Рецензии

Стиви, черт бы тебя побрал, зачем ты со мной так?

Как, скажи мне на милость, ты снова сделал ЭТО? Каким образом из под твоего пера вышло ТАКОЕ?
Тебе больше заняться что ли нечем? У тебя жена, дети, внуки, а ты все пишешь и пишешь... И пишешь, черт побери, всем нам на зло! На твоем счету уже более семидесяти романов, но ты продолжаешь браться за свое. И что самое поразительное, так это то, что с каждой следующей книгой тебе удается нас удивить, даже когда кажется, что удивить ты уже ничем не сможешь. Да я спать не могу, размышляя о том, как ты на такое способен?
Порой мне кажется, что твои книги за тебя пишут тысячи и тысячи литературных негров, которые сидят в твоем подвале, закованные в ржавые, но очень крепкие цепи. И вроде можно было успокоиться, приняв эту версию за правду, но не тут то было! Никто не сможет повторить твой язык, твой фирменный стиль повествования и непредсказуемости сюжета.
Стиви, твою мать, ты меня слышишь? Я с тобой разговариваю! Не надо отнекиваться, говоря, что писание книг - это вся твоя жизнь. Ты мог бы плотнее заняться творчеством своей рок-группы, или пойти по пути кинематографа... Или купить себе домик на берегу озера и целыми днями сидеть в кресле-качалке, попивая горячий и пряный глинтвейн. Да разве в жизни мало дел, которыми тебе можно было заняться? Нет же, ты, как упрямый осел, продолжаешь писать и писать свои книги, чем каждый год заставляешь нас бросать все свои дела, отрываться от работы, не обращать внимания на родных и любимых - и все ради того, чтобы насладиться твоим очередным шедевром.

Черт побери, Стиви, ты - гений! Я тебя ненавижу, и я тебя обожаю. Да как можно тебя не любить??? А твои книги привносят в мою жизнь столько увлекательных и душевных мгновений, что я готов до конца жизни благодарить тебя за это.
И благодарю.
И буду благодарить...

Какое бесстыдство! Я-то думала, что просто почитаю хорошую приключенческую книгу, а меня совершенно бесцеремонно взяли за шкирку и закинули в середину девятнадцатого века куда-то к Северному Ледовитому океану на застрявшее во льдах судно британской экспедиции. Несколько дней я страдала от жесточайшего холода, боялась до дрожи жуткого стона крушащих всё вокруг льдов, удирала по корабельным снастям от настигающего меня чудовища, истекала кровью и гноем от изуродованных гангреной ног, жевала полоски засохшей кожи и отчаянно хрипела вслед оставляющим меня в безжалостных льдах товарищам. Это полное погружение, книга с три, четыре, пять-дэ эффектом, когда даже до страничек бледного увесистого томика дотрагиваться страшно, вдруг пальцы приморозятся?

Признаю, у книги есть один недостаток: перевод на русский язык довольно посредственный, а местами и вовсе неуклюжий (что, чёрт побери, за прилагательное «уэльский», когда всегда было «валлийский»?). В оригинале язык стилизован под старину (и, как утверждают англоязычные критики, очень удачно), на русском же витиеватая речь появляется только у доктора Гудсира. Впрочем, все недостатки перестаёшь замечать через сотню страниц, когда запомнишь всех персонажей, карту и разберешься во временных и пространственных скачках (на самом деле, всё это совсем не сложно). О, как бы я хотела прочитать это на английском, но, увы, слишком мудрёные термины (которые я и на русском-то не все знаю)... Чёртовы англоязычные буржуи, как им повезло родиться с тем же языком, что и Симмонс.

Автор очень ответственно подошёл к делу, проделав работу, сравнимую с написанием диссертации, так что все мелочи, которые были точно известны об экспедиции, были вплетены в роман. Имена, события, записки, восстановленные по находкам стоянки — всё это так и было. И эта рамка реальности накладывается на дьявольский натурализм, который уж не знаю, как смог описать Симмонс. Человек случайно дотрагивается до штыка на морозе голой рукой, и с руки сдирается целая полоска плоти. Корни волосяных луковиц кровоточат при цинге. Вкус лишайников и кожаных ремешков. Звуки скрежещущего во тьме льда и воющей вьюги. Где он мог всё это слышать, видеть, чувствовать, осязать? Дотошность описаний напомнила мне, как ни странно, «Таинственный остров» Жюля Верна, где каждое зёрнышко и попугаиное пёрышко было описано и задокументировано, оплетено цепкими сетями слов автора. Так и здесь — каждое дыхание членов экипажа «Террора» и «Эребуса» Симмонс умудрился загнать на страницы книги. Нельзя не сравнить Симмонса и с Кингом — есть что-то похожее в этой атмосфере нагнетения ужаса, когда визуальная картинка, психологическое давление и саспенс заставляют дрожать даже тогда, когда ничего страшного не происходит. И в то же время повествование подчёркнуто суховатое и отстранённое, хотя и идёт от первых лиц. Есть в этом что-то… Неуловимо мужское. Очень мужской роман, хотя очень и очень многим женщинам он тоже понравится до безумия.

