась на "до" и "после", вернее еще "во время". Мир не будет прежним, мы не будем прежними...

После этого романа я еще долго буду обходить стороной семейные драмы, порции чернухи мне хватит надолго, ведь автору удалось переплюнуть и мрачных скандинавов, и Сарамаго с его «Слепотой» ( этот текст сразу вспоминается, когда начинаешь продираться через сплошной поток слов Теодоры Димовой). Точно не это я понимала под «углубленным психологизмом», тут, скорее, множество весьма поверхностных зарисовок, но обязательно с надрывом. Чем-то книга напоминает произведение Аннабель Питчер - Моя сестра живет на каминной полке , только там был розово-лайтовый вариант, с улыбками героев сквозь слезы, с надежной на возрождение, тут же настоящая беспросветная бездна. Причем не потому, что в жизни героев реально происходят только страшные вещи, просто весь тон этого романа сплошь минорный, что бы ни описывалось, это рассматривается лишь с одной стороны и рефреном звучит – все плохо-плохо-плохо . Не зря в предисловии сказано про 90-е, хотя на самом деле дело происходит в 2000, но ощущение вязкого дна жизни, тлена и безысходности весьма характерно именно для настроения той поры.

Эта книга мало похожа на реалистичное жизненное описание, автору не интересно рассматривать ситуации с разных сторон, писательница не занимает нейтральной позиции. Скорее, это обвинение родителей, причем весьма утрированное: если уж «плохие родители», то по полной – в ход идут различные приемы, начиная от ругани, пьянства, садо-мазо и заканчивая самоубийством практически на глазах у ребенка. Только насилия не хватает, странно, что эту тему автор не развила, она прямо просилась на страницы этого романа.

При этом дети тут как на подбор милые тихие "ягнята": ни один не пошлет родителей, не сбежит из дома, не сделает гадость в ответ, даже скандалов не закатывают. А если у них и появляется агрессия, то только в таком же утрированном ключе, как и вся книга, в духе притч, когда в целом не важно, что происходит, это скорее символ, чем реалистичное развитие ситуации.

Подводя итог, никому не буду советовать это произведение, на мой взгляд, это не психологичные семейные драмы, а сборник рассказов про неблагополучные семьи, про то, как родители «всегда во всем виноваты и жизнь испортили», где ничего нет, кроме перечисления страданий.

Эта оценка не Афганской войне, не войне вообще, не людям, прошедшим или так и не вернувшимся из ада. Эта оценка Алексиевич, чьи остававшиеся в желаемых к прочтению пару книг я удалила из этого списка.

Документалистика в моем понимании, может, ошибаюсь, но в данном случае однозначно не поменяю мнения, это информационная область, в которой нет места высказыванию своего мнения, подбору "показаний" по принципу подтверждения собственного взгляда, субъективности. Алексиевич же, что обнаружила я еще при чтении "Чернобыльской молитвы" оперирует хрониками и словами пострадавших в угоду тому смыслу, который сама хочет вложить в книгу. Она теряет объективность, заменяя ее на однобокие и односторонние доказательства.

Афганская война - грязное пятно на истории нашей страны. Этих пятен немало - гражданская, Великая Отечественная, Сталин, русско-финская, Чернобыль и мн.др., в чем были не только победы, а и жертвы, не только героизм, а и вынужденность ради Родины. Но разве мы сегодня достигли того уровня жизни, чтобы можно было хаять тот же Советский Союз, противопоставляя современную идеальность? Идеальности не было тогда - репрессии, выигранная исключительно за счет жертвования людьми ВОВ, железный занавес. Но идеальности нет и сейчас: и Украина, и Беларусь, и Россия - при свободе слове и том, что в отличие от Союза сокрытие не так легко провести, наши страны - это место, в которое пребывают души не отдохнуть на Земле, а выполнить тяжелейшие задачи. И хреново тогда, и хреново сейчас - тогда недовольны были те, кому не давали раскрыться и класс, так сказать, фарцовщиков-спекулянтов - сегодня недовольны те, в ком нет умения продаваться и продавать, кому современный мир, равный рынку, не близок. А у Алексеевич между строк сквозит неприязнь к СССР и нелюбовь к нему - без того, что обязано присутствовать в документалистике, - без непредвзятого и беспристрастного описания в противовес дерьму достоинств (они были, сложно закрыть глаза на бесплатные лучшие в мире на тот момент медицину и образование, на стабильность, на понимание, что если ты что-то умеешь - никогда не останешься без труда и средств к существованию - даже на пенсии, поскольку на нее можно было не просто выжить, а скромно, но жить).

