Все еще что-то более странное, чем просто художественная литература: интервью с Чаком Палаником

Почему книги скандального и своеобразного Чака Паланика продолжают издавать в эру «культуры отмены»? Об этом и о его новой работе «Люди, места, вещи».

Будем честны, Чак Паланик не нуждается в представлении. В конце концов, его культовый дебютный роман 1996 года Бойцовский клуб , экранизированный Дэвидом Финчером в 1999 году, остается феноменом поп-культуры более 25 лет с момента выхода в свет. С того времени он написал еще более дюжины неординарных, но в своем роде пророческих романов. Ранняя классика, вроде Невидимок (1999 год), где безумное положение обезображенной модели заставляет читателей задуматься о своем представлении связи между личностью и внешностью. В Колыбельной (2002 год) репортер изучает смертоносную песню, которая распространяется и поражает со скоростью сравнимой с ущербом современных сетей и новостей. Современная сатира Ссудный день 2018 года, в которой он создал воображаемый праздник, классовую чистку и тоталитарные общественные фракции, чтобы отразить все политические опасности современной Америки. В каждом его произведении он сохраняет уникальную способность прописывать резкие социальные комментарии, шокирующие сюрпризы в сюжетах и уникальных, извращенных, но все же интересных персонажей.

Разумеется, Паланик также искусен и в написании наводящих на размышления эссе и креативной нехудожественной литературы. Пример тому – его последняя автобиографическая работа «Люди, места, вещи: Мои человеческие ориентиры» (People, Places, Things: My Human Landmarks), выпущенная онлайн на Scribd и в аудио формате, записанная Эдоардо Баллерини. Если вкратце, то он снова использует свои фирменные уловки и нетипичные структуры повествования, чтобы исследовать, как конкретные друзья, семья, знакомые и ситуации, в пределах Тихоокеанского Северо-Запада, влияют на его творческий рост.

PopMatters болтает с Палаником о том, что вдохновило его на создание этого эссе, о его мрачной значимости, о причине подростковой токсичной мужественности и о многом другом.

Что сподвигло вас выпустить новое эссе на платформе Scribd одновременно онлайн и в аудиоформате? Может быть, планируете в будущем включить его в сборник?

Над статьями для Playboy и онлайн издательства Byliner со мной работала редактор Эми Грейс Лойд. Она помогала мне в создании моих лучших произведений, в частности рассказ Феникс (2013 год). Поэтому, когда она предложила мне написать статью для Scribd, я, в конце концов, согласился. Я лишь надеялся, что задание будет легким. Но так как оно таким не было, я не планирую выпускать это эссе где-то помимо Scribd.

Вы хорошо прорабатываете детали и события. Ваши работы выглядят как нестандартный поток сознания, но они при этом очень продуманы. Как вам удалось организовать информацию в эссе?

Для начала, я ищу несколько тем, которые, в целом, отражают одно и то же с разных ракурсов. В случае с этой работой, я выбрал тему писательства, что видно по работе Сьюзи в журнале и по моим личным писательским советам. Так я признаю, что это придуманная история и добавляю другую текстуру учебной и назидательной информации, которая контрастирует с более мягким повествованием. Это закрепляет мой авторитет во избежание диагонального беглого прочтения содержания.

Другая тема, более объемная – человеческие ориентиры. На примере карикатуриста Джона Каллахана и постепенно к более мрачным, вроде Теда Банди. Я стараюсь держать «камеру» на других как можно дольше, лишь под самый конец обращаясь к своему опыту. Я также покорил собственное присутствие в тексте, перестав себя цитировать. Это урок, усвоенный мной при работе над «Бойцовским клубом».

В конце концов, я научился пересекать между собой темы у таких авторов, как Рон Хансен («Беззаконие» (Wickedness) и Эми Хемпель («На кладбище, где погребен Эл Джолсон» (In the Cemetery Where Al Jolson Is Buried). Они оба связывают тематические анекдоты и заставляют читателя нести тяжелеющий эмоциональный груз. Честно говоря, я даже отправлял черновик Хемпель с пометкой, что заимствую ее структуру из «Кладбища», но она ответила, что прочитанное ею – полностью мое изобретение. Вот почему Эми Хэмпель гениальна и скромна.

Без сомнений. В «Людях, местах, вещах» есть несколько фотографий. Они вдохновляли на построение сюжета? Или сначала была закончена работа над эссе, а потом нашлись подходящие фото?

