Рецензии — стр. 5

Каждый человек - это паззл, состоящий из миллиона кусочков. Сначала, когда в руки к тебе попадает новый паззл, ты смотришь на картинку на коробке и решаешь, нравится она тебе или нет. Так и с человеком. Ты встречаешь его (не важно, в жизни это происходит или на страницах книги) и сразу же решаешь, какого ты о нем мнения, навешиваешь ярлыки.

Но потом, когда принимаешься собирать паззл, когда ищешь, какой маленький кусочек вставить вот в это место, ты начинаешь замечать те детали, которые поначалу были скрыты от твоего взгляда, видеть полутени от листьев дерева, щербинку на пятой слева черепичке в крыше во-о-о-он того домика на заднем плане, необычный рисунок на крыле крошечной бабочки.

Человек тоже раскрывается постепенно. Он, словно из тумана, выплывает из собственных поступков, мыслей, желаний, чувств, из мнения о нем других людей. Он собирается из столь мелких и незначительных поначалу деталей, что ты даже не можешь вспомнить тот момент, в который твое отношение к этому человеку изменилось на диаметрально противоположное.

А потом ты начинаешь понимать, что паззлы - странная штука. Что тот кусочек, который явно был из вот этой коробки про этого человека, отлично ложится и в другую картинку, рассказывающую о ком-то совершенно ином. Но при этом все мы - не один гигантский паззл, нет! Просто есть кусочки, которые подходят для разных картинок, и с этим надо смириться.

А еще не помешает помнить, что любовь - это не всегда осознанный выбор. Чаще всего это отсутствие выбора как такового. И с этим надо научиться жить. Или умирать. Ведь это, по большому счету, не важно. Наверное, не важно.

"Люди, проживая свою жизнь, в большинстве случаев не очень-то понимают, что они ее проживают. Но теперь у нее остались эти воспоминания, память о чем-то здоровом и чистом."

Есть книги, от которых хочется выть. Они повергают в пучину какого-то беспросветного мрака. Вводят в ступор.
Есть книги, прочитав которые хочется петь и смеяться. От них на душе легко и светло. И кажется- весь мир на ладони.
"Оливия Киттеридж" удивительным образом подпадает под обе характеристики. Потому что читать её было величайшим наслаждением и огромной мукой.

Построена и написана изумительно. 13 новелл. 13 эпизодов из жизни обитателей небольшого городка штата Мэн. Тринадцать раз я с замиранием открывала новую историю и моё сердце бешенно стачало от узнавания, тревоги, понимания и щемящей тоски.
Так написать надо уметь. Так написать надо быть очень талантливым человеком. Так написать надо быть тонко чувствующей натурой.

Оливия Киттеридж. Строгая пожилая женщина. Ее встречаем в каждой новелле. И неважно, главная у неё роль, или эпизодическая, её трудно назвать милой старушкой. Суровая дама со своим, непоколебимым, мнением, принципиальная, иногда до тошноты.
Но, вот что странно, в ней узнаёшь себя, подругу, сестру, маму. В её чартах проявляется такое, что хочется скрыть от посторонних глаз, а иногда и от самой себя.
Её появления ждёшь с нетерпением, потому что именно она проливает на ту или иную ситуацию ясность. Её слова колки и иногда обидны, но её слова- правда.
Многие считают её странной, иногда она бывает жестокой. Но она может быть и доброй, и сочувствующей и несчастной.

Жизнь прошла, проходит. Уходят близкие, родные. Остаётся пустота и воспоминания. И сомнения. Не зря ли всё было. Конец всё равно один. Так зачем эта суета, эти пончики по утрам, тюльпаны каждую весну?

Одиночество - это не тогда, когда ты один. Всё намного страшнее. Одиночество - это пустота мыслей, это когда ты устал бороться, когда смирился. Это, когда любовь расшвыриваешь по крошке, а осознаешь это, когда уже поздно навсегда...

Получилось. У автора получилось передать мир старения. Психологически тонко, и в то же время очень просто описать старость и все мысли и чувства по этому поводу.
В определённый момент я и правда почувствовала себя старухой, с россыпью гречки на руках, поплывшей талией и морщинистым лицом. Об этом, как и о смерти, говорят мало. Все будем там. Но только всё равно это будет не со мной. Никогда. Ни за что. Я не такая.
Наверное, не страшно стареть, когда понимаешь, что "в конце-то концов, жизнь — это дар, что очень важно понимать, когда стареешь, что так много моментов в твоей жизни оказались не просто моментами: они были дарами."

Ф/М 2015
21/25

Мы всего боимся, как и положено смертным, и всего хотим, как будто награждены бессмертием.
Ф. де Ларошфуко

В начале было мирное время свободы и просвещения. Теперь же война, причем неизвестно - за жизнь ли она или за смерть...
Доктор Живаго, казалось бы, очень умный и сильный духом человек. В медицинском институте у него был успех, он написал несколько научных трудов. Но потом наступили тяжелые времена - революции и затем самое страшное, на мой взгляд, в истории человечества - гражданская война. Вообще война - чуждое человеческому разуму явление, но когда граждане ОДНОЙ страны воюют друг с другом, это ужаснее вдвойне, так как перед международным сообществом тут же выявляются слабости страны. Начинается тяжкое испытание, где выживает далеко не каждый - скорее не тот, кто талантлив, а тот, кто терпелив!

Признаюсь, я думала, что Пастернак в своем романе представит доктора волевым человеком, готовым жить в любую минуту, какой бы она ни была! Вовсе нет. Рано или поздно у человека кончается терпение, и он теряет смысл жить. То же самое произошло и у главного героя этого произведения. Сначала он уезжает из дома на службу, тем самым покинув свою жену Тоню. На службе он работает полевым врачом, правда со временем принимает все меньше и меньше пациентов. После этого наступила гражданская война. Он переезжает из одного места в другое, для того чтобы его не поймали и не арестовали или же убили. В тот период времени были большие репрессии, и красные подчинили всех своей власти. Они хотели, чтобы все в государстве подчинялось только им, и никто не смел им перечить. А поскольку для их замыслов интеллигенты представляли большую угрозу (ими нелегко управлять, они могут противостоять), и стали их высылать за границу или сажать в тюрьмы. Конечно, положение доктора немного спасало то обстоятельство, что он писал чудесные стихи. Вместе с другом Васей они издавали книги, которые продавались вполне успешно. Однако все равно доктор Живаго потерял веру в себя и умер. Не выдержала душа поэта...

Сам же главный герой для меня - это олицетворение самого Бориса Пастернак. Ведь сам поэт тоже разочаровался в жизни и в том, что он не получил заслуженного признания. Поэтому он был вынужден отказаться от Нобелевской премии. Так же в точности, как доктор Живаго от службы. И недолгое время спустя Пастернак скончается - опять-таки так же, как и его герой. И оба еще пишут стихи! Между ними есть сходства, не так ли?

В романе Пастернак предупреждает, что человек, особенно творческий, безумно меняется во время таких событий, как смерть близких, революция, война. Если представить себе, сколько бунтов и событий подобного рода произошло за историю России и сколько людей погибло, мы бы поняли, что и войн, и убитых было ужасно много. А сколько жизней можно было спасти? Сколько еще нереализованных мечт, несостоявшихся судеб???