Алексиевич же кощунственно из трагедий "афганцев" и тех, кто тем или иным образом был с ними связан (родные, медики, свидетели...), сварганила очередной опус, в котором заставляя читателя страдать, что открывает доступ к его сознанию, потоком вносит обвинение СССР в произошедшем аду. Да, Советский Союз виновен - армейцы не могли просто взять и отказаться, и не пойти воевать. Советский Союз - виновен, какое право имеет другая страна влазить в мироустройство какого-либо иного государства (понимаю, объяснение - международная внешняя политика, но она не равнозначна смертям). Но Светлана нагло врет, неоднократно говоря в своей книге, что люди не знали на что шли, ребята хотели попробовать свои силы на войне, узнать, на что способны. Я специально узнала (уточнила еще раз) у родителей и представителей их поколения (1957-58гг.рождения) - с самого начала все знали, что такое Афганистан, никто (кроме отважных сумасшедших) не хотел туда ехать, все понимали, помня еще строки Лермонтова об Абиссинии, что это осиное гнездо, которое нельзя было трогать - никто не писал и не говорил в СМИ будто бы там рай и все дружат, как пытается преподнести Алексиевич, - эта война умалчивалась, наоборот все знали о цинковых гробах, знали об ужасах, творящихся в стране, где люди опасны тем, что не такие как мы - с малых лет дети умеют обращаться с оружием, а в целом мусульмане за свою религию жертвуют собственной же жизнью влегкую, для них убийство православного - прямой путь в рай. Об этом знали все и знали с самого начала!

Прекрасно, что Алексиевич привела в своей книге также и хронику судебных разбирательств, поднятых в ее сторону людьми, чьи слова она перевирала, кои использовала только так, чтобы подтвердить свою собственную мысль. Наверное, Светлана думала, что записи опросов и допросов пойдут ей на пользу, но не учла, что здравый человек увидит в них не то, что хотела бы она - подтверждение тому, как легко меняют мнение люди ("переобуваются") или как просто им испугаться правды - а именно свидетельство отсутствия документализма в книгах Алексиевич.

«Конечно, сегодня Афганистан — тема выгодная и даже модная. И вы, т. Алексиевич, можете уже сейчас радоваться, вашу книгу будут читать взахлёб. Нынче у нас в стране развелось немало людей, которых интересует все, чем можно измазать стены собственного отечества. Будут среди них и некоторые «афганцы». Ибо они (не все, не все!) получают в руки так нужное им оружие защиты: посмотрите, что с нами сделали! Подлые люди всегда нуждаются в чьей-то защите. Порядочным это не нужно только потому, что в любой ситуации они остаются порядочными. Среди «афганцев» таких вполне достаточно, но вы, кажется, искали не их.

Я не был в Афганистане, но прошёл всю Великую Отечественную войну. И отлично знаю, что грязь была и там. Но я не хочу о ней вспоминать и никому другому не позволю. Дело не только в том, что та война была иная. Глупость! Всем известно, человек для того, чтобы жить, обязан питаться, а употребление пищи требует, извините, и отхожих мест. Но мы же об этом вслух не говорим. Почему же об этом стали забывать пишущие об афганской да и об Отечественной войне? Если сами «афганцы» протестуют против подобных «откровений», надо прислушаться, изучить этот феномен. Мне, например, понятно, отчего они так яростно восстают. Существует нормальное человеческое чувство — стыд. Им стыдно. А вы заметили их стыд, но почему-то решили, что этого мало. И решили вынести его на всеобщее судилище. Там они расстреливали верблюдов, там погибали от их пуль мирные жители… Вы хотите доказать ненужность и ущербность этой войны, не понимая, что тем самым оскорбляете её участников, ни в чем не повинных мальчишек…»

(Н. Дружинин,
г. Тула)

Афганская война - ад. Поломанные судьбы, неисчисляемая боль. Но не зашоренной Алексиевич писать об этом, не ей писать о Чернобыле и о войнах. Не человеку, что под личиной документального расследования лжет и тянет свою субъективную линию, не пытаясь даже придерживаться истины, что, как известно, никогда не черна и не бела, а многогранна во всех оттенках.

И еще одна книга, основанная на реальных событиях. Причем, главгерша тут присутствует опосредованно в рассказах людей, знавших ее лично. Ну, прием не новый, хотя и своеобразный, конечно.
История о самоуверенной наивности и уверенности в собственной неприкосновенности. Или о судьбе, от которой не уйти, ежели предопределено. Или обо всем этом в совокупности.