Ох, а какие тут характеры! Поначалу они кажутся едва ли не стереотипными: пьяница-ирландец, напыщенный и самонадеянный капитан экспедиции, гора мышц без мозгов, которой полностью управляет хитрый-рыжий-вертлявый пройдоха-подстрекатель, наивный «книжный» доктор, видевший мир только чужими глазами. Но очень скоро эти образы раскрываются с неожиданных сторон, являя совершенно удивительные сложные грани характера.
Немного про «большую четвёрку», хотя и остальные персонажи выпуклые и интересные, а повествование часто ведётся от их лица.
Джон Франклин. Начальник экспедиции. Казалось бы, он действительно человек, «которого все любят, но никто не уважает». Ханжа, самоуверенный, зачастую откровенно наивный и глуповатый, какой-то… Жёсткий, несмазанный, негибкий и нечуткий к окружающему миру. Но, тем не менее, это человек, который съел свои сапоги, который питался лишайниками и мхом, выгрызая зубами собственную жизнь у природы — и автор подчёркнуто напоминает это много-много раз. Нельзя списывать его со счетов, как полукомического персонажа. Это внешние силы засунули моряка в высшее общество, втиснув обветренную шею в кружевное жабо — вот он и застрял в неопределенности.
Фрэнсис Крозье. Человек, который олицетворяет волю с большой буквы В. Он практически спорит с самим господом богом, в какой-то из моментов полностью перелепливая глину, из которой он создан. Сколько раз за роман он перерождался? Не счесть. Глубокий человек со своими тараканами.
Гарри Гудсир. Первоначально — «ненастоящий» доктор, который всё воспринимает восторженно, потому что, в отличие от морских волков, знает всю окружающую реальность исключительно по рассказам в книжках. И он либо сломался бы, либо заматерел и поумнел. Гудсир для меня раскрылся, как выбирается из кокона бабочка, в последних сценах, когда он появляется в романе. Очень сильный персонаж.
Помощник конопатчика Хикки. Про него просто нельзя не сказать: это такой безумный злодей, действующий по чисто человеческим принципам подлости, что в его существовании нисколько не сомневаешься. Его финал тоже потрясает и сносит крышу, кажется, в конце концов он смог переварить сам себя.

Некоторые сцены из романа хочется немедленно разбирать и анализировать с кем-то ещё, делиться эмоциями и впечатлениями. Таких моментов, которые сами по себе настолько сильные, что могли бы служить отдельным рассказом, огромное множество.

Под катом: большая картинка и немного полуспойлерных моментов.

У меня осталась пара вопросов после прочтения романа.
1. Зачем нужно было вводить гомосексуальную пару пожилого моряка и молодого юноши? Никакой особой ценности в их характерах я не вижу, для сюжета они тоже не играют особой роли. Неужели только для того, чтобы противопоставить их «плохим гомосексуалистам», которые по совместительству главные злодеи? Неужели действительно политкорректность?
2. Финальная сцена переродившегося Крозье на корабле. Совершенно очевидно, что засохшая мумия на кровати — это тело одного из тех, кто остался с основной частью экспедиции, после того, как похитили Крозье и Гудсира (ну, или один из тех, кто решил отколоться и вернуться на корабль ранее). Но почему свежеиспечённому говорящему с духами он показался движущимся и тянущим к нему руки? Была ли это душа человека из экспедиции — тогда получается, что «оживило» мумию чувство вины капитана Крозье. Или же это душа изученного льдами корабля, который, страдая от клаустрафобии и усталости, тянется к своему бывшему капитану с просьбой о достойном погребении? Сложный вопрос.

