Рецензии — стр. 11

На книге «Сумма биотехнологии» нет привычного уже деревца фонда «Династия»: в этом году фонда, поддерживавший фундаментальную науку, не стало. Он пал жертвой закручивания гаек в наше неспокойное время.

Однако есть в этом нечто поразительное: в самые непростые для науки времена в России выходят лучшие научно-популярные книги. «Сумма биотехнологии» — восхитительный и вдохновенный гимн во славу науки, которая, несмотря на идеологические, финансовые и социальные препоны, с завидным упорством продолжает и продолжает делать нашу жизнь лучше.

Если вы любите книги, в которых три тезиса разбавляются сотнями страниц мутной воды и десятком примеров — эта книга не для вас. Уже на второй странице первой главы автор рассказывает, как учёным удалось сделать сыр кошерным и получить из козьего молока биосталь. Панчин бомбардирует читателя примерами того, как генная инженерия может сделать и уже делает жизнь людей лучше, проще и (что немаловажно) длиннее, попутно намекая: а каким же будет эффект, если этой дерзкой и важной науке не мешать?

Увы, единственная книга, в которой описан упомянутый процесс клонирования человека с использованием клеток из ребра, не содержит ссылок на источники, а коллектив авторов не указан. В ней нет подробного описания экспериментов или воспроизводимой методологии по созданию клона. Есть только упоминание, что ряд особей, полученных в результате неудачных экспериментов над людьми, позднее были утоплены вместе с кучей подопытных животных. Едва ли такое обращение с людьми и животными получило бы одобрение этического комитета в приличном университете.

Автор не сюсюкает с читателем, но и не пытается пришибить его неудобоваримым языком. Вместо того, чтобы обходить сложные для понимания темы, он выбирает для их изложения остроумные аналогии и яркие примеры. Много ли вы помните о генетике из школьного курса биологии? Что-то про доминантные и рецессивные гены? А после прочтения «Суммы биотехнологии» вы расскажете изумлённому книжному клубу процесс генной инженерии на примере томика «Войны и мира», а друзья-алкоголики узнают, как выделить ДНК из клубники с помощью бутылки рома.

Есть и ещё одно удивительное свойство этой книги: всегда охватывает восторг, когда я обнаруживаю, что меня с самыми разными людьми объединяет общее культурное пространство. Одно дело, когда умный человек рассказывает тебе, как работает генная инженерия. Совсем другое — если он при этом цитирует Тима Минчина и Лема, объясняет жизненную стратегию бактерий на зергах, и объясняет истоки названия фильма Gattaca.

Оптимизм Панчина заразителен: он искренне убеждён, что разум когда-нибудь победит, люди, сдерживающие каток прогресса, никогда не смогут его остановить, а у человечества всё будет хорошо — если не при нашей жизни, то чуть позже. И, знаете, я теперь тоже в это верю.

Кто-то подумает, что это всё лишь красивые игры учёных, не имеющие прямого отношения к нашей повседневной жизни, — и будет не прав. Уже сейчас мы умеем переносить готовые гены из генома одного организма в геном другого, создавать любые последовательности ДНК, менять саму ДНК и даже самые фундаментальные основы жизни — генетический код. Эти технологии в конечном итоге позволят исправить многие несовершенства окружающего нас мира: побороть голод, избавиться от наследственных заболеваний, от которых страдают взрослые и дети, продлить людям жизнь. «Играем ли мы в Бога?» — спросите вы. Не думаю, что мы конкурируем с ним в этих задачах. Во всяком случае, я не вижу, чтобы Бог решал за нас перечисленные проблемы. Вот мы и вынуждены справляться сами.

А на смену «Династии» пришёл фонд «Эволюция», в чей совет вошёл и Александр Панчин. Поход против невежества продолжается Победа будет за нами.

Дарвин! Как много в этом звуке… а вот и не много. Книга об одном из крупнейших ученых в истории человечества, о дедушке, который доказал, что произошли мы от обезьяны, о том, кто продолжает рулить биологией спустя 130 лет после своей смерти… имеет в активе всего-то два читателя, один из которых я. Нет, так жить нельзя.

