Филип Пулман: «Я использую цветные карандаши, чтобы показать, в какой тональности я сейчас пишу – на данный момент это ре минор»

Автор: Филип Пулман

Примерно в 10 утра я иду к своему рабочему столу (он стоит в очень маленькой комнате на верхнем этаже дома) и регулирую высоту стола и стула, пока мне не станет удобно. У меня такой стол, что его можно поднимать и опускать в зависимости от состояния моей больной спины. Иногда я работаю стоя, иногда мне приходится поднять его, чтобы было удобно писать, а порой я опускаю его, чтобы печатать.

Стол у меня покрыт старинным килимом (тканый гладкий двусторонний ковер ручной работы – прим. перев.). Выглядит это красиво, но писать на нём неудобно, поэтому у меня есть один из этих зеленых ковриков для раскройки с разметкой. Я подкладываю его под бумагу, он как раз размера A4. Мне нравятся форматы бумажных листов. Это единственная из рекомендуемых архитектурных форм Андреа Палладио (отношение длины комнаты к ширине и т.д.), которая содержит иррациональное число, в данном случае отношение единицы к квадратному корню из двух. На самом деле, это очень удобно для иллюстрации знаменитой теоремы Пифагора.

Под рукой у меня всегда стоит короб с цветными карандашами, включая полный набор «Berol Karisma» – одни из лучших карандашей, выпуск которых сейчас, к сожалению, прекращен. Бумагу, на которой я пишу каждую свою книгу, я маркирую при помощи цветных полос вдоль верхнего края листа. Всю стопку бумаги я размечаю заранее, за один раз. Моя нынешняя книга – это теплое сочетание тыквенного оранжевого от «Karisma» и венецианского красного от «Faber Castell». Порой я думаю, что мне следовало бы четко указать, в какой тональности я пишу тот или иной отрывок – на данный момент это ре минор, – но это было бы глупо, в отличие от раскраски страниц, которая точно имеет смысл.

На столе передо мной стоит маленький анероидный барометр, подарок моего сына Тома, который также показывает мне температуру и влажность. Рядом с ним лежит часть оборудования, используемого для обнаружения темной материи или, по крайней мере, попыток её обнаружить. Её мне подарили ученые из лаборатории Резерфорда-Эпплтона. Это стеклянный цилиндр в медном корпусе, размером с небольшой снежок, но намного тяжелее. Я использую его как пресс-папье для своей рукописи, а потому он может продолжать обнаруживать темную материю или Пыль, когда меня нет рядом. Я также всегда держу под рукой бинокль, потому что мне хочется иметь возможность наблюдать через окно за интересными птицами. Иногда мимо пролетает малая белая цапля, а прямо сейчас над церковной башней кружит красный коршун.

Красный коршун в полете
Фото: Drew Buckley/Rex/Shutterstock

Еще одна удобная вещь, которую я рекомендую использовать любому писателю, – это набор карточек Мириорама. Я сам часто к ним обращаюсь. Думаю, идея таких карт возникла где-то в начале XIX века. Всего их 24, и каждая показывает фрагмент пейзажа, иногда с человеческими фигурами, иногда без них. Вы можете размещать их в произвольном порядке, и картинка в любом случае сложится идеально, так что вы сможете создать огромное количество самых разных сцен. Рэймонд Чандлер говорил: «Если сюжет зашел в тупик, пусть в дверь войдет человек с пистолетом». Или выберите карточку Мириорама, а то и несколько, и посмотрите, что приходит на ум.

Самым новым обитателем моего рабочего стола является прекрасный бронзовый Будда XV века из Мьянмы, который жена подарила мне на день рождения. Его глаза имеют характерную асимметрию, описанную Уильямом Эмпсоном в «Лике Будды» – книге, которая была написана 70 лет назад, но опубликована только недавно.

На расстоянии вытянутой руки от меня лежат две или три неаккуратных стопки книг, которые я сейчас активно использую в работе. В основном это книги о Центральной Азии и карты. Карты! Они покрывают стены комнаты, они рядами стоят за моим ноутбуком, они часами поглощают мое внимание. Казахстан и Узбекистан, Таджикистан и Кыргызстан! Горы, пустыни и озера! Но в этих стопках есть еще и сборники поэзии – Райнер Мария Рильке , Уоллес Стивенс , Поль Валери . И словари, конечно.

Ближе к центру стола лежит моя раскрашенная стопка бумаги и ручка. Я пишу шариковой, потому что это удобно. Перьевая мне не подходит, потому что я не знал бы, когда придется остановиться из-за того, что закончились чернила. А мне хотелось бы это знать. Поэтому я использую шариковую ручку – «Montblanc», если быть точным, у неё наиболее сбалансированный корпус из всех, что я когда-либо держал в руках. И да, я готов рассмотреть предложения о спонсорстве.

Вижу, что до сих пор не сказал ничего о работе как таковой. Вместо этого я размышлял обо всяких штуковинах, что меня окружают, но даже не упомянул увеличительное стекло, или стикеры, или свои «чётки для нервных». Возможно, всё это лишь пустая трата времени. Хождение вокруг да около, чтобы в результате никуда не прийти. Но чем еще, по-вашему, писатели занимают свои дни? Писательством?

Коротко:
Слова: каждый день я исписываю три листа A4 с узким интервалом, что составляет примерно 1000 слов
Время, потраченное впустую: на моем рабочем компьютере нет «Твиттера» или электронной почты, поэтому я не отвлекаюсь на такие вещи
Часы работы: я начинаю около 10 утра и продолжаю примерно до часу дня, а затем, если это необходимо, работаю еще с 5 до 7 вечера, чтобы догнать текст до привычных трех страниц. В остальное время я просто отдыхаю.

Перевод: Count_in_Law
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