Цитаты — стр. 6

Стивен, закрыв глаза, прислушался, как хрустят хрупкие ракушки и водросли у него под ногами. Иду, шажок за шажком. За малый шажок времени сквозь малый шажок пространства. Пять, шесть: это nacheinander (друг за другом). Совершенно верно, и это - неотменимая модальность слышимого. Открой глаза. Нет. Господи! Если я свалюсь с утеса грозного, нависшего над морем, свалюсь неотменимо сквозь nebeneinander (друг подле друга). Отлично передвигаюсь в темноте. На боку ясеневая шпага. Постукиваю ею: они так делают. Ноги мои в его башмаках и его штанах, nebeneinander. Звук твердый: выковано молотом демиурга Лоса. Не в вечность ли я иду по берегу Сэндимаунта? Хруп-крка-скрип-скрип. Ракушки, деньги туземцев. Магистер Дизи в них дока.

- Я никогда не мог понять одного, - сказал он, решившись на сей экспромт из жажды оригинальности. – Зачем они переворачивают столы на ночь, то есть хочу сказать стулья переворачивают на столы в кафе.
Блум, не лезущий за словом в карман, парировал импровизацию, не задумываясь:
- Чтобы наутро подмести пол.

Орды ересей в скособоченных митрах разбегаются наутек: Фотий, орава зубоскалов, средь коих и Маллиган, Арий, воевавший всю жизнь против единосущия Сына Отцу, Валентин, что гнушался земным естеством Христа, и хитроумный ересиарх из Африки, Савеллий, по чьим утверждениям Отец Сам был собственным Сыном.

Уродлив и бестолков: худая шея, спутанные волосы, пятно на щеке – след слизня. Но ведь какая-то любила его, выносила под сердцем, нянчила на руках. Если бы не она, мир в своей гонке давно подмял бы его, растоптал, словно бескостого слизня. А она любила его жидкую слабосильную кровь, взятую у нее самой. Значит, это и есть настоящее? Единственно истинное в жизни? В святом своем рвении пламенный Колумбан перешагнул через тело матери, простершейся перед ним. Ее не стало: дрожащий остов ветки, попаленной огнем, запах розового дерева и могильного тлена. Она спасла его, не дала растоптать и ушла, почти не коснувшись бытия.

– И вот он, собственною персоной, самозваный помещик , – торжественно объявил профессор Макхью.
– Анепошелбыты, жалкий преподавателишка! – выразил редактор свою признательность.
– And here comes the sham squire himself! professor MacHugh said grandly.
– Getonouthat, you bloody old pedagogue! the editor said in recognition.

Мужчина не знает отцовства в смысле сознательного порождения. Это – состоянье мистическое, апостольское преемство от единорождающего к единородному . Именно на этой тайне, а вовсе не на мадонне , которую лукавый итальянский разум швырнул европейским толпам, стоит церковь, и стоит непоколебимо, ибо стоит, как сам мир, макро– и микрокосм, – на пустоте. На недостоверном, невероятном. Возможно, что amor matris , родительный субъекта и объекта, – единственно подлинное в мире. Возможно, что отцовство – одна юридическая фикция.

– Для человека, у которого имеется эта диковина, гениальность, лишь его собственный образ служит мерилом всякого опыта, духовного и практического. Сходство такого рода тронет его. Но образы других мужей, ему родственных по крови, его оттолкнут. Он в них увидит только нелепые потуги природы предвосхитить или скопировать его самого .