***
Лица очень восточной национальности пытаются доказать свое:
— И вы вправду считаете, что вы произошли от обезьяны?
— Ну нет. Лично я произошел не от обезьяны. Да и все ныне живущие люди тоже вряд ли имеют в родителях обезьян. Но вы недалеки от истины.
— Нет, нас создал Бог.
— Хорошо. Но тогда ответьте мне: зачем Бог дал вам волосы на спине? И это я только про спину говорю…

Вот он, наш герой — на обложке. Настоящий ученый: большая белоснежная борода, как у Санты, высокий лоб, идеальная лысина, какой-то сюртучишко, а самое главное — добрейшие глаза. Ну вылитый наш Лев Николаевич!

Портрет Дарвина кисти Максима Чертанова — довольно занимательный рассказ о развитии естественных наук в XIX веке, где, конечно, наш герой есть центральная фигура и краеугольный камень. Любите Англию XIX века? Тогда вам и «Дарвин» должен понравиться как помесь приключенческого романа, научного детектива, производственной драмы и немного семейной комедии.

Ох, сколько бы я хотел написать про книгу о Чарлзе Дарвине! Я ленивый читатель, но при этом умудрился сделать пять страниц выписок (столько всего интересного!), которые, впрочем, куда-то пропали. Поэтому о нашем герое — кратко и по памяти, дабы не отнимать времени у читателя.

• если бы мистер Дарвин был на лайвлибе, он бы отмечал здесь детективы и дамские романы (сам не читал, но слушал супругу)
• наш герой не был ни гуманитарием, ни математиком, зато так называемый естественнонаучный интеллект был на высоте: идешь по лесу и все тебе кажется родным, все подмечаешь
• мистер Дарвин был гуманист в самом широком смысле этого слова: он не мог понять, зачем, например, кошка мучает мышку; Бог не мог такого позволить, а значит кошку создал не он
• если бы фейсбук был в XIX веке, самые знатные срачи разводили бы ученые: выясняли отношения, клеветали, истерили, дружили, отрекались и проч., то есть вели себя они более чем по-бабски
• а кто все-таки создал такую кровожадную кошку?

***
Пришел в музей палеонтологии. Стою перед огромной ракушкой, в которой с легкостью бы поместилась небольшая собака. Ракушке 500 000 000 лет. «Ну здравствуй, сестра», — говорю я ей.

На вопрос, кто создал кровожадную кошку Дарвин ответил в 1859 году, выпустив «Происхождение видов» и позже дополняя и исправляя книгу. Наука — тяжелый труд. Дарвин, к слову, мог неделями наблюдать за тем, как шмели опыляют цветки. И делать правильные выводы. Прошло 150 лет с того момента. 31% россиян считает, что человека создал Бог. 26% уверены в том, что человек произошел от обезьяны. 30% затруднились ответить: видимо, не дошла до них вторая сигнальная система.

Эволюция — это как игра в стулья. Играет музыка; кто успел, тот и сел. А если стула не хватило лично тебе — сделай собственный. Господь Бог будет не против.