Кстати, при чтении я обратила внимание на небольшую, но очень значимую деталь. Фамилия доктора - Живаго - очень говорящая. Почему? Потому что ее можно разделить на две части: жив, что означает жажду жизни, и аго - по моему мнению, элемент слова агония. Действительно, доктор впал в депрессию, разочаровался в себе и в том, что эта страна может что-то ему дать. Свеча горела на столе, свеча горела...

В целом, роман очень философский: о смысле жизни, значении счастья, а главное, созревании и затухании личности. Несмотря на то что произведение написано очень простым и понятным языком, в нем представлена вся палитра изобразительно-языковых средств. Такой простой и в то же время такой сложный, многоранный... Думаю, поэтому за него Пастернаку дали Нобелевскую премию по литературе!

Потрясающе!

10/10

Наконец-то сошлись звезды прочесть этот роман, на который я давно смотрела, да что-то руки все не доходили. Я думала, что это художественная литература, а под обложкой оказалась беллетризированная биография нескольких поколений предков автора, Алекса Хейли, родившегося в 1921 году и умершего в 1992, а первое издание книги вышло в США в 1976 году. И центральная часть повествования отводится Кунте Кинто, которого в юношеском возрасте похитили из родной Гамбии и увезли в рабство за океан.

Хейли очень красиво пишет об Африке, обычаях племени, традициях, ритуалах взросления. Пусть для современных нас, городских жителей двадцать первого века, какие-то вещи кажутся дичью, в той обстановке большинство из них логичны и понятны, и только часть выглядит перегибами (хотя вполне возможно, что эти странные правила имели под собой основания - предки, мол, вводили их не с кондачка, а по какой-то серьезной причине). И не последнее место в этих обычаях занимает "остерегайся тубобов" - белых людей, от которых африканцы не видели ничего хорошего. Увы, Кунте было суждено убедиться в истинности этого завета предков на собственном опыте и вся его дальнейшая жизнь прошла вдали от родных мест и людей.

Африканская часть повествования мне показалась интереснее американской, именно в Африке корни и родина, а в Америке кровь, пот, слезы и маленькие радости вопреки этому. Кунте пришлось заново учиться жить на чужой земле среди чужих людей с совершенно другим укладом жизни и другой верой, и жить в совершенно другом, унизительном для его достоинства статусе чужой собственности. Смириться с этим свободолюбивому юноше было нелегко, он четыре раза пытался бежать, но куда бежать, если не знаешь местности, языка, не имеешь друзей, связных и денег, а цвет твоей кожи моментально тебя выдает? После четвертой попытки побега рабовладелец делает так, чтобы больше таких попыток не было. Это стало не последним испытанием в жизни Кунты, и читая о нем, сопереживаешь всем людям, которым довелось через это пройти.

Автор описывает жизни пяти поколений семьи, которая пошла от Кунты, и в каждом поколении были свои особенности. Их истории тоже трогают душу, каждый из них стремился найти свое место в мире и обрести свободу. Получилось это только у правнуков Кунты уже после гражданской войны (дальнейшие события в виде законов Джима Кроу и сегрегации особо не освещались). Единственное, что было в силах этих людей - передавать из поколения в поколение историю семьи и рассказы о далекой родине, и эти посевы дали щедрые всходы. Теперь хочу посмотреть снятый по книге сериал, говорят, он хороший - в принципе, такой исходник сложно испортить.

Эта книга - перелом, книга-революция. Но прежде всего - книга-боль. Боль за себя, за людей, за страну. Когда болит, надо кому-то рассказать, поделиться этой болью. Если поделишься этой болью со всеми, может, найдётся тот, кто знает, как её унять, как исцелить страну от болезни со странным названием революция. Поэтому появился этот роман.
Но нет, такого человека не нашлось. Писатель понял это, прослеживая судьбу своего главного героя Юрия Живаго. Раковая опухоль разрослась на каждого. Сначала война, потом забастовки рабочих. Сначала один комиссар Стрельников, потом их будет много, очень много. Соревнования между белыми и красными, кто быстрее уничтожит свою страну, накаляются. Со стороны наблюдать за этим не получится, если живёшь в России. Страшный маховик, который веками никто не трогал, и он казался заржавевшим, запущен. И вот он уже касается и твоей жизни, даже если ты просто врач, мечтаешь выпустить свою книгу, не принимаешь происходящее, но живёшь среди этого хаоса.
Мне показалась трудной манера писателя говорить со мной (именно так я восприняла эту книгу - писатель рассказывает мне о себе). Она несколько отстранённая, колкая, иногда жестокая. Сквозь эти строчки Юрий иногда выглядит надменным. Но к такому языку вскоре привыкаешь, и становится понятно, что некоторая отстранённость не мешает откровенности, она выполняет роль стены между рассказчиком и трагизмом.
Думаю, эту книгу очень важно прочитать. Даже в ущерб другим книгам. Главный герой вначале вызывал у меня раздражение. Думаю, так было бы и дальше, не было бы перелома в стране. Потом понимаешь, что раздражение вызывает не Юрий, а что-то более ужасное. Правильно понять и оценить роковой момент в нашей истории поможет именно этот роман. Да, книга не из лёгких. Но и время, куда вы последуете за писателем - не время долгого благоденствия. Это время боли, и писатель не может приглашать вас туда. Он может поделиться с вами своей болью. Зачем? Потому что эти строки - не призма, через которую события видят, как надо. Эти строки - просто правда.

История 7 поколений африканцев, берущая начало из африканской деревни в 18 веке до Америки 20 века. С одной стороны, произведение художественное, с другой, ближе находится к мемуарам. Через историю одной большой семьи можно увидеть историю рабства и угнетения, несправедливости и величия, абсурда и невозможности. Восхищения достоин и тот факт, что автор смог найти корни спустя двести лет истории, благодаря крепкой семейной памяти. В этом произведении нет ни пропаганды, ни агитации, ни презрения - только история семьи, пропитанная историей величайшего преступления человечества  - рабства. 

…И вот, знаете, нисколько не странно, что «Доктора Живаго» раньше не читали, но осуждали. Ибо не советская книга. Ни капельки. Но антисоветская… Нет, пожалуй, книга эта сопротивляется любой идеологии, любому общественному движению, она вся – о личном, о маленьком, о бытовом, которое, по Пастернаку, должно быть выше, значительнее всех идей и социальных потрясений.

«Один раз в жизни он восхищался безоговорочностью этого языка и прямотою этой мысли. Неужели за это неосторожное восхищение он должен расплачиваться тем, чтобы в жизни больше уже никогда ничего не видеть, кроме этих на протяжении долгих лет не меняющихся шалых выкриков и требований, чем дальше, тем более нежизненных, неудобопонятных и неисполнимых? Неужели минутою слишком широкой отзывчивости он навеки закабалил себя?»

Читаешь вот так про революции прошлого века – и понимаешь: все-таки главным топливом тех великих (или не очень) потрясений была людская наивность. Какая революция – красная, черная, коричневая, розовая (?), – значения не имеет. Все начинается с наивности, а заканчивается тотальным разочарованием и мыслью: «Как же это могло произойти?»

