Чак Паланик на вершине своей власти

Любитель шокирующего юмора… Чак Паланик. Фото: Алан Амато

Выходящий за всякие рамки сборник рассказов от «анфан террибль», отчаянно нуждающегося в присмотре взрослых.

Никто не скажет, что Чака Паланика восхваляют другие писатели. Строго говоря, даже читатели от него не в восторге. Таких писателей превозносят те, кому на литературу, в общем-то, плевать; а ценители литературы, соответственно, таких авторов презирают.

В новом сборнике рассказов можно найти повод и для превозношения, и для презрения. Персонажи сплошь изображены однобоко. Стиль автора, безусловно, простой и изящный, но в то же время плоский, и даже нелитературный. Каждый рассказ стремится выйти за рамки. Иногда это преступление границ вызывает неподдельный испуг; а иногда впечатлений не больше, чем от школьников, выкрикивающих непристойности идущей мимо девушке. Стоит отдельно отметить силу повествования: некоторые сюжеты считаются невоплотимыми, но у Паланика поразительный талант создавать захватывающие дух небылицы, основанные на фольклоре.

Даже худшие рассказы из Придумай что-нибудь обладают частью этой силы, а некоторые из них настолько ужасны, что если прочитать их вслух, все мухи в комнате попадают замертво. Рассказ “Torcher”, действие которого происходит на фестивале, похожем на Burning Man, создает впечатление бесконечной череды затертых хипповских шуток, приукрашенных еще более древними шутками об испражнениях и женской груди. В рассказе “Expedition”, написанном в псевдовикторианском стиле, Паланик по неизвестной причине употребляет в неверном значении по три слова на каждой странице и настолько искажает структуру фраз, что их смысл полностью теряется. Фразы вроде «Совершить такой подвиг возможность прельстила его» и «Интерес Феликса был привлечен» ставят в тупик своей нескладностью. Если это пародия, то на что и для чего? Или Паланик полагает, что его читатели не заметят ошибок? Он хочет подшутить над ними? Или подшутить над теми, у кого есть чувство языка, указав таким образом, что им здесь не место? Может, это откровенная безграмотность, настолько выведшая из себя его редакторов, что они отказались исправлять ошибки, решив предъявить их миру? В любом случае, это не смешно.

Кроме того, Паланик активно использует шокирующий юмор; в каждом рассказе рано или поздно какой-то персонаж оказывается промокшим в моче. Если выражение «крайняя плоть» само по себе не кажется вам смешным, то его частое употребление будет раздражать. Читателям, не переносящим женоненавистничество, также стоит держаться подальше. Женоненавистничество здесь настолько всепроникающее, что сказывается не только на описании женщин, но также перебрасывается на мужчин, котов, собак и бытовые приборы. Если мужчина оказывается в постыдном положении, то лишь из-за недостатка мужественности. Домашние животные пожирают человеческую плаценту и изрыгают ее исключительно на женские коленки. Даже когда Паланик унижает робота-пылесос, кажется, будто он обращается к его женской сущности.

Наконец, неправдоподобные сюжеты могут наскучить. Большинство взрослых читателей не жаждут историй, в которых фигурируют стриптизеры, невоздержанность и цирковые уродцы (“Mister Elegant”); или историй, построенных на допущении, что если бы парень подхватил все болячки от всех проституток в городе, то вместе со всеми наростами длина его пениса составила бы 2,5 метра (“The Toad Prince”). Подобные небылицы сложно проглотить, но к счастью, легко забыть.

Но в самых лучших рассказах сочетание шутовства, ужаса и сентиментальности переносит вас за грани недоверия, туда, где обитают хорошие комиксы или писатели, такие как Рабле и Берроуз. “Knock-Knock” состоит из оскорбительных шуток, которые в конце оказываются необычайно изощренной формой насилия над ребенком. События “Inclinations” происходят в исправительном лагере для мальчиков-гомосексуалистов, все обитатели которого на самом деле гетеросексуальны, но притворяются геями, чтобы выкачивать деньги у своих консервативных родителей. Еще пять сюжетных поворотов – и в рассказе уже говорится о побеге из тюрьмы, потом вдруг об искупительной силе любви, а после финального сальто назад всё связывается воедино актом кровавой расплаты. Подобное не должно цеплять – я не хотела, чтобы меня зацепило, – но верите или нет, меня зацепило. Стиль таких рассказов свободный и простой, а также в них присутствуют моменты острого восприятия, например, как в этом отрывке из “Phoenix”: «Почему-то фотографировать слепого человека кажется неправильным. Как будто крадешь у человека что-то ценное, нечто, об обладании чем он не догадывается».

В лице Паланика мы получили писателя на вершине своей власти, который отказывается использовать эту власть во благо, а иногда и вообще отказывается ее использовать; он скорее утопит свою власть в моче, а потом съест ее и изрыгнет вам на колени. Это зрелище может забавлять своей изящностью, а в остальных случаях оно причиняет боль. Он – «анфан террибль», отчаянно нуждающийся в присмотре взрослых, а взрослые хотят, чтобы редакторы Паланика убедили его не публиковать свои беспочвенные детские истерики. Я бы прочла еще один “Knock-Knock”, но ни за что не возьмусь за следующий “Torcher”.

Автор: Sandra Newman
Перевод: Фиона Кудреватых
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