Когда я смотрела книги, выпущенные в серии "Культура повседневности, именно эта, про магазины "Берёзка", казалась мне самой скучной. Какая ещё "Берёзка"? Наверняка это про какие-то элитарные магазины, появившиеся ближе к девяностым, где закупались всякие "новые русские" (такие у меня были ассоциации). И вот я неожиданно решила прочитать именно эту книгу. Удивительно, но из всего, что я читала в этой серии, она понравилась мне больше всех. А читала я исследования истории телесности, читала про кабаре. В общем, о том, что, казалось бы, должно быть мне более интересно. Исследования советского быта я люблю. Но именно это - о феномене потребления и торговле импортными товарами - как-то совсем не привлекало. И вот, я буквально за несколько дней "проглотила" эту книгу.
Она представляет собой текст диссертации на соискание степени кандидата наук и принадлежит авторству Анны Ивановой. Текст очень хорош и читается легко, нет какого-то невыносимого налёта научности. Конечно, он частично переработан (всякие там задачи-методы, предметы-объекты исследования отсутствуют), но, думаю, по большей части сохранён в своём оригинальном виде. Это свидетельствует о том, что автору хорошо даётся написание не только академических трудов, но и научно-популярных. От академичности здесь только бесконечные ссылки на всякие постановления, законы и выдержки, что порядком утомляет (потому что я всегда читаю все примечания, но если в данном случае их пропускать, то особенно ничего не теряешь). Также понравились отрывки из живых интервью, которые Иванова брала у различных респондентов, имевших отношение к предмету исследования.
Книга хорошо структурирована и подробно повествует о развитии торговли импортными товарами в СССР, охватывая прежде всего промежуток 60-80-х годов, во время которых активно развивались Внешпосылторг и магазины "Берёзка". Автор касается и более раннего времени, рассказывая о том, в чём заключалась суть продажи и покупки зарубежных (лучше сказать - редких), дореволюционных товаров в раннем СССР. Рассказывает об идеологической подоплеке гласного отсутствия (и негласного присутствия) импортных товаров на внутреннем рынке Союза и даже касается возникновения своеобразного культа роскоши и материального благополучия при Сталине. Но основное её внимание, конечно, сосредоточено на указанном временном промежутке.
Читатель узнаёт, как именно происходила торговля товарами импортного производства, кто мог на них претендовать и за что купить, можно ли было использовать при этом валюту или же существовали валютные заменители; чем и как промышляли спекулянты, что входило в перечень товаров зарубежного производства и существовали ли советские товары класса "люкс". Если коротко, то книга предоставляет огромный пласт интересной и познавательной информации, которая полезна и для общей эрудиции (если читатель интересуется темой советского быта) и для обсуждения. Анна Иванова не даёт каких-то личных оценок сложившемуся положению: в иных местах возникает ощущение, что при советской власти всё было "для людей", в иные моменты возмущает вопиющая несправедливость (и второе ощущение возникает гораздо чаще).
Любопытно было поспрашивать у родственников, заставших те времена, помнят ли они такие магазины. И действительно, некоторые их помнят и не только магазины, но такие какие-то валютные "островки" в отелях, аэропортах и ресторанах, где уже ближе к девяностым можно было купить импортные товары за валюту (отсюда я узнала, что означает сокращение у.е.) Более того, я обнаружила, что на Авито можно найти в продаже товары, купленные в "Берёзках" (даже фирменные пакеты). В общем, книга заинтересовала всерьёз и надолго. Когда я не так давно читала, например, про советские коммуналки, то было, конечно, очень интересно, но мало действительно новой информации. А исследование "Берёзок" открыло для меня целую неизведанную область. Одним словом, превосходная книга и читается достаточно легко, несмотря на кажущуюся на первый взгляд научность и большое количество сносок.

Книга значительно разочаровала. Очень часто я ругаю нон-фикшн за самоповторы, но здесь это почти половина книги, на 200+ страниц как-то совсем стремно. Так же немалую часть книги занимает реклама следующих книг автора, причем в духе - здесь я про это рассказывать не буду, мучайтесь чувством незавершенности. Начало книги посвящено краткой истории медицинского оборудования, а так же животным диагностам и это самая интересная часть. Все шарлатанские методы диагностики приведенные в этой книге я никогда не встречала и выглядели они слишком странными на мой взгляд. Согласна, что наука стала действительно сложной для восприятия и будь у тебя хоть три высших образования, если они не медицинские во многих процессах своей головой не разобраться и приходится верить на слово многим врачам. Алексей Водовозов утверждает, что его книга для людей пенсионного возраста, но на мой взгляд, с середины она становится труднодоступной и сложно воспринимаемой, в особенности для данного возраста.
По итогу, немного новой интересной информации, вполне приятно проведенное время, но советовать никому не хочется.
Забавно, что есть повторы с книгой, которую прочитала только что перед этой - Огастес Браун - Почему панда стоит на голове и другие удивительные истории о животных

Пожалуйста, пусть подобные книги читает, как можно больше людей.

Это первая российская книга о психических расстройствах, написанная людьми, столкнувшимися с неадекватным восприятием их психических расстройств.

Доступным языком обо всех самых распространенных психических заболеваниях: депрессия, биполярное расстройство, пограничное, шизофрения, синдром Аспергера, ОКР, панические атаки и даже циклотимия, которая для меня была совсем открытием.

Исследования, примеры, информация о лечении, о том, как чувствует себя человек с определенным расстройством, как жить с этим в российских реалиях. Я часто вижу мнение, что депрессия - это от скуки, вот в поле на тракторе нет времени на депрессии. Я сама сталкивалась и жила с людьми, страдающими биполярным расстройством, шизофренией, находиться с ними очень выматывает, это тяжело. Мне кажется, "Путеводитель" поможет понять больных и общаться с ними, потому что это на самом деле трудно, особенно, когда человек отказывается лечиться и признавать свое заболевание.