В нашей стране самым наивным классом оказалась интеллигенция. Это те, что, не имея больших денег и титулов, получали образование и пристраивались работать в Москве или Петербурге; те, что больше остальных интересовались культурой и политикой, читали газеты, спорили о литературе и новой постановке Чехова; те, что приветствовали революцию со словами: «В кои-то веки наш народ восстал против вековых угнетателей!» – но сами-то оказались не нужны как личности и либо спивались и умирали, либо соглашались на самые невозможные реформы за «бочку варенья», либо уезжали из страны (увы, но много Россия потеряла ученых, изобретателей, деятелей культуры в ходе той масштабной эмиграции).

Нагрянула неизбежность. Случилась неотвратимость. Сложные времена выбросили наверх людей вроде Стрельникова (получившего в своем краю кличку Расстрельников).

«Во все эти места он сваливался, как снег на голову, судил, приговаривал, приводил приговоры в исполнение, быстро, сурово, бестрепетно».

Они – инквизиторы нового времени, которым уже не до споров с молчащим Иисусом. Они нынче с жизнью спорят (хоть бы и она молчала – все равно). Отчего?.. Вот не делали вы у себя ремонт этак лет пятьдесят, проломился у вас пол – и полезло из-под него всякое, а вы только руками разводите в недоумении.

«Стрельников с малых лет стремился к самому высокому и светлому. Он считал жизнь огромным ристалищем, на котором, честно соблюдая правила, люди состязаются в достижении совершенства.
Когда оказалось, что это не так, ему не пришло в голову, что он не прав, упрощая миропорядок. Надолго загнав обиду внутрь, он стал лелеять мысль стать когда-нибудь судьей между жизнью и коверкающими ее темными началами, выйти на ее защиту и отомстить за нее.
Разочарование ожесточило его. Революция его вооружила».

Но и Стрельникова заменят, и он окажется бесполезен новой власти. Забавно и то, что и он тоже из интеллигенции, из образованных. Пастернак тут интересно заметил: наивность интеллигенции вкупе с мечтами о высоком и светлом, конечно, делали ее неприспособленной к обычной жизни, но отказ от этой наивности рождал чудовищ, готовых в своем разочаровании громить и уничтожать тех, из-за кого этот мир не может быть «высоким и светлым».

Антиподом же Стрельникова является Юрий Живаго – того же приблизительно воспитания и образования, но не сумевший отказаться, ожесточиться, войти в красно-белую жизнь. Именно Стрельников и Живаго – два самых интересных и вообще крупных характера в романе (остальные – так, картонные, что печально).

Если Стрельников – интеллигент деятельный, но испорченный, то Живаго – интеллигент бездеятельный. Оттого я не могла ему сочувствовать (а за С., несмотря на его пакости, переживала – вот как так-то, а?) Какие бы ужасы ни появлялись в голове Стрельникова, он мог решиться – на жизнь, на любовь, на сражение за собственные, пусть и болезненные, идеалы. А Живаго так ни на что и не решился, сколько бы ни размышлял он о вечных понятиях.

Живаго объективно везло в жизни больше. Любили его хорошие, умные, преданные женщины, да так любили, что готовы были прыгать на задних лапках вокруг него, измены терпели, все прощали с мыслями: «Ах, Юрочка же такой талантливый, такой необычный!» Но, как мне показалось, сам Юрий Живаго в итоге не любил никого. Он любил себя в Тоне, в ее верности и глубокой заботе. Он любил себя в Ларе в ее мятежности, в ее изломанности. Он любил их за творческое вдохновение. Но сколько раз было сказано: не любите творческих и талантливых, они не полюбят вас больше, чем свой талант, а используют вас в качестве растопки! Никого Живаго не осчастливил – наоборот, всем принес несчастья.

И было бы не так обидно, стань он действительно значительным человеком, с его-то талантом. Но Живаго, потерпев фиаско что в личной, что в общественной жизни, не смог состояться даже как поэт. Он все забросил, он все растратил – и свои способности, и тех, кто любил его больше себя. И за это как раз ему не может быть прощения. Это – приговор. В случившемся несчастии виновата не интеллигенция (или любой другой класс). Виновата человеческая неспособность что-то принести в этот мир, стать тем, кем положено. Революция случается, когда люди перестают служить своим талантам, забывают себя и все пускают на «авось»: прожить бы день, ни о чем не заботясь, – и черт бы с ним!

Именно таков был путь Юрия Живаго – увы.

А Лара что? О, ее, как и Юрия, не жалко. Как Живаго, она ничему не служит, нет у нее дела в жизни, нет стремления хоть к работе, хоть к творчеству. Слабая и потерянная душа. Не странно, что она говорит Живаго: «Ах, как мы с тобой похожи!» Да, похожи – своей «животной» жизнью, желанием забиться в норку и там уж обустроиться, как получится. Бежала Лара к Стрельникову, как к человеку деятельному, но все равно разбилась о Живаго. А любила ли сама Лара, если уж честно? Живаго? Стрельникова? А, может, Комаровского – еще один символ погрязшей в бессмысленных страстях России?

Право, написано бы это было увлекательно, поставила бы я высшую оценку. Но книга по своей природе антиувлекательна. Вот началось какое-то движение, наступило яркое, веселое – но тут автор переключается на что-то малоинтересное, впускает описания (но замечательные по форме, не спорю) или втаскивает в повествование ненужного героя, задача которого лишь высказать парочку банальных истин.

Можно заметить, что Пастернак, заботясь о форме, очень много позаимствовал у Достоевского с Толстым. У Достоевского он как раз взял т.н. «диалогизм», когда герои прямо высказывают свою точку зрения и так вступают в спор с другими; как итог – эффект объемного восприятия жизни. У Толстого же (у «Войны и мира», если быть точным) Пастернак позаимствовал своеобразное деление на главы, скачки от одного персонажа к другому и множество героев, которые не влияют на сюжет, но должны создавать ту же самую объемность. Но сама сказочность истории, ее магическая необъяснимость не выдерживает методов Л.Т. и Ф.Д. Позаимствованные приемы лишь утяжеляют повествование. У Пастернака множество безликих героев, у которых, кроме имен, ничего нет; эти герои выскакивают вечно, как чертик из табакерки, а потом так же исчезают, не принеся никакой пользы. В сравнении с героями «Войны и мира» – это провал по части персонажей. Не выдерживает роман и сравнение с творениями Достоевского. Размышления героев Пастернака никуда не ведут, так как все люди в романе – клоны автора. Заявленный полифонизм разбивается из-за невозможности поставить спор с самим собой.

В итоге, несмотря на некоторые интересные моменты, я из книги ничего не почерпнула. История меня не тронула. А жалко было только упомянутого выше Стрельникова. Живаго так и вовсе местами сильно раздражал. Пожалуйста, из его мыслей:

«Дорогие друзья, о как безнадежно ординарны вы и круг, который вы представляете, и блеск и искусство ваших любимых имен и авторитетов. Единственно живое и яркое в вас это то, что вы жили в одно время со мной и меня знали».

Мне остается надеяться, что это не мысли самого Пастернака. А то, знаете ли, снобизм не красит никого, даже великих поэтов.