Жили-были очень богатые люди в реальности и в книге. И жена в этой парочке знатно чудила, то есть была той еще эксцентричкой. Один крокодил на поводке чего стоил. Эллочка-людоедочка со своими весьма скромными финансами отдыхает. Ну, а муж чего? Он делал деньги и удовлетворял все прихоти и желания любимой женщины.

Тут янчар, конечно, пофантазировал, нарисовал даме кратковременный побег из брака в любовь и ввел в историю бравого военного, который сидит в лагере для военнопленных опосля победы над гитлером и с грустью вспоминает о своем недолгом счастье.
Потому что деньги взяли да и победили любовь. Но в общем, уже тогда было ясно, что дама его сердца совсем не хотела дружить со здравым смыслом и основами банальной безопасности.
Но, черт возьми, история и война - они не щадят даже особ королевской крови. Чего уж говорить о каких-то аристократах, пусть даже и об миллиардерах. Персон неприкосновенных для истории не бывает.

Тем более, ежели эти богачи, не скрываясь, дружат с фашистами, делают с ними бизнес, а втихаря типа помогают партизанам и сопротивлению. Ну да, ну да.
Ясное дело, как это выглядит для многих людей, которые совершенно не могут быть в курсе этакой двойной игры. Поэтому человеки с минимумом серого вещества в мозгах точно не станут проживать в деревне, фактически в лесной глуши, в роскошном замке, устраивая вечеринки с оккупантами и дразня своим "предательским" благополучием народ, замученный фашистскими репрессиями.

Ну, и в книге (не знаю, как в действительности было, конечно) дама изо всех сил постаралась приблизить неминуемое. Каким образом. А вот не надо играть в дружелюбие с нижестоящими. Особенно, ежели они еще и работают на тебя.
Главгерша-то точно была милой, доброй и искренней. Но, как сомнительно существование дружбы между мужчиной и женщиной, так же она маловероятна между хозяином и работником, богачом и бедняком. По вполне понятным и жизненно обусловленным причинам. Даже детская дружба зачастую дает трещину, не выдерживает испытание реальностью. А тут...

Совсем не исключено, что иуда-работник и не сдал бы хозяев партизанам, ежели дама соблюдала бы элементарную дистанцию и не бесила бы его дружелюбием, которое лично ему казалось издевательством. Причем, он искренне был уверен, что они таки фашистские прихвостни. Да еще и хозяйка крутит романы с немцами.

С иудой вообще интересно получилось. Тот случай, когда человек как бы и переживает о совершенной подлости, понимает, что оговорил невиновных, ответил злом на добро, но в то же время вовсю оправдывает себя. И как бы да, особого выбора у него в какой-то момент просто не осталось, не погибать же самому из-за хозяев. Этим он бы никого уже и не спас.
Но по прошествии времени даже один из палачей раскаивается и испытывает чувство вины из-за содеянного. Но не доносчик. Этот все вспоминает, как бесила красавица-хозяйка, которая теперь приходит в снах. Не оставляет в покое огрызки его совести, закопанные в зимнем лесу вместе с хозяевами.

А вот мать главгерши было очень жалко. Она долгое время после войны все ждала и ждала дочь и зятя домой. И надеялась. И винила себя. Но, как из песни слов не выкинешь, так и персон неприкосновенных для истории не бывает. Увы.

Прототип главгерши в реальности

Во бы эта книга прочно засела в мое сознание и подсознание! Вот бы слова Рубена всплывали всякий раз, когда мне приспичит на что-то жаловаться, приспичит поныть! Вот бы... Иначе мне стыдно.... Мне стыдно жить так, как я жила раньше. После этой книги мне стыдно. И особенно стыдно, что даже такая прививка не способна меня излечить. Знаю же, что как жила, так и буду жить. Но теперь мне будет гораздо больнее говорить и думать о своей беспомощности, ведь с точки зрения любого героя этой книги У МЕНЯ ЕСТЬ ВСЕ - ДВЕ! РУКИ и ДВЕ! НОГИ. Господи, спасибо! И мне не стыдно повторять эту фразу сто раз на дню. Я делаю это сегодня гораздо чаще, чем в иные дни.

Одно из первых воспоминаний детства - подслушанный разговор взрослых.
- Ты говоришь, что он умный. Но он же ходить не может!
С тех пор ничего не изменилось. Всю мою жизнь о моей инвалидности говорили как о возможности или невозможности производить механические действия: ходить, есть, пить, пользоваться туалетом. Но самое главное оставалось всегда самым главным: я не мог ходить. Остальное взрослых почти не интересовало. Не можешь ходить, ты - дебил.