В нашем обществе принято бояться шизофреников, например, но люди с шизофренией навряд ли пойдут убивать других людей или как-то вредить вашему здоровью. Чаще всего убивают других людей вполне здоровые люди. Но эта стигма влияет на шизофреников, больные боятся лечиться, признавать болезнь, боятся, что не смогут больше никогда работать. Люди реально считают, что шизофреник способен их расчленить и съесть. Такие мифы ничуть ни лучше для общества, чем рассказы о том, что при депрессии надо просто радоваться жизни

В далёкие времена Средневековья опасность подстерегала на каждом шагу: можно было умереть в результате родов, неудачно свалиться с лошади и остаться на всю жизнь инвалидом или оказаться насмерть «замученным» докторами. Для человека тогда большое значение имела загробная жизнь, надежда попасть в рай и страх перед адом были для него реальностью, а не просто абстракцией.

Коллективный труд «Страдающее средневековье» знакомит читателя с историей и изменчивыми смыслами средневековых христианских образов. Мозаики, миниатюры и фрески наполняют странные, поразительные существа. Вызывающее, на современный взгляд, соседство святого и комично-непотребного, высокого и низкого (темы телесного низа) регистров было нормой в ту эпоху. Авторы называют такое сочетание «контрастным монтажом». Низкий регистр заключал в себе целый спектр значений: от смешной пародии до ассоциаций с плодородием и процветанием.
Многие предметы могли выступать и как символы добродетели, и как символы греха. Пример подобной дихотомии - часто встречающийся образ льва. Лев отождествлялся с евангелистом Марком и одновременно мог олицетворять сатану.
В книгах религиозного содержания присутствовали так называемые маргиналии – комичные или непристойные (или и то и другое) иллюстрации, расположенные не в центре листа, а на его окраинах. Одна из излюбленных тем маргиналий – телесный низ: пожирание и испражнение, дерьмо и семя, фаллос и зад, непристойность и плодородие. Вставки такого рода снижали пафос, огрубляли священные образы, выступая в качестве карикатур, пародий, своеобразного «перевёрнутого мира», где высокое и низкое менялось местами. К примеру, в принадлежащем одной французской даме часослове XIV века присутствует изображение «человечка в колпаке, напоминающем митру епископа. У него нет рук, зато есть огромный фаллос, который заканчивается ладонью, сложенной в жесте благословения».
Если неподготовленного читателя может поразить, что богобоязненные люди Средневековья позволяли себе такие вольности и проявляли повышенный интерес к скабрезным сценам, то для тех, кто в теме, это вряд ли будет новостью. Разноплановые сатирические изображения были важным политическим инструментом.
Решение американского журнала Life в 1948 году «отредактировать» публикуемую в нём миниатюру XV века, пройдясь ретушью по половым органам изображённых на миниатюре людей, иллюстрирует, как изменяется мировоззрение и как средневековая этика плохо сочетается с моралистскими предрассудками XIX-XX веков.

То, что в XV в. было приемлемо для заказчика-аристократа, спустя 500 лет показалось уже непристойностью.

Нередко можно встретить изображения гибридов (одна из форм монструозных образов, сращение человека и зверя). Согласно авторам, сегодня невозможно точно определить, какую роль должны были играть средневековые гибриды, эти одновременно устрашающие и смешные противоестественные существа. Одна из функций гибридов – демонстрация природы греха, зверя, скрывающегося в человеке. Другой задачей гибридов - забавных карикатур, не щадящих даже римских понтификов - было, вероятно, потешать публику.
Они могли также играть роль «амулетов», оберегающих владельцев рукописи от тёмных сил. Фигуры гибридов как способ напомнить об аде или просто декор, не несущий смысловой нагрузки? А может, средневековые творцы вкладывали в них какое-то иное, ускользающее от нас сегодня значение? Единого ответа не существует.

Смыслы, которые могли быть заключены в гибридах, столь же изменчивы и подвижны, как их тела.

Скрытый символизм позднего Средневековья хорошо просматривается на знаменитой картине Иеронима Босха «Сад земных наслаждений». До сих пор специалисты не смогли подобрать ключи ко всем загадкам этого полотна.
Несколько фрагментов картины:

Специфическая двойственность, переходы от высокого к низкому, от сакрального к профанному характерны для средневековой иконографии и, можно предположить, для средневекового мировоззрения в целом.
Однако наметились признаки перемен. На излёте Средневековья церковь, прежде снисходительная, стала враждебно относиться к подобным непристойным образам. Мир менялся, набирающее силу движение Реформации бросило вызов католической церкви… В Раннее Новое время (XVI-XVII века) средневековой визуальной вольнице пришёл конец, контроль за церковной иконографией постепенно становился жёстче.

