Рецензии — стр. 48

Если честно, я все еще не могу до конца осознать, что сделала со мной эта книга, и писать рецензию мне довольно сложно. Но может, именно это и поможет мне разобраться.
И да, не просто говорить что-то об этой книге и пытаться не спойлерить одновременно.

Я бралась за книгу, не рассчитывая столкнуться с чем-то сильным, да и начиналась она довольно вяло. Я же тогда еще не знала, не понимала, с чем столкнулась.
Книга по сути является дневником девушки Кэти, в котором она вспоминает свою жизнь, школу, друзей и так далее. Закрытая, привилегированная школа Хейлшем по началу может показаться раем. Хотя, наверное, нет. Она в самом деле и была раем для Кэти и всех воспитанников.

Понимание, что что-то большее кроется под всей внешней ширмой пришло ко мне в середине первой из трех частей книги. Тогда же я почувствовала, что мое отношение к произведению начало меняться.
Но я до последнего не понимала, отчего у книги такие хорошие оценки. Герои мне были непонятны, от них веяли флегматичностью и искусственностью, никакого эмоционального накала я не увидела, не было ни намека на экшен-сцены, и даже не проглядывалась возможность какого-либо взрыва в финале.
Я ни в коем случае не говорю, что все вышеперечисленное является признаками хорошей книги, просто я отчаянно пыталась найти хоть что-то, за что могла зацепиться!

Приближался финал, шло хорошее раскрытие сюжета, герои уже были мне более близки и вот тут я впервые почувствовала, что что-то не так. Со мной что-то не так.
И лишь в финале я поняла с чем столкнулась.
Ощущение от прочтения этой книги я могу сравнить с сидением на берегу моря во время прилива, когда вода тихонько подбирается к тебе, медленно, не спеша. Но ты отдаешь себе в этом отчет только потом, с последней волной, которая накрывает тебя с головой.

Так о чем же книга? Она о жизни, любви, дружбе, равноправии, верности, расизме, человеческой терпимости. Она про все то, что нас окружает, и одновременно, как будто, ни о чем... Но это ложное ощущение, просто "Не отпуская меня" так мягко, так спокойно все это описывает, показывает, вливает в читателя, что эффект можно заметить далеко не сразу.

Я много здесь говорю об ощущениях, но по другому оценивать эту книгу просто не могу. Она покорила меня не за что-то, а вопреки, она залезла ко мне в душу. И похоже, решила остаться там навсегда.
Ну, а я и не против.

Я медленно всплываю, сражаясь с клубами горячего воздуха и тяжелыми воздушными подушками. Нет, я медленно пробираюсь через тёмное подземелье, ощущая опасный запах фиалок. Нет, не так, на самом деле я бегу при свете луны через запретный лес, где тут и там раздаются крики потерявших меня надзирателей. Хочется бежать от этой книги, хочется от неё уплыть, скрыться. Другое дело, что она не даст такой возможности.

Вот я и попалась. Перед нами сцена идиллической семейной жизни в «Жабьей просеке» - владеньях Матушки-гусыни, любящей своё потомство (но конечно мальчика-первенца больше) и сочиняющей удивительные сказки. Другое дело, что с каждым годом власть слов Матушки-гусыни ослабевает, и она уже не может держать всё под контролем паутиной своих сказок. И каким же болезненным было расставание: не хотелось терять связь с эльфами, потерянными принцами и храбрыми девочками-путешественницами. Но двери Детской закрывались за моей спиной, и ход повествования уводил всё дальше от пронизанной светом от лесов до лужаек «Жабьей просеки».

Тоби Юлгрив много говорит о братьях Гримм, об их вере, что волшебные сказки – это остатки древней религии, духовной жизни древних германцев. Ну вот, иногда я чувствую, что сказки – духовная жизнь этого дома. И я словно выпрядаю энергию. Я та самая фея, которая сидит и прядет на чердаке, я Матушка-Гусыня, я сплетаю вроде бы ничего не значащую утешительную сказочку, которая на самом деле… удерживает дом, не дает ему рухнуть.

