Учение горы Сент-Виктуар

До этой тетралогии знакомство с творчеством Петера Хандке ограничивалось фильмом "Небо над Берлином" и любимым стихотворением из него "Когда ребенок был ребенком...". Тетралогия "Учение горы Сен-Виктуар" оказалась очень разной, каждая часть со своим настроением. "Медленное возвращение домой" это северные просторы, ландшафты, геологические разрезы, племена, живущие своей самобытной жизнью рядом с надвигающейся "цивилизацией". И если читатель проберется через этот насыщенный и плотный текст, то он будет вознагражден. Непосредственно "Учение горы Сен-Виктуар" - это путешествие по югу Франции, связанное с творчеством Сезана. Также это Париж и Берлин с их ритмами жизни и настроениями.

Для меня это было межвременье: целый год без определенного места жительства. ... Все это время я нигде…

Недели две тому назад начала читать Питера Хандке  «Уроки горы Сен-Виктуар», и постепенно оказалась на распутье: с одной стороны вроде бы хочется поближе познакомиться с кем-то из современных авторов, к которым меня - не знаю по какой причине - не тянет совершенно; а с другой, я лишний раз понимаю почему меня к ним не тянет.

И это не из упрощённой серии «нравится/не нравится» или «моё/не моё». Вам может не нравится арахисовое масло, намазанное на хлеб, но чтобы понять что оно из себя представляет, и какой имеет вкус, его нужно, как минимум, попробовать. Примерно так и с этой книгой Хандке.

Выбрала её, взяв по абонементу на Литрес, но фамилия самого писателя мне была уже знакома – она всплыла всвязи с присуждениемс Хандке Нобелевской премии по литературе в 2019 г. и, как сдедствие,…

Размеренный, спокойный, созерцательный; лауреат Нобелевской премии Хандке — идеальный кандидат для медленного чтения. Мне посчастливилось быть редактором этой книги, и теперь я могу поделиться, что представленные в сборнике тексты, во многом разные, но схожие в своей медитативности, — настоящие сокровища. Всем, кто любит вдумчивое чтение, наполненность смыслами и многослойность языка, я бы посоветовала прочесть эту книгу. Она медленно погружает в литературный транс и любого превращает в изящно мыслящего философа.

Зелень лавра, доходящая до дрожи. Дверь распахнутая, пыльное оконце, стул покинутый, оставленное ложе. Ткань, впитавшая полуденное солнце.

Тетралогия, вопреки ожиданиям, не цикл произведений, объединенных общим сюжетом или сквозными героями. Все книги в ее составе автономны, "Учение горы сен Виктуар" не составляет исключения. Однако после тяжко депрессивного "Медленного возвращения домой", второй роман читается удивительно бодро. Не роман в привычном смысле, скорее сборник эссе, объединенных фигурой автора.

Хандке выраженный синестетик, рассказывает о своем восприятии живописи, главным образом пейзажной, и собственно о ландшафтах - главном источнике восполнения жизненных сил. Его синестезия ориентирована на восприятие света, цвета, перепадов высоты, взаимного…

Чего невозможно не заметить и не отметить, так это великолепный русский литературный язык (хвала переводчику!). Масса визуально-материальных образов, высокая наполненность красками и оттенками, запахами, ароматами и фимиамами, природно-геометрическими формами и звуко-шумовыми пятнами. Точность и обилие деталей описываемого Хандке мира — как у непревзойдённого Золя! Невероятная плотность мелочей, буквально присутствуешь в описываемом автором месте, и видишь и рассматриваешь, наблюдаешь и созерцаешь вместе с ним те пространства и виды, о которых он рассказывает с фотографической точностью. И если первая часть тетралогии «Медленное возвращение домой» грешит переусложнёнными литературными формами, засилием многажды сложносочинённых и сложноподчинённых предложений, сидящими друг на друге…

Хорошо начинать новую книгу, отринув предубеждения и абстрагировавшись от ассоциаций, но эти господа и дамы на редкость назойливы, «ты их в дверь — они в окно». С первых же страниц «Медленного возвращения домой» Зоргер представился мне чем-то (кем-то) средним между В.А. Обручевым и господином Зоммером . Обручев — понятно, почему: крепкий и прагматичный геолог высокого полёта, умеющий зорко видеть внешнюю и внутреннюю красоту земли, её слоистую историю. Почему Зоммер? Не из-за одного же созвучия. Зоргер тоже бежит людей и natura morta ему куда милее, а всяких утомительных человечков он предпочитает пропускать мимо ушей, лишь бы его оставили в покое. Наверняка «виноват» в этом Север, его молчаливые просторы, требующие лишь ответного молчания да на совесть делаемой работы. Видимо, он и…

Спустя N лет после окончания университета я впервые заностальгировала по alma mater. Журфак – это такое особое место, где на сотню баб – всего десяток мужиков. Где полуночные пьянки, а потом на пары после обеда и до позднего вечера, а «кто помнит март – тот в нём не жил». Короче, было круто. А ещё журфак – это нереальные объёмы литературы по программе. Не только русской и зарубежной, но ещё и древнерусской, и античной, и ваще какой там только не было. А где большое количество литературы – там что? Правильно, бессонные ночи в разной степени успешности попытках дочитать. Конечно же, не обходилось без «аааа! Через час зачёт, а у меня ещё половина программы не прочитана, потому что я случайно отключился в 21:00 над Улиссом». Выручали друг друга как могли. В основном – краткими пересказами и…

Едва дойдя до пузырей земли, О которых я не могу говорить без волнения, Я заметил, что она тоже волнуется И внимательно смотрит в окно.

А. Блок, 1908, «Она пришла с мороза…»

По-своему интересная книга, но не более того. Забавно видеть, что автор не постеснялся представить на суд публики свою творческую неудачу – он сам пишет, что задумывал тетралогию о геологе, возвращающемся домой (во всех доступных смыслах этих слов). Даже написал в этом ключе первую часть, самую интересную с формальной точки зрения. А потом что-то в нём сломалось, он пошёл писать просто о себе. А потом вообще переключился на притчу в стиле "псевдобрехт".

Из этих осколков очень трудно что-то сложить, поэтому термин «тетралогия» ох как условен. Для меня пазл так и не сложился, я так и не смог увидеть чего-то сквозного.

Однак…

– Петь, твоя очередь! Смена на Желтунакском прииске подошла к концу, и старатели засели в камералке попить водочки, расслабиться перед новыми трудовыми подвигами. Петя БИЧ (Бывший Интеллигентный Человек) выдохнул и старательно начал ломать смерзшиеся комья вторяка, чтобы заварить чифир. Русской водки он не любил, но пил, когда в том была необходимость. – Есть у меня одна история. О дороге домой, точнее, о возвращении – он обвёл взглядом всё помещение: геологи и экскаваторщики готовили общую чарку. Их обветренные и мозолистые руки нежно и бережно передавали друг другу ковшик, словно тот был из хрусталя. Пётр прикрыл глаза и увидел вместо ковшика прабабушкин соусник Аугартен, который хранился в его семье со времён Габсбургов.

– Слушайте же. Я с детства любил две вещи, неразрывно связанные…