Рецензии — стр. 3

И еще одна книга, основанная на реальных событиях. Причем, главгерша тут присутствует опосредованно в рассказах людей, знавших ее лично. Ну, прием не новый, хотя и своеобразный, конечно.
История о самоуверенной наивности и уверенности в собственной неприкосновенности. Или о судьбе, от которой не уйти, ежели предопределено. Или обо всем этом в совокупности.

Жили-были очень богатые люди в реальности и в книге. И жена в этой парочке знатно чудила, то есть была той еще эксцентричкой. Один крокодил на поводке чего стоил. Эллочка-людоедочка со своими весьма скромными финансами отдыхает. Ну, а муж чего? Он делал деньги и удовлетворял все прихоти и желания любимой женщины.

Тут янчар, конечно, пофантазировал, нарисовал даме кратковременный побег из брака в любовь и ввел в историю бравого военного, который сидит в лагере для военнопленных опосля победы над гитлером и с грустью вспоминает о своем недолгом счастье.
Потому что деньги взяли да и победили любовь. Но в общем, уже тогда было ясно, что дама его сердца совсем не хотела дружить со здравым смыслом и основами банальной безопасности.
Но, черт возьми, история и война - они не щадят даже особ королевской крови. Чего уж говорить о каких-то аристократах, пусть даже и об миллиардерах. Персон неприкосновенных для истории не бывает.

Тем более, ежели эти богачи, не скрываясь, дружат с фашистами, делают с ними бизнес, а втихаря типа помогают партизанам и сопротивлению. Ну да, ну да.
Ясное дело, как это выглядит для многих людей, которые совершенно не могут быть в курсе этакой двойной игры. Поэтому человеки с минимумом серого вещества в мозгах точно не станут проживать в деревне, фактически в лесной глуши, в роскошном замке, устраивая вечеринки с оккупантами и дразня своим "предательским" благополучием народ, замученный фашистскими репрессиями.

Ну, и в книге (не знаю, как в действительности было, конечно) дама изо всех сил постаралась приблизить неминуемое. Каким образом. А вот не надо играть в дружелюбие с нижестоящими. Особенно, ежели они еще и работают на тебя.
Главгерша-то точно была милой, доброй и искренней. Но, как сомнительно существование дружбы между мужчиной и женщиной, так же она маловероятна между хозяином и работником, богачом и бедняком. По вполне понятным и жизненно обусловленным причинам. Даже детская дружба зачастую дает трещину, не выдерживает испытание реальностью. А тут...

Совсем не исключено, что иуда-работник и не сдал бы хозяев партизанам, ежели дама соблюдала бы элементарную дистанцию и не бесила бы его дружелюбием, которое лично ему казалось издевательством. Причем, он искренне был уверен, что они таки фашистские прихвостни. Да еще и хозяйка крутит романы с немцами.

С иудой вообще интересно получилось. Тот случай, когда человек как бы и переживает о совершенной подлости, понимает, что оговорил невиновных, ответил злом на добро, но в то же время вовсю оправдывает себя. И как бы да, особого выбора у него в какой-то момент просто не осталось, не погибать же самому из-за хозяев. Этим он бы никого уже и не спас.
Но по прошествии времени даже один из палачей раскаивается и испытывает чувство вины из-за содеянного. Но не доносчик. Этот все вспоминает, как бесила красавица-хозяйка, которая теперь приходит в снах. Не оставляет в покое огрызки его совести, закопанные в зимнем лесу вместе с хозяевами.

А вот мать главгерши было очень жалко. Она долгое время после войны все ждала и ждала дочь и зятя домой. И надеялась. И винила себя. Но, как из песни слов не выкинешь, так и персон неприкосновенных для истории не бывает. Увы.

Прототип главгерши в реальности

Во бы эта книга прочно засела в мое сознание и подсознание! Вот бы слова Рубена всплывали всякий раз, когда мне приспичит на что-то жаловаться, приспичит поныть! Вот бы... Иначе мне стыдно.... Мне стыдно жить так, как я жила раньше. После этой книги мне стыдно. И особенно стыдно, что даже такая прививка не способна меня излечить. Знаю же, что как жила, так и буду жить. Но теперь мне будет гораздо больнее говорить и думать о своей беспомощности, ведь с точки зрения любого героя этой книги У МЕНЯ ЕСТЬ ВСЕ - ДВЕ! РУКИ и ДВЕ! НОГИ. Господи, спасибо! И мне не стыдно повторять эту фразу сто раз на дню. Я делаю это сегодня гораздо чаще, чем в иные дни.

Одно из первых воспоминаний детства - подслушанный разговор взрослых.
- Ты говоришь, что он умный. Но он же ходить не может!
С тех пор ничего не изменилось. Всю мою жизнь о моей инвалидности говорили как о возможности или невозможности производить механические действия: ходить, есть, пить, пользоваться туалетом. Но самое главное оставалось всегда самым главным: я не мог ходить. Остальное взрослых почти не интересовало. Не можешь ходить, ты - дебил.

Все правильно. Я - не человек. Я не заслужил большего, не стал трактористом или ученым. Меня кормят из жалости. Все правильно. Так надо. Правильно, правильно, правильно.

Нужно ли хоть что-то говорить о художественной ценности книги?! Нужно? А ведь Рубену в свое время сказали, что так не пишут. А пишут еще и не так. НЕПРАВИЛЬНО! НЕПРАВИЛЬНО, что в нашей стране человеку НАДО прожить, пережить СТОЛЬКО всего, чтобы ТАК написать об ЭТОМ! НЕПРАВИЛЬНО!

Это такая детская игра - "секретики". Роешь ямку, берёшь цветы, красивые фантики, камешки или бусинки, выкладываешь из них на дне ямки узор, закрываешь всё цветное стёклышком и засыпаешь землёй. Теперь, если осторожно убрать со стекла землю, можно увидеть картинку. Таким секретом можно поделиться с другом, а можно хранить тайну только для себя. Владелец может забыть о сокровище (конфетной обёртке, незавершенном деле, нерожденном ребёнке) или потерять место, где оно закопано, может переехать, вырасти, умереть, и его тайна уйдёт вместе с ним. С другой стороны, потеряться во времени и пространстве может владелец, оставив после себя только детскую картинку под осколком бутылки, рукопись гениального романа или шедевр живописи, которые навсегда будут помечены "автор неизвестен". Всё забытое не исчезает, оно существует где-то - невиданный никем "Музей покинутих секретів". Однако мы взаимосвязаны с нашим прошлым, с давно ушедшими людьми, и такие "секретики" памяти - потерянные обломки чужих жизней - непостижимым образом возникают вновь, чтобы изменить настоящее.
Основной является тема памяти и истории семьи, народа, человечества, проблема передачи ценностей предыдущих поколений будущим.