На протяжении двадцати четырех лет мы наблюдаем не только за изменениями Общества, но и как растут дети в нескольких дружных друг с другом семьях: как их судьбы переплетаются и создают сложный узор. Своими фаворитами я выбрала семью Уэллвудов, где царствовала Олив – сказочница, чей мир был создан наперекор выгребным ямам, саже, грохочущим под землей ужасам и оседающей повсюду черной пыли. Она создала собственный уютный мир на зелёных полях Англии с той же силой, с помощью которой сочиняла сказки.

На лужайке у дома резвятся: Питер Пэн, а точнее Том – мальчик, который не хотел взрослеть, Дороти – девочка-ёжик, которая всегда хотела жить в реальном мире, Филлис – дитя кукушки, Гедда – протестующая против самой действительности, нежный Флориан, список можно продолжить, но в начале истории мы имеем такие исходные данные. И, конечно же, глава семейства – Хамфри, ох, как я его ненавижу и не понимаю, за что можно любить этого обаятельного рыжего мерзавца. Как же наша Матушка-гусыня успевала писать сказки, вытаскивать мужа из чужих постелей и присматривать за детьми? Во многом ей помогала незамужняя сестра Виолетта – тёмная лошадка, чей вклад в историю семьи заключается не только в мытье ночных горшков и кормлении младенцев. Конечно, были и другие семьи, а также персонажи, казавшиеся случайными прохожими, вносили коренные изменения в устоявшееся течение жизненного цикла. Если вы подумали, что «Детская книга» это своеобразная семейная сага, то вы не совсем правы. Легче перечислить какие стороны жизни Антония Байетт не затронула в своём произведении.

На рубеже веков дети вот-вот должны были стать взрослыми (а некоторые уже стали), и старшие смотрели на них, на свежую кожу, молодую грацию и неловкость, со смесью нежности, страха и желания. Молодые же хотели освободиться от власти старших и в то же время с готовностью обижались на любой намек, что старшие хотели бы освободиться от них.

Радикалы и революционеры. Фабианцы и либералы. Анархисты и мечтатели, живущие праздной и приятной жизнью. Рубеж веков, когда в обществе начинают бурлить самые различные настроения, человеческие массы хотят перемен, только вот не до конца осознают, какой ценой им могут достаться эти перемены. На страницах книги вы повстречаете известных деятелей искусства, которых, быть может, представляли себе несколько в ином образе: порицаемого Оскара Уайльда, не совсем психологически здоровую Вирджинию Вульф, Герберта Уэллса, Бернарда Шоу. Очень ярко были описаны революционные течения, в том числе движение суфражисток. Разве что к ним не проникаешься сочувствием, хотя мне наверняка стоило бы. Некоторые диалоги вполне могли состояться как между девушками в конце 19 века, так и в современное время, что весьма забавно:

- Ты не думаешь, что игнорировать половой инстинкт может быть опасно? Не боишься, что через двадцать лет изучения «Золушки» начнешь тосковать по детям, которых так и не родила?
- Но через двадцать лет беременностей, лихорадок, родов, сидения в четырех стенах – очень возможно, что я начну тосковать по «Золушке».

Немалое внимание Антония Байетт уделяет и плотской стороне вопроса. Да, конечно, сказки и политические интриги сопровождали человечество на всём протяжении его существования, но что же до страсти, любви и соития? Здесь пред вами широкий выбор: гомосексуализм как в мечтах, так и в действии, скрытые инцесты, подправленные педофилией. Но не расстраивайтесь, были и с любовью прописанные описания классических гетеросексуальных соитий. Правда, после них лично мне хотелось принять душ, стоит ли говорить про героинь – на их месте мне бы хотелось содрать себе мочалкой кожу. Определенно, многие не так себе представляли половую свободу, а искусный манипулятор этим воспользовался. До сих пор сердце болит за этих женщин.