Сначала были фото. Я годами слышал эти истории, но никогда всерьез о них не думал, пока не завел переписку с историком нашего маленького городка. Он прислал мне более старые фото, добавил деталей о Шэрон Тейт, и как переместили наш городок. Без его подтверждений информации я бы не рискнул написать эту часть. Я сам сделал снимок арахисовых конфет, а каталог Sears 1963 года и фото моих родителей подростками из моего архива.

Вы пишете анекдотичные истории о странных или значительных встречах в ваших креативных нехудожественных произведениях, а потом используете их для художественных. Вы как-то фиксируете эти события, чтобы использовать наброски, или просто все запоминаете, а описываете позже?

В 80-е это называлось «brain mapping» («карта мозга/воспоминаний», что-то вроде ассоциативного мышления – прим. пер.). Записываешь какое-то одно воспоминание или ассоциацию и постепенно окружаешь его другими воспоминаниями. Такой процесс может занять недели и даже месяцы. Поэтому если есть возможность обсуждать это событие с кем-то, кто тоже его видел, то это помогло бы избегать пробелов.

У меня всегда с собой блокнот, полный набросков идей, которые я планирую использовать в будущем. Плюс, когда возникает идея, я могу записать примеры похожих событий в чужих жизнях.

Как думаете, люди делятся с вами своими историями, потому что знают вас и верят, что какой бы дикой не была их история – вы возьметесь за ее написание?

Это одна из причин. Люди верят, что я не стану их осуждать и что смогу рассказать их историю достойно и хорошо. Но более вероятно, что людям нужно делиться своими историями, чтобы двигаться дальше.

Люди редко бывают хорошими, внимательными слушателями, и я считаю, что именно это во мне и находят. Это было моим преимуществом, когда я был репортером в газете. Люди рассказывали мне о себе невероятные вещи, которые я не мог включать в статьи. Я бы погубил их, если бы включил.

Вы упоминали «стратегию выживания», которую используют писатели, чтобы объединить настоящие «ужасы» с «новой реальностью, в которой норма – это хаос и абсурд». Когда вы впервые осознали, что вам такое хорошо удается? И есть ли молодые авторы, которые, по-вашему, тоже хорошо это умеют?

Касательно молодых авторов. Я думаю, что Джон Кракауэр очень хорош в этом, наравне с Сьюзен Орлеан, Мэри Роуч и, конечно же, Эми Хемпель. Джой Уильямс прекрасно воплотила это в сборнике «Больная природа» ( Ill Nature ). Джо Энн Бирд в сборнике «Мальчишки моей юности» (Boys of My Youth) тоже хорошо это смогла. Например, в эссе о массовом убийстве в Виргинском политехническом институте.

Я понял, что могу говорить на сложные темы, когда меня просили написать об убийстве отца. Он был одержим участием в конкурсах, втягивая всю семью в любой конкурс и лотерею, которые ему попадались. После его смерти нас внезапно засыпало кучей призов из множества компаний. Это были утешительные призы для последних мест, что стало последней каплей в моем решении выразить свое горе через писательство, пока я получал дешевые кофейные кружки и полотенца для гольфа. Бесчисленное множество незнакомцев сказало мне, что после потери любимых людей они тоже получали тонны таких подарков. Никто из нас не одинок в том, как переживает свою потерю.

Ваша история о Нобуро Фукуда и саде прекрасна. Есть ли какие-то произведения искусства или развлечения (писательство, фильмы, ТВ, музыка, рисование и тд.), которые произвели на вас самого похожее впечатление, когда «постояв лишь пару мгновений, ощущаешь, будто и не уходил»? Считаете ли вы, что какое-нибудь ваше произведение может произвести такое впечатление на кого-то?

Из всего, что я написал, так вдохновить может, пожалуй, мой туристический гид Беглецы и бродяги (2003 год). Там перечислены достаточно неординарные события и достопримечательности Портленда, штат Орегон. Там были местные достопримечательности, вроде Церкви Элвиса, самоочищающегося дома и «СэмТрэка» — самой маленькой железной дороги в мире, принадлежащей некоему Сэму.

Будучи необычными вещами, они очень хрупки и о них редко узнают и пишут. Но они могут оказаться источником огромного вдохновения, потому что представляют собой чистое видение тех людей, что не зависят от государственных фондов и не навязывают другим социальное послание.

