Серия книг «Vasa Iniquitatis — Сосуд беззаконий» — 88 книг

«Моя рана вскоре растягивается от складки большого пальца до запястья и напоминает след широкого пореза, где птичий клюв роется до тех пор, пока не отыскивает синюю, кровянистую, материнскую плоть моей руки».

Тони Дювер разрушает романтическое представление о времени. Настоящее и будущее в его рассказе сливаются, вчерашнее и сегодняшнее существуют одновременно, свидетельствуя об ужасе старения, распада и смерти. «Портрет человека-ножа» восходит к строке Анри Мишо о человеке, который смотрит на нож, становящийся им самим. В этом мире безвременья этическое «зло» (убийство, изнасилование, гомосексуальность) становится мифом, литургией, скрывающей разложение и гибель.

«Моя рана вскоре растягивается от складки большого пальца до запястья и напоминает след широкого пореза, где птичий клюв роется до тех пор, пока не отыскивает синюю, кровянистую,…

У безумного монаха Медарда, главного героя «Эликсиров сатаны» — романа, сделавшего Э.Т.А. Гофмана (1776—1822) европейской знаменитостью, есть озорная сестра — «Сестра Моника». На страницах анонимно изданной в 1815 году книги мелькают гнусные монахи, разбойники, рыцари, строгие учительницы, злокозненные трансвеститы, придворные дамы и дерзкие офицеры, бледные девственницы и порочные злодейки. Герои размышляют о принципах естественного права, вечном мире, предназначении женщин, физиологии мученичества, масонских тайнах… В этом причудливом гимне плотской любви готические ужасы под сладострастные стоны сливаются с изысканной эротикой, а просветительская сатира — под свист плетей — с возвышенными романтическими идеалами.

«Задираются юбки, взлетают плетки, наказывают, кричат, стонут, мучают. Монахи и лесбиянки, солдаты и монашки, воспитатели и благородные дамы занимаются этим друг с другом — все, без разбора. Но описывается это все небезыскусно, да и автор книги — весьма начитанный господин». Вульф Зегебрехт

«Любому читателю, чувствующему ритм, напор и звучание языка и знакомому с творчеством Гофмана, с особенностями и причудами его стиля, с первых же страниц романа откроется кровное родство “Моники” с рассказами писателя». Рудольф Франк

У безумного монаха Медарда, главного героя «Эликсиров сатаны» — романа, сделавшего Э.Т.А. Гофмана (1776—1822) европейской знаменитостью, есть озорная сестра — «Сестра Моника». На…

Роман Тони Дювера был написан во Франции, охваченной молодежной революцией. И сама эта книга революционна. Дювер взорвал синтаксис и дал слово «высланным» — изгоям, которые прежде не имели права голоса. Персонажи романа — люди ночи, ищущие любви под парижскими мостами и на бульварах, мужчины, которым «слишком трудно хранить верность, если возле дома есть общественный туалет». Их голоса переплетаются, и все они рассказывают одну историю о похоти, которую невозможно утолить.

«беспокойные руки твердые члены выпрямляются вонзаются брызжут семенем единственная плоть которой мы делимся жидкая и белая как фарфор тела перекручены растоптаны раздавлены вытянуты продырявлены черты лица высосаны зажаты в кулак искромсаны раскачаны как шатуны и раздрочены до такой степени что хуй распускается кровавым цветком»

Роман Тони Дювера был написан во Франции, охваченной молодежной революцией. И сама эта книга революционна. Дювер взорвал синтаксис и дал слово «высланным» — изгоям, которые прежде…

Три пьесы, три комедии. Каждая – о появлении Deus ex machina, «бога из машины». В финале «Моей Москвы» бог в виде огненного шара действительно является, чтобы истребить героев, в финале пьесы «Net» ответом является сообщение, вернувшееся из-за отсутствия бога-адресата, а в «Люцифере» таким «богом истребления» становится каждый из героев.

