Рецензии на книги издательства «Коло»

Довольно любопытный пример изложения историком-позитивистом позапрошлоговека (профессор умер в 44 года, с другой стороны, не дожил до ХХ века иреволюционных ужасов!) сложных религиозно-философских проблем, связанных свытеснением язычества христианством. Изложено добросовестно и по-своему,профессионально, хотя речь и идет о научно-популярной работе. Но крайне наивнойвыглядит апологетика христианства, особенно в двух последних главах. Когда речьидет о более ранней философии, вообще возникает вопрос, насколько аутентично еерассмотрение через последующую библейскую призму (это же и вопрос кхристианским эрудитам советского периода, вроде Лосева и Аверинцева). Если речьо полемике, то справедливо ли утверждать, что стоическая мораль «ниже»евангельской, а подвиги А.Тианского «уступают» христовым (таким же сказочным,конечно).

Из серьезных недостатков бросается вглаза то, что автор не затрагивает тему гностицизма, но, возможно, тогда проэто мало что знали. Но чтение (для неспециалистов) довольно неплохое, а то, чтоуровень корелиных-кареевых выглядят по сравнению с совковой «историографией»недостижимой высотой – так в том старые историки не виноваты.

Первые абзацы вводят в недоумение. Но благодаря своему правилу "100 страниц" я не остановилась и продолжила читать. Сначала было интересно местами, потом практически все. Читала эти маленькие истории с увлечением. Главным открытием стало слово "удоробье", из-за которого я раньше спорила с мужем: он уверял, что такое слово есть (сам с Новгородчины), а я уверяла, что это только его узкий круг использует. Благодаря Наталье Галкиной я узнала, что муж оказался прав))

Читая некоторые из этих коротких историй, смеялась в голос. Над другими задумывалась и даже откладывала книгу, чтобы поразмышлять. Забавным нашла и то, как появилось название книги - это стоит прочитать.

Все было хорошо, пока в сборнике не дошла до первого романа ("Пишите письма"). Дальше читала почти по диагонали. Сюжет как бы отсутствует и как бы присутствует.
"Нездешнее небо" понравилось по замыслу, но совершенно убило словечками и фразами, которые выглядят совершенно искусственными в устах странной девушки-спасительницы. Но сама история про небо, которое видел только герой, впечатлила.
Из остальных произведений любопытной показалась "Ненаселенка" и "Огнь".

Рекомендую из этой книги именно "Ошибки рыб".

Приятная книжка для своих. Об этом и тираж намекает — 400 экземпляров, ровно по числу российских скандинавистов, их родственников и друзей.

Книга составлена из маленьких, максимум десяток страниц, очерков-воспоминаний о ведущих филологах и переводчиках. Конечно, такие короткие зарисовки не могут дать сколько-нибудь полного представления ни о героях, ни тем более о становлении или проблематике отечественной скандинавистики. Читать книгу — как свайпить старые фотографии: а помнишь? а где она сейчас? ой, смотри, какая жуткая мода была! С подругой за аперолькой посидеть — милое дело. Присутствовать при таком разговоре в качестве третьего лица — боже упаси.

Хотя нет. И «третьему лицу», возможно, будет интересно заглянуть на кухню переводчика и проникнуться духом времени. И отложить на будущее десяток-другой потенциально интересных книг (бедный мой список для чтения). И мысленно поучаствовать в вечном споре о «правильном» Карлсоне — куда без него!

Что забавно, увлекательность отдельного очерка зависит не столько от масштаба личности, о которой идет речь, сколько от рассказчика. Расположены очерки в алфавитном порядке, по фамилиям героев, и после текста о великом Адмони, который больше похож на характеристику «по месту требования», я чуть было не закрыла книгу навсегда. Но вытерпела и была вознаграждена чудесными миниатюрами из жизни отечественной филологии.

Как и подобает мемориально-подарочному изданию, книга выглядит очень достойно: ослепительно-белая толстенная бумага, тщательная корректура, качественная верстка. Приятно держать в руках — и осознавать, что дань, собранная автором сборника с нордических аналогов Британского Совета, была потрачена с толком. Ура.

Стоит на территории Финляндии, бывшей территории России вилла Рено, говорят, как-то связанная с тем самым французским магнатом, бывший пансион, повидавший на своем веку расцвет и закат держав и империй, великих ученых и общественных деятелей, поколения влюбляющихся, играющих свадьбы, растящих детей, теряющих их на многочисленных войнах, словом, много воды утекло с тех пор.

Такой многослойный исторических пирог не мог не вдохновить деятелей искусств: как мотыльков манили их тайны каскадов виллы Рено — писателей, сценаристов, режиссеров, пытаясь постичь прошлое они погружаются глубже и глубже в реку времен, иногда забывая, где настоящее, а где прошедшее, где вымысел и где интерпретация.

