4

Вот как у Амели получается трансформировать отрезвляющую реальность в одурманивающую магию и одурманивающую магию в отрезвляющую реальность? Причём каждый раз это напоминает какой-то невероятно органичный симбиоз двух стихий, восхитительно искусный танец. Я даже осмелюсь сравнить её искусство с искусством fire dancers (огненных танцоров), которые (в том числе) упоминаются в её романе «Человек огня».

Fire dancers создали свое искусство не ради вульгарного удовольствия преодолевать непреодолимые трудности. Есть глубинная логика в объединении этих двух божеств — танца и огня.

Вот так и в романах Нотомб «танцуют», сплетаясь в неразрывных объятиях, магия реальности и реализм магии. В «Человеке огня» этот танец не менее впечатляющ, чем в прочих. И в то же время он несколько иной. Мне показалось, что он более одухотворённый, хотя при этом не лишён и элементов самой что ни на есть приземлённой обыденности (секс, наркотики и рок-н-ролл дабстеп). Нельзя сказать, чего в нём больше: очевидного или невероятного, потому что и то, и другое – это те самые па, которые, собственно, и составляют танец как таковой, а пытаться «разложить» талантливый танец на отдельные элементы (как и вкусное блюдо – на ингредиенты) – занятие пустое и неблагодарное. В данном случае лучше предаваться наслаждению, чем анализу.

Танец «Человека огня» увлекает в свой вихрь талантливого мальчика-фокусника, взрослого мужчину-мага и огненную танцовщицу. И порой очень трудно сквозь непроницаемые покровы их амплуа (фокусник, маг и танцовщица) разглядеть человеческую подоплёку, человеческие лица, потому что в данном случае амплуа и люди практически неотделимы. По крайней мере, грани очень тонки: между магом/фокусником/танцовщицей и человеком, между искусством и жизнью, между материальным и духовным.
Но при этом тут, в романе Нотомб, одно немыслимо без другого, одно перевоплощается в другое и обратно, являясь одновременно источником таких перевоплощений. То есть искусство может как само по себе перевоплощаться в жизнь, так и давать толчок взаимному перевоплощению двух других противоположностей: материального в духовное, например:

Жонглирование (огненное) как бы превращает материю в дух, сообщая ей его свойства.

Но что остаётся, когда магия и волшебство рассеиваются? Когда городок, возникший будто бы из ниоткуда и проживший всего лишь несколько дней (ровно столько, сколько длится ежегодное fire show «Человек огня»), исчезает в никуда? Кстати, это возникновение и исчезновение тоже в некотором роде чудо (или фокус):

Если есть феномен более поразительный, чем город на двадцать тысяч жителей, вырастающий среди пустыни за двадцать четыре часа, то это город в двадцать тысяч жителей, исчезающий из пустыни за двадцать четыре часа, не оставив ни малейшего следа.

Так что же остаётся? Магия перерождается в фокус, который перерождается в игру, которая перерождается в шулерство, которое перерождается в…«человеческое, слишком человеческое» (с) (отсылка к Ницше), которое отнюдь не тождественно человечному.