«Гоголь, Зощенко, Хармс, Харитонов и многие “чудаки” и “хулиганы” русской литературы — среди его учителей и наставников… Он пересмешник, а пересмешников у нас не всегда привечают. “Убить пересмешника!” Но он живуч — Валерочка с хитрым глазом и улыбочкой, — как Ванька-встань-ка, как Солдат-путешественник у Стравинского, который самого черта обманул, как колобок, который от всех ушел… как Петрушка. Говорит он и пишет то, что и как думает и чувствует. Невзирая на. Свободен, свободен. Талант — производная от свободы. Надо еще любить жизнь, любить людей, любить язык, даже, если время безъязыкое. Валерочка любит. Грустный и смешной. Как Петрушка». Кирилл Серебренников

Три пьесы, три комедии. Каждая – о появлении Deus ex machina, «бога из машины». В финале «Моей Москвы» бог в виде огненного шара действительно является, чтобы истребить героев, в…

Книга Марселя Жуандо (1888—1979) «О моем падении» была опубликована за несколько месяцев до начала Второй мировой войны. Однако посвящена она внутренним сражениям — с искушениями столь сильными, что перед ними невозможно устоять. Душа, в которой самые темные желания трутся боками, точно овцы в ночной глубине стойла, смиряется с неизбежностью греха и приказывает очертя голову броситься в неизведанное.

«У кого-то можно сразу распознать все симптомы очевидного и ужасного порока; но личность, душа — как ее постичь, как определить? Является ли она союзницей этого порока или страдает от него? А ведь отношение души к тому, что, кажется, заполняет ее, — именно это самое важное».

«Мне случалось достигать странных компромиссов с самим собой в совершении святотатств, которые, возможно, по сути были священнодействиями. Нет ничего более священного для меня, чем мой Грех — я принес ему в жертву всё, и те постоянные расчеты, к которым он меня обязывает, нравятся мне в силу самой их сложности».

«Марсель Жуандо — самый замечательный и глубокомысленный писатель современной Франции». Николай Бердяев

Книга Марселя Жуандо (1888—1979) «О моем падении» была опубликована за несколько месяцев до начала Второй мировой войны. Однако посвящена она внутренним сражениям — с искушениями…

Странные обычаи у жителей деревни, которую описывает Тони Дювер. Время им сообщает часочет, живодер жарит их пухлых детей, писатель сочиняет грязные анонимки, попрыгун лишает девственности женихов, судья предлагает преступления отсидевшим в тюрьме, паромщик подбадривает утопающих, а врач кастрирует бобров. Здесь трудятся подтирщик, теребильщик и птицевод, а ремесло философа достается калеке, живущему в свинарнике.

«Во всех своих книгах Дювер увлеченно нападал на буржуазные нормы и социальные институты, топтал брак, семью и церковь, вскрывая темные, животные мотивы тех, кто их поддерживает. Столпы общества, защитники традиционных ценностей хотят лишь одного — сломить вольнолюбие сограждан. В рассказах Дювер предлагает свои выводы с плутовским очарованием. Сочетание весомости и легкомыслия, логика сновидца, модуляции голоса, меняющие смысл фразы, наделяют его истории необычайной силой». C. К. Дилэни

Странные обычаи у жителей деревни, которую описывает Тони Дювер. Время им сообщает часочет, живодер жарит их пухлых детей, писатель сочиняет грязные анонимки, попрыгун лишает…

«Я хотел рассказать историю святого, живущего в наши дни и проходящего все этапы, ведущие к святости: распутство и жестокость, как у Юлиана Странноприимца, видения, явления, преображения и в то же время подозрительная торговля зверями. В конце — одиночество, нищета и, наконец, стигматы, блаженство». Эрве Гибер

«Может быть, Эрве Гибер написал эту нежнейшую историю, чтобы разозлить людей очень взрослых, очень серьезных? Если вы чувствуете, что кейс прилип к вашей руке, попытайтесь другой рукой открыть “Причуды Артура”». Мишель Бернштейн