А шо я могу сказать за Кинга?
А то, что его новым романом в 1200 страниц вполне можно убить.
А то, что его фантастические допущение настолько простые, что хочется хлопнуть себя этой килограмовой томиной по лбу и возопить обиженно: "Да как же так, пока я тута колупаюсь, он уже все сюжеты придумает и использует", - и в то же время настолько парадоксальные, что читаешь, не отрываясь.
А то, что Кинг это вам не про монстряков всяких, не про нечесть, не про вампиров и жужелиц, а про человека, про его психологию, пусть и в необычных, причудливых и странных обстоятельствах.
А то, что его герои ни разу не Мэри Сью, и пусть они могут читать мысли и взглядом гнуть ложки, но они, невзирая на свои способности, прежде всего люди и люди страдающие и мучающиеся своей несовершенностью.

А "Под куполом"-то про что?
А "Под куполом" тоже прежде всего про людей, про мгновенное превращение группы людей в толпу, про то, как этой толпой просто управлять, про природу власти и жажду власти, про мужество, которое надо иметь на то, чтобы идти против течения, хотя у тебя дети, которых можно взять в заложники.
Короче, про жизнь и про нас с вами. Потому что мы тоже все под куполом - под куполом жизненных обстоятельств, различных неурядиц, безнадёги, безденежья, скуки, тоски. И всё равно даже под куполом надо оставаться Человеком и звучать гордо, невзирая на и вопреки всему.

Так что читайте. Кстати, перевод, выложенный на Флибусте я читать не смогла, хотя имена и названия там круче, пришлось требовать книжку на 8 марта и таки получить её в подарок на этот чудесный праздник, невзирая на)

ЗЫ. Стивен Кинг, батюшка, обещаю добраться до Тёмной башни осенью, и шлю тебе привет с Рязанщины в заморский штат Мэн, твоя неугомонная Рони.

Однажды некий великий писатель (тогда об этом величии не подозревал даже он сам — большинство критиков считали, что его опусы не стоят булочки с сосиской, а он только посмеивался) шел домой. Дорога проходила через мост; старые доски так трещали при каждом шаге, что писателю невольно вспомнилась одна старая сказка. Вот, прямо сейчас, из под проржавевших свай послышится грозный голос: ''Кто это идет по моему мосту?!''

Писатели, в отличие от обычных граждан, подмечают все подряд, цепляются за любую мелочь в поисках хорошей идеи. К тому времени, как наш сочинитель добрался до дома, он уже твердо знал: в этом что-то есть! Вот так один из величайших американских романов родился от скрипа досок под ногами.

Доподлинно неизвестно, почему Стивен Кинг решил вдруг сделать «Оно» ключевым произведением в своем творчестве; идея тянула в лучшем случае на небольшую повесть. Но этот замысел неожиданно вобрал в себя не только все основные мотивы кинговского творчества, но и его, так сказать, истоки, и переработал в совершенно самобытный роман, одновременно динамичный и мудрый, жестокий и добрый, омерзительный и прекрасный. Пока социологи писали о влиянии жизненных реалий на массовую культуру (и наоборот), Кинг просто объединил масскульт с реальностью в единое целое, создав и ''путеводитель по жанру хоррор'', и ''энциклопедию американской жизни'', и размышления о природе страха, и, наконец, роман о детстве... и о любви. Маленький городок, как модель мироздания, и большое Зло, правящее душами его обитателей, магия детства, противостоящая жестокому рационализму мира взрослых, размышления о писательском искусстве, выживание личностей в равнодушной и слепой толпе — все эти (и многие другие) мотивы, встречавшиеся в творчестве Кинга раньше и позже, в ''Оно'' раскрылись максимально. Каждый, даже самый незначительный персонаж (а их там больше сотни) прописан настолько тщательно, что не возникает ни малейшего сомнения в его реальности. Каждая сцена обрисована так ярко, что читатель словно теряет связь с реальностью, целиком ощушая себя на месте героев. Чередование эпизодов детства и зрелости, перемежающееся интерлюдиями из истории Дерри создает масштабнейшую картину происходящего. Все составляющие настолько идеально дополняют друг друга, что невозможно выбросить мельчайшую деталь, не разрушив все построение. Недаром Кинг говорил, что ''Оно'' станет его последним романом ''о монстрах'' — лукавил, конечно, но большинство его поздних произведений и впрямь основываются на одной из линий ''Оно''. РЕГУЛЯТОРЫ, ТОММИНОКЕРЫ, БЕЗНАДЕГА, НУЖНЫЕ ВЕЩИ, ДЬЮМА-КИ, МЕШОК С КОСТЯМИ, РОЗА МАРЕНА — каждая из этих книг заставляет вспомнить ''Оно''. Если вы не читали этот роман, значит, вы не читали Стивена Кинга.