Такие необычные места и события являются чистым выражением личного счастья, а потому заразительны и дают людям новые возможности. Особенно молодым людям. Часть меня навсегда останется бродить по ныне несуществующему, но врезавшемуся в память музею манекенов Ван Калвина. Там, в одном выставочном зале, сотни голых детских кукол сидят на полу, пялясь в мигающий черно-белый телевизор. Волшебный кошмар.

Вы упомянули, что во время запуска «Бойцовского клуба», который, кстати говоря, я более десяти лет преподаю каждый семестр, Каллахан назвал вас «Портлендским вкусом месяца». Вы когда-нибудь считали себя «вкусом месяца»?

Как говорится в стихе 57 главы 13 от Матфея? «Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем». В Портленде любят шутить о тех, кто достигает успеха, но не переезжает в более крупный город.

Но это имеет значение только если тебя заботит, что говорят другие люди. Возможно, над Стивеном Кингом подшучивают в Бангоре. Чем ближе знаешь, тем меньше почитаешь.

В эссе вы упоминали специфическое вирусное видео «2 Guys 1 Horse». Почему подобные шокирующие и запретные ролики привлекают людей?

Один из моих героев – мой друг Джефф, который ходил смотреть «Парк Юрского периода» вместе со мной. Мы были одними из самых последних людей, которые его еще не посмотрели в кино, поэтому шумиха вокруг была грандиозная. На середине фильма Джефф вскочил, окруженный толпой людей, и закричал: «Это дерьмовая драма! Динозавры ни за что не сожрут этих детей! Толстяка и юриста – пожалуйста, но они не будут жрать белых гетеросексуалов или их детей!»

Как и я, он рос во времена романтического фатализма в кино 70-х годов. Для нас в хорошем фильме должно быть показано что-то болезненное и трагичное, но тем не менее должно присутствовать искупление. Просматривая графические видео, которые вы упомянули, люди ищут баланс приторным историям Спилберга и Лукаса, которыми нас пичкают снова и снова.

Есть ли у вас истории, которые отлично подходили для «Людей, мест, вещей», но вы решили их не использовать? Есть ли истории, которые заходят слишком далеко даже для вас? Примите за комплимент.

Я считаю, что рассказать можно любую историю, если провести читателя через текст с уважением. Если я что-то упустил, то для того, чтобы в конце концов получилась совершенная красота. В качестве последней попытки угодить моей матери мой отец пригнал грузовики, полные огромных валунов, чтобы она могла засадить все мхом и карликовыми хвойными растениями, разбив японский садик.

Взрыв красивых садов, вдохновленный «Peanuts» (Фукуда), был слишком большим, чтобы полностью его описать в эссе так поздно. Посмотрите в Google Картах, вы увидите, что все эти сады были уничтожены. Слишком много, чтобы получить, а потом под конец потерять.

Вы также упоминали своего футбольного тренера, который заставлял вас поднимать тяжести, и высказывание Дэвида Седариса о мальчиках, которых «отвели к логопеду, чтобы избавить от шепелявости». Это напомнило мне об эссе К. Дж. Паско, которое мы изучаем – «Чувак, ты педик» ( Dude, You're a Fag ). В нем исследуется связь между мальчиками-подростками, гомофобией и постоянным давлением, чтобы доказывать мужественность.

Как эту связь видите вы и изменилась ли она за последние десятилетия? Другими словами, мальчиков, в отличие от девочек, специально воспитывают гомофобами и подчеркнуто мужественными и гетеросексуальными? Изменилось ли это наравне с более открытыми дискуссиями и принятием гендерной и сексуальной изменчивости?

Я, конечно, не Камилла Палья или Роксан Гей, но я считаю, что принятие лесбиянок идет от мужских взглядов. Лесбиянки уже давно были нормой в порно для гетеросексуалов, а вот геи – нет. Касаемо гомофобии среди мальчиков, я готов поспорить, что это малая часть постоянных испытаний и унижений, которые парни используют для сближения друг с другом. Такое мнимое насилие используется не с целью навредить, но чтобы доказать взаимное уважение и даже привязанность.

Для меня основная часть подобных мягких издевательств со стороны сверстников, шути они над расой, ориентацией или физическими ограничениями, - направлена на испытание и укрепление друг друга. Это делает мальчиков более устойчивыми к более существенным нападкам в будущем.