«“Причуды Артура” — это та же самая книга, что и “Путешествие с двумя детьми”, но это совершенно другая книга; в первой все происходило на земле, в этой — на небесах. Артур и Лапочка отыскивают для нас, читателей, сундук с игрушками, книгами и бархатными лохмотьями, усыпанными блестками. Герои попадают в сказочные истории: может быть, это лишь их галлюцинации, воспоминания о том, что было прочитано в детстве. Мелвилл, Жюль Верн, Гофман, Стивенсон, Джек Лондон, наша первая книжка с картинками, первая наша любовь…» Libération

«Я хотел рассказать историю святого, живущего в наши дни и проходящего все этапы, ведущие к святости: распутство и жестокость, как у Юлиана Странноприимца, видения, явления,…

«Весь свой жизненный интерес я сосредоточил на получении удовольствия и не извинюсь за это ни перед кем».

Две повести Марселя Жуандо (1888—1979), которого Николай Бердяев назвал «самым замечательным и глубокомысленным писателем современной Франции». При жизни Жуандо они выходили анонимно, коллекционными тиражами, а с указанием авторства были переизданы лишь в 1988 году. В «Тайном путешествии» (1949) Жуандо рассказывает о зыбком дорожном романе, в «Тиресии» (1954) — о наслаждениях пассивной любви.

«С венцом стыда на челе, я не упоминаю о своих вывернутых внутренностях — взбудораженных, вздутых, кипящих, переполненных, раздраженных и беспокойных, словно я произвел на свет Дракона или Геракла. Кто же их отец? Разумеется, Зевс».

«Весь свой жизненный интерес я сосредоточил на получении удовольствия и не извинюсь за это ни перед кем».

Две повести Марселя Жуандо (1888—1979), которого Николай Бердяев…

В 1938 году Марсель Жуандо, не раз выступавший в печати с антисемитскими статьями, страстно влюбился в еврея Жака Штеттинера. Элиза Жуандо пыталась зарезать любовника своего мужа. Эту историю Жуандо рассказал в книге «Хроника страсти», вышедшей в 1944 году приватным тиражом.

«Я люблю солнечные пятна, пляшущие вокруг его ног на площади Сен-Жермен; люблю, когда он слегка сутулится, или когда возле его губ появляется горькая складка; мне нравится и то, что в его жилах течет еврейская кровь — поскольку ничто не сможет заставить меня его разлюбить, и с этим ничего не поделать. Мне нравится все, что он делает, потому что это делает он, а не кто-то другой, все то, что несет на себе его отпечаток, все то, частью чего он является, все, что его окружает, ограничивает, сдерживает, сохраняет в рамках его личности. Я люблю то, что осталось от его молодости, не более и не менее; то, что сохранилось в границах его тела и души от времени, пространства и вечности — здесь четкие границы моих владений в этом мире и в Ином».

В 1938 году Марсель Жуандо, не раз выступавший в печати с антисемитскими статьями, страстно влюбился в еврея Жака Штеттинера. Элиза Жуандо пыталась зарезать любовника своего мужа.…

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился.

«Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».

«Ах, если бы вы знали, какую волшебную страну я втайне посещаю, на каких монстрах скачу верхом, в каких бываю заповедных уголках! Но это загадка для меня самого».

«Слабые люди избегают наслаждения, как если бы они боялись потревожить какую-то врожденную болезненную рану. Для них лучше усыпить эту боль и уснуть вместе с ней».

«Иногда словно огненная пощечина обрушивается на вас прямо посреди улицы, и напрасно вы оборачиваетесь в поисках нападавшего — он изчез».