Жанр. А вот не скажу какой жанр! "Семейная сага трех поколений" (с) - похоже, но это не полное жизнеописание всех членов семьи, это выхваченные из их истории отдельные сюжеты. Несомненно любовный и эротический роман. Историческая проза с элементами публицистики? - да; "Музей..." основывается на архивных документах, мемуарах, устных рассказах участников событий собранных автором для написания романа. И так получается, что и сам чувствуешь себя, свою семью участниками Истории, потому что и с твоими бабушками происходило такое, и твои родители пережили доперестроечную эпоху, и сам ты выживаешь в опасном сегодняшнем дне. Детектив? - тоже верно: вот тебе расследование гибели двух женщин, а вот тебе целый политический детектив. И мистика здесь также занимает почётное место. Та мистика, которая граничит с реальностью настолько, что можно принять её за правду. И то мистическое настроение, в которое так здорово окунает Стивен Кинг: липкая паутина злого и сильного нечто, от которого, кажется, не избавиться. Все жанры и не перечислишь.

Основной стиль написания - поток сознания (кажется, это так называется), разбавленный классическим изложением событий и вставками интервью и статей.

Сюжет и время. То, что автор делает с ними - сложно описать. В реальном времени - это года полтора, в сюжетном - это более шестидесяти лет: военные сороковые, застойные семидесятые, современные двухтысячные. События прошлого и настоящего не идут в хронологическом порядке, а причудливо переплетаются. Повествование ведется от имени двух мужчин и женщины. Время распределено неравномерно: между парой предложений проходят то десятки лет, то доли секунды. И неудивительно. Слово не может передать весь свой неозвученный, но существующий подтекст. Очень запомнился телефонный разговор из разряда "Как дела? Нормально. А у тебя?", который занимает несколько минут и описывается на нескольких десятках страниц, потому что каждая дежурная фраза несёт предысторию, невысказанный тайный смысл, вызывает размышления. И вся эта множественность сюжетно-временных линий к концу красиво выводится на финишную прямую и приходит к логическому финалу.

Язык очень яркий, полный, художественный. Быстро читать текст не получается. И не потому, что предложения сложной конструкции и занимают иногда больше страницы - информация считывается легко, - а потому что, дочитав фразу до конца и ухватив её смысл, хочется вернуться к началу и перечитать её же на этот раз медленно, а то и вслух, чтобы с восхищённым вздохом насладиться музыкой языка, общим построением предложения, изящным оборотом, вкусным словом, новым для себя термином, задуматься над неожиданной и одновременно близкой тебе мыслью. Некоторые из фраз хочется рассматривать не как двухмерную картинку, а как изображение, окружающее, обволакивающее тебя со всех сторон, подобно сфере.

Секс. Есть. Много. Не только конкретные сцены (они тоже присутствуют), вся книга не наполнена - просочена им. И он разный: любовь, физиологическая потребность, проституция, статус, жажда власти. Иногда и портреты персонажей даны через секс-характеристики: минетный ротик студентки-ассистентки, менопаузная тётка, выставленные для мимоходного начальственного лапания округлости секретарши...

УПА. О, это яблоко раздора... Если наличие именно этой темы заставляет вас сомневаться, читать ли эту книгу вообще, расслабьтесь и читайте. Те, кто "за УПА", будут удовлетворены, те, кто "против УПА" - не почувствуют себя оскорблёнными, те же, кто равнодушен к этой теме, найдут не нудные лекции по истории Украинской Повстанческой Армии, а рассказы о живых людях, живших, любивших и умиравших во времена Войны и Сопротивления.

Книга отличается своим черно-белым подходом к людям и событиям. Хорошие положительные и плохие отрицательные герои. Иногда безапелляционное деление на черное и белое раздражает. А иногда думаешь: "Какого чёрта! Не слишком ли мы терпимы и снисходительны? И не подменилась ли толерантность бездушным, ленивым пофигизмом?" Как говорил Виктор Суворов, самые страшные маньяки никогда не изменяли жене и кормили белочек с руки. Так ли невинен чиновник, совершающий подлость не по своей инициативе, а по служебной необходимости? Или можно оправдать врача, халатно исполняющего свои профессиональные обязанности, тем, что у него маленькая зарплата?

Раздражает? Да. Иногда своей безапелляционностью. Иногда идеализацией главных героев. При всей интеллектуальности своей проскакивающей вульгарностью. И своим неотвязывающимся червячком - а ты сделал что-нибудь хорошее? В общем, толстую кожу равнодушия явно пробивает.

Впечатление: роман просто роскошный. Дает наслаждение, удовлетворение, он терзает, оставляет раздажение, и очень запоминается. Несмотря на четкую историческую привязку, роман вне времени: так было, так есть и так будет. Он подходит под разные настроения и жизненные ситуации - каждый раз сознание будет акцентировать иные моменты в произведении, и каждый раз можно будет открыть для себя что-то новое. Его хочется перечитывать, цитировать. Пять баллов. Рекомендую.

Немного непонятно, как так получилось, что такая душераздирающая книга читается очень легко. Я вообще люблю порыдать над тяжелыми судьбами персонажей, смертями да и просто без причины, а тут вот никак. Может быть радужный, светлый и солнечный голос чтеца сгладил все остроты в аудиоверсии, а может это была намеренная задумка Алексиевич: мол, почитайте на досуге парочку страшных историй так, как они воспринимались в те, военные, зверские времена.

Если обособиться от легкой подачи, милых рассуждений автора между письмами и рассказами очевидцев, то истории-то получаются действительно невероятно жестокие и, что самое ужасное, случались они массово. А еще более ужасно то, что мы никогда не сможем восстановить и миллионной доли процента всех произошедших историй, потому что в большинстве из них свидетелей не осталось.

