Цитаты из произведения Пушкинский дом — стр. 10

Он принимается рассуждать о сути, выраженной в этих стихотворениях, о соотношениях Ума и Разума и достигает предельной невнятности.

"В жизни Левы Одоевцева, из тех самых Одоевцевых, не случалось особых потрясений - она, в основном, протекала. Образно говоря, нить его жизни мерно струилась из чьих-то божественных рук, скользила меж пальцев".

Как мгновенно, однако, отражается в нас, бессловно и неосознанно, жизнь чужой, чьей-то, тайной любви - мы спотыкаемся о погребенную свою, смущаемые чужим блеском, потом замыкаем: поздно, не для нас...

И только в конце — искренняя, совпадающая сила: Вражду твою пусть Тот рассудит, Кто слышит пролитую кровь… Характерно, что „вражду“ еще „рассудить“ надо… И не те же ли „водоискатели“ отзываются: „слышать воду“ и „слышать кровь“?

- Теперь вообще всем это стало нравиться... Куда ни придешь на вечерок, обязательно окажешься рядом с древним отпрыском. Это у нас-то, через столько-то лет - и вдруг такая тяга у интеллигентов к голубой крови!.. Чуть выпьет-то и граф уже, по крайней мере, тайный советник. Тяга прямо как у кухарок до революции... Ну, те…

У старика был вкус. Не в том, теперь распространившемся, смысле, что лучше, чем у других, или не хуже, чем у "людей", или чтобы не быть смешным или отсталым; не тот современный прослоечный вкус, который стремится выбиться в вышестоящую социальную группу, в то же время не выделяясь, растворяясь и сливаясь с достигнутым…

— И это так же наглядно, так же очевидно в культуре, в слове, в духе — прогресс как потребление и изживание всех слов и понятий, составляющих нашу нравственную и гражданскую структуру. Сначала маленьких и конкретных, потом значительных и ложных, потом больших и абстрактных…

Приостанавливая разбег, мы хотим еще раз подчеркнуть, что для нас литературная реальность может быть восприняло реальностью лишь с точки зрения участника этой реальности.

Именно в этой позе прочел он свою первую книгу, и были это «Отцы и дети». Предметом особой его гордости стало, что первая же книга, которую он прочел, оказалась книга толстая и серьезная. Он немного кичился тем, что никогда не читал тоненьких детских, никаких ни Мальчишей, ни Кибальчишей (не сознавая, что его заслуга —…

Вот и в автобусе стыдно, когда какие-нибудь два, резонируя друг от друга, громко разговаривают об "умном", интеллигентные фразы выгибают, будто в автобусе больше никто не едет, будто они не в автобусе едут... Стыдно до жути, неловко... Стараешься не вспоминать, когда ты сам в последний раз мог вот так же себя вести.