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В…

"Кажется, у меня почти не осталось тайн. Всякий раз, когда я раскрываю тайну, владевший ею персонаж умирает или вынужден заново что-то придумывать, отыскивать в себе новую тайну. Но я никогда не хотел исповедоваться непрерывно. У меня происходит не так, как у Генри Джеймса, у которого сюжет книги сам по себе оказывается тайной. Я грубо выставляю тайну напоказ, будь это моя тайна или чужая…"
Эрве Гибер, интервью Liberation

"Не сам ли Гибер скрывается за этими странными персонажами, меняющими имена и предстающими в образах юного девственника, пылкого любовника, жертвы землетрясения или ученика, провожающего великого философа до могилы? Наверняка не скажешь, поскольку на страницах книги есть и три женских портрета: консьержки Мэме Нибар, которую преследуют невероятные несчастья, лукавой директрисы музея восковых фигур и молоденькой соседки, бросающей игру на пианино. В этой книге Гибер говорит без утайки, рассказывает всё о себе и других, то, о чем все думают и чего говорить не следует, и порой это даже больше, чем чистая правда."
Le Monde

"Кажется, у меня почти не осталось тайн. Всякий раз, когда я раскрываю тайну, владевший ею персонаж умирает или вынужден заново что-то придумывать, отыскивать в себе новую тайну.…

"Милый, чувственный, прекрасный Джинсозверь", - так Герард Реве обращался к художнику Франсу Паннекуку. Несколько лет они были добрыми собутыльниками, и Реве пытался помочь Паннекуку, устраивая его выставки и продажи гравюр. У журналистов даже возникло подозрение, что Реве выдумал Паннекука и рисует сам. Однако богемный образ жизни художника, отказывавшегося зарабатывать на жизнь, раздражал писателя, и в 1969 году они поссорились. От этой дружбы остался знаменитый рассказ "Искусство" и несколько десятков писем.

"Книги мои становятся совершенно безумными, непонятными почти для всех. Я ищу Бога, но расскажите мне, где мне хорошенько пошарить, в каком буфете или ящике стола. Иногда сюда приходит, переваливаясь с боку на бок, старая голубовато-серая утка, и мне представляется, что это ты, то есть что ты в ней сидишь. Страх Смерти пожирает и сжигает меня, но точно знаю, что я, старый, больной и усталый, завидев перед собою Смерть, удивленно и печально покачаю головой, что столько лет терзался и тревожился."
Герард Реве

"Милый, чувственный, прекрасный Джинсозверь", - так Герард Реве обращался к художнику Франсу Паннекуку. Несколько лет они были добрыми собутыльниками, и Реве пытался помочь…

"Очень часто, когда я отображаю свои отношения с Господом, Он состоит со мной в интимной, не исключающей сексуальный контакт связи". Фантазия Герарда Реве о совокуплении с Богом, который явился к нему в виде юного серого осла, стала поводом для "Ослиного процесса" (1966–1968), последнего дела о богохульстве, возбужденного в Нидерландах. Писатель сам защищал себя в зале суда и был оправдан.

В том же году, когда начался Ослиный процесс, Реве, многих удивив, присоединился к Римско-католической церкви. В книге "Бог очень одинок" собраны воспоминания, речи, лекции, статьи и письма Реве, открывающие тайны ревизма – сексуальных актов наказания, посвященных высшим существам и самому Богу.

"Очень часто, когда я отображаю свои отношения с Господом, Он состоит со мной в интимной, не исключающей сексуальный контакт связи". Фантазия Герарда Реве о совокуплении с Богом,…

«Дом Аниты» – эротический роман. «Дом Аниты» – роман о Холокосте.

Эту книгу написал в Нью-Йорке на английском языке родившийся в Ленинграде художник Борис Лурье (1924–2008). 5 лет он провел в нацистских концлагерях, в том числе в Бухенвальде. Почти вся его семья погибла. Борис Лурье чудом уцелел и уехал в США. Роман, который он писал много лет, был опубликован в 2010 году, после его смерти.