Такие книги нужны, такие книги важны. Такие книги раскрывают настоящую роль женщины, показывают, что обязанности были возложены на всех - и мужчин и женщин - равномерно, и справлялись женщины с ними прекрасно.

Браво!

Из критики: коробят конечно типично-советские обобщения мол, а наши-то наши, русские, какие герои, а фашисты-то фашисты, все как один - монстры. Это полная чушь и сильно раздражает. И наши трусы и фашисты не монстры. В этом меня никто не переубедит, и кажется, что об этом надо тоже рассказывать.

Я из тех, кто рос под новости о Чечне и практически не понимал, о чем они. Когда началась первая Чеченская война, мне было 6 лет. На 3 года меньше, чем автору книги. Я даже не понимала, боевики - это хорошие или плохие. То есть, наши или враги? Слово «Чечня» отзывалось каким-то смутным ужасом и песнями Шевчука.

Дневники Полины читаются как вестник с другой планеты. Я все время вспоминаю, что я делала в это время. Нет, нам несладко жилось на другом конце России в девяностых годах, но мы и близко не видели такого голода и такой нищеты. Я уж молчу про взрывы, обстрелы и зачистки. И про ковровые бомбардировки.

Кажется, у нас с Полиной такие разные жизни и никаких точек соприкосновения. И вдруг - ей тоже нравится фильм «Брат» и она переживает из-за обвала в Кармадонском ущелье. Она посмотрела первую серию «Идиота» с Евгением Мироновым - и в восторге. Я тоже в это же время смотрела «Идиота» и была в таком же восторге и от сериала, и от Евгения Миронова.

И внезапно все стало так близко. И так страшно.

Всего несколько минут остается до того момента, как в солнечном Стокгольме назовут имя Нобелевского лауреата по литературе 2020 года. Букмекеры в этом году подозрительно переживают за девочек – среди самых главных претендентов наблюдаются и Людмила Улицкая, и Маргарет Этвуд (которая получила Букеровскую премию в прошлом году), и моя фаворитка прошлого года Мариз Конде. Все они занимают первое, второе и четвертое место по вероятности получения премии. А третий по коэффициенту (причем он третий примерно последние 20 лет) - Харуки Мураками. И с одной стороны, уже хочется, конечно, чтобы главный литературный самурай получил свое признание, но пока в этом мире все еще существуют никому неизвестные и никем не читанные 82-летние кенийские писатели (да, Нгуги Ва Тионго’о, я говорю про тебя), то шансов у Харуки почти что нет. Потому что так устроен мир, так крутится эта грешная земля.

Ну а пока у нас еще остается несколько минут до вручения (я болею за Милана Кундеру), давайте вспомним прошлогодних лауреатов. Да-да, именно лауреатов, потому что Шведской Академии в прошлом году пришлось чествовать сразу двух победителей, и за 2018, и за 2019 год. Кто не в курсе, почему премию не вручали в 2018 году, то это очень занятная история. Если вкратце, то супруг одного из членов Академии, шведской писательницы Катарины Форстенсон, французский фотограф Жан-Клод Арно очень активно приставал к девушкам. Приставал так активно, что 18 из них обвинили его в сексуальных домогательствах. Пикантность ситуации же была в том, что Арно не гнушался брать у своей благоверной ключики от помещений, где сидят академики, и прямо на столах, прямо на стульях, на кафедре и так далее. Ситуасьон скандаль терибль, что тут сказать. Пиар-служба Премии наскоро сочинила какую-то невнятную ерунду, про то, что, мол де, некоторые члены Академии разглашали досрочно имена победителей, поэтому мы не будем вручать премию в этом году. Но на передовицах все равно оставался 74-летний французский мастер портрета и пейзажа. Все еще немного пошумело и угомонилось. В 2019 году про это так и вовсе забыли.

Итак, прошлогодним Нобелевским лауреатом 2018 года стала польская писательница Ольга Токарчук (ударение на А – она же полька). Вряд ли бы о ней кто-то слышал в широких литературных кругах, но вот так совпадение – ровно за год до получения самой престижной награды в мире, она также стала лауреатом Международного Букера, очень странной премии, которая выглядит как издевка над теми, кто получить «нормального» Букера не может. Формулировка получения Нобелевской премии – «за повествовательное воображение, которое с энциклопедической страстью представляет пересечение границ как форму жизни». Хм, звучит как аннотация какого-нибудь Нью Йоркера к роману «Бегуны». Ну ладно вам, не хотите же вы предположить, что кроме «Бегунов» академики ничего у Токарчук и не читали? Поверить в это абсолютно невозможно. С другой стороны, в 2016 году они вообще наградили литературной премией какого-то гитариста, так что всяко может быть. В последние годы, напомню, также были условные Леклезио и Транстремер (и Нгуги Ва Тионго’о на подходе) – писатели, наверняка, прекрасные, но, скажем честно, явно не являющиеся такими уж безоговорочными кандидатами на получение премии. Академия, ало, проснись, главный писатель самого большого континента нашей планеты, успешный как коммерчески, так и у критиков, все еще без премии! Сколько, интересно, выпьет Харуки после обеда, когда увидит, как очередной норвежский поэт инвертивным амфибрахием заберет его статуэтку, или что там вообще вручают.

Ладно, давайте вернемся к Токарчук. Ее роман «Бегуны», как вы уже поняли по моему намеку абзацем выше, является основной причиной, почему уроженка Речи Посполитой получила Нобелевскую премию. 65% этой книги – это именно что «пересечение границ как форма жизни». Если разобраться более подробно, то по сути это философско-религиозный нон-фикшн в формате «лоскутный травелог». Польская писательница рассказывает о разных психологических аспектах путешествий (скорее – перемещений), своих самоощущениях (некоторые из них немного freaks me out), ну и в остальном просто генерирует какие-то замечания общего философского порядка. Например, в этой книге есть маленькая глава, лоскуточек, состоящая всего из одного абзаца – Токарчук рассказывает какие 15 минут в сутках самые длинные. Если кому интересно, то с 8.45 до 9.00. Как на это реагировать, я решительно не знаю.