Все правильно. Я - не человек. Я не заслужил большего, не стал трактористом или ученым. Меня кормят из жалости. Все правильно. Так надо. Правильно, правильно, правильно.

Нужно ли хоть что-то говорить о художественной ценности книги?! Нужно? А ведь Рубену в свое время сказали, что так не пишут. А пишут еще и не так. НЕПРАВИЛЬНО! НЕПРАВИЛЬНО, что в нашей стране человеку НАДО прожить, пережить СТОЛЬКО всего, чтобы ТАК написать об ЭТОМ! НЕПРАВИЛЬНО!

Это такая детская игра - "секретики". Роешь ямку, берёшь цветы, красивые фантики, камешки или бусинки, выкладываешь из них на дне ямки узор, закрываешь всё цветное стёклышком и засыпаешь землёй. Теперь, если осторожно убрать со стекла землю, можно увидеть картинку. Таким секретом можно поделиться с другом, а можно хранить тайну только для себя. Владелец может забыть о сокровище (конфетной обёртке, незавершенном деле, нерожденном ребёнке) или потерять место, где оно закопано, может переехать, вырасти, умереть, и его тайна уйдёт вместе с ним. С другой стороны, потеряться во времени и пространстве может владелец, оставив после себя только детскую картинку под осколком бутылки, рукопись гениального романа или шедевр живописи, которые навсегда будут помечены "автор неизвестен". Всё забытое не исчезает, оно существует где-то - невиданный никем "Музей покинутих секретів". Однако мы взаимосвязаны с нашим прошлым, с давно ушедшими людьми, и такие "секретики" памяти - потерянные обломки чужих жизней - непостижимым образом возникают вновь, чтобы изменить настоящее.
Основной является тема памяти и истории семьи, народа, человечества, проблема передачи ценностей предыдущих поколений будущим.

Жанр. А вот не скажу какой жанр! "Семейная сага трех поколений" (с) - похоже, но это не полное жизнеописание всех членов семьи, это выхваченные из их истории отдельные сюжеты. Несомненно любовный и эротический роман. Историческая проза с элементами публицистики? - да; "Музей..." основывается на архивных документах, мемуарах, устных рассказах участников событий собранных автором для написания романа. И так получается, что и сам чувствуешь себя, свою семью участниками Истории, потому что и с твоими бабушками происходило такое, и твои родители пережили доперестроечную эпоху, и сам ты выживаешь в опасном сегодняшнем дне. Детектив? - тоже верно: вот тебе расследование гибели двух женщин, а вот тебе целый политический детектив. И мистика здесь также занимает почётное место. Та мистика, которая граничит с реальностью настолько, что можно принять её за правду. И то мистическое настроение, в которое так здорово окунает Стивен Кинг: липкая паутина злого и сильного нечто, от которого, кажется, не избавиться. Все жанры и не перечислишь.

Основной стиль написания - поток сознания (кажется, это так называется), разбавленный классическим изложением событий и вставками интервью и статей.

Сюжет и время. То, что автор делает с ними - сложно описать. В реальном времени - это года полтора, в сюжетном - это более шестидесяти лет: военные сороковые, застойные семидесятые, современные двухтысячные. События прошлого и настоящего не идут в хронологическом порядке, а причудливо переплетаются. Повествование ведется от имени двух мужчин и женщины. Время распределено неравномерно: между парой предложений проходят то десятки лет, то доли секунды. И неудивительно. Слово не может передать весь свой неозвученный, но существующий подтекст. Очень запомнился телефонный разговор из разряда "Как дела? Нормально. А у тебя?", который занимает несколько минут и описывается на нескольких десятках страниц, потому что каждая дежурная фраза несёт предысторию, невысказанный тайный смысл, вызывает размышления. И вся эта множественность сюжетно-временных линий к концу красиво выводится на финишную прямую и приходит к логическому финалу.

Язык очень яркий, полный, художественный. Быстро читать текст не получается. И не потому, что предложения сложной конструкции и занимают иногда больше страницы - информация считывается легко, - а потому что, дочитав фразу до конца и ухватив её смысл, хочется вернуться к началу и перечитать её же на этот раз медленно, а то и вслух, чтобы с восхищённым вздохом насладиться музыкой языка, общим построением предложения, изящным оборотом, вкусным словом, новым для себя термином, задуматься над неожиданной и одновременно близкой тебе мыслью. Некоторые из фраз хочется рассматривать не как двухмерную картинку, а как изображение, окружающее, обволакивающее тебя со всех сторон, подобно сфере.

