Безотлагательная классика об изучении древнегреческого

Автор: Мэри Норрис

Когда в 2016 году вышла книга Андреа Марколоньо «La Lingua Geniale», озаглавленная «9 ragioni per amare il greco» («Девять причин любить греческий»), я купила ее итальянское издание и привезла с собой в Грецию. Мельком показала ее на встрече с некоторыми очень опытными в познании нескольких языков женщинами. «Вы читаете на итальянском?» – спросила одна из них. «Медленно, на очень низком уровне, без полного понимания» – таков должен был быть мой ответ. Я привезла книгу с собой на остров Родос, так как посчитала, что это будет хорошей практикой итальянского и греческого одновременно. Я и сама писала книгу о греческом языке, и из-за его сложности в сравнении с итальянским последний казался довольно доступным. Я дошла до 10 страницы первого эссе, посвященного виду (свойству глаголов, по которому древние греки различали свойства «как» и «когда» у каждого действия), когда меня отвлекла боковая сноска с информацией о греческом вине. Было решено – мне действительно нужно больше выходить на улицу: прогуляться по Старому городу с его улицами, названными в честь Сократа и Платона, и проверить, открылся ли тот бар под названием «Пивной рай».

Тем не менее, Марколоньо, журналистка, выросшая в итальянском Ливорно и получившая степень в области античной филологии, сделала то, что очень хотелось осуществить мне: писала об античном греческом языке, будучи молодой и очарованной красотой, экономичностью и тонкостью языка; увлеченной тем, как он может изменить вашу жизнь. Книга оставалась в моем багаже – она отправилась в Техас, Окленд, Абу-Даби и английский Кембридж, пересекла Атлантику на «Королеве Марии II», где я была уверена, что доберусь до нее – и, наконец, три года спустя, Уилл Шатт перевел ее на английский как «The Ingenious Language: Nine Epic Reasons to Love Greek» (вышла в издательстве Europa Compass). Слово «эпический» в подзаголовке, возможно, должно прояснить: мы говорим здесь на языке поэзии эпоса. Также была и цель скрасить волнение при современном использовании слова – как, например, во фразе «эпический боксерский поединок». Итальянское название «La Lingua Geniale», возможно, было вдохновлено романом-блокбастером «L'Amica Geniale» – «Моя гениальная подруга» Элены Ферранте, переведенным Энн Гольдштейн на английский как «My Brilliant Friend» (также изданным Европой).

Одна из вещей, которыми я больше всего восхищаюсь в «The Ingenious Language» – это то, что читателя там не кормят с ложечки. Прямо с первой главы (хотя на самом деле это не главы, а эссе, которые можно читать в любом порядке), Марколоньо подает здоровые порции Платона прямо на греческом языке без всяких предисловий. Конечно, она дает и переводы, но настаивает на том, что «знаете ли вы древнегреческий или нет – не важно». На самом деле, даже если не знаете, «это к лучшему», вы все равно можете поиграть с ней в «думание на древнегреческом». Предмет, которому я посвятила всю первую главу моей книги, алфавит, Марколоньо обходится менее чем в один абзац, в предпоследнем эссе. «Алфавит – это средство связи в языке, а не сам язык», – пишет она. «Все это – письменная система для фиксации звуков слов на странице». Тем не менее она признает, что «алфавитный барьер», кажется, «затуманивает наш взгляд на сходство между греческим языком и нашим собственным».

«Девять причин» представляют собой реакцию, достойную монографии. Помимо вида, они включают род, число (греческий язык знаменит наличием еще и двойственного числа для вещей, которые существуют в виде пар, таких как близнецы или любовники), наклонение и диакритические знаки (у греческих слов, как правило, они располагаются над гласными). В эссе «Падежи, или Упорядоченная анархия слов» Марколоньо красноречиво пишет, что «способная указывать точную функцию слов без двусмысленностей, древнегреческая система падежей представляет собой грандиозное зрелище: порядок слов следует схеме не логики, но выразительности и, следовательно, личности». Марколоньо любит этимологию и часто использует ее, чтобы приблизиться к предмету и изучить его. Глава о падежах начинается со следующих слов:

«флективный», от латинского «flectere», «сгибаться» или «извиваться». Значение «изменить направление» <...> Синтаксическая роль слов возлагается на изменение, или сгибание, их падежных окончаний».

Глава о желательном наклонении, которое можно назвать уточнением сослагательного (используется для выражения желаний, которые могут не сбыться), начинается так:

Desire. По-французски désir, по-испански deseo, по-португальски desejo. От латинского desiderium, от фразы de + sidere, «от звезд». Смотреть на какого-нибудь привлекательного человека или предмет, как будто глядя на загадочные звезды ночью.

Это только мне кажется, или эта фраза действительно сексуальна?