Считаете ли вы, что Америка со своей склонностью к «культуре отмены», «предупреждениям», «борцам за социальную справедливость» и так далее, ограничивает подобное творчество в открытости и описательности?

Единственным доказательством, что вы прошли через травму, может быть то, что вы готовы рассказать об этом другим людям не ради себя, а ради них. Значит вы полностью ее пережили. Это то, о чем я говорю «эмоции где-то там».

Хорошо рассказать историю, это не то же самое, что вывалить ее своему психологу. Если вы можете ее хорошо поведать, значит вы справились с прошлым и смогли извлечь из этого пользу для других людей. Это должно держать вас подальше от нападок и оскорблений вашей аудитории.

В таком случае, можете ли вы сказать, что история Шэрон Тейт – пример того, как вы потеряли невинность в детстве? А может и не потеряли, ведь вы думали, что ваша мама говорит о вашей няне, Шэрон Феррианс?

Довольно спорный вопрос, но я не воспринимал тот инцидент как потерю невинности. Скорее уж приобретение мудрости. Подростком я видел, что история Шэрон Тейт превратилась в предостерегающую легенду, чтобы молодые люди не покидали город. Смысл легенды в том, что за любыми мечтами и амбициями последует полный крах, а значит нам всем лучше оставаться вместе в родном городе и устроиться работать на бумажную фабрику.

Вы пишете о том, что когда вы рассказали людям о своих нянях, им становилось неловко. Как вы думаете, имеют ли люди право рассказывать такие истории? Может быть, чтобы помочь привнести больше контекста и понимания в известные истории и причастные люди и места?

Суть не в том, чтобы в принципе рассказать эти истории, а в том, чтобы рассказать их хорошо. К ним нужно относиться с уважением, иначе они станут глупыми.

Для хорошего рассказа истории лучше задавать определенный темп, строя историю неспешно и правдоподобно. Постепенное построение позволяет рассказчику вовлечь публику, демонстрируя тему как часть чего-то большего (как здесь – человеческие ориентиры), что может относиться к каждому.

Определенно. И, конечно, нужно время и навык, чтобы добиться такого. Я поражен вашим замечанием: «Противоположность слабоумия так же кошмарна. Даже, пожалуй, хуже. Вы помните слишком многое». Как думаете, как бы сложилась ваша карьера, если бы вы не запоминали столь многое?

Видели шоу «Накопители» (Hoarders)?

Нет, но слышал о нем.

Примерно это происходит в моей голове – наваленные кучей сумки и мешки вещей. Ни одно воспоминание не вычеркнуто. Еще в начальной школе я запоминал эпические поэмы. Это было время, когда популярной музыкой были баллады. И я наизусть знал тексты песен «The Wreck of the Edmund Fitzgerald», «American Pie» и «Diamonds and Rust».

Это и привело меня к писательству – вынужденное хранение и организация информации. Не будь я таким воришкой воспоминаний (собаку Уолтонсов звали Отчаянный), сомневаюсь, что стал бы писателем. Мои произведения похожи на дневник с кодом. И это не просто дневник с событиями прошлого, но и с атмосферой момента, в котором я писал. Я ценю каждую отельную кровать, на которой я мог сидеть и целыми днями печатать, потягивая кофе.

Значит, для вас писательство в равной степени обязанность и страсть. Как, по-вашему, на это эссе отреагирует ваша подруга Сьюзи? А ваш брат? Вы обсуждали с ними это заранее?

Мое чутье подсказывает мне, что Сьюзи будет очарована, что я вспомнил ее старую работу по написанию статей для журналов. Ей действительно пришлось самой выдумывать названия, потому что к тому моменту, как она увидела сады, они уже были запущены. Ей будет приятно увидеть себя сквозной метафорой.

Насчет моего брата. Мы разделили определенные печали нашей семьи. Несмотря на безупречное детство, нам пришлось бежать из дома, будто от огня, из-за постоянных ссор родителей. Если я в нем не ошибаюсь, то мой брат будет рад увидеть некоторые аспекты нашего общего прошлого признанными и записанными.

Звучит обнадеживающе. И хорошо, что невзгоды детства помогли вам стать ближе.

Наши родители не могут пострадать. Теперь мы можем любить их, полностью понимая, какими людьми они были на самом деле.

Джордан Блум (Jordan Blum)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