Секс. Есть. Много. Не только конкретные сцены (они тоже присутствуют), вся книга не наполнена - просочена им. И он разный: любовь, физиологическая потребность, проституция, статус, жажда власти. Иногда и портреты персонажей даны через секс-характеристики: минетный ротик студентки-ассистентки, менопаузная тётка, выставленные для мимоходного начальственного лапания округлости секретарши...

УПА. О, это яблоко раздора... Если наличие именно этой темы заставляет вас сомневаться, читать ли эту книгу вообще, расслабьтесь и читайте. Те, кто "за УПА", будут удовлетворены, те, кто "против УПА" - не почувствуют себя оскорблёнными, те же, кто равнодушен к этой теме, найдут не нудные лекции по истории Украинской Повстанческой Армии, а рассказы о живых людях, живших, любивших и умиравших во времена Войны и Сопротивления.

Книга отличается своим черно-белым подходом к людям и событиям. Хорошие положительные и плохие отрицательные герои. Иногда безапелляционное деление на черное и белое раздражает. А иногда думаешь: "Какого чёрта! Не слишком ли мы терпимы и снисходительны? И не подменилась ли толерантность бездушным, ленивым пофигизмом?" Как говорил Виктор Суворов, самые страшные маньяки никогда не изменяли жене и кормили белочек с руки. Так ли невинен чиновник, совершающий подлость не по своей инициативе, а по служебной необходимости? Или можно оправдать врача, халатно исполняющего свои профессиональные обязанности, тем, что у него маленькая зарплата?

Раздражает? Да. Иногда своей безапелляционностью. Иногда идеализацией главных героев. При всей интеллектуальности своей проскакивающей вульгарностью. И своим неотвязывающимся червячком - а ты сделал что-нибудь хорошее? В общем, толстую кожу равнодушия явно пробивает.

Впечатление: роман просто роскошный. Дает наслаждение, удовлетворение, он терзает, оставляет раздажение, и очень запоминается. Несмотря на четкую историческую привязку, роман вне времени: так было, так есть и так будет. Он подходит под разные настроения и жизненные ситуации - каждый раз сознание будет акцентировать иные моменты в произведении, и каждый раз можно будет открыть для себя что-то новое. Его хочется перечитывать, цитировать. Пять баллов. Рекомендую.

Немного непонятно, как так получилось, что такая душераздирающая книга читается очень легко. Я вообще люблю порыдать над тяжелыми судьбами персонажей, смертями да и просто без причины, а тут вот никак. Может быть радужный, светлый и солнечный голос чтеца сгладил все остроты в аудиоверсии, а может это была намеренная задумка Алексиевич: мол, почитайте на досуге парочку страшных историй так, как они воспринимались в те, военные, зверские времена.

Если обособиться от легкой подачи, милых рассуждений автора между письмами и рассказами очевидцев, то истории-то получаются действительно невероятно жестокие и, что самое ужасное, случались они массово. А еще более ужасно то, что мы никогда не сможем восстановить и миллионной доли процента всех произошедших историй, потому что в большинстве из них свидетелей не осталось.

Такие книги нужны, такие книги важны. Такие книги раскрывают настоящую роль женщины, показывают, что обязанности были возложены на всех - и мужчин и женщин - равномерно, и справлялись женщины с ними прекрасно.

Браво!

Из критики: коробят конечно типично-советские обобщения мол, а наши-то наши, русские, какие герои, а фашисты-то фашисты, все как один - монстры. Это полная чушь и сильно раздражает. И наши трусы и фашисты не монстры. В этом меня никто не переубедит, и кажется, что об этом надо тоже рассказывать.

Я из тех, кто рос под новости о Чечне и практически не понимал, о чем они. Когда началась первая Чеченская война, мне было 6 лет. На 3 года меньше, чем автору книги. Я даже не понимала, боевики - это хорошие или плохие. То есть, наши или враги? Слово «Чечня» отзывалось каким-то смутным ужасом и песнями Шевчука.

Дневники Полины читаются как вестник с другой планеты. Я все время вспоминаю, что я делала в это время. Нет, нам несладко жилось на другом конце России в девяностых годах, но мы и близко не видели такого голода и такой нищеты. Я уж молчу про взрывы, обстрелы и зачистки. И про ковровые бомбардировки.

Кажется, у нас с Полиной такие разные жизни и никаких точек соприкосновения. И вдруг - ей тоже нравится фильм «Брат» и она переживает из-за обвала в Кармадонском ущелье. Она посмотрела первую серию «Идиота» с Евгением Мироновым - и в восторге. Я тоже в это же время смотрела «Идиота» и была в таком же восторге и от сериала, и от Евгения Миронова.

И внезапно все стало так близко. И так страшно.