Если брать в целом - впечатлило, но местами - просто не веришь в происходящее.
Интересная задумка, держит в напряжении на протяжении всего прослушивания (кстати, Павел Конышев как исполнитель мне не очень понравился, особенно его старательность четко проговаривать каждое слово, но когда чуть-чуть увеличиваешь скорость, все недочеты фактически вуалируются и слушать становится намного приятнее). Сюжет атмосферный и запутанный, и порой, даже слишком запутанный, что успеваешь потерять ниточку, но всё равно достаточно интересно, чтобы удержать читателя. И всё же некоторые моменты романа вводят в сомнение - слишком уж умный "подсказчик" всех маньяков получился, настолько хорошо всё просчитавший и не допустивший не малейшего отступления от своего коварного и жестокого плана-замысла. Он прямо вертит всеми - и своими подопечными и полицией - направляя, координируя, предусматривая и совершенно не ошибаясь. Да и с последними сценами (два трупа в закрытой комнате) как-то уж тоже перебор получился. Но загадки и их разгадывание - вот это было интересно. Только вроде бы решили одну - на пороге уже следующая, не дающая ни секунды расслабиться.
В общем, книга слушалась достаточно легко, развязка непредсказуема и сумела таки поразить, да и в целом - книга необычна, напряженна и увлекает.

Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.

И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.
(Борис Пастернак "Быть знаменитым некрасиво", 1956 г.)

Только третьего раза мне удалось прочитать роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Первые два раза я потерпела сокрушительное фиаско: при первой попытке не продвинулась дальше похорон матери главного героя, во второй – продвинулась, но не намного дальше. Тогда мне не понравился стиль автора – он показался каким-то тяжеловесным, местами через чур рубленым, а местами слишком витиеватым. Да и тема как-то не попала в настроение. Сейчас сижу и недоумеваю – сказать, что в этот раз книга пришлась ко двору, ничего не сказать! Роман промелькнул передо мной на одном дыхании. Как говорится, не так страшен черт как его малюют...

Книга прекрасно рисует эпоху, в которой пришлось жить героям романа. И для описания тех исторических условий первым приходит на ум слово «хаос». Вот уж поистине –не дай Бог никому жить во времена перемен… Первая русская революция, Первая мировой война, Октябрьская революция, Гражданская война… Слишком много пертурбаций на долю героев… В этой книге много характеров и много судеб. Она отражает эпоху в разрезе разных социальных слоёв. Разных людей с разными жизненными позициями. Весь спектр кошмара и несправедливость. Весь мрак эпохи…

"... Вы подумайте, какое сейчас время! И мы с вами живем в эти дни! Ведь только раз в вечность случается такая небывальщина. Подумайте: со всей России сорвало крышу, и мы со всем народом очутились под открытым небом. И некому за нами подглядывать. Свобода! Настоящая, не на словах и в требованиях, а с неба свалившаяся, сверх ожидания. Свобода по нечаянности, по недоразумению..."

У автора богатый язык хорошего русского классика. И к тому же поэта, что тоже накладывает свой отпечаток на стиль изложения. Некоторым писателям (и Пастернак среде них) удается привораживать читателя магией переплетения слов. Вот вроде бы простое описание того, как маленький Юра Живаго через монастырское окно наблюдает вьюгу на кладбище над могилой матери. Но в этом описании есть что-то настолько манящее, как будто Юра – это ты сам и ты не в силах оторвать взгляд от снежного вихря. Не хочешь смотреть, а все равно сморишь… Или когда в лесу у партизанов местная шептуха и ветеринар по совместительству заговаривала корову. Вот понимаешь, что она городит бред, а невольно сам впадаешь в какой-то транс... И все же поэт Пастернак мне нравится все таки больше. Последняя часть романа, в которой опубликованы стихи Живаго, для меня оказалась самой "вкусной"...

Мне понравилось, что главы у автора короткие и вообще производят впечатление эдаких зарисовок. Буквально пару-тройку штрихов, чтобы читатель понял, что к чему. Эта книга не из тех, при чтении которых появляется страстное желание узнать, что же там дальше, чем еще нас удивит автор, но читать ее было интересно.

Изначально я безумно путалась в героях. Их в этом романе достаточно много. Все они самобытные, колоритные, яркие, даже те, кто едва мелькнул в сюжете, но вот их имена и фамилии почему-то напрочь не запоминались… Позднее мне пришло на ум, что герои у Пастернака напоминают мне макраме: сами по себе вроде отдельные неприглядные ниточки, но в процессе повествования автор так точно переплетает их друг с другом, что получается дивный затейливый узор! Буквально "... скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья..."! Ни одного лишнего персонажа, все на своем месте со своей ролью в романе.

При всем при этом в романе никто из персонажей не вызвал у меня никаких эмоций. Ни положительных, ни отрицательных. Мне было интересно наблюдать за героями но не более... Единственное, что оставили они по себе, - это недоумение и непонимание. Я понимаю, что время было другое, люди не те, но их поведение меня мягко говоря озадачивало. Например, я не могла понять Живаго и Ларису, когда оба самозабвенно рассказывали друг другу о том, какие прекрасные люди Тоня и Паша, как они благодарны за них судьбе, как любят их и при этом изменяли им без зазрения совести. И в их чувства к другу другу я тоже, кстати, не поверила. Также я не могу понять того же Антипова - Стрельникова - жить в городе, вести в нем революционную борьбу и ни разу не встретиться с женой и дочерью, не поставить их в известность о том, что ты жив, не узнать, живы ли они и здоровы, есть ли у них крыша над головой и пища... На мой взгляд ни одна революция не стоит этого... Особенно с учетом того, что власть, за которую сражался Павел, потом очень легко отшвырнула его за ненадобностью! Что женщины находили в Живаго тоже для меня загадка. На мой взгляд как мужчина он ни рыба, ни мясо. Инертный, пассивный, слабовольный, все время полагающийся на кого-то другого. И тем ни менее, Тоня, Лара и Марина цеплялись за него как утопающий за соломинку!

Дальше...

Редкий случай, но этот роман мне в основном было интересно читать не с позиции судеб его героев, а с исторической точки зрения. Насколько я люблю читать книги о Второй мировой войне, настолько же я не любила в литературе Октябрськую революцию и Гражданскую войну. Все, что я читала до этого о них, имело местом действия крупные города вроде Москвы, Петербурга, Киева и т.п. Впервые перед моими глазами встал весь ужас того времени, каким его пережили жители Сибири. Жутко, страшно, но интересно...

Из-под пера Бориса Пастернака вышла отличная иллюстрация того, как историческая мясорубка перемолола и выплюнула простых людей, каким довелось жить в то довольно непростое время... И красных, и белых, и даже неопределившихся... И тех, кто был за революцию, и тех, кто был против нее... История прошлась по ним и стала развиваться дальше. Чьи-то имена вошли в ее анналы, а чьи-то забылись навсегда... Хороший, сильный роман создал Пастернак, но вот советовать его кому-нибудь я бы не стала.

Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?