Если же меня спросят, о чем этот роман, я отвечу, что он, действительно, о монстре. О том чудовище, которое таится в душе каждого. Оно — часть человеческой сущности, и каждый человек — если он настоящий человек — должен дать Ему бой еще в детстве. Потом будет поздно, и человек, примирившийся с частью чудовища внутри себя, сам может сделаться частью внутри чудовища... как это было с добрыми жителями городка Дерри.

"Нынче людишки
С сердцами рабов
Забыли обиды, клятвы, богов
Глупость толпы
Уродство рас
Кто не предаст -- непременно продаст"

Lucifugum, "Язвистью"

"Боги -- тоже мужики"

Рекламный слоган ТМ "Олимп"

  Итак, эта книга получила "Хьюго", "Небьюла" и ещё ряд менее известных премий. Стройные ряды рецензентов, дружно скандирующих "Ше-девр, ше-девр" возглавляет не абы кто, а сам

  Стивен Кинг. Цитатка из его рецензии красуется на обложке и обеспечивает книге неплохую рекламу. Так вот о Кинге. "Талисман" его не читали? Маленькому мальчику говорят: так, подъем, встал и ушел иди и принеси талисман, а не то твоей маме будет нехорошо. Мальчик идёт-идёт по американским дорогам, из штата в штат, долго идет, нудно... Встречает на пути "типичных американцев", сталкивается с "обыкновенной уличной магией", периодически уходит в сумрак перемещается между параллельными мирами, находит главного злодея, облака сгущаются, буря, скоро будет буря, еще сгущаются, и ещё... Наконец, буря -- и "неожиданный" хэппи-энд. Всё. Вердикт "чтиво" и вечный покой на полочке неперечитываемых книг. На ту же полочку отправляется и Гейман, ибо от кинговской концепции, манеры изложения и идейной нагрузки далеко не ушел. Че-то вспомнился такой девиз, что ли --

  "Искусство ради искусства". Так вот, тут -- чтение ради чтения. Читается на удивление легко и быстро, профессионализм рассказчика вкупе с оным же переводчика делают книгу весьма приятной для употребления, если можно так выразиться. Америка. Америка выражена ярко, контрастно. Хай-вэи и просёлки, автомобили, мотели, мегаполисы, литтл-сити, хич-хакеры и аттракционы -- все это рисует чуток утрированный, "отфотошопленный" образ "страны, уповающей на бога". Да, это для нас, американцы же узнают и героев своих ток-шоу, и цены на старые авто, и обстановку стандартного фаст-фуда "КFC"... Хорошо, но... Но зачем? Добряк-толстяк полицейский из благополучного городка, черный вэн, начинённый ФБР-овцами, баночка "Будвайзера" на крыльце домика в горах Юты -- вы этого ещё не видели? Всё стройно и логично, в лучших традициях Голливуда. Стоп, а как же

  магический реализм? Ну да, тут его навалом. Как видно из аннотации, тут есть боги. Внешне их не отличить от рядового американца, внутри же -- непостижимая человеческим разумом божественная суть. Непостижимая настолько, что в большинстве случаев абсолютно не понятно, что и зачем делают боги, почему все так, а не иначе. Ждешь, что к концу книги все прояснится -- а зря. Воистину, "непостижимы судьбы его и неисследимы пути его!" (Рим.11:33). Значится, боги.Германо-скандинавские, кельтские, индейские, божки каких-то древних алеутов-самоедов и чернокожих рабов. Славяне представлены Чернобогом и какими-то Зорями (?). Постойте, а где олимпийцы? Ладно, Белую с натяжкой можно принять за Деметру, но где римский пантеон? Что, итальянцев в Америке мало? Ага, расскажите чикагским мафиози. Хорошо, а где шумерские, китайские боги, японские Яма и Амэно? Да бог с ними, с мертвыми, где боги живые? Где аватары Вишну, Аллах, где Христос наконец? Ах, не поллиткорректно... Ну, Желязны, (которому, кстати, посвящена книга), это почему-то не смущало. Короче! Главный действующий бог -- некто Среда, какая-то помесь Воланда с доктором Хаусом, весь такой загадочный, тёмный и циничный. Назревает светопреставление, Среда усиленно к нему готовится, оперативно собирает команду разношерстных богов. Большая часть его движений остается за кадром, а пока Среда занимается "промыслом божьим", нам показывают