Марколоньо больше похожа на преподавателя йоги, чем на профессора античности: лет ей около тридцати, прямые светлые волосы, ясные голубые глаза и татуировки, одна из которых включает слово «Сараевско» – обозначение марки пива, сваренного в Сараево – на левой руке. И пишет она в основном для изучающих античность. Она пытается развеять их страхи, рассказывая байки из liceo classico, например, как она провалила экзамен по латыни, переведя «ratto» в «Il Ratto Delle Sabine» («Похищение сабинянок») как «крысы». Тогда ей было пятнадцать лет, и она не знала историю о том, как Ромул и Рем, мифические основатели Рима, похитили сабинянок с целью последующего заселения своего города – свежи воспоминания! В главе о роде она описывает недостатки взросления с мужским именем. В Италии «Андреа» является мужским именем и даже с греческого переводится как «мужчина» (андрос); в восемнадцать лет Андреа получила по почте предварительную повестку в армию. В эссе о переводе она заверяет своих учеников, что их учеба окупится: «Удовлетворенность, гордость, крушение надежд и разочарование, которые влечет за собой изучение этого языка, облегчают управление радостью и болью зрелого возраста». Она вскользь упоминает, что перевод с греческого языка, возможно, спас точку с запятой: греки использовали ее в форме выпуклой точки, а перевод сложных предложений этого требует. Последнее эссе – «Греческий язык и мы: история» – вполне может быть прочитано первым. Он прослеживает путь греческого языка от его индоевропейской предтечи до языка Гомера, классического периода, койне (языка, образовавшегося после завоеваний Александра) и новогреческого. Марколоньо предполагает: при обратном течении истории спартанцы могли научиться паре вещей из горького, бесконечного соперничества между Ливорно и Пизой. Кульминацией главы является понимание того, что «греческий является единственным европейским языком, который никогда не развивался ни во что другое, кроме себя самого».

Те из нас, кто живет в Соединенных Штатах и говорят по-английски, на шаг дальше от греческого, чем граждане Европы, потому что латынь и языки романской группы впитали в себя множество из греческого словаря, а английский язык уже от них вобрал свои греческие слова. Тем не менее, влияние греков ощущается повсюду вокруг нас: мне нужно лишь выйти на улицу, чтобы увидеть грузовик с надписью «Hermes Waste» или «Hercules Laundry» и сесть на поезд до центра города, чтобы посмотреть шоу под названием «Hades town». Действо с импичментом, разворачивающееся в Вашингтоне, взывает к Творцам Конституции, которые думали долго и упорно о демократии – правлении (кратии) людей (демос), осуществляемом ими и ради них. Это тоже изобретение греков.

Перевести с итальянского на английский язык (и посвященную греческому) книгу было нелегко – Уилл Шатт заслуживает медали за доблесть. Что касается цитат на древнегреческом языке (я полагаю, что Марколоньо делала свои собственные переводы на итальянский), Шатт и его редакторы приняли разумное решение, положившись на двухъязыковые издания Классической библиотеки Леба. Мои небольшие познания в итальянском заставили меня задуматься о других вариантах перевода. Слово «weird» (странный – дополн. пер.) всплывает довольно часто, что есть… странно. В оригинале есть слово «strano» (странный, необычный), «curioso» (странный, любопытный) и «strambo» (эксцентричный). Фраза «to deal the killshot» (произвести контрольный выстрел – дополн. пер.) также вернула меня к оригиналу, где я нашла «dar loro il colpo di grazia». В этом случае для американского читателя французский был бы более подходящим, чем родной английский: «deliver the coup de grâce».

Сравнивая перевод с оригиналом, я сделала счастливое открытие: мой итальянский язык, кажется, улучшился за те три года, пока я носила с собой «La Lingua Geniale». Я могу читать информационные сноски – отступления, как в книге путешествий, на темы вроде звуков животных, запретных слов, синего цвета – и даже почувствовать вкус прозы Марколоньо: она очаровательна в итальянском. В сноске «Liceo Classico», добавленной специально для английского издания, она упоминает: одна из героинь «Моей гениальной подруги» Ферранте изучает античную филологию и знает, что «единственный способ обрести независимость, как собственную, так и от социального класса – это образование».«La Lingua Geniale» Марколоньо стала бестселлером в Европе, и автор, которая сейчас живет в Париже, с тех пор написала еще две книги; последняя, «Alla Fonte delle Parole» – «У источника слов», посвящена этимологии. Конечно возможно, что моя легкость чтения на итальянском является побочным эффектом от изучения техники перевода: как только вы поймете, что это значит изначально, вам будет легче понять, о чем идет речь. Таким образом, перевод Шатта служит ту службу, что и подстрочник, или буквальный перевод – для изучающих классический греческий язык: он помогает им читать – и влюбляться – в оригинал.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