Так как пришло моё время знакомиться с серьёзными произведениями, я на этот раз выбрала данный роман. Начну с того, что ожидала я от него совсем другого. Изходя из названия я думала, что в книге будет больше событий именно с доктором, его жизнь, его переживания, его врачебная практика, а по итогу тут большую часть книги занимают события в России. Смутило огромное количество героев, которые подробно описывались, но потом просто исчезали со страниц. Для чего столько внимания им было уделено? Это очень отвлекало, повествование прыгало, я теряла нить и не понимала, что я вообще читаю. Но вернёмся к главному герою. На его жизнь выпало немало трудностей и испытаний, но сам Юра показан инфальтильным, без собственного "Я". Он плывёт по течению, вроде бы волнуется за кого-то, но ничего не делает, чтобы исправить ситуацию! Его отношение к женщинам достойно уважения, он их боготворит, любит, но его позиция к браку, к семье просто отвратительна! На сколько же мне было жаль Тоню, ее письмо к нему вызвало слезы и комок в горле! Какая женщина! Сколько в ней благородства и любви к нему! А Юрий то с одной, то с другой, то с третьей, и всех любит, детей понаделал и ушёл в закат, устал, хочу тишину, не ищите. Опять же роман называется Доктор Живаго, и главный герой действительно доктор, но где подробности его врачебной деятельности, какие-то профессиональные курьёзы, пациенты? А ничего подобного, так пару моментов вам, читатели, и хватит. Последние, наверное, процентов 20 меня на самом деле тронули, и то только потому, что там было письмо Тони. А сам Живаго вызвал скорее неприязнь, ни нашим ни вашим, ему главное, чтобы кто-то рядом был, чтобы не было скучно, но это только тогда, когда ему надо. Надоело - встал и вышел, пусть любимая женщина сама тащится в санях, другая обслуживает его, моет и стирает, дети так вообще никуда ему не уперлись. Разочарована.

Мрачняк.
Дело происходит в неназванном месте, где-то на планете земля. Начальник тюрьмы обеспокоен странным поведением одного заключённого, который попал к нему безымянным. А специалисту по поиску похищенных детей, Миле Васкес дают новое задание. И она подключается к группе специалистов, расследующих похищение и убийства девочек.
Детектив полицейский, как я люблю. Все властные полномочия правоохранительных органов, криминалистические экспертизы, всё отображено с достаточной долей достоверности для художественного произведения. Понравилось, что не указано место действия, в каком-то большом городе с пригородами однажды зимой. Понравилось, как одно событие вскрывает новые и новые тайны, новые язвы, новые преступления прикрытые фасадом добропорядочности или денег.
Не понравилось, что в преступление оказались вовлечены и сыщики, охотники оказываются в роли жертвы, и всё переплетается в довольно плотный клубок.
Понравилась надежда на свет на самом дне ящика пандоры, который открыл перед нами автор. Не понравилось, что многое зло осталось безнаказанным.
Но детектив получился, мрачный, атмосферный, захватывающий.

На первый взгляд, обычные житейские истории, связанные между собой проходным персонажем.
Вся книга – это тринадцать новелл, рассказывающих о моментах жизни жителей небольшого рыбацкого городка Кросби, расположенного в штате Мэн. Здесь люди живут и умирают, любят и ненавидят, грустят и радуются… У всех свои проблемы, свои заботы и свои секреты.
И всегда рядом оказывается она, Оливия Киттеридж, учительница математики на пенсии, дама суровая, с тяжелым, резким, даже деспотичным характером. На первый (и даже на второй) взгляд персонаж не слишком симпатичный, почти отрицательный. Но не все тут так однозначно. Как тьма не существует без света, а добро без зла, так и в характере этой героини уживается множество противоречий. Она бранит и злится на кого-то и тут же помогает советом или каким-то иным действием, кого-то осуждает, но часто и находит ему оправдание, ей почти никто не нравится, но она всегда готова помочь, если это нужно, даже против своей воли и своих убеждений. Очень противоречивый и интересный характер.
Да и остальные герои этой книги не менее интересны. Интересны именно своей обычностью, неоригинальностью: таких людей великое множество, это наши друзья, соседи, знакомые. Они не плохие, и не хорошие, они обычные, разные и очень настоящие. Поэтому и читать про них совсем нескучно, ведь такие и тысячи подобных историй происходят каждый день где-то рядом, и редко когда они оставляют равнодушными.
Написано великолепно. Язык настолько подкупающе близок и комфортен для восприятия, что я специально медлила с чтением, чтобы максимально растянуть удовольствие. Да, возможно, не все истории здесь вызывают сильный интерес: какие-то сюжеты показались очень яркими, а какие-то менее насыщенным, почти проходными. Но в целом все равно чтение получилось очень приятным, глубоким и наполненным смыслом.

Эту книгу Борис Пастернак писал 10 лет и, согласно собственной оценке, считал «Доктора Живаго» своим лучшим произведением как прозаика. Автору удалось создать детальное историческое полотно. Это то, что мне понравилось: литературная подача драматического периода начала ХХ века вплоть до гражданской войны и поэтичность повествования.

Герои, страдающие каждый по-своему, заставляют читателя сопереживать им. Тонко и точно поданы, на мой взгляд, именно женские образы – Тони и Лары. Юрий, признаюсь, своими душевными метаниями не раз сбивал меня с толку. Так бывает, когда людям с ясным умом достается чуткое сердце.

В предисловии шла речь о том, что в лице главного героя затаился сам автор, проецируя с помощью доктора как инструмента свое отношение к октябрьскому перевороту и изменениям, что последовали. Становится ясно, почему публикация романа состоялась на Западе и причины травли Пастернака, лауреата Нобелевской премии.

Но для меня история о докторе Живаго ретроспективна лишь во вторую очередь, а в первую очередь она о жизни, любви, христианстве (в особенности великодушии и жертвенности), потери духовности, смерти и еще о неугасимости огня свечи во всех переносных смыслах этого выражения.

В 1952 году Эрнест Хемингуэй опубликовал в журнале «Лайф» повесть под названием «Старик и море» <...>
Когда вышел рассказ Хемингуэя, я жил в Барнстэбл-Вилидж на мысе Кейп-Код. Я спросил у одного местного рыбака, что он думает об этой повести.
Он сказал, что главный герой – полный идиот. Ему нужно было срезать с рыбины лучшие куски мяса и положить в лодку, а что не поместится – бросить акулам.
Курт Воннегут "Времятресение"

Собственно, этим всё сказано. Ничего более занудного, утомительного, однообразного и бесполезного мне ещё читать не доводилось. Если бы это был коротенький рассказ, то это одно дело - можно было бы собраться с духом, как-то поднатореть и прочесть с относительным удовольствием, но провести практически 90 унылых, однообразных страниц в скучных морских декорациях, да на на пару с рефлексирующим стариком - такое мог написать только извращенец, вроде Хемингуэя. Бешенство настигает уже спустя 10 страниц, а впереди ещё тысячи тысяч. Может, я не рыболов (а я не рыболов) и я не готов умереть за пойманную рыбу, но...
Какой там стоицизм. Всё, что делал старик - обычная непомерная гордыня, такая, что даже смотреть тошно. Представьте, старик, рискуя жизнью (подчёркиваю: недвусмысленно рискует и чуть себя не гробит), ловит рыбу, хотя может плюнуть на неё и попытаться поймать другую. Еле живой - этот потенциальный призёр премии Дарвина всё-таки добывает её. Но на рыбу набрасываются акулы (смотрим цитату Воннегута) и старик, зная, что ничего не сможет поделать, вновь рискуя жизнью сражается с ними, а после, когда рыбу съели - плюёт на всё, и возвращается домой, чтобы жить-поживать, как он раньше это и делал.
Не поймите меня превратно, но Фёдор Тютчев отнёс "сварливый старческий задор" к негативным проявлениям человеческой природы. Здесь задор не сварливый, но маразма достаточно. Взгляните беспристрастно на описанную выше картину. Единственным здравым вопросом к старику было бы: "Чем ты, старый хрен, занимаешься? Вернись на берег, наймись работать на чью-нибудь лодку, найди себе бабу, усынови ребёнка и кончай дурью маяться."