  главного человека. Я уже писал, что Америка тут стереотипна, так что ожидать оригинального героя не приходилось. Здоровяк без высшего образования, мелкий преступник, за отличное поведение выпущенный раньше срока, нежно любящий свою Лору и невинные фокусы с монетками, снисходительно относящийся к уголовному кодексу и живущий по закону гор совести. Его невозмутимость и покладистость порой просто обескураживает. В ситуации, когда типичный американец произносит свое "Господи Исусе!" а русский выбирает фразочку поэкстравагантнее, Тень просто пожимает плечами: "Говорящая собака? Ну и что. Ходячие мертвецы? Эка невидаль!". Понятно, что у него сложная жизненная ситуация, что не до ходячих мертвецов и богов-пауков, но всё же. В какой-то момент автор понимает, что все это смотрится капец неестественно и пытается спасти ситуацию диалогом

– Почему ты не возражаешь? – спросил он. – Почему не восклицаешь, мол, все это невозможно? Почему, мать твою, ты делаешь, как я тебе говорю, и воспринимаешь все так спокойно?
– Потому что ты платишь мне не за то, чтобы я задавал вопросы, – отозвался Тень.

проявил, так сказать, сущность истого янки -- не задавать вопросов, просто делать свой маленький бизнес. Но все равно, неубедительный он какой-то получился. Фон есть, фигуры тоже, чего не хватает? Правильно,

  действия. И не хватает катастрофически. Разговоры, поездки, идиллические пейзажики, интермедии и лирические отступления -- это хорошо, но роман заявлен как триллер, давайте экшна! А нету его. Тягучая, длинная дорожная история так редко прерывается бегством героя из заключения или автомобильной погоней, что они даже и не вписываются в общую картинку. Скучновато, спасает только, повторюсь, лёгкость слога, ненавязчивый юмор и ожидание развязки. И эта самая развязка свела на нет желание поставить книге четыре звезды. И так наспойлерил, скажу только, что развязка в духе старого анекдота о Несторе Махно. Окончательно добили откровение в стиле "Люк, я твой отец" и завершающий глубокомысленный диалог :

- Ты это сделал.
– Я этого не делал.
– Это сделал Среда. Он был ты.
– Да, он был я. Но я ведь не он. 

  Что есть ещё? А что должно быть в современной литературе? Секс (желательно, поразнообразнее), наркотики и расчленёнка. Буду краток: наркотиков тут нет.

  В итоге можно (и должно) возразить, мол, буквоед ты, Эмпти, между строк читать надо. Там же глубокий смысл, борьба старого и нового, персонификации, там же культура, которую мы они потеряли! Ты ж все не правильно понял! Да понял я всё, вот только смысл? Смысл в чем? Да, Америку заселили представители разных культур, ассимилировались, забыли своих богов, придумали новых. И что? Чем современный бог, техногенный мальчик-гикки (кстати, самый понравившийся образ) хуже кровожадного Одина? Положим, ничем. Вывод: "Ребята, давайте жить дружно!". Конгенеально, Киса! Решение, достойное пера гения! Короче, если бы не кингоподобные зарисовки и морозный дух, пропитавший книгу -- ставил бы 2 и мышка бы не дрогнула. А так -- троечка.

Есть у Геймана одна идея-фикс, за которую его очень любят дети, как маленькие, так и старенькие, но никогда не смогут понять родители старой закалки. Он никогда не будет скрывать, смягчать и преуменьшать жизненный мрачняк – напротив, доведет до абсолюта и покажет в виде чего-то совершенно умилительного и желанного. Для него нет нежелательных тем, он может изобразить мироздание прекрасным, какая бы концентрация ада там ни была.
Так что допускаю в будущем что-нибудь наподобие: "За детство счастливое наше, полное вампиров, монстров и призраков, спасибо товарищам Гейману и Бёртону".

"Историю с кладбищем" многие читатели, да и сам автор, что скрывать, считают вариацией на тему Маугли – ребенок воспитанный кем попало. В данном случае кладбищенскими призраками и прочей милой нечистью – не в том дело. Книга привлекает другим: Гейман может взять любую, даже самую странную и, на первый взгляд, неподходящую для игр локацию и развернуть на ее основе целый прекрасный и увлекательный мир со своими законами и правилами, со своими обитателями, каждый из которых неповторим. И за внешним фасадом запросто могут прятаться бесконечности для дальнейшего расширения вселенной, вспомнить хотя бы мир упырей и пещеры Слида. Если захотеть, можно придумать еще немало всего в таком духе, и вот именно это дети и ценят в книгах и фильмах, а нечисть – это уже прикольный бонус.
Англоязычные читатели еще заценят многочисленные любопытные аллюзии и языковую игру, нам же останется только прочитать об этом в послесловии. Таким культурным тонкостям научиться нельзя, лишь вырасти на них с рождения.