Еще большую сумятицу в читательский разум вносят остальные 35% объема книги. Это небольшие художественные зарисовки малой формы, жанрово разнородные, по смыслу никак не пересекающиеся с основной частью произведения. Ну то есть, чтобы вам стало лучше понятно, то: сначала вы получаете какое-то размышление на пару страниц а-ля «кухонный разговор», затем 10 страниц душного детектива про пропажу человека в Хорватии, а затем – «в организме человека достаточно серы, чтобы убить собаку». Как это все вместе должно работать – я понятия не имею. Но эта аритмия почти сразу начинает укачивать – я вот, например, правда увлекся таинственной пропажей жены и ребенка у мужика в Хорватии, только вошел в ритм, а тут, бам, и мне уже автор рассказывает про аэропорт Схипхол в Амстердаме или про то, как ей запомнился перелет Москва-Иркутск. Зачем, Ольга, ты это делаешь? Расскажи мне лучше, где жена, перестань перебивать сама себя! Pozwól mi to przeczytać normalnie!

Все эти резкие, аки у советского МИГа, смены направления очень плохо воздействуют на читательский вестибулярный аппарат, но есть у «Бегунов» и еще одна проблема. Несмотря на все свои жанровые выкрутасы, произведение Токарчук остается очень монотонным и безликим. Весь этот высокохудожественный ералаш по идее должен как-то резонировать с читателем, но на деле ты просто хочешь, чтобы это издевательство закончилось. Я всю книгу, до самого его конца ждал только одного – завершит ли польская писательница ту самую «хорватскую» сюжетную арку (она, кстати, написана очень талантливо). Но нет, «Бегуны» вялой трусцой добегают до финиша, не ответив ни на вопросы художественных лоскутков, и вовсе не сформулировав ничего значимого в своей нон-фикшн части. Я, возможно, глупость скажу, но «Бегуны» - это та литературная высокая кухня, после которой почти сразу же хочется сожрать литературный гамбургер. И возвращаться в этот дорогой польский ресторан мне точно не захочется. Даже если Токарчук получит еще мастера спорта по фехтованию или какую-то новую премию. Nie, dziękuję, to nie jest dla mnie.

И напоследок, вот главные фавориты Нобелевской премии 2020, choose your fighter:

Мариз Конде – 4/1
Людмила Улицкая – 5/1
Харуки Мураками – 6/1
Маргарет Этвуд – 6/1
Нгуги Ва Тионго’о – 8/1
Энн Карсон – 10/1
Ну и для понимания:
Кормак Маккарти - 16/1
Мишель Уэльбек - 33/1
Милан Кундера - 33/1
Стивен Кинг - 100/1

UPD (14:27): Эээ, кто?

Twoja Kawaherbata

Сегодня перед рассветом я наконец-то возглавила революцию. Ну или не революцию, а бессмысленный и беспощадный бунт. Или не возглавила — мосты, почта и телеграф не тронуты, броневика не выдали — просто громче всех кричала в стихийном порыве, почти не раздражаясь, что чьё-то плечо оказалось вровень с моим, чей-то локоть пролетел мимо носа, чьи-то найки потоптались по любимым конверсам. Да, так всё и было: в одно мгновение вялые и со всех сторон посторонние люди в демократичном демисезонном унисексе, сосредоточенно бредущие по бесконечному туннелю с дёрганым освещением (переход на Павелецкой, что ли?) вдруг встрепенулись, превратились из безликой толпы в боевых товарищей, глотнули эйфории, хором выдохнули и принялись скандировать: «Долой письменную речь! Алфавит — это фашизм!» и ещё что-то вроде «Аллитерация не пройдёт!» - последнее, впрочем, не слишком уверенно. Зато руки вскидывались в упоительно синхронном но пасаране, и на каждой — выставленный вперёд средний палец — это выглядело почти величественно, как ave, caesar. И вы там были, дорогие лайвлибовцы, добрая треть френдленты, не буду показывать пальцем, неприлично. Я уже проснулась, чем кончилось наше общее дело — не доглядела. «Совсем ты кукухой поехала со своим лайвлибом», - благодушно заметил человек, привыкший, когда б ни растолкали, выслушивать всё, что я ни скажу не открывая глаз (не расплескать бы!). Вопреки пугающе-утешительной иллюзии романтиков и потакающих им романистов, мол, если две головы долгое время спят в непосредственной близости, то сны в них экономно распределяются как в одну голову: из одной раздачи, одинаковые, — человек смотрел эротический кошмар с участием, кажется, киборгов-кенгуру и юной Вайноны Райдер — ничего, видите ли, из области коллективного сознательного, ничего революционного либо провокационного, в общем. И, наверное, продолжил, везучий гад, в то время как я — в ожидании полиции мыслей и сизом тумане первой сигареты — стала вспоминать, как и зачем выглядят буквы, пока их к чёрту не отменили ближайшими апрельскими тезисами... Вообще, я не в состоянии ничего придумать самостоятельно, никаких специальных притч, аллегорий и басен, ни малейшего фантастического допущения, ничего из небывшего, поэтому почти никогда и не вру — чесслово! А ещё — во сне невозможно увидеть собственные руки.

