5

Сергей Сергеевич Аверинцев. Поэты.
Хочется произносить это голосом, сосредоточенным на внутреннем свете слов, очищенном от лишних интонаций. Помните баночку крема из болотных трав, попавших однажды в руки несчастной жене инженера, счастливой подруге Мастера?
Зачерпываешь, широким мазком втираешь в кожу и обретаешь способность летать.
Нет. Плохой пример.
Ведьмовские зелья не могут иметь отношение к текстам Аверинцева. Я бы назвала его Принцем литературоведения. Не могу иначе передать вам ощущение богатства текста, его благородства, его духовной чистоты. Высоты.
Вот он говорит о поэзии, но это и о нем тоже:

это вообще не «чтение», единственный способ контакта с ней — войти в нее и дать ее словесной стихии сомкнуться над своей головой.

Почему принц? горячий сердцем наследник древнего рода, рода знающих, Аверинцев цитирует поэтов исключительно на языке оригинала. И вы начинаете слышать... понимать... Вы уже сравниваете тесты Ефрема Сирина на древнесирийском с похожими местами из библейский текстов на древнеарамейском, а разве существовала жизнь, в которой вы их не знали?
Хочется изучать латынь, армянскую историю, петь псалмы и собирать немецкий фольклор.
Иногда, говоря о русских поэтах Аверинцев переходит на язык совершенно (птичий) филологический, и тут вас настигает наконец прозрение: все что вам раньше казалось литературоведением, таковым не являлось, а было так... науч-попом.
Итак, о чем книга? О божественной поэзии. О Божественном в поэзии. О даре поэзии. О том, что поэзия не сводима ни к биографии поэта, ни к его времени, ни к литературному моменту.

У поэзии в строгом и узком смысле этого слова всегда имеется еще одно измерение.

О Вергилии. Поэте, почитаемом при жизни как император. При его появлении вставали римские стадионы. Поэт, с которого началась интимность переживаний в поэзии, ее психологическая достоверность.
О Ефреме Сирине. По уровня мастерства сравнимом с создателями библейских текстов...
О Григоре Нарекаци, гении и святом, что так редко сочетается.
О Державине, сделавшем первый шаг от абстрактного к личному в русской поэзии. Сам он даже не заметил произведенного переворота.
О Жуковском, самом гениальном переводчике. Да нет, первом переводчике, не только в России, но и в Европе. До него не было переводов, а были только "вариации в духе ...".
О Вячеславе Ивановом, единственном истинном русском символисте.
О Клеменсе Брентано, обладавшем магической властью над словами и звуками.
О Мандельштаме... который боялся до смерти, но не мог быть никем иным, как только Героем.
О Честертоне... сегодня католическая церковь рассматривает вопрос о его канонизации.
О Германе Гессе. Это отдельная тема.
Вам о чем-нибудь говорят 87 выписанных цитат из книги? Они прекрасны... Но читать это целиком еще прекрасней. Не бывает ведь цитат величиной в целую главу, а как жаль...

P.S. Для тех, кто хочет послушать - ссылка в комментарии.