Стоит ли читать «Детскую книгу», если вас не привязали к стулу и не заставили это делать с угрозой для жизни? Думаю, да. Если вы любите запутанные людские отношения, приправленные скандалами и незаконнорожденными детьми. Если в вашем сердце ещё осталось место для мрачных сказок. Если вам интересно качественное и глубокое погружение в другую эпоху – Антония Байетт даёт довольно много зацепок, чтобы вы продолжили своё путешествие уже в обществе учёных книг и статей по заданной теме. Я же в глубоких раздумьях, продолжать ли знакомство с автором.

Дальше...

Тяжелая, но по-настоящему сильная и глубокая книга, предлагающая немало тем для размышлений...

Книга начинается с расследования убийства соседской собаки, которое проводит Кристофер Бун - пятнадцатилетний мальчик, страдающий аутизмом. Повествование книги идет от его лица. Читая ее, я как будто бы смотрела на наш привычный мир глазами этого мальчика.
Кто оказался убийцей, мы узнаем довольно не скоро. Под конец книги разворачивается семейная драма. Уж очень я тогда сочувствовала Кристоферу.
И напоследок : мне понравилось, что он на протяжении всего романа был смелым и принимал все решения сам. Не боялся последствий своих поступков и верил в лучшее.

P.S. От книги получила массу удовольствия. Считаю, что главное достоинство - это ярко прорисованная картина мира глазами аутиста. Очень понравились вставки головоломок, картинок и различных задачек. И это действительно достойная книга, стоящая прочтения.
5 из 5

1. Кто такой Джозеф Антон?

Кто такой Джозеф Антон? Ответ на этот вопрос, хотя он и поставлен в самом начале, вы узнаете только в самом конце, да и то, надеюсь, что у вас хватит сил воздержаться от приобретения этого знания, поскольку оно носит несомненно спойлерный характер. Пока же очевидно лишь то, что «Джозеф Антон» - это автобиографический роман Салмана Рушди, а точнее даже и не автобиографический роман, а попросту автобиография знаменитого романиста.

2. «Джозеф Антон» и «Дневник Бриджит Джонс»

Думаю, что еще никто не решился сделать такой вот неочевидный ход – не попытался сравнить «Джозефа Антона» с «Дневником Бриджит Джонс». Что ж, раз никто этого не сделал, то это сделаю я. А между двумя этими книгами (и судьбами их героев) на самом деле довольно много общего. Есть и чисто технические зацепки. Во-первых, Салман Рушди был знаком с Хелен Филдинг. Это не должно нас удивлять, вообще, одно из впечатлений от «Джозефа Антона» состоит в том, что писательское сообщество, как и все остальное в этом мире, глобализировалось – и все писатели хоть немного да знакомы друг с другом. К тому же Хелен Филдинг писатель британский, а Салман Рушди, хотя он и трудно поддается национальному определению, но все же, если в первую очередь он индиец, то во вторую – скорее всего британец. Два британца - ну, значит, просто соседи по лестничной площадке, можно сказать. Это, во-первых. Во-вторых, Салман Рушди, как известно всем тем, кто смотрел фильм «Дневник Бриджит Джонс», сыграл в этом фильме эпизодическую роль. Да и мне, хотя я и не смотрел этот фильм, все равно это известно. В-третьих, и в пространство «Джозефа Антона» и в «Дневник Бриджит Джонс» на правах случайного эпизодического гостя заглядывает другой знаменитый британский писатель – Джулиан Барнс. Не знаю, правда, может быть, он заглядывает в романы всех британских писателей? Роман британского писателя не может считаться законченным, пока на его страницах не появится Джулиан Барнс:) Но – не уверен, это так, для красного словца сказано… На этом «технические» точки пересечения вроде бы заканчиваются. Перехожу к точкам совпадения смысловым.