Герои переходят из одного времени в другое, иногда даже из одного агрегатного состояния во что-то совершенно отличное, перемещаясь порой в реальность чьих-то заметок или снов. Повествование такой же поток сознания, на секунду отвлекся, зазевался — и уже не понимаешь, как тут оказался, какое отношение имеют друг к другу все эти финские и немецкие близнецы, некоторые из которых утонули в пруду, а некоторые нет, и о каких именно Танечках и Вандах идет речь.

Книга, наверное, хорошая, но я слишком в ней потерялась. Большую часть всех этих скачков из прошлое в еще более далекое прошлое, из одной истории в слабо связанную с ней другую историю, мистических описаний природных явлений и прочих странных диалогов и околосюжетных вставок я провела в таком коматозном состоянии, из которого периодически меня пробуждали (прям как Герцена, ага) внезапные ядовитые отповеди Сталину (к чему это было?) или нимфеточно-сучечные нарочито-вычурные ругательства пары главных героев, имена и характеры которых я чудом более-менее запомнила (как будто слова остались неиспользованные и автор в спешке их распихивала по роману).

Очевидно, роман битком набит отсылками, аллюзиями, референсами и прочим, но кажется, будто попытка все это разгадать выльется по времени в диссертацию. Но типично русская черта напиться до белых чертей и начать анализировать каждый лист, упавший с дерева, перенасытить скрытым смыслом результат подобных многодневных упражнений, а потом еще уйти в запой, если не найдется желающих для обратной умственной эквилибристики у меня лично уже давно не вызывает особого энтузиазма.

Кинематографическая группа приезжает работать в посёлок Комарово. На территории виллы Рено, где идут съёмки, течёт особенный ручей, вода в котором обладает памятью. Он связывает обитателей Комарово конца ХХ века с обитателями Келломяки (как раньше называлось Комарово) начала века. На этом сюжете Наталья Всеволодовна выстраивает свою книгу, в которой помимо придуманной истории содержится очень много информации об истории Карельского перешейка со всеми его совестко-финскими перипетиями. Написано с такой краеведческой любовью, что мне сразу захотелось почитать что-нибудь похожее про Красноярск, Хакасию или Томскую область, чтобы съездить посмотреть непосредственно на то место, в котором происходят события.

Теперь о проблемах. В романе чётко выстроена дихотомия "прошлое-настоящее" и "хорошее-плохое". Всё старое, российскоимперское, - это замечательно, культурно, изящно, правильно и морально, всё настоящее - корявое, плохое, пошлое и т.д. Что характерно, по отношению к героиням прошлого не прозвучало ни одного плохого слова, но каждая героиня из современности хоть раз, да была названа "шлюхой", "нимфеткой" и прочая. Барышни прошлого имеют типаж святых, девушки настоящего - типаж шлюх Такая вот интересная у автора олдскульная мизогиния. Назвать этот роман актуальным никак нельзя, он, как и прочая парфёновщина про "Россию, которую мы потеряли", к нам нынешним никакого отношения практически не имеет. Ну разве только как лишний повод посыпать голову пеплом ещё раз, но на наших головах уже свободного места нет, если честно.

Второй напряжный момент - превознесение аристократического и интеллигентского классов и плевки в сторону всего рабоче-крестьянского. Какие светлые были люди, какие просвящённые, как они элегантно на верандах чаи попивали, не то что эти лапти тупые, которые только швыркают, да сопли рукавом утирают. Спасибо, конечно, на добром слове, Наталья Всеволодовна, да только прекрасная аристократия именно на швыркающих крестьянах свою веранду и построила. Собственно поэтому я не люблю все эти причитания по потерянной Россиюшке. Потому что все мои предки как раз были теми самыми презираемыми лапотниками, а я имею образование и какие-никакие права не благодаря ясноноликим Романовым.

На выходе получаем очень красивый роман, пускающий слюнки на прекрасное прошлое этой страны. Я планирую ещё что-нибудь у Галкиной почитать, потому что пишет она хорошо. Хочу узнать, всё творчество у неё лежит в рамках православно-некрофильского жанра или нет?

P.S. А Галкина как в воду глядела. В ноябре 2013 года сгорела-таки вилла.

Небольшое количество сохранившихся до наших дней руин древних городов, погибших от разных причин, имеет огромное значение для истории. Такими городами в разное время стали: Помпеи, Стабии и Геркуланум в Италии, Олинф в Греции, древний урартский город на Кармир-Блуре в Закавказье и некоторые другие. Вот уже на протяжении нескольких веков к Помпеям, дающим возможность изучить жизнь античного города с наибольшей полнотой, проявляют большой интерес учёные, искусствоведы, писатели, любители старины и простые путешественники. Этому древнеиталийскому городу с трагической судьбой посвящено множество научной, научно-популярной и даже художественной литературы.
Среди обилия европейской и американской литературы, преимущественно описательной, данная книга профессора Марии Сергеенко – пожалуй, первая в советской историографии, которая к тому же вобрала в себя все последние (на момент первого выхода книги в далёком 1948 г.) данные исследований останков города.
Книга обстоятельно исследует не только гибель Помпеи, ни и двухвековую историю раскопок города: от простого грабежа, до строго научного сбора археологического материала. Как жили жители этого рокового поселения в далёком прошлом, по каким улицам прогуливались, в каких домах жили, чем питались, как отдыхали и чем занимались – обо всём этом и не только подробно рассказывает, опираясь на материалы раскопок, автор Мария Сергеенко.
Читая эту книгу, будто сам прогуливаешься по улицам города, вдыхаешь запахи двух тысячелетней давности, рассматриваешь фрески на городских стенах и посещаешь бои гладиаторов в местном амфитеатре. «Помпеи» М.Е. Сергеенко – во многом благодаря удачному сочетанию научности и хорошего авторского стиля вполне подойдут как простому читателю-любителю, так и учёному-исследователю.

