Цитаты — стр. 9

Леви ерзал на стуле; сам не зная почему, он чувствовал себя неуютно. Приподнявшись, он вытащил из кармана газету. И все равно на душе было неспокойно. Свой iPod он сегодня забыл, а справляться с одиночеством без музыки не умел. Ему и в голову не пришло, что лежащая перед ним газета — тоже возможность развлечься.

Хотя в колледже Зора слыла «личностью», «студенткой со взглядами», горячилась она не всерьез и домой свои взгляды не уносила, а то и забывала их прямо на пороге аудитории. Похоже, у нее не было убеждений в том смысле, в каком они, по-видимому, были у остальных. Стоило уроку закончится, как она понимала, что с тем же успехом и воинственностью могла бы отстаивать другую точку зрения: защищать Флобера, а не Фуко; спасать от нападок Остин, а не Адорно. Неужели окружающие и правда чему-то привержены, гадала Зора. Только ли она чувствует собственную обезличенность, или подобно ей все разыгрывают спектакль? Зора полагала, что рано или поздно колледж откроет ей эту тайну. А пока, стоя на посту и поджидая живых людей, она ощущала себя бесплотной, сущностно пустой и нервно перебирала в уме возможные темы для беседы, рылась в мешке с ценными мыслями, который всюду таскала с собой, чтобы казаться настоящей.

Он не знал — так, как знал это Говард, — что к следующему вторнику студенты перещупают весь ассортимент интеллектуальных товаров, предлагаемых гуманитарным факультетом, произведут свой сравнительный анализ с учетом многоразличных величин, как то: известность профессора в университетских кругах, наличие у него публикаций и наград, практическая сторона его лекций (их перспективность, польза для личного дела и аспирантуры), вероятность того, что вышеупомянутый профессор имеет вес в реальном мире, то есть года через три способен дать рекомендации, которые помогут устроиться на стажировку в «Нью-Йоркер», Пентагон, офис Клинтона в Харлеме, французский Vogue, — словом, они прозондируют почву, взвесят все личные «за» и «против» и придут к выводу, что изучать «создание образа человека», не входящее в список обязательных дисциплин этого семестра и преподаваемое человеком крайних политических взглядов, с горсткой публикаций за плечами, не первой молодости, в скверном пиджаке, с прической в стиле 1980-х и неудобным расположением вверху здания без нормального отопления и лифта, не входит в их интересы. Поэтому-то первая неделя года и называлась порой отлова.

Вокруг меня были история и искусство и теперь еще — обещание чего-то типа любви и секса. Вон там, на углу, когда-то работал Мольер; вон там — Кокто, а потом — Колетт; вон там Блюхер проиграл в рулетку шесть миллионов и потом до конца дней впадал в ярость при одном только упоминании о Париже; вон там открыли первое café mécanique, [82] а вон там, в маленькой лавочке у ножовщика в Галерее Валуа, Шарлотта Корде купила кинжал, которым заколола Марата. И вот он я — который сводит все это вместе, вбирает в себя, делает своим: сплавляет историю и искусство с тем, что, может быть, уже очень скоро, если мне повезет, я назову настоящей жизнью.

Страх смерти всегда появлялся, когда я лежал на правом боку, лицом к окну с видом на рельсы метро. И никогда — когда я лежал на левом боку, лицом к книжным полкам. Но если страх появлялся, его нельзя было прогнать, просто перевернувшись на другой бок: его нужно было «проиграть» до конца. Кстати, я до сих пор предпочитаю спать на левом боку.

Люди парят себе мозги на тему "люблю - не люблю", не могут определиться, да и кому легче, если определятся? Такое сплошь и рядом случается. Им бы, людям, уяснить, что с "люблю - не люблю" как раз все просто. Трудно решить, что теперь делать. Проблема в том, что человек включает мозг, а надо, наоборот, слово "любовь" расценивать как сигнал мозг выключить. Тогда бы что-то получилось - а так получается какая-то оргия самоедов, какой-то парад самокопателей. Шаблонный любовный катехизис: а с чего я взял, что влюблен, а что вообще такое любовь, и далее по тексту.