3. День святого Валентина

День святого Валентина – не самый лучший день в году. Ни для Салмана Рушди, ни для Бриджит Джонс. Бриджит не получает в этот день ни одной валентинки. Салман Рушди напротив – получает-таки одну, но такую, какую он был бы весьма счастлив не получать. В самом деле, когда вас приговаривают к смерти в день святого Валентина – приятного в этом мало. Но аятолла Хомейни решил выбрать именно этот день, разумеется, не понимая иронического контекста. У религиозных лидеров обычно плохо с иронией. Так было вчера, так есть сегодня (так будет завтра?) В этом смысле они очень похожи на политических лидеров, да и во многих других смыслах – тоже. Итак, 14 февраля 1989 года аятолла заявил следующее:

«Я извещаю неустрашимых мусульман всего мира, что автор книги «Шайтанские аяты», направленной против ислама, Пророка и Корана, а также все, кто, зная ее содержание, был причастен к ее публикации, приговариваются к смерти. Призываю мусульман казнить их, где бы они их ни обнаружили».

Фетва-приговор к смерти – валентинка ненависти.

4. «Свобода от» и «Свобода для»

Когда вы хотите быть свободным, то нужно знать две вещи: от чего вы хотите быть свободным, и – для чего. Салман Рушди хочет быть свободным от угрозы физической расправы со стороны мусульман; и он хочет быть свободным для того, чтобы свободно писать книги. Бриджит Джонс хочет быть свободной от «зависимости от мужчин», а вот для чего она хочет быть свободной – это, надо признаться, не очень ей понятно. Но все же у Бриджит и Салмана чрезвычайно много общего. И, прежде всего, они постоянно думают именно о том, о чем им меньше всего следовало бы думать. Рушди и хотел бы (очень хотел бы) не думать о фетве, да не может. Бриджит и хотела бы (не очень-то и хотела) «забить на мужиков», да не получается. Правда, периодически, и тот и другая освобождаются. Рушди находит в себе силы писать, Бриджит находит в себе силы не быть ни в кого влюбленной. Ей бы сделать еще один шажок… но, повторюсь, что это должен быть за шажок, она не понимает. В конечном счете, Мужчина опять неизменно занимает свое незаконное место властителя ее дум, а весь ее настрой в плане как «свободы от» так и «свободы для» исчерпывающе описывается следующим программным заявлением:

Я не должна: Страдать от отсутствия личной жизни. Необходимо развивать уважение к себе, чувство собственного достоинства и учиться воспринимать себя как самодостаточную женщину, которая полноценна и без мужчины, – т. к. это лучший способ обрести мужчину.

«Свобода от» Дэниэла Кливера превращается в «свободу для» Марка Дарси, и только.

5. Жизнь как роман

Как вы помните, каждый божий день для Бриджит Джонс начинается со своего рода ритуальных подсчетов: сколько она весит, сколько съела, сколько выпила, сколько выкурила и т.д. Это своего рода ежедневная рутина, но и вместе с тем – чрезвычайно важная составляющая как книги, так и жизни Бриджит. Без этих ритуальных подсчетов и день - не день. Надо сказать, что на протяжении «Джозефа Антона» Рушди также некоторое время уделяет описанию своей «фигуры», - он периодически «расползается», а потом опять входит в форму, злоупотребляет алкоголем, а затем берет себя в руки (насколько это возможно для писателя), и т.д. Но в данном случае объектом сравнения будет не это. Я бы сказал, что «Джозеф Антон» распадается на две неравнозначные с точки зрения вызываемого интереса части. Первая «половина» идет просто на нескончаемое Ура! Вторая – вязнет в деталях жизни Салмана Рушди. Именно что вначале каждая деталь его жизни носит «романический характер», являясь частью печального, но захватывающего сценария его жизни в целом. «Прятки от террористов» – это очень интересно, конечно, если ты не прячущаяся «мишень», но – читатель. Но жизнь – не роман, то есть роман – но необработанный. Рушди и сам пишет, что эта бесконечная, длящаяся годами и перевалившая через десятилетие история попросту всех утомила. Мне кажется, что и читателя на каком-то этапе она начинает утомлять.