Сон этот пришёлся как нельзя кстати, потому что в противном случае и теперь уже - слава морфею подушкам слава - уже в какой-то альтернативной реальности эта рецензия начиналась словами: «Забужко жжот!», что, если не считать завораживающих возможностей множественной «ж», вообще-то ни в какие ворота — ни с точки зрения свежести лексической конструкции (последние носители олбанского в сферическом вакууме подавились печеньками с темной стороны силы, просто оставленными здесь, потому что в любой непонятной ситуации нельзя просто взять и развидеть, чё там у хохлов, Карл! — тот неловкий момент, когда на самом деле нет, но это неточно. Ой всё), ни с шатких позиций читательской добросовестности - потому что ничего такого Оксана Стефановна, гранд-дама современной украинской прозы и поэзии, а также дипломированный специалист по вопросам взаимодействия лирики с эстетикой, конечно, не делает. Но, согласно ущербной аксиоме, приверженность которой есть безошибочный индикатор сиротливо-надменных европейцев с вечной окраины по обе стороны границы: поэтом быть — это факультативно, можно и не быть, а вот гражданином — будь любезен, хоть тресни, и что там у тебя в широких штанинах припрятано — предъяви по первому требованию, вынь да положь — мериться будем. И стоит только сказать, чей Крым, тебе сразу скажут, кто ты, а может и споют. И стоит только в припадке превратно понятого маркетинга сообщить в аннотации к русскому изданию про «иной взгляд на общую историю», как тут же услужливое воображение резонирует — что взгляд этот, конечно же, русофобский и вражеский, специально так злобно прищуренный, чтоб соседям обиднее было — целая книжка для этого, надо брать, чтоб потом взахлёб перелистывать страницы в поисках заветной дичи. Берите, но книжка не для этого. Она — страшно сказать — вообще не про «общее», не про эту вот уродливую дихотомию, когда вдруг с одной стороны косого плетня сплошь фашисты, а с другой — оккупанты, и предъяв с обеих сторон накопилось как говна за баней. Если продолжить линию сельской идиллии — она про законное право каждой избушки на свои погремушки, а если её завершить и вернуться к масштабу 1:1, то книга и вовсе локальная, для внутреннего пользования, она про собственные разборки с памятью, с насквозь мифологической, незавершённой и неосознанной, порванной на пропагандистские листовки историей 20 века и её перетекающими из пустого в порожнее нескончаемыми последствиями, с прошлым, которое никак не хочет перестать быть настоящим, про способы выхода из замкнутой аномалии «постсоветского пространства», про возможность попасть уже, наконец, в какое-нибудь будущее: в такое, хотя бы, где на телевидении не работают хорошо откормленные несвежими мозгами теплохладные зомби, выдавая порцию отборной лжи и энтузиазма каждый раз, когда их бьют током (но скорее всего не бьют, зомби работают не так).

Только вот в будущее, говорят, без багажа не берут: отказался от одного прошлого — приобрети другое. Разнообразия вариантов не предусмотрено: понятно же кому тут арбуз, а кому свиной хрящик. Только успей сформулировать модернизированную национальную идею — глядь — а она националистическая, неизбежно. И если русский ползучий национализм выражается в желании парадоксальным образом и во что бы то ни стало быть империей (что в принципе затруднительно: единая нац. идея противоречит универсальности, и какой-нибудь друг степей калмык автоматически перестаёт быть либо калмыком, либо другом), то украинский — в не менее настырном — частью империи не быть: никакой частью, никакой империи. И если б Забужко вдруг сочинила на эту тему максимально зачищенный от эмоций, драматургии и передёргивания подробный путеводитель по новой рабочей мифологии с чёткими указателями (здесь у нас зал славы, тут — позора, вот Сковорода Григорий, здесь инсталляция с разоблачением, а на этой картине апрельский Киев после грозы, экспонаты руками не трогать) — тогда б да, аллитерация пригодилась б, можно было б и пожужжать. Но на длинной дистанции поэт обогнал гражданина, и поэтому перед нами бесконечно уязвимый любовный — не сказать бы дамский - роман с нафталиновыми нотками и длиннющими периодами, транслируемыми встроенным бормотографом напрямую из головы прекрасной героини и её безупречного героя, которые в свободное от светской хроники и скупки антиквариата время пьют вино и ромашковый чай, рассматривают старые фотографии, нездешне оргазмируют, после чего спят на одной подушке и видят сны из одной раздачи: им снится явь бойцов УПА, бесконечно уязвимый несбывшийся любовный роман в заснеженной землянке, то есть, конечно, в криiвке, и чужие нерожденные дети. А мотыльку снится, что он Чан Кайши, ой, ну то есть, конечно, Чжуанцзы снится, что он — бабочка, весело порхающий мотылёк. Чего только ни привидится людям!

Отставим временно сомнологию, поговорим, наконец, о литературе (надеюсь, не нужно объяснять, почему я никогда не ругаюсь словом графомания). Автора «Музея заброшенных секретов» проще всего провести по ведомству профессиональных ловцов памяти, в одном ряду с, допустим, М. Шишкиным, или, предположим, Е. Водолазкиным, авторами, по-плюшкински жадными до деталей, ценителями потенциальной фотогеничности каждого мгновения — остановись, прекрасное, сейчас вылетит птичка! - лингвофетишистами, старающимися поместить в текст больше, чем в него способно поместиться— у меня в запасе ещё много цветистых определений, но хватит — все не влезут. Всё это крохоборство, сиюминутные мелочи, осколки, крошки на помидорах и отсветы на снегу, каждое лыко в строку, «то, без чего нас невозможно представить, ещё труднее — понять» - с этим О. Забужко справляется на отлично. Допустим, М. Шишкин тоньше, афористичнее, циничнее, больнее, короче, постмодернистее, что ли, умнее... предположим, Е. Водолазкина, крепкого технаря от филологии, я вообще непонятно зачем приплела, для негативного примера разве — чётко следует правилам игры и заветам У. Эко с его бесконечными списками всего вокруг, а пионеры всё равно из фанеры получаются, на связь не выходят, электричество проводят плохо. Зато у Забужко, возможно, за счёт принципиального нежелания или неумения держать дистанцию с персонажем, полного слияния и поглощения, широкоформатного вещания от «я» в настоящем времени, — с электричеством полный порядок, жжёт, подходящие нейроны цепляет, запускает ответную реакцию памяти. Вот и ко мне после её дотошных ковыряний в песочнице в поисках истины пришло непрошеное воспоминание о первой встрече со смертью нос к носу — лет в пять, в чужом приморском городе, где с одной стороны солнечный ветер, переполненный криками чаек, с другой — вечная овражья лопушиная сырость, а в лопухах — дохлая кошка. Теперь она как живая, спасибо большое.