На самом деле, если бы автор был чуть более талантлив, получилась бы вообще эпическая сага о черной истории США. Но имеем, что имеем. Книга эта, хоть и грандиозно задуманная, представляет собой историю четверых мужчин одной семьи, причем четвертый - сам автор, Алекс Хейли. На самом деле, он рассказывает о шести поколениях своих предков, но двум женщинам посвящено буквально по несколько страниц, что лишний раз показывает нам, что даже когда человек борется с дискриминацией, он внутри своих представлений остается в рамках этой дискриминации - считая, похоже, женщин своего рода недостаточно интересными, чтобы сделать полноправными участницами истории... А разве не так же предки-работорговцы не давали слова своим рабам?

Но в этой книге меня особенно поразило то, как в очередной раз сработала особенность всей африканской культуры - навык устной передачи информации от поколения к поколению. Мы, представители культуры, в которой без летописей кажется, что ничего и не было, всегда привыкли ориентироваться на какие-то писаные источники, и пренебрежительно относились к народам, которые жили без письменности. А в Африке всегда умели рассказывать, так что вполне справлялись силами людей, запоминавших и рассказывающих истории целых народов. Впервые об этом я прочитала у Дэвидсона, и именно тогда задумалась о причинах нашей предубеждённости в отношении африканцев. По сути, все наши представления о не цивилизованности народов, населявших африканский континент (кроме Египта, всегда кроме Египта), опирались как раз на то, что мы не знаем никаких письменных документов их истории. А о том, насколько точны устные предания местных жителей, по сути стало известно только в ХХ веке, когда европейцы сумели сравнить вехи африканской истории с известными им знаменательными событиями, включая затмения и прочие астрономические явления.

В романе три главных мужчины проносят скудные сведения о жизни своих предков через двести лет, чтобы четвертый - далекий потомок Кунты Кинте - сумел отыскать свои корни в Гамбии, услышать язык мандинго, и увидеть ту самую реку, которая впечаталась в подкорку сознания его семьи многократными повторениями.
Не думаю, что только мне показалось, будто самые сильные страницы этого романа посвящены именно Африке, жизни Кунты в племени мандинго, познакомиться с его бабушкой, её легендами и сказками, обычаями и традициями жизни Черного континента. Они, кстати, удивительные, эти настоящие африканцы, которых я периодически встречаю у нас в университете. Я никогда не видела, чтобы их как-то коробило слово негр, черный. Это вам не Америка, где цвет кожи ставит на человеке клеймо рабства, пусть даже бывшего. Настоящие африканцы - люди невероятно гордые. А ещё - уверенные в себе, и довольно неторопливые. Вот примерно таким и оказался предок Алекса Хейли, которого поймали в лесу и вывезли в Америку люди, считавшие себя вправе так поступать.

Нынешние США одним из корней своей нации имеют вот этот черный корень. И его не отсечь, и не перекрасить. Надо его узнать, для чего и стоит прочитать роман американского черного гражданина, пятьдесят лет назад заговорившего на тему, которую тогда было не принято обсуждать, но которая оборачивается уже в наши времена непростыми взаимоотношениями между черными и белыми, тем самым неизбывным расизмом, которым только и можно объяснить эту нынешнюю истерию с коллективной виной белых перед черными.

А ещё - прочтение этой книги заставляет порадоваться тому, что дед мой успел написать две книжки мемуаров, и в очередной раз пристать к папе с просьбой написать о его предках (благо, там фотографий много сохранилось). История семьи как зеркало истории страны часто бывает весьма интересной. А изучать её уроки стоит хотя бы для того, чтобы не наступать постоянно на одни и те же грабли... Хотя - о чем я говорю?

Сразу хочу сказать, что мой отзыв будет проходить через призму моей НЕ большой любви к рассказам. Мне всегда не хватает целого сюжета!

Оливия Киттеридж - дама уже зрелая, с острым характером. У нее есть свое мнение, своя бешеная любовь к сыну, из-за чего она не может отпустить его из своего дома. И пожалуй, для меня эта тема стала основной.
Постепенно читатель знакомится с другими жителями городка и почти в каждом рассказе фигурирует Оливия, если она не центровой персонаж рассказа, то косвенно уж точно!

Ситуации из жизни других героев добавляют последние штрихи о характере этой ворчливой дамочки, но у меня не было к ней негатива. Бедная женщина, которая привыкла жить так, как ОНА хочет. За что ее винить?! Она достойна уважения за то, что не лицемерка, за личное мнение, и пусть она многим не нравится, но в этом ее Личность. Либо ты ее принимаешь, как есть, либо проходишь мимо.

Просто я не любитель малой прозы, да - уютно, местами трагично и душевно, но не совсем моё.
Я была бы рада прочесть что-то более объемное и про каждого персонажа. А тут ощущение того, что я просто надкусила кексик и у меня его забрали..

«— Почему? — взмолилась девушка.
На этот раз он хорошо подумал, прежде чем ответить.
— Потому что я любил их».

Большой русский роман, не совершенный, но настоящий.
Чтобы его прочитать, нужно немало сил и времени, чтобы его прочувствовать достаточно мгновения, чтобы его осмыслить, может не хватить и жизни.
С самого начала поражает большим количеством персонажей, судьбы которых переплетены, постоянно скрещиваются. Уже во второй половине книге, когда появляется кто-то новый, сразу начинала вспоминать, кто это из старых.

Скрещенье рук, скрещенье ног, судьбы скрещенье

Такое сужение пространства жизни до романного, со странным течением времени. Эти внезапные встречи, прощания, совпадения абсолютно нереалистичны.. Есть добрый гений героев романа - Евграф Живаго, он больше какая-то символичная фигура, по прихоти автора, вынужденная действовать как персонаж романа. Есть и злой гений - Комаровский, творящий зло всем, с кем сталкивается, даже бедному бульдогу порой доставалось.
Но в то же время именно эта теснота создаёт особую пространственно-временную суть романа.
Второе, язык романа. Пастернак - поэт больше, чем прозаик. Некоторые фразы будто возвышаются своей совершенной красотой. Необыкновенно поэтичные описания природы, города, чувств вызывают восхищение. Какой щедрый дар дал Пастернак своему герою: стихи, которые позволяют прочувствовать роман на другом уровне сознания.
А описание любви, просто чувства, не мыслей, настолько яркое и точное, что вызывает трепет, читаю и будто сама его переживаю, до мурашек и дрожи в колеенях. Очень сильно,пронзительно.
Но язык диалогов и монологов несколько однообразен. Философские рассуждения высказываются разными героями, но одинаковыми словами. Герои опять становятся условностью, для передачи мыслей автора.
И даже хотя народный язык, малообразованных героев, имеет некоторые характерные черты, но одинаковый для всех, вне зависимости от их происхождения: из города, деревни, из Москвы или с Урала.
Очень живые город и природа на страницах романа. Москва почти как самостоятельный герой. Место действия превращается в большое метафизическое пространство и начинает само создавать оттенки судеб героев.
Много символов, загадки жизни, загадки смерти.
Немного мыслей и тем, которые мне близки. Пусть мои жалкие слова не могут передать и отразить то, что дал мне прочувствовать роман.
1. Человек живет в большом мире и малом. И жизнь малого мира гораздо важнее жизни большого, именно в малом мире человек способен найти силы и средства, чтобы иногда противостоять, иногда изменять, иногда слиться с большим миром. И самым сильным способом слияния с большим миром, является любовь.