Также нельзя не отметить один момент, частично связанный со всем вышесказанным, но я не знаю, право, в плюс это или в минус. Гейман выдаёт в малом объёме текста концентрированный поток идей и укладывается в пару сотен страниц там, где другой автор накатал бы цикл в 20 томов. Хотя зачем цикл об одном и том же, если уже совершенно новые идеи прут косяком?
Но мне вот как читателю мир кажется очень схематичным, плюс многое не объяснено, хотя вообще-то очень интересно. Мы видим лишь одно кладбище с его обитателями. А как обстоит дело в других местах? Хочется поподробнее про призраков, вампиров и прочих. И вот эта корпорация суперзлодейских Джеков – про них же почти ничего не рассказывается.
И, конечно, хотелось бы побольше узнать о жизни Бода/Никта на кладбище: он растет, учится новому, но почти всё это происходит за кадром. А когда он выходит за пределы кладбища и контачит с людьми, то неминуемо влияет на их судьбу. А что с ними потом-то случилось? Ну хотя бы в двух словах.
Как видите, Гейман щедрой рукой рассыпал идеи и, не вымучивая из них эпопею, побежал дальше. А эпопея у него запросто получилась бы из любой детской книжки. Так что кому нечего делать перед сном, тот найдет себе приют среди могил.

И это будет просто афигительный приют.
Детки, воспитанные на Геймане, никогда не будут бояться монстра под кроватью. Они с ним подружатся, и он уведет их в увлекательное путешествие в подкроватную вселенную.

В прошлом году Roni сказала всем срочно ронять штаны и бежать за этой книгой. В общем-то, мне только дай повод скинуть портки и пробежаться. Готово дело, сбегала, только на чтение раскачивалась долго.

В общем, это прекрасная фэнтезятина, которая имеет совершенно чёткое собственное лицо. Книжка с моноклем, в цилиндре и чашкой чая с оттопыренным мизинчиком. Вот есть люди, которые утверждают, что английский юмор, например, Вудхауз или Джером К. Джером, скучен до безобразия: думаю, именно эти же люди заклеймят скучищей и многобуквы Сюзанны Кларк. Но это совсем особый род скукоты, который может навевать только неторопливая степенность. И в то же время экшена в книге хоть ковшом черпай, только он тоже какой-то такой… Ну, не знаю, как будто это ежедневный моцион волшебства по расписанию. Мне понравилось, оно стоило моих снятых штанов.

Сколько надо английских волшебников, чтобы вкрутить лампочку? Ответ: бесконечно много, всё равно они её не вкрутят, зато напишут миллион трактатов по теории вкручивания лампочки со ссылками на первоисточники, интервью солидных лампочковкручивателей и дискуссиями коллег. Собственно, такая вот незадача произошла с английской магией, ничего этим джентльменам в руки нельзя доверить, кроме зонта и монокля: теорию-то они все знают, но они же джентльмены, так что магию никто давно не использует. И, как выясняется, и использовать-то не может. В общем, волшебники — как философы, вроде и книг умных много прочитали, и воспитаны прекрасно, и создают видимость деятельности, а нафига они нужны — никому не понятно. И тут появляется некий товарищ, который совершенно неожиданно (особенно, наверное, для самого себя, потому что он типичный книжный червь-теоретик) магию делать может своими загребущими ручками библиомана. И делает, через одно место, конечно, потому что на одной теории уехать можно, но в неизведанные дали. И остаётся он одним-единственным практикующим волшебником в Англии. Что делать практикующему магу во время войны с Наполеоном? Правильно, рваться в бой. Правда, правительство и сам маг никак не могут придумать куда можно приспособить джентльмена-волшебника, который не может согласно своему джентльменскому кодексу чести просто взять и взорвать к чертям всю вражескую армию. А тут как раз появляется второй практикующий маг, самородок и полная противоположность первого. Если мистер Норрел — раб теории и книжек, так что практическая магия у него выходит только потому, что ну не может не получиться, ведь он прочитал сто тысяч миллионов статей про это колдовство и точно знает, как это делается семьюстами способами, то Джонатан Стрендж — тот обаятельный чувак, который делает пыщ-пыщ неизвестно что, и всё получается, а он сам стоит ошарашенный и не знает, как это так вышло. Собственно, если разобраться, Стрендж и Норрел, по сути, один полноценный волшебник вместе, что особенно будет заметно к концу, а по отдельности — два феерических волшебных засранца.