В книге подробно разбираются образы Троицы, одного из ключевых символов христианства. Средневековые мастера задавались вопросом, как следует изображать три ипостаси Бога. Святого Духа часто изображали в виде голубя или языка пламени, Христа - в виде младенца или взрослого, а Бога-Отца – в виде старца с бородой (также существовало мнение, что поскольку Бог вездесущ, его невозможно отобразить). Такое изображение Троицы понятно современному человеку, но в Средневековье было и много других, нередко на современный лад странных, способов изобразить триединого Бога. Его могли представлять и как монстра, возможно, чтобы показать тождество трёх ипостасей и при этом подчеркнуть их различие. Троицу иногда представляли «с двумя или тремя головами на одной шее, с тремя лицами, смотрящими в разные стороны, или с тремя телами, слитыми воедино». Женоподобные образы, фигуры без пола могли подчёркивать вездесущность божественного начала. Необходимо было визуально донести до непросвещённых мирян абстрактный и сложный для понимания образ.

Рассматривается связь алхимии с христианской иконографией. Основной задачей (opus magnum) алхимиков было отыскать философский камень, который, как считалось, можно было получить путём ряда манипуляций над четырьмя неблагородными металлами. В результате они должны были превратиться в эликсир, превращающий металлы в золото. Алхимики в Средние века использовали христианские образы, чтобы поднять собственный престиж. Они, к примеру, проводили аналогии между эпизодами из Писания и стадиями алхимического процесса.

Подобно воскресению, сублимация – переход вещества в газообразное состояние – подразумевала движение ввысь.

Повседневность также проникала в иконографию. Художники порой создавали иллюзию реальности, изображая священные сюжеты в привычной для зрителей того времени обстановке. Шпиль готического храма мог неожиданно возникнуть на изображениях Голгофы.

Образы отнюдь не были статичны. Их трансформацию легко проследить на примере Иосифа, мужа Девы Марии. Его изображали и как «смешного и жалкого старика», и как подкаблучника на побегушках у своей жены (Иосиф дремлет, готовит еду для Иисуса, выполняет «женскую» работу). Наряду с комичными образами, существовали и одухотворённо-возвышенные (отец-кормилец, глава семьи). Иосиф как любящий отец и кормилец младенца Христа, добывающий пропитание во время бегства святого семейства в Египет. Одни и те же события могли трактоваться по-разному, в зависимости от целей (высмеять или возвысить), которые ставили перед собой мастера.
В XVI веке Марию, Иосифа и маленького Христа также изображали как идеальную семью, что, вероятно, повлияло на возникновение протестантской традиции семейного портрета.
Следует отметить, что заголовки в книге подобраны так, как это обычно делают авторы постов в соцсетях, стремясь привлечь внимание («Иосиф – подкаблучник или кормилец?», «Гендерный беспорядок: кто в семье главный?»).

Подытоживая, средневековое искусство совмещало сакральное и комическое, божественное и эротическое, грани между которыми были зачастую очень тонкими.

Вот я и закончила эту огромную книгу.

Читалась она легко и интересно. Роберт Сапольски известный ученый. Он рассказывает обо всем что я уже читала и даже немного больше. Многое я уже знала из другой литературы. Но автор все дополняет своими мыслями и идеями, это интересно.

Написано простым и понятным языком, автор явно старался объяснить все так, что бы поняли люди, которые не близки к науке.

Книгу точно стоит читать всем. Советую.

Автор, как журналист, конечно же, знает, что чтобы уравнять два понятия, в данном случае фашизм и коммунизм – надо найти общие черты, а что-то извратить так, чтобы это выглядело похоже. Баунов читает по-áнглийски и по-испански, и он в этой книге расскажет неосведомлённому российскому читателю за историю. К слову, список литературы, как это принято у всякого рода любителей перевирать факты, предоставлен сгруженным в кучу в конце и без ссылок по тексту [у меня электронная версия, не знаю, как в бумажной], поэтому спорные данные и выводы то ли автор придумал, то ли не понятно откуда взял, может, из какой-нибудь áнглийской книжки. Я буду говорить только о части про Испанию, ссылаясь на книгу Javier Tusell - Historia de España en el siglo XX III. La dictadura de Franco .