Что может быть выше мира в семье и работы?

2. Предопределение судьбы. Люди соединяют свои судьбы из-за стечения обстоятельств, так Живаго женился на Тоне. Они просто были рядом и их любовь возникла из их близости. Так и Лара вышла замуж за Антипова. Другая любовь у Живаго и Лары. Предопределение другого высшего порядка. Отчего так бывает? И бывает не часто. Но делает жизнь гораздо полнее и важнее. Любовь как суть мира. И такая любовь объединяет большой и малый мир. Любовь условная и безусловная.
3. И любовь, которую человек не может вынести. Когда она заполняет всё его существо и тогда большой мир разрушает жизнь, но не любовь. Такой была любовь лесного партизана к своей семье, жене и детям. Когда он предпочёл сам убить всех, чтобы защитить. Есть такие истории и сейчас. В наше мирное время.
4. Переход от мира вождей к миру личности и обратно. История как смена таких эпох. Ветхий Завет - мир вождей, Новый - мир личности; а приход Советской власти для интеллигенции опять шаг назад, отбрасывает их из мира личностей в мир вождей. В то время как простые бедные люди, остаются в мире вождей и до, и после революции.

Но в дни торжества материализма материя превратилась в понятие, пищу и дрова заменил продовольственный и топливный вопрос.

5. Великая Отечественная война как чистилище для новой Советской России. После долгой кровавого ада внутри страны, внешний враг и борьба с ним вынуждают вспомнить об истине и объединить людей.
"Доктор Живаго" - роман о людях живших в лишних комнатах, среди лишних вещей, они приветствовали идею революции, они отчасти были её творцами, но её размах ошеломил их, и в новой жизни стали лишними они сами.

Задуманное идеально, возвышенно, - грубело, овеществлялось. Так Греция стала Римом, так русское просвещение стало русской революцией.

Но жизнь продолжается. И пока есть жизнь, есть надежда.

В рамках "Дайте две"

"Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку".

Какое страшное время, какое до боли страшное время окутало героев романа Пастернака, окутало всю страну путами, что не разорвать. А вокруг кровь, убийства, голод, опустошенные деревни, колосья ржи, налитые зерном, перезрелые, которые никто не соберет. Да виданное ли дело, что стало с той страной? Какой морок на нее обрушился, какая зараза поглотила? Страшно. И сколько судеб разбитых, что вовек не склеить, не вернуть былое, не собрать утерянное.

Каждый раз, соприкасаясь с темами событий семнадцатого года, гражданской войны, вопрошаю: как все это можно было пережить, сколько испытаний выпало на долю людей того времени. Немыслимо. Не все находят себя в революционном угаре, не все могут зацепиться за жизнь в новом государстве, в котором от старой эпохи не осталось по сути ничего. Так и бродили по стране неприкаянные люди, не нашедшие места, маялись.

Вот и Живаго. Тонкий, чувствительный, интеллигент, пытающийся любить, писать, работать, делать свое дело, но возможно ли это теперь в чужой для него духовно и душевно стране. Не в ту эпоху он попал, не для этой ломки всего существовавшего родился. Не место мечтателям, таким натурам в то время. И в этом трагедия доктора Живаго, всей его жизни путаной, всей любви его неизбывной, немыслимой. Если и были «скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья», то не навсегда, на краткий миг, что еще можно украсть, уберечь для себя, сохранить в памяти, воспеть в стихотворениях, запечатлеть светлый образ неповторимой любви. Хотя бы в поэзии навсегда. На века.

Сложно читался роман, трудно. Но перелистнув последнюю страницу, понимаешь, что коснулся чего-то великого, сильного. Такие книги стоит читать и помнить. И знать о прошлом своей страны и людей ее, поглощенными стихийным вихрем революций и войн. Вот только жаль, что так мало теплоты и уюта было в жизнях героев. Жаль, что детские грезы, надежды ушли в небытие. Сломались и порушились. Жаль, что любовь не спасла, не вылечила. Всё это очень, очень жаль.

"Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?"

"Мне все равно, какой фасон
Сужден при мне покрою платьев.
Любую быль сметут как сон,
Поэта в ней законопатив.

Клубясь во много рукавов,
Он двинется, подобно дыму,
Из дыр эпохи роковой
В иной тупик непроходимый.

Он вырвется, курясь, из прорв
Судеб, расплющенных в лепеху,
И внуки скажут, как про торф:
Горит какая-то эпоха."
Б. Пастернак

История моего знакомства с романом «Доктор Живаго» тянется еще со школьных лет. В рамках школьной программы мы его не проходили, но учительница по литературе очень часто и восторженно о нем отзывалась, поэтому я решила попробовать его почитать, прочитала, но поняла так мало, что смело можно сказать, что я этот роман не читала. Я в принципе считаю, что многие классические произведения в школе проходить слишком рано, потому что отсутствие жизненного опыта и достаточного количества фоновых знаний просто не позволят понять и прочувствовать их в полной мере и создадут ложное представление о классической литературе в целом, но это совсем другая история. Настоящее знакомство с Пастернаком состоялось у меня в годы учебы в университете. Я не большой любитель поэзии, но поэзия Пастернака меня действительно зацепила. С тех самых пор я периодически задумывалась о том, что надо бы еще разок попробовать почитать «Доктора Живаго», но все как-то не складывалось. Сложилось только после покупки книги в бумажном варианте.

Первое, что бросается в глаза, когда начинаешь читать «Доктора Живаго», это совершенно особый авторский стиль. Пастернак-романист все равно остается Пастернаком-поэтом, что делает его прозу какой-то очень плавной, переливчатой и напевной. Местами создается впечатление, что читаешь белый стих. Звуки, краски и пейзажи вплетаются в переживания героев и их восприятие окружающего мира.

«Доктора Живаго» очень часто пытаются уместить в очень узкие рамки, поставить на нем штамп романа об интеллигенции или революции, но в том и суть классики, что она гораздо глубже и многослойнее, она не сводится к каким-то отдельным узким темам. В этом романе есть и революция, и интеллигенция, и любовная линия, и партизаны и огромное количество очень тонких и метких наблюдений, касающихся России, народа и жизни в целом. «Доктор Живаго» - очень личное восприятие поэтом эпохи, свидетелем которой он стал, поэтому роман читается гораздо интереснее, если познакомиться с биографией Пастернака.
На протяжении всего романа меня не покидало чувство фатализма, который прослеживается в совпадениях и случайностях, которыми изобилует сюжет. Революция метелью закружила героев, они встречаются и расстаются, сходятся и расходятся в причудливом танце, выйти из которого они не в силах. С каждым новым совпадением ощущение предопределенности и того, что герои не контролируют свои жизни, только усиливается. Порой эти случайности толкают героев на совершенно нелогичные и непредсказуемые поступки, но в этом видимо и заключался дух того времени. Революция вершилась ценой страшнейших жертв, срывала людей с насиженных мест, лишала их корней, заставляла отцов и детей убивать друг друга, перемалывала сотни тысяч жизней простых людей. Пастернак, как мне показалось, в своем романе не пытается дать оценку революции, он просто рассказывает истории людей, оказавшихся перед лицом этого колоссального явления.