Впрочем, в книге есть ещё и третий практикующий маг, на этот раз настоящий и олдскульный. Им начинают заманивать ещё с первых страниц, размахивая образом Короля-Ворона перед носом, как морковкой перед мордой осла. Сначала мы знаем только имя, потом узнаём немного легенд, другие имена, потом — как снег на голову — что он вообще-то и не умер, а потом он, конечно, и сам появится, если очень долго-долго ждать, ох уж эти зануды-англичане. Символ его — чёрный ворон на белом фоне, так что в оформлении книги как у меня (злодейский пупырчатый мужик с налитой кровью мордой и какой-то багровый дятел) смысла нет. Параллельно с этим самым Королём-Вороном идут миллионы сносок с псевдомагической истории Англии, впрочем, добротно основанной на действительных преданиях и сказках (взять хотя бы ту же традицию, что, попадая в страну эльфов, время течёт совершенно иначе). Ну и, конечно, сама волшебствятина: она прекрасна при должном воображении. Оживающие статуи, отрубленные мизинцы прекрасных дам, лабиринты, дороги через зеркала, трупяки и шизофреники, безумные пророки и книги на ножках, наслоения реальностей и довольно много кровищи. А ещё очень смешная альтернативная война с Наполеоном с применением магии. Поправка: с применением магии волшебниками, которые очень много косячат. Воистину: от волшебства больше геморроя, чем пользы.

Под конец даже было жалко, что книга такая маленькая, всего около девятисот страниц.

Если бы да кабы да во рту росли б грибы… Поначалу «11/22/63» показался мне смесью «Эффекта бабочки», «Дня сурка» и «Назад в будущее» — и это прекрасно, потому что все эти фильмы и сюжеты я очень люблю. Но потом всё оказалось даже ещё круче. И из этого «круче» вытекает настоящая проблема: о чём именно писать в отзыве, если в романе столько всего, что даже для простого перечисления тем понадобится не одна страничка печатного текста? Я говорю только об отдельных фрагментах. Чтобы спаять их в единое произведение, нужно огромное мастерство, и тут Кингу не откажешь.

Если послушать каждого второго — да что уж скромничать, каждого первого — то почти все точно знают лучше всех, как что-то надо было сделать. Особенно это заметно после футбольных матчей, но б-г с ним, с футболом. Когда речь заходит об исторических событиях, то действительно плюнуть некуда — попадёшь в эксперта-историка-реконструктора событий. Сталина на вас нет, ах вот был бы батюшка царь, ах если бы страну не развалили, ах и ох… Это всё уже прошло, надо бы забыть и плюнуть, сделав определённые выводы, а не мечтать долгими вечерами, что бы было да как. Кинг наглядно показывает, что за такие мечтания можно получить по шапке. Был президент Кеннеди, котик и лапочка, ах вот если бы его не убили! Кинг немало потратил сил, чтобы описать максимально достоверно ситуацию, а что бы было, если бы убийцу Кеннеди удалось остановить. Примечание: описывает он не столько последствия, сколько саму ситуацию вокруг, хотя эффект бабочки тоже весьма любопытен.

В книге совсем нет мистики, но страха — завались. Достигается он, в основном, психологическими приёмами и нагнетаемой обстановкой. Вот уж что действительно у него хорошо получается, так это саспенс. А когда главный герой встретился с давно знакомыми мне персонажами из «Оно» и схлопотал свою дозу мурашек от клоуна (нет, нет, он не появится, но упоминание будет), так я вообще чуть не поседела. Как-то всё слишком удачно сплелось.

К середине романа я вообще напрочь забыла уже и о дне сурка, и о путешествиях во времени. Повествование вышло на другой уровень, на котором неважно, в какое время происходит действие. И это тоже было офигенно. Заскучала я только чуть ближе к концу, когда пошёл жёсткий исторический экскурс в биографию убийцы Кеннеди. Но это только потому, что такая тема мне не интересна глубже уровня базовых знаний. Кому-то, вероятно, она будет любопытна.

И вот что получилось: с каждой страницей многорусловое и полноводное повествование утягивает тебя всё дальше и дальше в свои бурные воды. Поначалу искренне хочешь пнуть главного героя под зад, чтобы он двигался быстрее, не лажал, не тратил время. Потом с ненавистью читаешь, как он делает ошибки… И тут-то и понимаешь, что на эту ненависть и рассчитывал Кинг. Эх вот бы меня туда, эх вот бы я развернулся! – первая половина книги. Не дай бог меня бы туда, я бы обосрался – вторая половина.