Конечно, и романисту никто не мешает взять за основу именно такую историю, которая на каком-то этапе начинает утомлять. Но романист волен пропустить многие страницы жизни, а вот сама жизнь никогда не дает живущему этого права. Человек должен прочесть каждую страницу своей жизни, нравится она ему или не нравится, скучно ему или весело, имеет она какое либо определяющее значение, или не имеет. Но предопределяет ли это отличие автобиографии от автобиографического романа? Ведь все равно именно автор отвечает за текст! При этом Рушди вполне сознательно пишет не роман, а автобиографию. А ведь автобиография – это все равно не сама жизнь, но – книга о жизни. Да, мне кажется, что это проблема многих автобиографий – автору надо исходить из того, что его жизнь сама по себе нисколько не интересна читателю, но что интересной должна быть – Книга. А куда автобиографируемый поехал в такой-то день и с кем он встретился в другой – все это примерно настолько же существенно, насколько существенна «информация о похудании» Бриджет Джонс. Пока эта информация занимает свое место в начале главы, как своего рода вводная часть – все это уместно. А вот когда такая информация и становится собственно «главой» - интересного мало.

6. Закон возможности сравнения любых двух книг

Чтобы не терять зря времени, сформулирую-ка я какой-нибудь закон. Но что это должен быть за закон, прямо вот и не знаю. Хм… Придумал. Вы что и вправду поверили, что между двумя этими книгами - «Джозеф Антон» и «Дневник Бриджит Джонс» - так уж много общего? Да нет, конечно. Почему же я тогда стал их сравнивать? Да потому что сначала я прочитал одну книгу («Джозеф Антон»), а потом, почти сразу – другую («Дневник Бриджит Джонс). Вот и полезли всякие сравнительные мысли. А отсюда уже и до закона не далеко, и прозвучит он так: любые две произвольно взятые (читабельные) книги могут быть представлены как книги во многом родственные. Проверять законность этого закона я не буду. Да и зачем вообще проверять законы? Если закон – это закон, то он и так действует – без всяких проверок. А если нет – ну, будет одним законом меньше, думаю, никто не расстроится:)

7. Кто такой Джозеф Антон?

Под конец настало время вернуться к началу. Кто же такой Джозеф Антон? Пусть каждый, кто не хочет этого узнавать, да не заглядывает под кат. Кто заглянул – я не виноват.

Дальше...

Правда, в свое извинение я скажу, что тайна сия раскрывается уже в аннотации к книге – совершенно зря, на мой взгляд. Я вот аннотацию не читал, и мне лично «расшифровка» имени «Джозеф Антон» доставила истинное удовольствие. В общем, во-первых, Джозеф Антон – это Салман Рушди, точнее говоря, псевдоним, который он вынужден был взять, просто чтобы можно было пользоваться каким-то именем, не засвечивая имени «Салман Рушди». Ну а так как Рушди – писатель, то, конечно, он не мог поступить как нормальный человек, а вместо этого превратил изобретение псевдонима в писательскую игру – и одновременно в игру с именами писателей. Впрочем, чем объяснять самому, предоставлю слово непосредственно автору:

Он принялся перебирать любимых писателей и составлять комбинации из их имен и фамилий. Владимир Джойс. Марсель Беккет. Франц Стерн. Он составлял списки таких сочетаний, и все они выглядели как-то глупо. Но потом нашлось одно, о котором нельзя было этого сказать. Он написал рядом имена Конрада и Чехова – и вот они, имя и фамилия, которые ему предстояло носить одиннадцать лет.
- Джозеф Антон.

Красиво? Красиво! Предлагаю всем включиться в эту игру и придумать по более или менее элегантному составному писательскому имени. Мои придумки следующие: Джек Эрнест (Джек Лондон и Эрнест Хэмингуэй) и Сомерсет Джером (Сомерсет Моэм и Джером Д. Сэлинджер). Ну и Фёдор Лев, пожалуй:)

Кто любит цирк, поднимите руки! Я вот люблю иногда. Мне интересно это место, его передняя сторона, изнанка, да и вообще цирк, как сказочное место. Ну, невероятно же: фокусы, гимнасты, страшилища - клоуны, дрессированные животные... Такой калейдоскопом красок, что голова кругом идет.
Так что я не скромничаю, не стесняюсь, а поднимаю руку! И тут же Анжела Картер, у нее вообще не скромничают и не стесняются. Если вы хотите магический реализм, сюр и вообще аттракцион для мозгов, то это к ней. Нет, это не настолько убойное чтиво, как например" Адские машины желания доктора Хоффмана", но тоже весьма впечатляет, а тут, же еще цирк, тема, то какая благодатная!