Одним из таких людей является Юрий Живаго. Не революционер, не партизан, не ударник труда. Юрий Живаго не очень смелый, зачастую даже безвольный и покорный обстоятельствам человек. Не герой в том смысле, что в романе нет злодея, который бы явно противопоставлялся Живаго. Просто человек, которого затянула воронка революции. Юрию Живаго на протяжении своего жизненного пути приходится пройти очень многое. Он теряет мать, проходит через войну, голод, партизанские отряды, любит двух женщин, но ему так и не удается определиться, сделать выбор, занять чью-либо сторону. Слишком правый для левых и слишком левый для правых. Живаго сочувствует новому миру, но так и не находит в нем своего места.

«Доктор Живаго» - уникальный роман, слишком сложный, чтобы дать ему какую-то однозначную оценку. Лично у меня он вызвал море самых противоречивых эмоций, натолкнул на интересные мысли, но мне в нем не хватило какого-то нерва и надрыва, которые излучает поэзия Пастернака, поэтому оценка 4, а не 5.

Мы не ра-бы. Ра-бы не мы. (Букварь)

Конечно же абсолютное большинство людей имеет представление о рабстве и сходу сумеет вспомнить рабов Древнего Рима, восстание Спартака и прочие прелести общественно-производственных отношений при рабовладельческом строе.
О рабстве более позднего периода думаешь реже, вернее вспоминать о нём приходится уже специальным усилием. И при этом конечно же в первую очередь возникают картины рабства североамериканского, т.е. времён освоения обеих Америк и разных атлантических и карибских островов, и захвата в качестве рабов коренных жителей Африки, сиречь афроафриканцев (хотя я сторонник употребления привычного слово негр для обозначения принадлежности людей к негроидной расе). Впрочем, о крепостничестве в Российской империи мы тоже помним и понимаем, что эта система мало чем отличалась от рабства, хотя конечно какие-то, и при том довольно существенные различия были.

Книга Алекса Хейли посвящена как раз событиям конца XVIII — всему XIX и отчасти первой половине XX веков. Для меня самой интересной была как раз первая, африканская часть этой своеобразной семейной саги. Которая была важна не только в качестве знакомства с первым главным героем книги, с тем Африканцем Кунта Кинте, с которого пошла писаться вся история африканского чернокожего рода на берегах Северной Америки. Но, как мне показалось, и для того, чтобы читатель понял, что, говоря о племенах африканцев конца XVIII века мы должны понимать, что перед нами, перед европейцами, была интересная мощная своеобразная человеческая культура. Да, культура родоплеменная, да, первобытнообщинная, но культура, которая позволяла не только выживать представителям хомо сапиенс в условиях природных африканских джунглей и саванн, но и развиваться как виду. Развиваться не в насилии над природой, но в гармонии с ней. С кровью, со смертями и потерями, с голодом и мором, но всё же постепенно развиваться. Такой вот плавный прогресс, который мог бы куда-то привести. Если бы не…

И тут появляются просвещённые европейцы. С кораблями, мушкетами и пистолями, с кандалами и арканами, с блестящими бусами, погремушками и огненной водой, со всем тем арсеналом европейской цивилизации, которым они на тот момент владели. И конечно же начинают пользоваться своим технологическим и техническим преимуществом, захватывая сильных и здоровых мужчин и женщин Африки для последующей перепродажи их на невольничьих рынках на островах и на не так давно открытом и всё ещё осваиваемом материке. Конечно для освоения новых земель нужна рабочая сила, но при этом всегда интереснее, чтобы работал кто-то другой, а ты бы погонял кнутом, да ещё при этом и вовсю пользовался бессильным бесправием порабощённых женщин для удовлетворения своих мужских прихотей. При этом всё это даже насилием не считается, ведь «они там дикари, с деревьев только что слезли» (неточная цитата бледнолицего хозяина) и вообще находятся вне правового поля.

Но сначала идёт описание морского путешествия, почти что «круиза». Этакий «бон-вояж». Правда, доплыли до финиша далеко не все отправившиеся от африканских берегов, но это в общем-то были стандартные среднестатистические потери.

И вот я читал главы о жизни нашего героя у своего хозяина и пытался представить себя на его месте. Человек попал в совершенно другой, чуждый ему мир. Совершенно чуждый — ни языка, ни предметов и образа жизни не знает, ни того, что от него требуется, ни природы, ни животных, вообще ничего. А в качестве объяснений только палка и кнут надсмотрщика. И жестокое наказание за попытки побегов. Жуть!

Правда чуть позже ситуация вроде бы меняется в лучшую сторону, Кунта попадает к неплохому хозяину и вполне сносно живёт, привыкает и осваивается, носит одежду, выполняет не слишком тяжёлую работу и даже женится и рожает детей. И уже ловишь себя на том, что искренне рад за него… но тут же вспоминаешь, что суть-то не меняется и раб остаётся рабом, т.е. человеком, полностью подчинённым воле хозяина. И это полностью подтверждается, когда дочь Кунте нарушает правила, установленные хозяином и тут же, невзирая ни на какие заслуги и обстоятельства, отправляется на невольничий рынок.

Судьбе этой девушки тоже сложно позавидовать, ибо она сразу же становится секс-игрушкой для своего хозяина и играет эту роль всю свою жизнь. Выполняя при этом и другие работы.

А дальше начинают появляться следующие поколения рода Африканца, об одних автор пишет весьма детально и подробно, другие проходят перед нами только как промежуточные звенья истории рода. Но всегда всё и вся связано с жизнью и интересами хозяина, рабовладельца. Среди которых попадаются как отпетые негодяи, так и вполне приличные люди, однако всё равно остающиеся рабо_владельцами.

Проходит война за независимость Америки, постепенно разрастается государство, САСШ живут своей внутренней жизнью, ходят слухи о том, что есть люди, ратующие за освобождение негров от рабства, потом разражается война Севера и Юга — всему этому на страницах романа конечно же тоже находится место. Тем более, что события эти постепенно меняют жизнь большой семьи, меняются хозяева, рождаются новые дети, и в конце концов род Кунте обретает долгожданную свободу. И обретает своё вполне достойное место в новой Америке, на своей новой родине.

Но потом автор написал ещё пару необычных глав. В которых уже просто рассказал нам, читателям, как он вышел на идею розыска своих родовых корней, какими путями он шёл к своей цели и в конце концов пришёл к мысли описать всё в книге. Вот в этой книге. В «Корнях». И нужно сказать, что вот эта упомянутая в романе в самом его начале и затем повторяемая с рождением каждого нового ребёнка в роде сквозная идея пересказа истории рода, которую начал сам Кинте и которая жила до самых последних пра-пра-правнуков, обрела в романе достойный финал.

И тут уже ловишь себя на сожалении, что ты сам историю своего рода — хоть по линии матери, хоть по отцу, знаешь вглубь на 3, много если на 4 поколения. И то обрывочно и с прорехами…

Но самая собака порылась вот в чём. Ведь понятно, что рабство как общественно-экономическая формация умерло давно и навсегда. И другие массовые формы рабства тоже были отменены несколько столетий тому назад (хотя кое-где существовали фактически и в веке XX). Однако все мы знаем, что то и дело появляется информация о случаях самого настоящего рабства и в наше просвещённое время…

Рабы не мы? Мы не ра-бы?