Возрождение моего авторского голоса

Автор: Кей Болден (Kay Bolden)

(литературным негром/рабом или книжным негром (книггером), а в англоязычном мире писателем-призраком или просто призраком в области литературы и искусства называют фактического автора произведения, который работает за другого человека. Такой автор остается безымянным: не упоминается во вступительных титрах фильма, на обложке книги — прим. пер.)

Когда мне было 12, я хотела стать Элизабет Тейлор . Гламурной, талантливой, обожаемой издалека. Шампанское, и бриллианты, и Рок Хадсон. Даже эта круговерть браков казалась довольно забавной. Я напечатала остроумные интервью о себе и приклеила их под обложки журналов. (Да, напечатала. На моей механической печатной машинке. Это было в 1972-м году.)

В 18 лет я заблудилась в темных фантазиях об обреченной романтической любви, и писала при свечах, притворяясь скандальной викторианской куртизанкой.

К тридцати годам, когда у меня уже были дети, я мечтала стать «классной хиппи-мамой» и Анджелой Дэвис . Я смело и яростно писала о революции, и свободной любви, и смысле жизни.

В течение следующих 20 с лишним лет я писала предложения по финансированию, газетные колонки, пресс-релизы и презентации. Я писала вместо других людей мемуары, и деловые истории, и легкомысленные романчики. Я писала речи для политиков и электронные почтовые рассылки для продавцов.

«Можете сделать так, чтобы я звучал сильнее/мягче/приятнее/злее?» — спрашивают, бывает, мои клиенты. Да. Да, я могу.

«Можете звучать более/менее этнически? Можете звучать более/менее феминистски? Можете звучать умнее/не так умно?» Конечно.

Когда я писала литнегром фантастику, то привыкла с самого начала спрашивать: «Кого вы предпочитаете, чтобы я имитировала?» Через некоторое время я могла звучать почти как кто угодно. Кроме себя самой.

Когда я прошла писательские онлайн-курсы, первое, что сказал мой преподаватель, было: «Теперь ты будешь оттачивать свой голос». Они могли с таким же успехом предложить мне писать на клингонском языке. Какой голос? Который из них?

Впервые в жизни я не могла ничего написать. Все звучало фальшиво. Несогласованно. Серьезно, это приводило в замешательство.

Так как же я нашла свой писательский голос?

Я перечитала любимые книги и поискала совпадения.

Что общего между Доктором Сьюзом , Маргарет Митчелл и Ричардом Райтом ? Как я могу сравнить Джеймса Болдуина и Эрму Бомбек ? Ответ пришел ко мне, когда я вела дневник: они все – ритмичные писатели. Они повествуют в устной традиции, в ритме «вопрос-ответ», часто говоря непосредственно с читателем. Они описывают миры с хрупким балансом между порядком и хаосом (Сьюз и Бомбек) или между благопристойностью и жестокостью (Митчелл, Райт, Болдуин). Я тоже устный рассказчик. Свои слова я сначала слышу. И для сохранения интереса мне требуется линия напряжения.

Также я снова начала вести дневники — от руки.

С кучей белых блокнотов и фиолетовых чернильных ручек. Клавиатура и экран слишком легко увеличивали дистанцию между мной и моими словами. Погружали в способы продвижения продаж, или работы над образами, или продумывание концепции. Когда я пишу от руки, меня направляет тело, а не мозг. Как скажет любой массажист, наши тела гораздо мудрее, чем мы думаем. С ручкой я чувствую вес каждого слова. Я не могу стереть символ. Я не могу нажать «Удалить». Я могу только продолжать двигаться вперед.

Я вновь обрела свое священное пространство.

Для меня это означало долгие походы по лесу или побережью, подъемы на скалы и ночные прогулки. Потребовались часы, проведенные на природе в одиночестве, только в компании с моим голосом. Оленей не заботит, если ты говоришь сам с собой, – им действительно все равно. Некоторые артисты медитируют (зевают), или молятся, или занимаются тай-чи, или слушают успокаивающую музыку. Все, что помогает вам прочистить голову, скорее всего, подействует. В моем случае тишина одновременно исцеляет и проявляет мой авторский голос.

Я поручила себе писать один ужасный абзац в день.

Я назвала это «Вторжение наречий» или «Маленькие Клише в прерии». После того, как я написала один отвратительный, невыносимый абзац, все остальное было улучшением. Я позволила себе быть сентиментальной, наигранной и нелогичной. Прошлой ночью я начала выдумывать нелепые фразы. Мои плохие абзацы начали вызывать у меня смех, а затем, наконец, заставили улыбнуться в знак признания.

Я расслышала в них свой собственный голос. Сначала шепот, но он становится громче.

Правда, когда мне трудно, я возвращаюсь к старым привычкам. Я притворяюсь кем-то сильнее, лучше или успешнее. С любовью смотрю на фотографию Элизабет Тейлор с автографом, что стоит на моем столе. (Ладно, я поставила его сама. Мне было 12. Это был мой творческий процесс в то время.)

Отвечая на вопрос, как она справилась со своими сердечными ранами и разочарованиями, Элизабет, скорее всего, улыбнулась той загадочной легкой улыбкой, которой она славилась, и сказала: «Слушай. Наливаешь себе выпить, наносишь помаду и приходишь в себя».

Неплохая схема для этой писательской жизни.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