Добро пожаловать в сказку- фантасмагорию. Перед нами яркая, пестрая, изысканно написанная вещь. Хочется взять и выпить стакан водки, чтоб эту пьянку красок лучше словить.
Здесь удобно расположились наделенные интеллектом животные, клоуны, Самсон-Силач, крылатая прекрасная главная героиня Феверс, Великий Князь, необычная мадам Шрек и много-много еще всяко-разного. Да, это сказочная история для взрослых(!!!). Огненная, жестокая, написанная к тому витиеватым языком, совершенно беспощадная для воображения, и для людей, которые любят все простое. Книга-музей, ходишь и рассматриваешь каждую отдельную комнату и восхищаешься талантом автора.

Полбалла я сняла, потому как впечатление подпортила третья часть. Тут даже я завязла и начала буксовать. Это где про шаманов, Сибирь. Короче, еще то представление по сравнению с прошлыми частями. А так я очень довольна. Классное все же произведение, со свое уникальной вселенной, атмосферой и стилем. Эх, Картер, что же у тебя так мало переведено на русский?
__________
Ну а теперь просто парочка цитат, для наглядности.

"Она пожирала слова любви с большим упоением, чем ела бы хлеб, место которого они занимали, и вполне ими насытилась".
****
"Мы сцепились на крыше в объятиях, всхлипывая от радости и облегчения, а над Лондоном занимался рассвет и золотил купол св. Павла, пока он не стал похож на божественный сосок города, который, за неимением другого, я вынуждена называть своей матерью. Мама-Лондон с одной грудью… Царица амазонок".
***
"Его расплавленное сердце вытекло из груди и потекло ей навстречу, как одна капля разлитой ртути стремится соединиться с другой".

Вот так вот, специфично. Так что каждый решит сам, хочет ли он вкусить такой экзотики и постичь буйство красок. Или ну его, лучше просто стакан водки выпить.

Устроила с преподавателем чуть ли не кровопролитный спор о гомосексуализме и других сопутствующих вещах, еще не отошла от эмоций, взялась за книгу, дабы успокоиться, открыла «Средний пол» и не сдержала смеха – что называется, произведение в тему. Жизнеописание гермафродита. Что ж, подумала я, читать-то все равно нужно. Начала и сразу, буквально после нескольких первых страничек, меня отпустило. Язык повествования мгновенно намекнул, что книга мне понравится, и чтение ее будет удовольствием, а не страданием.

У юной Каллиопы Стефанидис все было хорошо – девочка-отличница, симпатичная и потому вызывающая у окружающих самые теплые чувства, из неплохой семьи, которой после долгих лет мытарств удалось пойти в гору. Но вот близится переходный возраст, и Каллиопа начинает замечать, что она не такая, как все. Что конкретно с ней не так, несчастный подросток сообразить не может, лишь понимает, что с подругами происходят видимые и невидимые изменения, а с ней – нет. С ней творится что-то другое, и это что-то заставляет нервничать родителей, хотя и они не знают, в чем тут дело. Ребенок разбит, а тут еще и близкая подруга вызывает в ней странные желания.

Новость обрушивается как снег на голову после несчастного случая и попадания в больницу. Каллиопа – гермафродит, что не было замечено при ее рождении. Более того, в конце концов Каллиопа осознает, что является скорее мужчиной, чем женщиной.