Дом Аниты – сексуальный концлагерь в центре Нью-Йорка. Рабы угождают госпожам, выполняя их прихоти. Здесь же обитают призраки убитых евреев. Роман посвящен ритуалам этого тайного общества, которое постепенно распадается. Исчезает и прежний Нью-Йорк: в него прибывает Сталин и его танки, а сексуальные рабы отправляются в Албанию, казавшуюся автору идеальным государством.

Лурье демонстрирует, что после Холокоста ограничения сняты, поскольку нарушены все моральные нормы. Такая литература подобна изнасилованному человеку, которому уже все равно: он может только кричать о своем отчаянии. Роман «Дом Аниты» – это вопль, но только не о помощи, а о чудовищном факте, свершившемся злодеянии.

«Дом Аниты» – эротический роман. «Дом Аниты» – роман о Холокосте.

Эту книгу написал в Нью-Йорке на английском языке родившийся в Ленинграде художник Борис Лурье (1924–2008). 5…

Гибер показывает нам странные предметы – вибрирующее кресло, вакуумную машину, щипцы для завивки ресниц, эфирную маску, ортопедический воротник – и ведет в волнующий мир: мы попадаем в турецкие бани, зоологические галереи, зверинец, кабинет таксидермиста, открывая для себя видения и страхи писателя и фотографа. Книга, задуманная и написанная в конце 70-х годов, была опубликована незадолго до смерти писателя.

«Порок» нельзя отнести ни к какому жанру. Это не роман, не фотоальбом. Он напоминает «На стороне вещей» Понжа, «Познание Востока» Клоделя и – посредством поэтического восприятия вещей прозаических – отсылает к «Мифологиям» Барта и «Археологии знания» Фуко. Название книги предвещает скандал, однако о самом пороке в ней ничего нет, ничто не говорится явно, читателя отсылают к его собственным порокам.
Где же обещанное? Возможно, порок – в необычном употреблении привычных вещей или в новой интерпретации обыкновенного слова. В чувственном напряжении и расхождении составляющих реальности, в экспериментальной работе, показывающей, как из обыденности рождаются фантазии, в документированном вымысле. Порок – предмет поиска, расследования, ведущегося совершенно иными методами.
Долго не публиковавшийся «Порок» стал будто средоточием воображаемого, гиберовским «реликварием», литературной мастерской, собранием возможных рассказов, соединением кодов других произведений об одержимости смертью и связями между Эросом и Танатосом, живым и неживым, удовольствием и болью, мужским и женским.

Гибер показывает нам странные предметы – вибрирующее кресло, вакуумную машину, щипцы для завивки ресниц, эфирную маску, ортопедический воротник – и ведет в волнующий мир: мы…

Если тебя хоронят, а поблизости нет ни одного красивого мальчика, ты мог с тем же успехом оставаться в живых. Живописная деревня во Франции. В ожидании похорон юного соседа писатель Герард Реве вспоминает прошлое: немецкую оккупацию, пребывание в психиатрической клинике, знакомство с милыми мальчиками и старыми негодяями. «Книга о Фиолетовом и Смерти» должна сделать все остальные книги излишними, за исключением Библии.


"Поскольку я всегда был занят одной темой, Смертью, которая в то же время есть тема любого искусства, я сеял ее повсюду, где появлялся. Литературное произведение, кроме красоты, должно обладать еще и способностью доставлять наслаждение. Как много людей, читая мои тексты, в уединении бесстыдно тискали себя?"

Если тебя хоронят, а поблизости нет ни одного красивого мальчика, ты мог с тем же успехом оставаться в живых. Живописная деревня во Франции. В ожидании похорон юного соседа…

Толпы зрителей собираются на трибунах. Скоро начнется коррида. Но только вместо быка – плюющийся ядом мальчик, а вместо тореадора – инфантеро.