На этом благодарности заканчиваются, а у вопроса обнаруживается ещё одна сторона. Авторша настолько увлечена своим комплиментарным альтер-эго, отражением в зеркале «неотразимой» (для неумеющих сказать это по-украински - «неотбиваемой») египетской царицы, что вообще не замечает, насколько её Дарина Гощинская порой нелепа, и куда она скатывается из калашного ряда, вместе с этой звездой независимой журналистики, умницей, красавицей и со всех сторон головокружительной королевишной постбальзаковского возраста, в какую матёрую мэри сью превращается — обухом не перешибёшь. За исключением тех случаев, когда героиня разводит ваниль и играет в девочку-дюймовочку со своим возлюбленным, все высказывания её об окружающей действительности напоминают министра-администратора из марк-захаровского фильма: «Берёза — тупица, дуб — осёл, речка — кретинка, облака — идиоты. Лошади — предатели. Люди — мошенники.» - только если произносить их не с мироновской меланхоличной самоиронией, а с железобетонным пафосом А. Рэнд, тоже любившей выкрикивать сырые лозунги и сочинять книжки с участием вожделенных умниц и красавиц. Ну и резонного «А что делать? Весь мир таков.» - ни в коем случае не прибавлять. Мир, может, и таков, но одна я в белом пальто от Gucci стою красивая и слово «симулякры» знаю. Да и возлюбленный её Адриан — ненастоящий, воображаемый, разговаривать из его головы у Забужко получается примерно с той же интонацией, как у С. Мартынчик из головы сэра Макса — миленько, не более, вполне годно, чтобы умиляться любой гримаске и каждому слову «моей девочки», быть славным парнем и верным оруженосцем. Но уж никак не выполнять приапическую функцию носителя ценного генетического материала при животворящем и победительном, нутряном женском начале в вечном круговороте любви-войны — не с такими картами разыгрывать заявленную символику сновидений, с такими только доброго доктора Фрейда вызывать методами бытового спиритизма, пусть он эти аберрации толкует.

Пойду ещё посплю. Но пасаран!

В романе Симака «Что может быть проще времени» протагонист, способный к телепатии, владеет знанием, как эмигрировать на другие планеты, но поделиться им не может. Знание — неземное, и по самому своему свойству такое омерзительное, что любое хоть сколько-нибудь брезгливое человеческое существо погнушается его применить. Я ещё первый раз читала и подумала: ну загнул господин фантаст! Как знание может быть омерзительным??

Но через 20 лет в моей жизни случилась Ханна Кралль. Оно может. Ещё как может. Особенно если это знание о том, как выжить на оккупированной территории.

Правило №1: «Отче наш» вызубри как «Отче наш», но при чтении не отбарабанивай, сбивайся. Католички завсегда сбиваются.
Правило №2: носи с собой золото. Серебро немцев не интересует. По этому поводу история на 30 лет позже. Молодая девушка, армянка (это важно) учится в Ленинграде. Отец дарит ей на каждый праздник золотые украшения: серьги тяжёлые, кольца, цепочки. А она терпеть не может золота, не воспринимает. Ей и не идёт, по большому счёту.
- Дочь, почему ты не носишь?..
- Папа, не дари мне больше...
У отца губа закушена от гнева:
- Дура, ты должна всегда иметь на себе — чем откупиться!
Подобное рассказывала о себе и своих родителях Дина Рубина.
Правило №3: к изнасилованиям относись выдержанно, без суеты. На войне насилуют, такие дела. Иногда — тебя. Опять же не буду голословной: главная героиня «Короля», Изольда, поутру идёт по Варшаве, сопровождаемая младшей подругой. Тут навстречу полицай: «О, евреечки, евреечки, пойдём, молоденькая-хорошенькая, в подворотню». И тут эта молоденькая-хорошенькая, вместо того, чтобы исполнять приказание, орёт благим матом, что она невинная девушка, а вот на моей подруге пробы негде ставить, идите с ней, господин полицай. И пришлось Изольде идти с полицаем. На кого она злится в этой ситуации? Не на оккупантов. Оккупанты - как погода. Вы же на град не злитесь или на грозу. Не на полицая. В полицаи затем и идут, чтобы получить чужие вещи, чужой труд, чужие тела на халяву. Конечно, на подругу, тоже девица взялась на мою голову. Сделайте так, чтобы заключённые больше ненавидели друг друга, чем тюремщиков, и ваша тюрьма простоит вечно.
Правило №4.
№5
№6... и так далее до бесконечности.

На войне праведников нет, писал Брехт и был абсолютно прав. «Чёрную книгу» смотрели? Детский утренник по сравнению с «Червонным королём». Мало-мальски порядочного типа днём с огнём не найти, русский офицер сошёл бы за порядочного, да на беду как раз в тот вечер он закусывал водку блинами... Эта повесть ничего не компенсирует читающим, не воздаёт, не сулит хэппи-энда. Общий энд мы все помним из учебников истории, он далеко не хэппи. Частный энд Изольды Регенсберг будет удачнее: червонная дама найдёт своего червонного короля, он обнимет её... а потом пойдёт объясняться с женщиной, которую нашёл в концлагере. Правило мужского выживания №1, даже в концлагере: найди женщину. Проверено. Работает. Посему рекомендаций не даю, а наведёт судьба — читайте. И пусть не пригодится.

Книга о мистической музыке смерти, Львове, оккупации то советами, то фашистами, с порнографическими моментами и классным юмором.  Очень цветистый роман, в котором отображены два временных промежутка - вторая мировая война и современность. Автор нумерацию глав сделал особенной - Буквы алфавита обозначают середину двадцатого столетия, цифры же - конец этого же века.

В современной половине романа главный герой - Ярош, преподаватель Львовского университета, который много лет увлечен переводом арканумских текстов. В процессе перевода успевает заводить романтические отношения со студентками, доведя одну из них до психиатрической лечебницы. Автор довольно таки смачно и порнографично описывает сцены соития Яроша с его любовницами. В такие моменты чувствую себя жутко консервативной снобкой. Сижу и думаю - чем помогло сюжету то, что я теперь знаю, что Ярошу нравится минет?

Ему предложили место преподавателя на кафедре востоковедения, через год он защитил кандидатскую диссертацию, а еще через пять лет – докторскую, студенты валом валили на его увлекательные лекции.

Но он действительно талантливый ученый, первым из всех исследователей Арканума ему удается расшифровать их тексты. В процессе изучения этих материалов, он узнает, что существует особая мелодия, даже не мелодия, а особое присутствие нот, которое позволяет душе, что умерла и переродилась в новой жизни, вспомнить себя в прошлых воплощениях. Но есть одно условие - необходимо перед смертью услышать мистическую мелодию, и затем в новой жизни, только тогда можно вспомнить, кем ты был до этого.

Вторая линия, времен второй мировой войны, очень контрастна. Сначала автор нам показывает Львов 20-х двадцатого столетия, когда он был польским. Но украинская самобытность и культура там присутствовала очень ярко. Главным достоинством этой части был юмор.