Это произведение интересно, с какой стороны ни посмотри. Сюжет увлекательный, тут едва ли можно поспорить. Воплощение идеи – дай боже. В романе рассказывается история нескольких поколений, и для чего – чтобы показать читателю нелегкое путешествие злосчастного гена, приведшего к такой мутации! Рассказчик-гермафродит, бывший ранее Каллиопой, а потом ставший Каллом, с непередаваемым чувством говорит об этом гене, причем, что мне особо понравилось, на протяжении повествования уточняется, откуда именно герою удалось узнать ту или другую деталь из жизни своих предков. Получается очень реалистично. Кроме того, замечательно обилие исторических и медицинских подробностей, а также ссылок на похожие случаи.

Отдельно в романе выделяется психология. Терзания Каллиопы, ее непонимание, подростковые проблемы и трудности описаны великолепно, становление новой личности – и того лучше. Склонности и чувства, подавленные воспитанием, их постепенное возрождение, в конце концов – переход в новый мир при полном понимании того, что все идет правильно, и при незаживающих ранах и время от времени возникающих перевоплощениях в Каллиопу. Читая такую исповедь, нельзя не проникнуться сочувствием и, чего уж греха таить, интересом.

Единственное замечание – в романе делается значительный упор на сексуальную ориентацию и соответствующие, гм, забавы, но при такой тематике, пожалуй, у автора не было особенно большого выбора, в какую сторону быть ветру.

Роман заслуженно награжден Пулитцеровской премией и включен в список «1001 books you must read before you die». Ну и, хоть и едва ли это прибавит ему еще больше популярности, оценен мной как интересное и безусловно стоящее произведение.

Маленькая девочка танцует в школе-интернате под грустную мелодию Never Let Me Go. За ней наблюдает куратор интерната и плачет...

Грустно, пронзительно... ниочем.

Вообще у всех бывает пасмурно на душе. Когда хочется забраться под одеяло в тепле и уюте жалеть о несбывшихся мечтах и надеждах. Такое ощущение, что Кадзуо Исигуро написал эту книгу как раз из под одеяла, роняя на ноут скупую слезу.

Не раскрывая деталей, скажу, мы читаем о жизни с самых первых лет и до смерти трех человек. Трех друзей со своими запутанными отношениями.
Очень часто приходится слышать, что автор очень достоверно описал школьные годы. Проблемы, мечты и отношения детей знакомы каждому. Именно достоверность делает книгу. Правдивость в чувствах и поступках, в мелочах жизни.
Постепенно становится понятно, что тут что-то не так. Какая-то тайна руководящая жизнью этих людей. Сотен людей. Их судьба предопределена и ничего не изменить. И становится тревожно за них. Становится страшно.
А дальше автор разрывается между идеей книги и этими отношениями. Выводя на передний план второе, словно забывает о чем пишет. В середине все нити сюжета уже сложно сложить в одну связную мысль. Санта-Барбара на пополам с Антиутопией.

Я не верю этой книге.

Я не верю в этот мир. Не верю, что кто-то спокойно может идти под нож. Не верю что они все не курят, не пьют. Не верю что все эти люди (а их не десять и не сто) интеллигентно занимаются поиском смысла жизни, не пытаясь познать все "радости жизни". Не верю, что знаю о своей судьбе они не устраивают бунты, не пытаются отстаивать свои права. Нет ни национализма, ни расизма. Нет ни вождей, ни лидеров.

Может быть у них все таки нет какой-нибудь части мозга?

Постапокалипсис в масштабах отдельно взятой семьи. Очень атмосферный и вместе с тем камерный, практически кулуарный роман об отце и сыне, которые вместе идут по дороге на юг, в атмосфере выжженных катастрофой пейзажей. Сюжет выстроен таким образом, что читателя буквально бросают в ситуации, когда все произошло, но что именно и почему – неизвестно. Да, очевидно, что была некая катастрофа, в результате которой уничтожена природа и человечество. Те немногие, которым удалось выжить, цепляются за собственное существование, порой буквально теряя себя как людей.