Я не хочу вынимать меча, ушедшего по самую рукоятку в детский затылок; рука так сильно сжала клинок, как будто слилась с ним и пальцы теперь стальные, а клинок трепещет, словно превратившись в плоть, проникшую в плоть чужую; огни погасли, повсюду лишь серый дым; сидя на лошади, я бью по косой, я наверху, ребенок внизу, я довожу его до изнеможения, хлещу в разные стороны, и в тот момент, когда ему удается уклониться, валю его наземь; я наношу ему новую рану, на конце тонкого лезвия — словно магнит, вокруг которого он теперь вертится; он затоптал моих помощников, я зову новых на помощь, мы отомстим за наших!

25 июня 1783 г. маркиз де Сад написал жене: «Из-за вас я поверил в призраков, и теперь желают они воплотиться».

«Я писал эту книгу, вспоминая о потрясениях, которые испытал, читая подростком Пьера Гийота – «Эдем, Эдем, Эдем» и «Могилу для 500 000 солдат», а также «Кобру» Северо Сардуя, которую прочитал в четырнадцать, в самый период становления, незадолго до того, как сам начал писать... После этой книги я исчезну, раскрыв все карты». Эрве Гибер

Толпы зрителей собираются на трибунах. Скоро начнется коррида. Но только вместо быка – плюющийся ядом мальчик, а вместо тореадора – инфантеро.

Я не хочу вынимать меча,…

Тони Дювер считал, что дети и взрослые – два племени, объявившие друг другу войну.

Война эта идет на острове в Атлантическом океане, где мальчики от 7 до 14 лет создают секретные анархические отряды. Кто грабит виллы богатеев? Почему умерла безобидная старуха? Когда испытываешь безбрежный прилив отвращения, тоски и страха, возникает безумное, абсурдное желание воровать.

«Карнавал старичья» был отвратителен Дюверу. «Эти пришибленные, помятые, опустившиеся, полумертвые, жалкие существа примеряют маску, голос, убеждения и, несмотря на парики, вставные челюсти, светлую и стройнящую одежду, подражают свободе и свежести, которую стараются задушить и уничтожить в тех, кто помоложе».

Но юные жители Атлантического острова тоже бывают беспощадны. Слабые обречены, дикие мальчики побеждают.

Тони Дювер считал, что дети и взрослые – два племени, объявившие друг другу войну.

Война эта идет на острове в Атлантическом океане, где мальчики от 7 до 14 лет создают…

Путешествие отважного молодого человека по французской Африке 1950-х годов, от горных пастбищ Алжира к океану в Агадире и к великой реке Сенегал. "Последним полем экспериментов Запада" называл Африку Франсуа Ожьерас, презиравший европейскую цивилизацию и считавший себя человеком будущего, дикарем, отказавшимся от законов, обычаев и мнений заурядных людей. Он не расставался с пистолетом и любил молодых пастухов, проституток в портовых борделях, своего дядю – полуслепого мистика Марселя Ожьераса и безмятежных алжирских овец.

Путешествие отважного молодого человека по французской Африке 1950-х годов, от горных пастбищ Алжира к океану в Агадире и к великой реке Сенегал. "Последним полем экспериментов…

Оазис Эль-Голеа в песках Алжира. Здесь открыл этнографический музей полковник французской армии Марсель Ожьерас. Его юный племянник Франсуа приехал в 1945 году навестить дядю и стал его любовником. История их отношений описана в книге «Старик и мальчик», которая вышла в 1949 году под псевдонимом Абдалла Шаамба. Этой повестью юноши-дикаря восхищались Андре Жид, Пол Боулз, Клод Мориак и другие великие писатели.
«Он останется в памяти людей только благодаря мне», — писал Франсуа Ожьерас о своем дяде — наставнике, возлюбленном и мучителе.

Оазис Эль-Голеа в песках Алжира. Здесь открыл этнографический музей полковник французской армии Марсель Ожьерас. Его юный племянник Франсуа приехал в 1945 году навестить дядю и…