Немного огорчила меня линия с Джимлой, я ожидала чего-то более лихого. Если бы описаний последствий путешествий во времени было больше, то я тоже была бы только за. А вот конец, который подсказал автору добрый сынуля, откровенно разочаровал. Но к тому времени, как до конца доползёшь, уже любое завершение кажется желанным. Словно зуб болит, и уже всё равно, что с ним делать, лишь бы не беспокоил — нет возможности вылечить, так хоть вырвите, оставив кровавую дыру. Зато большой плюс, что роман написан не тогда, когда планировался поначалу (сто миллионов лет назад), а в эпоху гугла и смартфонов. Разрыв между временами и нравами стал ещё более заметен и резок — отличная идея.

Самое время, чтобы признаться - в детстве у меня были серьезные проблемы с Пастернаком. Ага, с тем самым. На уровне конфронтации. Да что там, на уровне конфликта. Все это протекало на уровне субатомного неприятия – у меня вообще никак не читался «Доктор Живаго», а Борис Леонидович в отместку каждый раз скрипка и немножко нервно смотрел на меня с переплета. Я пытался как-то сгладить создавшееся напряжение – через силу садился и вечерами жег страницы глазом, но... Ничего не помогало. Книга не читалась.

Подобного рода насилие над собой только увеличивало пропасть между мной и Борисом Леонидовичем. Последняя дипломатическая уловка – посетить театр и вдохновиться чарами Мельпомены тоже не увенчалась успехом. Артисты играли так плохо, что никто не понял, когда спектакль закончился, и в конце действа Живаго беспомощно стоял на сцене и взглядом молил хоть кого-нибудь похлопать. Похлопали. За аплодисментами никто не услышал, как ворочается Пастернак.

Книга в итоге дочиталась, сочинения были написаны, как-то все улеглось. И тут, а как вы понимаете, это была ПОДВОДКА, случился абсолютно идентичный случай. И, как это не страшно осознавать, случилось это с «Американскими Богами» Нила Геймана. Один в один. Все те же мучения, спонтанная дислексия и невероятное ощущение того, что ты не воспринимаешь что-то важное. Не в обиду Пастернаку, но мне никто (трезвый) не советовал почитать Il dottor Zivago. А тут и критика, и читательская радость и мешок премий от бесстрастных вручателей. Бери и читай, тут же перечитывай, смакуй, кричи, танцуй!

Но нет. Я как будто стоял перед Венерой Милосской, и, пока все наслаждались её красотой, думал, почему у неё нет рук. И я не специально. Просто как-то так получилось, что с первой страницы я не смог открыть дверь той машины, в которой уехал Тень и поплелся где-то позади, вяло реагируя на сюжетные повороты. Порой мне казалось, что вот-вот и я нащупаю между собой и героями ту самую связь, которая так долго не отпускала после того же «Террора». Но ни черта не случалось. Где-то на секундочку появилась мысль, что эту книгу стоит отложить, немного подышать, почитать что-нибудь легкое и игривое. Но я шагал дальше с усердием и упрямостью осла, уже не понимая, зачем и куда.

В итоге и эта книга дочиталась. Они все дочитываются, в этом их минус, потому что я заслуживал читать эту книгу до конца своих дней. Весь сюжет, все его перипетии - они прошли мимо меня, случились где-то рядом, но не со мной. В самом конце, я вдруг на секундочку ощутил мороз Лейксайда, но в книге уже наступала весна и я опять опоздал. Каждую секунду, когда я читал «Американских Богов», я понимал на все 100%, что я читаю нечто фантастически гениальное и блестящее, но именно эта Мона Лиза мне решила не улыбаться. Синдром Пастернака, ни дать ни взять.

Пару дней спустя я стоял на балконе и все-таки немного опасался, что Один (Бог, не числительное) шлепнет меня по жопе молнией.. Но нет. Я начал читать увлекательного Крайтона и с душащим чувством стыда находил на полке книгу Геймана. Посттравматический Пастернак, друзья, это ужасно. Но истории разные бывают.

В будущем, конечно, я вернусь к Zcerneboch, вооруженный уже английским текстом и нужным настроем. Попозже. Когда похолоднее станет.

И да, я не стал ставить оценку. Кто я такой.

Я Ваш CoffeeT