Цитаты из произведения Чевенгур — стр. 45

– Вот сам видишь, Саш, – убедительно продолжал Прокофий, – что от удовлетворения желаний они опять повторяются и даже нового чего-то хочется. И каждый гражданин поскорее хочет исполнить свои чувства, чтобы меньше чувствовать себя от мученья. Но так на них не наготовишься – сегодня ему имущество давай, завтра жену, потом…

– Умный я стался не оттого... – А отчего ж? Научи меня по-товарищески, – попросил Копенкин. – Умный я стался, что без родителей, без людей человека из себя сделал. Сколько живья и матерьялу я на себя добыл и пустил – сообрази своим умом вслух. – Наверно, избыточно! – вслух подумал Копенкин. Яков Титыч сначала вздохнул от…

Пролетариат с кургана и прочие тронулись и пошли в глубь города, ничего не выразив и не воспользовавшись речью Чепурного для развития своей сознательности; их сил хватало для жизни только в текущий момент, они жили без всякого излишка, потому что в природе и во времени не было причин ни для их рождения, ни для их счастья…

В гораздо более раннее время своей жизни – нельзя вспомнить когда: год назад или в детстве – Чепурный видел этот курган, этих забредших сюда классовых бедняков и это самое прохладное солнце, не работающее для степного малолюдства. Так уже было однажды, но когда – нельзя было узнать в своем слабом уме; лишь Прокофий смог…

И Жеев, торопимый общим терпением, усердно пробираясь сквозь собственную память, написал символ Чевенгура: «Товарищи бедные. Вы сделали всякое удобство и вещь на свете, а теперь разрушили и желаете лучшего – друг друга. Ради того в Чевенгуре приобретаются товарищи с прохожих дорог».

— День летом велик: чем они будут заниматься? — спросил Копенкин. — Ты про ихнее усердие спрашиваешь? — неточно понял Чепурный. — Хотя бы так. — А душа-то человека — она и есть основная профессия. А продукт ее — дружба и товарищество! Чем тебе не занятье — скажи пожалуйста! Копенкин немного задумался о прежней угнетенной…

Гопнер когда дошел до квартиры, то у него прошли все боли. «Чего-то мне хочется? — думал он. — Отцу моему хотелось бога увидеть наяву, а мне хочется какого-то пустого места, будь оно проклято, — чтобы сделать все сначала, в зависимости от своего ума…» Гопнеру хотелось не столько радости, сколько точности.

Через два дня Александр вспомнил, зачем он живет и куда послан. Но в человеке еще живет маленький зритель — он не участвует ни в поступках, ни в страдании — он всегда хладнокровен и одинаков. Его служба — это видеть и быть свидетелем, но он без права голоса в жизни человека и неизвестно, зачем он одиноко существует. Этот…

Жена закрывала глаза, но и сквозь веки видела, как напрасно горит керосин. Она не ошиблась – действительно, зря горела лампа в юности Александра Дванова, освещая раздражающие душу страницы книг, которым он позднее все равно не последовал. Сколько он ни читал и ни думал, всегда у него внутри оставалось какое-то порожнее…