Первая моя претензия, и, пожалуй, главная –из этой книги вообще не понять, а почему режим Франко, собственно, фашистский? Автор аккуратно зовёт франкистов то «противниками республики» то «противниками демократии», где-то проскочило определение их как фашистов, но это почти незаметно, да и в таком контексте, что, мол, не так страшен чёрт, как его малюют. Автор характеризует режим Франко лишь набором внешних атрибутов – отсутствие конституции, закрытость власти, архаичная риторика и т.д.

Франко по Баунову чуть ли ни отец испанской демократии [цитата звучит иначе, но считывается это так], и в отличии от стран «социалистических утопий» там был доступ к «джинсам и колбасе» [прямо так и написано]. Джинсы и колбаса – святое, кто будет спорить? Неужели есть люди, которые до сих пор считают эту риторику привлекательной?

В списке литературы вижу у Баунова книгу Хавьера Туселля, но почему бы ему, Баунову, не рассказать о тех цифрах, которые приводит этот автор? Почему бы не сказать, что жертвами Гражданской войны пали не какие-то 5% [откуда взята цифра не понятно], как он пишет, а от 400 до 625 тысяч? Почему Баунов не пишет о послевоенных репрессиях режима Франко? Где сто двадцать тысяч пропавших без вести? 700 тысяч людей, находящихся в концлагерях? 60 тысяч детей, отнятых у родителей? А 80 тысяч изгнанных из страны? И ни слова о Марокко. Автор на эти темы не рассуждает совсем!

Автор много говорит то о церкви, то о семейных ценностях, как Франко удержался у власти и зачем решил вернуть монархию. Дескать, это «неиспорченная» Испания, где мужчины сильные, а дамы прекрасны. Таким образом, вам не начинает казаться, что Испания Франко даже чем-то привлекательна? Откуда-то Баунов взял, что Испания при Франко стала 9 экономикой мира. Туселль пишет наоборот, что положение населения не изменилось, страна даже не была электрифицирована полностью, а рост экономики даже при вливании американских долларов был совсем незначительным.

Ещё из книги вы узнаете, что в Испании провели конкурс красоты, где участвовали девицы в бикини, появились джинсы со скандальной ширинкой, песни из США. А как с доступностью образования и медицины? Что с промышленностью? Что это были за испанцы, что катались во Францию и смотрели там фильмы и покупали автомобили? Это было доступно всем испанцам без исключения? Баунов пишет, что «советских дипломатов поражала» Испания и они вовсе не воспринимали её как кровавую диктатуру, но фамилию называет всего одну. Кто ещё, кроме Игоря Иванова, поделился с автором впечатлениями?

По тексту вы много найдёте сравнений с СССР нередко не в пользу оного, в СССР было хуже, конечно, ни джинсов тебе, ни бикини. Коммунисты выглядят как «крайне левые», которым только и надо было что церкви громить. Режим Франко, хоть и авторитарный, но, посмотрите, он родил-таки демократию. И, конечно же, реальной картины Испании XX века здесь нет.

Я никому не советую читать эту книгу. Призываю учить историю, чтобы не попадаться на такие похабно слепленные книги от журналистов, где используется недосказанность, подмена понятий и умолчание неудобных для автора моментов.

Я задала вопрос по поводу этой книги профессиональным историкам. Здесь, на 40 минуте 30 секундах комментарий к этой книге от людей, более разбирающихся в теме, чем я.

Где-то в аду Геббельс звонко апплодирует такому светлому образу фашизма, каким его рисуют некоторые сегодняшние пропагандисты. Гитлера и Геббельса нет, а дело их живёт.

P.S.  Так как у меня в комментариях зачастили почитатели этой книги и прочей риторики о ценности "джинсов и колбасы", обращаюсь к ним: Большая просьба, если вы не согласны с моим отзывом на эту книгу, то просто пройдите мимо. Уважайте чужое мнение и примите тот факт, что не всем интересен диалог с вами. Особенно это относится к пользователям ЛЛ, не осилившим нормы орфографии русского языка, прочитавшим менее ста книг, и не умеющим высказывать своё мнение сдержанно и без оскорблений. Узнали себя? Тогда к вам  просьба не утруждать себя бессмысленным печатанием букв под моей рецензией. Надеюсь на ваше понимание.

