4 Если выбирать между горем и ничем, то я выбираю горе.

Если уткнуться головой в подушку, и не обращать никакого внимания, что ты спишь в архаической ночной рубашке, ставшей реквизитом национальной комедии, и то, что ты спишь в несвежей постели своей бездетной жены, то непременно забудешь взгляд пустых диких желтых глаз, как у кошки, смотрящих на тебя с ненавистью. Вернее, они так смотрят на всех мужчин. С ненавистью на весь мужской род. С ненавистью. Ох, уж этот женский взгляд из глубины себя, выворачивающий твою душу…
Если муж католик, и две маленькие дочки, возможна ли другая любовь? Она просто принесла ему воды, а унесла у него сердце.
Если нет денег, то прощай. Но вот, кто-то, оттуда с сардонической усмешкой подбросил ему бумажник, в котором находилась тысяча семьдесят восемь долларов. И Муж- католик добровольно отдает ему свою жену, выдав ему банковский чек на триста долларов на один обратный билет.
И начались приключения, приключения тайной любовной связи, которые будоражат, бросают вызов условностям, возникает желание взять эту тайную любовь и сделать респектабельной. Но, увы, эта тысяча ничего не решает, нужно работать. И, несмотря на то, у пары с тайной любовной связью медовый месяц, нужно работать, потому что медовый месяц должен быть всегда. Либо рай - либо ад.
К сожалению, я не рассмотрела любовь. Она и возникла как-то никак со стаканом воды, и развивалась не очень активно, в основном решала Шарлотта. Она решила, она уговорила, она играла первую роль. Ничего интересного не получилось, любовь изначально была обречена.
И еще, Уильям Фолкнер не подпускает нас близко к героям. Они условно холодны. Не проникаешься состраданием к героям тайной любви. Она, немотивированно бросившая все, включая двух деток, девочек. И он, непонятно чего хотевший в этой жизни. Печальная история с печальным концом. И радости в этой любви было немного. Сгусток горя. Фолкнеру, кстати, не нравятся и семейные пары-долгожители. Эти старые супружеские пары – эти типографические копии, тысячи похожих лиц, расположенных друг подле дружки, невероятно бесчувственные и навсегда изолированные от завтрашнего дня.
Если память существует вне плоти, она перестает быть памятью, потому что она не будет знать, что же она помнит, а потому, когда ее не стала, то не стало и половины памяти, и если не станет меня, то кончится, вся память… Вот так.