Автор с первых строк создает некую аквариумную обстановку, с незримым присутствием, но ощутимой силой держит читателя на расстоянии вытянутой руки от главных героев. Нам не будут известны имена отца и сына, но будет показано, что имена есть у встречающихся им по пути людей. Вместе с тем, эта недосказанность, имеет тактический характер, читателя сопровождают вместе с персонажами, которые хотя и недоступны для осязания, но сами трогают читателя за самую душу.

Читая эту книгу, веет ощущением того, что К. Маккарти, словно пытается укрыть героев ладонями, что бы их хрупкий мир и существование не были нарушены, будто они развеются как пыль, даже от дыхания читателя. Но при этом, текст полон почти незримых крючков, которые держат до последней страницы. Сцена с колой в первых главах, когда отец делает сюрприз для сына, а он, в свою очередь, делится ей с отцом. Или же когда сын делает замечание отцу, о необходимости соблюдать те принципы и ценности, которые он прививает ему. Дегустация сморчков. Демонстрация человечности при встрече со стариком.

В данном романе нет эпичных сцен, массовых баталий с зомби, или чего-то подобного, но они и не нужны, история о том, как отец, ведомый единственным только существованием сына, желает для него лучшей жизни, где он не будет грязным и голодным скитальцем, вынужденным боятся других людей. В книге, читатель найдет рассуждения о никчемности человека, хрупкости его тела, о вере, надежде и оценке удачи. Яркие флешбэки, которые отсекают прошлое безвозвратно. Кроме того, красной нитью, через все повествование, идет идея смерти.

Что же касается языка изложения, то он, на первый взгляд, может показаться куцым, механическим. Сын однообразно задает вопросы, отец однообразно отвечает на них. Каждое утро или стоянка, начинаются одинаково. Однако это осознанный ход автора, облаченный в крайнюю форму минимализма, поскольку читатель должен выйти за пределы текста, ощутить эмоциональный план данной истории. Ведь от нас требуется позволить себе роскошь почувствовать то, что не сказано – это безумно и вместе с тем захватывающе.

Подходите к данной книге нейтрально, не ожидая экшена на каждой странице и яркого сюрреализма. Она наполнена необозначенной серостью, надломленностью в тени необходимости жить ради того, чтобы жил другой, где безнадежность превращается в трагедию, которая позволяет обрести надежду.

Вообще, мне трудно что-то существенное сказать о книге. Она небольшая, довольно любопытная и быстро заканчивается. И да, она мне понравилась. Прежде всего тем, что хоть чуть чуть, но даёт представление о том, что происходит в голове у аутистов.

Сам главный герой, Кристофер, парень смелый. Хотя бы потому что смог совершить путешествие в Лондон. Для него это, конечно, подвиг. И мне нравится его целеустремлённость. Думаю, все с ним в итоге будет в порядке (насколько это возможно).

Мать Кристофера мне очень, очень жаль. И я отчасти понимаю её поступок. Бросить больного сына с отцом, а самой исчезнуть с любовником. Некрасиво, чего уж. Но удивительного во всем этом ничего не вижу. Такая жизнь ей тяжело даётся. И может даже и Кристоферу, и его отцу лучше без неё. Кто знает...

Отец парня. И ему тоже трудно, и ему я сочувствую. Растить больного ребёнка, да ещё в одиночку нелегко, понятное дело. И нервы иногда могут сдать. Вот так и повернулся соседский пёсель под вилы. Эх.

А сказать сыну то, что его мать умерла, прятать её письма, в то время, как барышня жива здорова... Нуу... Тоже некрасиво.

Вообще, в книге несколько некрасивых семейных тайн. И довольно много некрасивых описаний (так как повествование идёт от лица самого Кристофера, а он "никогда не врет" и весьма прямолинеен).

Я не стану судить героев за все их поступки. Всякое бывает. Лишь бы в итоге у них все наладилось и пришло хотя бы в какую-то норму. Думаю, для начала им всем надо честно поговорить друг с другом.

В целом, книга неплохая. И обнадеживающая в той или иной степени.

Пы. Сы. Все же зря Кристофер с ножом в кармане разгуливает...