Удивительная история. Странная, загадочная. Завораживающая. Исторические реалии здесь переплетаются с художественным вымыслом, а прошлое причудливо смешивается с настоящим. Эдакая фантасмагория в исторических декорациях. Читать интересно, но безумно тяжело, я наверное никогда ещё так долго не читала небольшую, в общем-то, по объёму книгу. Постмодернизм всё же такой постмодернизм... Какие-то невероятные скачки во времени и пространстве, загадочное деление на главы, чуднОй язык, странные сюжетные обрывки и стилистические выверты, - уловить там логику и последовательность абсолютно невозможно. Остаётся только смириться и просто плыть по течению рассказа. А течение это медленно, но верно несёт читателя по волнам истории, то к одному берегу прибьёт, то к другому...

Вот "вечные дачники", невольно запертые на Карельском перешейке на двадцать с лишним лет:
"Все тут было как в России прежней, время словно остановилось несколько лет назад. У этих переселенцев, вечных дачников, был свой, совершенно на особицу, жизненный опыт вести полуфермерскую-полуусадебную жизнь, они не претерпевали голода девятнадцатого и двадцатого годов, не ведали красного террора, волны эпидемий, насилия, убийств миновали их. Они мало знали о своей родине, помнили ее такой, какой оставили, как не видевшие покойника помнят его живым, они говорили на языке, почти несуществующем (на этом несуществующем, слегка подзабытом русском потом писал Набоков), прежнем, не слыхивали слов «Рабкрин» и «Наркомвнудел», например, им были неведомы новые праздники, для них не отменяли старых. Здесь жили реликтовой русской жизнью, этнографический феномен, театр для актеров".

Вот импозантный нобелеат академик Павлов, учёный с мировым именем, вынужденный работать и жить в суровое советское время:
"— Вы поражаете мое воображение, — сказал он академику Павлову. — Вы и окружающие вас ученые продолжаете работать в волнах хаоса, затопляющего Россию; вы работаете отчаянно, преодолевая голод и нищету, вы фантастически талантливы и напоминаете мне библейских праведников, благодаря которым Бог не разрушает погрязшие во грехе города".

Вот святой Иоанн Шанхайский, в это же время посланный с православной миссией за пределы России:
«Иоанн Шанхайский в 1949 году находился со своей паствой на острове Тубаобао в лагере беженцев. Остров находился на пути следования тайфунов. За 27 месяцев существования лагеря тайфуны пощадили его. Филиппинцы говорили: „Русским нечего бояться, их босоногий святой человек благословляет каждую ночь лагерь со всех четырех сторон, обходя его дозором“».

А вот талантливый хирург, профессор медицины и епископ Русской православной церкви Войно-Ясенецкий, проведший в ссылке 11 лет из-за политических репрессий и тоже причисленный после смерти к лику святых:
«Суд над врачами, несправедливо обвиненными во вредительстве, времен гражданской войны в Ташкенте. Общественный обвинитель — глава ЧК латыш Петерс; Войно-Ясенецкий в числе медицинских экспертов.
ПЕТЕРС: Скажите, поп и профессор Ясенецкий-Войно, как это вы ночью молитесь, а днем людей режете?
ВОЙНО-ЯСЕНЕЦКИЙ: Я режу людей для их спасения, а для чего режете людей вы, гражданин общественный обвинитель?»

Это не вымышленные персонажи. Это реальные люди, прошедшие свой непростой путь в тяжёлое, смутное время.

А течение, между тем, всё кружит и кружит по берегам истории, выбрасывая читателя то в прошлое, то в настоящее, где про этих людей съёмочная группа снимает кино:
"— Кой черт «на самом деле»?! Я имею право на художественное видение! На вымысел! Я снимаю ху-до-жест-вен-ный фильм!
— По моему роману, — заметил Урусов.
— По моему сценарию, — уточнил Вельтман.
— Если сценарий отличается от романа, фильм тем более может отличаться от сценария. И все они, оптом и в розницу, могут не совпадать с действительностью, тем более что мы о ней ничего толком не знаем".

Удивительное место. Удивительное время. И удивительная книга. Спасибо тому, кто когда-то мне её посоветовал, отозвавшись на просьбу "почитать что-нибудь необычное про Петербург или его окрестности". Стопроцентное попадание.