Светлана Бурлак добротно и с большим количеством примеров и ссылок на научную литературу показывает: обретение речи довольно дорого обошлось людям, но приобретение того стоило. Развитая коммуникация играла и играет немаловажную роль в прогрессе человечества от предковых форм до современного человека технологичного. Книга весьма широка, она рассматривает обретение речи с точки зрения биологии, социологии, лингвистики.

Лично меня удивило большое количество биологических сведений. От лингвиста все-таки ждешь в первую очередь лингвистики. Автор же рассматривает коммуникацию в природе (от насекомых до обезьян), рассуждает об эволюции человека, много пишет о моих любимых «говорящих обезьянах» (все не перестаю удивляться, почему про них так мало знают), проводит параллели с коммуникацией этих приматов и детей Homo sapiens. Преобладание именно анатомических, физиологических и этологических сведений в книге легко объяснимо. Автор рассматривает именно происхождение (пра)языка, и почти не касается дальнейшего развития языков во всем многообразии их форм.

Возникновение языка – явление сложное, многофакторное. Потому неудивительно, что необходимо рассматривать поведение, эмоции, реакции на окружающий мир, чтобы понять, как работают коммуникативные схемы. Так рассуждая о приматах, автор касается проблем передачи опыта, иерархии, социального поведения, таких понятий как справедливость или забота о ближних. С другой стороны, вследствие этой сложности, изучать коммуникацию у животных очень сложно. Например, меня удивил факт, что единственный расшифрованный сигнал у социальных животных волков – это «звук одиночества».

Нужно сказать, для меня книга оказалась в первую очередь сборником интересных фактов. Так как более-менее общие основные темы мне были известны и так, а вот различные примеры и нюансы смогли порадовать. А иногда радовал просто немного иронический стиль изложения материала. Особенно когда говорится о вещах вполне очевидных, но воспринимаются благодаря подаче они с интересом.

В языке, конечно, есть специальные (их называют «фатические») средства для поддержания контакта — это слова «здравствуй», «пожалуйста», фразы типа «как дела?» и т.п. Единственная «информация», которую можно из них извлечь, это примерно «я чувствую к тебе достаточную симпатию, чтобы стараться не вызывать твоего раздражения».

В общем, книгу весьма рекомендую, особенно тем, кто мало знаком с темой. В ней можно найти очень много любопытного. Единственное в чем можно ее упрекнуть – некоторое размытие и недостаточная систематизация в подаче информации. Но восприятию это почти не мешает.

Удивительное дело, что Уикхема перевели. Начали, правда, с легкой обзорной книги про Средние века, тогда как он знаменит своими книгами про пограничный период между Римской империей и варварскими королевствами (пресловутая «поздняя античность»), ну да ничего, возможно и до «Inheritance of Rome» и «Framing the Early Middle Ages: Europe and the Mediterranean, 400-800» доберутся.

Уикхема и читал, и полюбил уже довольно давно, когда доставка из Англии еще не так била по карману. Теперь жаба душит меня сильнее, но вот недавно я был в Хельсинки и опять не удержался, пошел в местную Академкнигу и набрел на «Medieval Rome: Stability and Crisis of a City, 900-1150» все этого же Уикхема. Так что в последнее время мне на него просто явно везет.

В русском издании данной книги стоит отметить вполне сносный перевод (хотя, конечно, иногда чувствуется, что переводчик не специалист в теме). Я сравнивал с англоязычной электронной копией, имеющейся в моем распоряжении, кое-где переводчик не улавливал, кое-где упрощал и спрямлял углы, но видно было, что у книги есть научный редактор (один из лучших игроков «Своей игры», между прочим).

Итак, чем же впечатляет Уикхем? Правильным масштабированием – он умело дает картину всей условной Европы: от арабской Испании до Византии, от Скандинавии до Балкан, при этом не оставаясь на уровне глобальных обобщений и не сваливаясь в мелочи. Грамотный социально-экономический анализ, динамика отмирания и возрождения налогового государства (за пределами Византии), феодальная раздробленность, исключения и правила – все это интересно, с примерами и юмором (да, с британским юмором).

Нравится мне и узнаваемый на третьей книге прием – каждая глава начинается с истории живого человека, с какого-то события, показывающего как относились к чему-то тогда (часто совсем не так, как сейчас). Потом будут обобщения и детали, но живой пример всегда делает такой рассказ ближе, человечнее, если можно так сказать.

Ждем новых переводов!