А еще моя мама имела незаурядный актерский талант, по правде говоря, ее ожидало большое будущее, хоть она и сыграла лишь одну роль, изображая в церкви четвертый смертный грех.

Жизнь коренных жителей Львова тех времен мне немного напомнил Одессу, все эти дворики, открытые окна, всеобщее знакомство всех со всеми, покупки на рынке, еврейские мамы... Автор описывает нам детство Ореста, скрипача, с которым Ярош встречается во второй части романа. Будучи совсем мальчиком, Орест наслаждался своей колоритной жизнью во Львове, проделками, которые он затевал со своими друзьями. Истории, которые он рассказывает о своих родственниках преисполнены очень теплым и позитивным юмором, но эти шутки очень искрометные. Не раз я громко смеялась над проделками как самого Ореста, так и его дедушки.

все пьянчужки относились к нему по-дружески, а так как его любили, то любя и подшучивали над ним, подсовывая в карманы пиджака презервативы, окурки дамских сигарет, папильотки, старые чулки, а однажды даже запихнули в карман большие розовые майталесы, которые называли барханами, не говоря уже о том, что измазывали помадой манжеты и воротник и брызгали одеколоном. Словом, у бабушки было чем развлечься, когда она выворачивала эти карманы и охала над испачканными сорочками.

Вкусно и атмосферно автор описывает Львов. Рынок Кракидалы, где можно купить все что угодно и даже больше. Жители Львова каждый вечер ходили на променад, по дороге заходя в кнайпы, кофейни, где делились самыми свежими новостями и сплетнями.

Но пришла война, а с ней пришли советские освободители. Которые освободили Львов не только от поляк, но и от квартир, домов, красивых вещей. Но горожане сильно не терялись, устроили торговлю старьем возле оперного театра. А жены советских офицеров, которые почему то в своей жизни ничего, кроме коммунизма не видели, покупали розовые кружевные ночнушки и ходили в них в театр, принимая за вечерние платья. Почему то для этих офицеров унитаз был совершенной диковинкой, они считали его неудобным, низким умывальником, откуда то и дело норовили набрать воды, или помыть в нем голову. Советское общество покупало сломанные часы, не зная, что они должны тикать, и просто носили их на руке. И эту информацию я вижу не впервые. Неоднократно посетив Львов и его экскурсии, знаю, что есть возле оперного театра ряд домов, куда часто водят туристов. И экскурсоводы рассказывают, что эти дома были очень востребованы советским руководством. Законных жителей этих домов просто выселяли без каких либо объяснений. Трусы были диковинкой для большинства женщин. Читая это все, провожу аналогию с тем, что сейчас происходит в Украине. Солдаты России мародерствуют в оккупированных городах и селах, при чем крадут элементарные вещи - микроволновки, блендеры, унитазы и трусы. Трусы в 21 веке крадут. Эти солдаты в основе своей из депрессивных регионов России с низким экономическим развитием, которых удивляет наличие у простых сельских жителей Нутеллы. Русский солдат не изменился со времён Второй мировой войны. Как не было ничего хорошего в их жизни, так и в современности нет. Конечно, в Питере и Москве знают, что такое унитаз, ночнушка и трусы. Но в регионах России люди и жили, и живут намного хуже, чем украинцы, и данная книга - это очередная иллюстрация этому.

– Они привыкли, что у них там все дефицит. Вчера на Кракидалах подходит солдат к бабе, которая булочки продает, и спрашивает: «Можно купить?» – «А чего ж нет? – отвечает баба. – Покупайте, пожалуйста». Солдат недоверчиво подходит ближе, робко берет булочку и снова спрашивает: «Можно?» Потом платит, но через минуту возвращается и спрашивает: «А можно еще одну булку купить?» – «Можно», – говорит баба. Он прячет в карман и вторую булку и спрашивает: «А третью можно купить?» – «Можно и третью, и четвертую, хоть все»

Про тюремные заключения во время советской оккупации автор тоже рассказывает на примере Ореста, который попал под арест за преступление, которое совершил задолго до прихода советов. Расстрелы, казни, изнасилования, убийства мирных жителей - этому всему тоже есть место в этом романе. Реалистично до дрожи, до воспоминаний про современные Бучу и Бородянку, где русский солдат совершил точно такие же преступления.

Очень жутко и страшно жить в мире, где тебя в любой момент могут посадить в тюрьму. Расстрелять за что угодно. Ты можешь идти просто по улице, и оказаться на кого-то похожим, или на тебя донесут соседи, которые завидуют твоему дому, твоему положению. Или вообще, не пойми чему. В таком мире настолько потеряв ощущение безопасности, человек теряется, не может мыслить продуктивно, его творческий потенциал полностью гасится, потому что нужно постоянно бояться. А страх сразу захватывает огромный кусок твоей оперативной в памяти, и на творчество там уже нет места. Нищета, отсутствие даже необходимых товаров из-за постоянных санкций окружающего мира - это ужасно. Я помню как в детстве мне в школу нужен был транспортир. Ну понятно, что в деревне его не было. Поехать в город от для моих родителей, у которых не было машины, была проблема. Да и как оказалось, что в городе этих транспортиров не было в итоге. Мне его подарили знакомые моей тёти врача. Это был старый поцарапанный транспортир, который уже использовался другими детьми. Понятно, что он годился мне для учёбы, но сам факт того, что такую мелочь, это же не нейтронный двигатель, в советское время было купить просто невозможно. Не потому, что не было денег, а потому что не было транспортиров.

Встретив Ореста, который не понаслышке знает, что такое танго смерти, Ярош узнает его историю. Орест сам лично его играл евреям перед их казнью, прекрасно осознавая, что делает - дает их душам второй шанс. И Ярош выясняет, что бывшие некогда связанными родственными связями, души в следующих жизнях стремятся найти друг друга. На этой теории основано довольно таки шокирующее для меня окончание романа.

Роман читать очень интересно и увлекательно, тем более он очень сильно перекликается с современными событиями, вызвал во мне личные флешбеки. Обожаю, когда в книге есть незаурядный и действительно веселый юмор.

Москва, март 2019. На улице: «Дамы и господа, приглашаем вас на серию короткометражных фильмов режиссера Nomen Nescio по мотивам романа Оксаны Забужко "Музей заброшенных секретов". Одновременный показ всех фильмов в разных залах».
Взглянуть что ли из любопытства? Вошел. Всего пять залов. Очередь просмотра не имеет значения, но почему бы не по порядку.

Зал первый
Фильм «Мать-земля»
Жанр: эротика.

Эпиграф: Узнаю тебя жизнь!

Земля. Комья земли. Тяжелый хруст лопаты. Женщины с усталыми лицами складывают что-то в яму, завернутое в ткань. На миг покров приоткрывается. Икона. Богородица. Комья земли скрывают клад. Картинка мигает. На экране девочки в советской школьной форме. Играют в секреты, прячут в ямки маленькие сокровища. На одной из них фокусируется камера. Картинка мигает. Мастерская художницы. На центральном холсте сложный коллаж. Стеклянный гроб в виде женской матки, в гробу ребенок. На холстах вокруг кладбищенские кресты. Картинка мигает. Постельная сцена, обычная, в меру подробная. Миг физического и духовного единства двух людей. Картинка мигает. Тест на беременность: две полоски. Мой дорогой человек, мы создали жизнь! Картинка мигает. Девочка в саду выкапывает ямку. Картинка мигает. Кладбище. В земле небольшого размера могила. Кого хоронят не видно. Картинка мигает. Люди что-то пытаются найти в земле, безуспешно. Картинка мигает. То же кладбище, та же могила, но вокруг безлюдно. Тысячекратно ускоренное видео. Из земли растут цветы, много цветов, очень много цветов. Экран гаснет.

Зал второй
Фильм «Война – дело молодых»
Жанр: комедия.

Эпиграф: Verra la morte e avra i tuoi occhi. (C. Pavese)

Ночной лес. Землянка. При тусклом огоньке лучины три человека: два мужчины и женщина. Ведут беседу об освобождении Украины от проклятых большевиков, о ее дальнейшей прекрасной независимой судьбе, почти сразу понятно, что здесь любовный треугольник, но все стараются вести себя естественно, на войне преобладают другие страсти.

Ночной бой. Мужчины сражаются плечом к плечу. Один выносит другого раненого из боя. Раненый в госпитале осмысливает ситуацию – его противник (друг и боевой товарищ) победил.

Снова землянка. Женщина отсутствует, пошла в село. Мужчины беседуют друг с другом. Внезапно лай собак, выкрики: «Сдавайтесь, гады!», «Выходите по одному, бандеровцы!». Знакомый женский голос, присоединяется к уговорам. Один из мужчин пытается вырваться и убить кого-нибудь. Безуспешно. Сражен пулей. Второй – любовник женщины – сутуло выходит. В его глазах вопрос: за что? Женщина отвечает, я беременна, у нас будет ребенок. Мужчина пытается к ней пробиться, но тоже падает от пули. Женщина плачет, бьется в истерике. Обратный путь в село, бледная как мел женщина чуть сходит с тропы и подрывается на противопехотной мине.
Экран гаснет.

Зал третий
Фильм «Ярмарка суеты»
Жанр: игровое шоу

Эпиграф: À vendre l'anarchie pour les masses; la satisfaction irrépressible pour les amateurs supérieurs; la mort atroce pour les fidèles et les amants! (Arthur Rimbaud)

Драка в Раде. Народные депутаты выясняют отношения. Камера откатывается назад, становится понятно, что это экран телевизора, на котором как раз заканчивается новостной сюжет и начинается реклама кока-колы. На переднем плане большой стол, на котором расположена обширная карта Украины. На ней лежат пачки денег. Какие-то люди без лиц бросают кубики – идет игра в монополию. В игру вступают два новых игрока один в бело-сине-красной футболке, другой – в звездно-полосатой. Карта скрывается под кипой денег.

Сауна. Депутат (один из тех, из телевизора) предается утехам с молоденькой девушкой, возможно, несовершеннолетней. В дверь входит журналистка (бейджик «свободная пресса») и предлагает себя. Депутат разрывается между юностью и опытностью. Умирает от сердечного приступа. Журналистка с девочкой под ручку уходят в закат. Экран гаснет.

Зал четвертый
Фильм «Все повторяется»
Жанр: фарс.

Эпиграф: Дети – цветы жизни

Поле полное мертвецов, отпеваемых священником. Явная стилизация под картину Верещагина «Побежденные. Панихида». Отовсюду раздаются голоса: Доколе! Доколе! Картинка гаснет.

В течение длительного времени на экране бесконечная нарезка фотографий и кадров из кинохроник. С начала 20 века до наших дней: голодомор на Украине, расстрелы, фотографии узников Освенцима и ГУЛАГа, много эффектных кадров Второй Мировой войны, взрыв атомной бомбы над Хиросимой, современные войны и вооруженные конфликты, снос Берлинской стены, возведение стены в Израиле, распятие Христа (тут не кинохроника, а постановка, понятно), Ирак, Ливия, Донбасс, Крым наш и многое-многое другое. Кадры постепенно убыстряются, пока не сливаются в мерцающий хаос. Внезапно все гаснет.
Секунда черного экрана. Потом появляется и больше не исчезает надпись огромными буквами, почти такими же, как у самой большой надписи на стене Рейхстага: «ЖЕНЩИНЫ НЕ ПЕРЕСТАНУТ РОЖАТЬ».

Пора идти в пятый зал. Но что это? Шум, крики. Это русские националисты пытаются сорвать показ. Крики «Бандеровцы!», «Прочь грязные руки от советской истории!», затем они сменяются действием, слышен звон стекла, зрителей пока не бьют, но уже близко к тому. Уношу срочно ноги. С улицы видно, как в здании вспыхивает пожар. Содержание последнего фильма узнать не получится. Может оно и к лучшему, психика целее будет.

***
Из обзора зарубежных СМИ:
Оксана Забужко побывала на премьерном показе короткометражек в Киеве. Немедленно потребовала убрать ее имя из титров. Цитируем: «Nomen Nescio полностью исказил идею книги, можно сказать, поставил все с ног на голову. Могу рассматривать эти фильмы только как насмешку. Nomen Nescio проявил себя украинофобом и женоненавистником, особенно в пятом фильме»
(Газета «Свободная Украина»)

Украинские националисты сорвали показ цикла фильмов Nomen Nescio во Львове.
(Одна из новостей на канале «Украина сегодня»)